Идиллия

***** Он кричал. Кричал так, что, наверное, горло у него болело дико. Я наслаждалась. Молча сидя в углу на столе и глотая горький чёрный кофе. Мерзость, конечно, но я не вправе жаловаться. Лучше горькое, чем сладкое. Лола умела пытать людей. Скольких ногтей лишился этот бедняга? Семи? А эти ожоги от спичек на его груди и рёбрах? Тело мужчины походило на холст художника-маньяка. Столько красного… — Хочешь, милая? — Лола улыбается, смотря на меня. Думаю, я в чём-то заменила ей дочь, которой она никогда не имела. Лола тоже заменила мне мать. Моя биологическая мамаша выбрала придурка брата. Ну и хер с ними. Это их выбор — жить в бегах, молясь Богам, что бы не умереть одной, особенно тёмной ночью. А мне и тут не плохо. Я не ответила — соскользнула со стола, отставив чашку на самый его угол. Сунула руку в карман джинсовой куртки, достал оттуда нож. Небольшой перочинный ножик с гравировкой какой-то цитаты на латыни. Задумчиво покрутила лезвие в руках, неспешными шагами подходя к дрожащему от испуга и невыносимой боли мужчине. Он смотрел на меня так же, как смотрели все другие — с мольбой, страхом и непониманием. Ну да, в их глазах я маленькая пятнадцатилетняя девочка с красивыми синими глазами, фиолетовыми волосами и в джинсовой курточке, что велика на размер. Я присела на корточки перед стулом, к которому Лола привязала мужчину. Осторожно коснулась лезвием его груди — того места, где Лола его ещё не тронула. Мужчина зажмурился, хотя я знала — конкретно мои действия не причиняют ему боли. Пока не причиняют. — Что он сделал? Я обернулась через плечо. Лола не успела ответить — дверь на лестнице скрипнула, открываясь и впуская в подвал дорожку света. — Предал. Я невольно улыбнулась. Не так, как улыбаются маниакальные убийцы, а так, как кривят губы маленькие девочки, когда видят в руках любимого мальчика букет цветов. — Ты обещал приехать только вечером. — Поднимаюсь на ноги, оттряхиваю штаны и пересекаю расстояние, что разделало меня и первые лестничные ступени. — Планы изменились. — Отец слабо улыбается, хотя в его глазах я вижу искренность, которая предназначалась только мне и никому более. — Тренируешься? — Ещё не начала. — Отвечаю я осторожно, как бы спрашивая разрешение, прижимаясь к отцу. Его рука ложиться на мои выпирающие лопатки и ласково гладит. — В таком случае не тяни. Хочу посмотреть, в самом ли деле наши с Лолой уроки дают плоды. Ох, ещё как дают, и какие!.. Я вдавливаю край лезвия под тонкую, такую хрупкую кожу. Выступают капли крови, стекают вниз алыми бусинками, и я невольно засматриваюсь на это зрелище. Идиллия… Не могу побороть соблазн — размазываю естественную краску по импровизированному холсту, выводя непонятный узор. В голову приходит сумасшедшая идея, и я спешу воплотить её в жизнь — снова веду ножом по коже, но в этот раз вывожу кое-что конкретное — собственную подпись. Заглавную букву первую в имени. Обвожу её в круг, как обычно это делаю, перечёркиваю, не отрывая карандаша от холста, и прочерчиваю ещё одну линию в обратную сторону… Он замолк. Не знаю, было дело в кровопотере или болевом шоке, но сердце мужчины под моими руками больше не билось. Оно замерло и теперь было не более чем комком ненужных нервов, мышц и плоти. Идиллия. Отец одобрительно хмыкнул, потрепал меня по плечу. Лола протянула полотенце. Я поспешила оттереть от рук кровь. Я не брезглива, а кровь была своеобразным фетишом, но вот недавно нанесённый на ногти лак белого цвета портить раньше времени не хотелось. — Ты прекрасно справляешься. — Что самое важное, — я прикусила губу — Так это то, что у меня есть свой почерк… Я оглядела свою подпись на трупе. И в самом же деле — идиллия. ****** Гнездо — это весело, ебать как. Тут и придурочный Рико, с которым не скучно, и бедняжка Жан, которого я люблю до того сильно (как друга, конечно), что готова вместо него прыгать под ножи. — А вот и она! — Рико коротко рассмеялся, протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его. — Ты припозднилась. Приехала позже обычного. — Вот как? И что ты сделаешь? Ударишь? Давай, если хочешь умереть. В темноте коридора показался силуэт Жана. Тот молчал и оставался в