Туман вокруг горы Фудзияма

Это был Фудзимару. Он держал руки в карманах брюк, уставившись прямо на своего Хозяина. Оба замерли, обменявшись многозначительными взглядами. Масуми не посчастливилось мгновенно стать целью холодной ярости своего «подмастерья». Он смотрел прямо на него: прищурившись, не отводя взгляда, не моргая и задерживая дыхание, будто не желая разрушать свой гневливый образ. Всё это продлилось минуту. Оба будто бы совершенно не замечали ошарашенного капитана Семьи. - Ты слышал меня?! – тут же раздался голос Саваширо, который сделал шаг к Фудзимару. Ассасин опустил голову, затем взглянул на Джо искоса, исподлобья: - Исчезни. - Да как ты… - Исчезни, сука. – повторил Фудзимару, отвернувшись и потеряв к Саваширо всякий интерес. - Делай что сказано, Джо. Никого в офис не впускай и сам жди на улице. – Патриарх сразу вмешался. Саваширо молча удалился, закрыв за собой дверь. Фудзимару достал из внутреннего кармана ключ, затем вальяжно прошёл к выходу и закрыл дверь на замок. Оставил ключ в замке. После этого, ассасин вернулся к столу Хозяина и его ярость начинала принимать обороты, клокоча изнутри словно передержанный кипяток. Пар от него туманил взгляд и разум, нагревал всё тело; грудную клетку и вовсе уничтожал безумный жар. Масуми видел – бесстрастная маска Фудзимару начинала давать трещины… Однако, якудза упрямо держал её при себе, будучи неготовым расстаться с привычным образом. В тот момент и сам Патриарх начал ощущать какую-то недостачу кислорода в своём кабинете. Он вздохнул. Аракава прекрасно понимал что придётся разобраться со всем сейчас – у него не получилось бы перенести разговор в другое место или вовсе с ним повременить. Да и не было смысла. Он давно не видел Фудзимару… таким. Патриарх не мог допустить того, чтобы его главный ассасин вышел из себя. Он также не мог допустить и раскола в своей семье. - Ну? - Что ты хочешь услышать от меня? – спросил Масуми. - Что угодно, блять. Что угодно, - съязвил Фудзимару. – Например… какого хрена здесь вообще произошло? Я ни хера не понимаю, Масуми. Абсолютно ни хера! Фудзимару на секунду обратил внимание на столик, на котором валялись пустые бутылки из-под спиртного и куча бычков от сигарет. Пепельница была переполнена ими. Ему казалось, будто ненавистный запах курева настоялся в кабинете Патриарха, что только сильнее злило. Ещё больше тумана, застилавшего взор и путающего мысли. Масуми заметно напрягся, продумывая ответ. Он больше не мог смотреть в глаза Фудзимару, поэтому опустил взгляд на свой рабочий стол. - Мне пришлось пожертвовать Ичи чтобы Джо не посадили, - ответил Аракава. - Враньё! – прошипел Фудзимару. – Ты врёшь! Саваширо не такой придурок чтобы стрелять в кого-то на чужой территории! - У него не было выхода. - У тебя зато он есть: рассказать мне ебучую правду, Масуми! Правду, слышишь меня?! – всё также в низком, но угрожающем тоне ответил ассасин. – Хотя нет, знаешь что? Фудзимару в два счёта снял перчатки, затем и пиджак, кинув вещи на спинку одного из кожаных диванчиков. Затем, грубыми движениями избавился от галстука. Расстегнул жилет, после, проделав то же самое с несколькими пуговицами рубашки. Сунув руку под ткань, Фудзимару вытащил бандаж, который расстегнулся с характерным шершавым звуком. Вещь присоединилась к перчаткам, пиджаку, галстуку и жилету. Ассасин оставила воротник не застёгнутым. Она подошла к термостату и обнаружила, что температура была назначена на десять градусов. Было до невыносимости душно и противно. К горлу подступил ком. - Мне твоя правда ни к чему. У меня есть своя, - Фудзимару слегка повысила голос, изменения в котором уже можно было определить. Масуми молчал. - Ичи никого не убивал, значит и сидит ни за что. Патриарх вздохнул. Фудзимару озвучила понятную, для них обоих, истину, но от этого на душе становилось всё более паршиво. Он понимал почему она так злилась, но с другой стороны, рассчитывал что Номер Один будет продолжать вести себя отстранённо и сдержанно. Женщина подошла к стене, на которой висело изображение знака семьи Аракава – такого же, какой она, и все члены Семьи носили при себе. Золотой круг на тёмно-зелёном фоне заключал в своё пространство первый иероглиф из фамилии основателя… Эта фамилия принадлежала и ей – к счастью, или к сожалению. Часто бывало пятьдесят на пятьдесят. Но она никогда не смела произносить вещей, которые иногда вспыхивали в голове, тут же отгоняя их, задумываясь о работе. Работа, работа, и снова - работа… думать о другом значило выбить себя из колеи. Труд держал её наплаву долгие годы. Она знала что делает грязные дела во благо тех, кого она могла назвать близкими: чтобы им не пришлось марать руки; чтобы эти деньги, запятнанные в крови, принесли хоть какую-то пользу. Чтобы Семья удерживала свою позицию, чтобы её Патриарх всегда получал заказы, чтобы оправдать титул Номера Один. Каким бы проклятым не было это число в Семье, она носила его, не задумываясь о тьме в себе. Она держалась подальше от людей… минимальный контакт, чтобы не навредить… Чтобы всё не испортить, как оно уже случилось когда-то. И разве это помогло? - Мне плевать кто убил придурка из семьи Сакаки. Но это был не Ичибан. Это был не он, понимаешь? – тихо спросила якудза. - Я знаю! – не выдержал Масуми. - Тогда какого чёрта его сейчас здесь нет?! – злобно спросила женщина, инстинктивно стараясь держать тон голоса в допустимых пределах. - Что он делает в тюремной камере, а?! Ичибан никогда не носил при себе огнестрел, да и убивать кого-то он не стал бы! Это ты улики подделал чтобы его сплавили побыстрее?! Три дня и всё, он сидит?! Снова за старое?! - Замолчи! – обвинения Фудзимару не на шутку разозлили и без того подавленного босса. - Это ты заткнись, Масуми! – вспылила в ответ Аракава, осознав что сказала лишь спустя долю секунды. Но страх мгновенно заглушился новой волной злобы. И... снова тишина. Лицо Патриарха обретало всё большую усталость, Фудзимару также показалось что пальцы его подрагивают. В точности как и у неё. Дрожь накрыла ноги, руки, плечи. «Снова за старое?!» Она мгновенно пожалела что произнесла эти слова. Сама начала лезть в собственные, те самые уголки сознания, которым она давным-давно приказала закрыться настежь. Будто ковыряла засохшую рану, отрывая корочку и возобновляя кровотечение… и боль. Острую, словно электрический ток, пронизывающую мышцы и доходящую до самого нутра. «Что ты творишь, Фудзимару? Хватит истерить.» - попыталась она сказать себе, но вопрос рассыпался словно разорванное жемчужное колье, утопая в жаре злобы. - Я должен был так поступить, ты же это понимаешь, - хриплый голос Масуми нарушил тишину. Аракава всегда был ответственным человеком, относился к делам более чем серьёзно и никогда не делал глупых решений. Они всегда были хладнокровными, хоть мужчина и мог выказывать беспокойство. Осознанные решения, обдуманные, взвешенные, спланированные. Она понимала. И от этого всё становилось ровно хуже, чем секунду назад. В капкан холодного расчёта попал её ученик. Ровно так же, как ребёнок не может остановиться и отрывает корочку раны до конца, так и Фудзимару ослабила поводья самоконтроля. - В 85-ом ты тоже поступил как должен был? - О чём ты говоришь? - Хватит ломать комедию, Масуми, мы с тобой не на сцене сейчас! - Это не имеет отношения к делу. - Имеет, прямое, потому что это связано со мной! Масуми, наконец, поднял взгляд. Снова посмотрел на Фудзимару и её измученное лицо. Он буквально мог