тени, видимо, не желая показываться на глаза Рико. Я знала, почему Моро так делает, и не осуждала. Будь я на его месте… Хотя нет. Не боялась бы, не молила бы о пощаде. Я бы вскрыла этим тварям глотки канцелярской скрепкой и наблюдала, как их лёгкие наполняются кровью и как они захлёбываются в этой алой жидкости. Идиллия. Рико усмехнулся. Он не тронет. Не меня. Я дочка Балтиморского Мясника, я сама профильный убийца. Так что даже Король Воронов не посмеет что-то мне сделать. — Нет, не ударю. Ты нужна мне такая же презентабельная и сексуальная. — Считаешь меня сексуальной? — А я разве отрицал это хоть раз? Я знала, что Рико… Нравлюсь. Нравлюсь остротой характера, худощавостью тела, синими глазами, фиолетовыми волосами, великоватой на размер джинсовкой, нерушимым спокойствием и убийственным хладнокровием. — Так для чего я тебе «такая же презентабельная и сексуальная», а? — На днях будет… Очередное сборище жалких неудачников. — Воронов ты тоже считаешь неудачниками? Рико пропустил мои слова мимо ушей. А может, просто не хотел отвечать. Или не знал, что ответить. — И мы должны там быть, к великому разочарованию. Хочу, что бы ты была рядом всё то время, что мы там пробудем. Как и всегда. Я же всегда рядом. Всегда за его спиной, словно тень. Симпатичная такая тень, с ножом и пистолетом в складках темноты, из которой состою. ****** Тренировки я могла бы назвать изнуряющими, слишком длинными, да и вообще — невозможными. Как правило, для Воронов не было ничего невозможного. Мы с Жаном в тишине шли по коридору. Он кривился при каждом вдохе. Кажется, тренер вышиб ему два ребра с левой стороны. — Ты в порядке? — Я обеспокоенно опустила руку идущему рядом парню на плечо. Тот вздрогнул ни то от невольного страха, ни то от боли. Кивнул. Врёт, сукин сын. Хотя он всегда врёт. Как бы плохо и тяжело не было, всегда говорит, что всё нормально. Как и я. Думаю, эту стадию доверия мы никогда не перейдём — никогда не признаем слабостей, даже наедине друг с другом. Кевин нагнал нас уже около комнат. Он выглядел куда лучше и меня, и Жана, хотя и его грудь вздымалась слишком уж часто. — Я хотел поговорить. — Его голос звучал как-то виновато. Жан перебил его жестом руки (готова поспорить, это действие причинило ему уйму боли). Дэй покорно замолк, хотя и я, и он знали: Жан ничего не скажет. Не скажет, потому что ему больно не только физически, но и морально. Если бы не оплошность Кевина, эту тренировочную игру мы бы не проиграли. Досталось Жану. Как обычно. Как всегда. Я заговорила по-немецки. — Лучше не трогай его. Сейчас хотя бы. Ответ последовал тоже на другом языке. — Мне и в самом деле жаль, Алекс. Я фыркнула. Конечно, ему жаль. Всегда жаль. Кевину всегда жаль, Жану всегда больно, а мне всегда так посрать на это всё. Я тут — лишь потому, что после побега брата-сволочи отец сунул меня сюда, этот клубок змей. Кажется, я была связующим звеном двух семей. Это немного раздражало, хотя я молчала. Я бессильна. Как минимум пока. ***** — Он ничего не сделал? Жан отмахнулся. Кажется, сделал. Жан не скажет. Никогда не скажет, я знаю. Сама такая же. Молчу, держу в себе почти всё, что чувствую. Всё то, что разъедает меня изнутри точно так же, как разъедает кислота внутренние органы (а я знала, как это происходит. Мы с Лолой однажды проверили, заставив одну девушку наглотаться кислоты). — Едешь на Банкет? — А у меня есть выбор? Голос Жана звучал хрипло и тихо. Неужели он снова кричал… Ну да, он не уезжает на короткие выходные домой. — Выбор есть всегда, знаешь ли? — Выбор есть либо у королей, либо у убийц. Рико и я. Вот сучёнок, Жан. Мы шли в тишине. Не было ни звука, ни единого шелеста ветра, ни единого скрипа плитки под ногами… Это могло бы меня напугать. Если бы я вообще хоть чего-то боялась. Воспитание отца вообще выбило из моего тела слово «страх». Не бояться только ненормальные, скажет кто-то. Открою секрет: я ненормальная. Ненормальная до того, что ловлю удовольствие, пытая кого-то, наслаждаюсь ощущением крови на своих пальцах, когда размазываю алую жидкость по чужому телу. Это так… Приятно. Сладостно-болезненно, похоже на высшую точку удовольствия во время секса. — На банкете будут Лисы.