слышать как крошится маска на её лице, обнажая истинный облик. Визуализировал для себя происходящее. Сначала пошла новая трещина, затем упал кусок, скрывающий левый глаз… и так далее, пока от обычного образа не осталось и следа. Ей было нечем дышать. Злость делала Фудзимару ещё более мрачной, и всё же, не прибавляла никакой живости. Всё такие же, почти стеклянные глаза, бледное лицо. Аракава будто смотрел в собственное отражение. Глаза убийцы. Жуткий оскал. Зверь, раненный и загнанный в угол. Она чувствовала как Патриарх одним лишь взглядом раскрывает все её истинные чувства; от такой близости и уязвимости тело задрожало ещё больше. Её начало тошнить. - Та смерть не моих рук дело. Фудзимару стиснула зубы, сощурилась. - Мы оба знаем что ты натворил. - Не будь маленькой девочкой, ты в мире якудза не первый год. Здесь никто не играет в честность, Фудзимару. Тебе давно нужно было выкинуть из головы это «честно или нечестно». Я принимал решения исходя из условий, которые мне дали эти ублюдки. – не отрывая взгляда от женщины, Масуми продолжил. – Наивность тебе не причитается. В моей Семье абсолютно всё имеет последствия, и тебе не пристало жаловаться на ответственность. «Как ты смеешь указывать мне, твои руки по локоть в крови!» - слова, когда-то сказанные Масато при ссоре так и не покинули её память. Но она продолжила выражать негодование: - Теперь это так называется? – раздражённо спросила Аракава. - Хорошо, Масуми, очень хорошо. Ты наказал меня однажды, так тому и быть. Но Ичибан здесь причём? - Прекрати всё сводить к одному: мир не крутится вкруг тебя. Ичи знал на что шёл, когда присоединялся к нам. «Слушай, паренёк, я тебе скажу одну вещь: в якудза нет невиновных. Ты с нами, значит клеймо и твоё тоже. Так что закрой рот и прекращай своё нытье. Зря, что ли, столько времени просидел под нашими окнами?» - Я никогда не жаловалась на ответственность, вовсе наоборот! - Ты не должна позволять эмоциям собой помыкать. Ичи дорог и мне… - тихо сказал Аракава-старший, с особым сожалением и грустью. - Это не эмоции, это твоё хваленное рвение к чёртовой ответственности! Ичибан – моя ответственность, и всегда был ею! Ты сам это сказал когда привёл мальчишку ко мне, разве не так?! - Он давно не маленький мальчик, он уже был частью Семьи. - Он всё ещё часть нашей семьи! – тут же отрезала Фудзимару, подойдя на шаг ближе, затем ещё на один, встав у стола Патриарха вплотную. Аракава согласно кивнул. - Именно так. Ты не представляешь, с каким трудом мне далось это решение. Для него это было сравнимо с ампутацией множества частей тела, которое могло превратить человека в просто существующий, дышащий организм – но не больше. Однако, в то же время, он чётко осознавал для кого он делает это всё. Молился, чтобы не напрасно. - Ну конечно! В Семье больше нет такого наивного и простого парня, который не будет задавать лишних вопросов! Умно, патриарх Аракава. – ядовито бросила Фудзимару, махая и активно жестикулируя. – Почему не другой?! Почему именно он?! Почему ты отнял его у меня?! «Что ты несёшь, идиотка?!» - тут же пронеслось в голове. После, она резко нагнулась и схватила Масуми за воротник рубашки, ловко закинув на стол, сначала, одну согнутую в колено ногу, затем и другую. Перебралась на стол в полусогнутом положении. Свободной рукой взяла ручку со стола, уложив в руке словно нож, а второй рукой всё ещё крепко держала и притягивала Масуми к себе. Она направила сторону пишущего узла ручки прямиком на мужчину, держа очень близко к его горлу. От такой дерзости Патриарх опешил, но лишь на долю секунды. Вырываться не стал. Он чувствовал как дрожала эта женщина. От страха, от недопонимания, от злости, от горя. Она понизила голос, почти перешла на гневный шёпот: - Ичи, ровно как и Масато, для меня словно сын. Мы с Ичибаном верны тебе как собаки. Нет в мире вещей которые мы бы не согласились сделать для тебя. Но ты испытываешь меня снова и снова… Я хочу, чтобы ты знал: если с Ичи что-то случится в тюрьме, если он выйдет оттуда инвалидом или вовсе… - продолжать она не стала, боясь произнести невероятно страшные слова. - … я убью тебя, Масуми. Я разберу Семью Аракава на мелкие кусочки, я уничтожу её и превращу в кладезь трупов. Я убью твоего Саваширо и украшу его головой вход в офис. А потом, я приду за тобой. Я найду тебя, где бы ты не прятался – сдохну, но потащу за собой в Ад. Она не смогла выдержать тяжелый взгляд Масуми. Руки предательски продолжали трястись, и она выронила ручку. Так же резко отпустила своего босса и слезла со стола, повернувшись к нему спиной. Её непомерный эгоизм можно было объяснить, но принять – ни за что. Женщина констатировала что ведёт себя как сумасшедшая, как слабачка которая не справляется с собственной жизнью. Контроль ускользал из рук, пожар захватывал всё её естество. Вновь осознала насколько тусклую жизнь вела, замуровавшись ото всех – теперь же, безрассудно рвала в клочья собственную душу. Или… это уже сделал он? Она начала говорить, но тихо, почти бормоча: - Ты убил меня снова. Как же… как же так… Как я могла умереть вновь, если давно существую как пустая оболочка? Масуми не возражал. Он принимал каждое её слово крайне внимательно. Фудзимару очень редко ударялась в лирику. Он полагал что она ощущала себя так, словно кто-то разморозил уже испортившийся продукт – и теперь ей следовало снова предстать перед собственным уродством. Он чувствовал тоже самое. Масуми захотелось взглянуть ей в глаза в очередной раз, для пущей уверенности. Но она упрямо избегала зрительного контакта. Фудзимару нервно заламывала пальцы, а когда осознала собственные действия – резко села на диванчик и пошарила по карманам пиджака. Масуми прикрыл глаза, его губы чуть дрогнули. Было по-прежнему душно, хотя он мог поклясться – вентиляция работала исправно. Он попытался представить, что бы сказала Фудзимару, если бы знала как всё обстояло на самом деле. Как Ичи сидел на том же месте, что и она, проливая слёзы… улыбаясь и с мрачной радостью принимая предложение босса. Он обрёк парня на пятнадцать лет тюрьмы, молодость канет в лету вместе с возможностями состояться в жизни и найти своё призвание. Потерянное время это трагедия невероятных масштабов, ведь этого ресурса всегда критически мало. Когда человек не в силах больше изменить содеянное, только и остаётся что пытаться притворяться философом и рассуждать на эту тему так долго, пока разум не утомится окончательно. От совсем старых привычек тяжело избавиться… Масуми будто снова было четырнадцать, и, стоя на сцене, глядя в самую пустоту, он читал перед толпой драматичный монолог главной героини. «Сколько раз я обнажала этот клинок во сне!» Эти слова эхом пронеслись в сознании Масуми, что заставило его распахнуть глаза. И правда… сколько раз? - Фудзимару… - еле слышно сказал он, посмотрев на неё. Она что-то отчаянно пыталась сделать. Аракава услышал какие-то щелчки, и встал, приближаясь. Только тогда он увидел, что женщина держала во рту помятую сигарету и пыталась справиться с зажигалкой. Та всё никак не возгоралась. Удивлению Масуми не было предела. И нет, вовсе не из-за того что Номер Один не могла просто закурить; Масуми, как никто другой, знал о её ненависти к сигаретам и сигаретному дыму. Она делала вид что ей всё равно если кто-то курил рядом, но изредка босс замечал что Фудзимару еле выносит это. И сейчас… сейчас она сама хочет вдохнуть ядовитый дым. Аракава быстрым движением забрал зажигалку из её рук, затем нагнулся и дал ей прикурить. Фудзимару застыла, её взгляд проходил через Масуми и стремился в какую-то мертвую точку. Она не затягивалась, как ей следовало, чтобы начать процесс курения. Значительно побледнела. Её пустые глаза не двигались. Дым от сигареты стал неощутим. По её щеке медленно прошлась слеза. Затем ещё одна. И ещё. И ещё слеза. Фудзимару не издавала ни звука, пока солоноватые водные полоски портили её макияж и скатывались к шее, оставляя следы. Тушь и подводка размылись и смешались со слезами, покрасив их в угольный чёрный цвет. Глаза начало щипать. Тогда её плечи затряслись, будто она рыдала в голос, но был слышен лишь приглушённый скулёж. «Почему ты плачешь, дура? Ичи не умер. Хватит, прекращай!»; но слёзы продолжали литься. Мысли перемешались окончательно, она думала обо всём и ни о чём – что будет с Ичибаном, и что будет с Масато? Ичи был его близким другом. Фудзимару охватил страх и чувство вины одновременно – кто будет рядом с малышом? Она даже не поздравила мальчиков с днём рождения. Несомненно, праздник явно был испорчен, и вряд ли кому-то было дело до этого. Как можно праздновать, когда Касуга в тюрьме? Такие глупые мысли выдавало сознание, в попытках защитить от такого стресса и стольких эмоций. Сердце бешено колотилось, всё было так непривычно. Злиться, ссориться… плакать. Лить слёзы впервые за шестнадцать лет. Позволять наивному чувству несправедливости управлять разумом. Принять очередную потерю, какой бы она не была: временной, или же постоянной. «Какая к чёрту справедливость, в твоей-то жизни?» Пока женщина размышляла, а слёзы лились сами собой, Масуми забрал сигарету и потушил её. Фудзимару встала, немного шатаясь. - Расскажешь обо всём подробнее потом, - голос вернулся в привычный, отстранённый тон. - Подожди, - Масуми не понял к чему она это сказала. Он достал пачку салфеток и подошёл к Фудзимару. – Сядь. Она послушалась, рухнув обратно на диван. Босс принялся приводить её лицо в порядок, убирая испорченный макияж и следы слёз. Якудза ощутила отвращение к себе. Годы шли, а жалеть себя она не переставала. И как только подумала, что хуже быть не может, ощутила руки Масуми, увлекающие её к нему, прямо… в объятия? - Что ты творишь?! – сердито прошипела Фудзимару. Он не ответил. Обнимал её, держа одну руку на талии, а другой гладя женщину по голове. Затем Аракава прижался к макушке щекой, застыв в таком положении. Руки крепко держали и прижимали к себе, словно Масуми обнимал её из последних сил. Вкладывал в это больше, чем мог бы передать словами. Он устал говорить, ровным счётом как и сама Фудзимару. Но ей удалось выдавить из себя вопрос: - Это был Масато, не так ли? Тут же Патриарх прижал её к себе ещё сильнее, вынуждая замолчать. Женщина положила руку ему на грудь и сжала ткань рубашки, ударяясь лбом о грудную клетку Масуми, размеренно и не слишком быстро. Рука поднялась к его плечу и до боли сжала его. Её тело оставалось напряжённым. Фудзимару почувствовала как накатывает волна отчаяния. Стоило просто сложить дважды два, чтобы понять правду. Она хорошо знала Саваширо, и в ложь не поверила. Задала себе самый просто вопрос: ради кого это всё? Слишком очевидно для той, что была боссу ближе всех. Центром мира Масуми всегда был его сын, но Фудзимару так и не могла принять истину до конца. Даже несмотря на то, что Масато играл одну из главных ролей в её жизни. А как же отрезанная фаланга чтобы спасти Ичибана? Женщина переместила свой взгляд на левую руку мужчины, скрытую в перчатке. Отправил в тюрьму именно Ичи из-за долга? Нет, Касуга не был тем с кого Масуми стал бы спрашивать. Всё было понятно и непонятно одновременно. Якудза не могла просто смириться. Ей было до одури больно, а она даже кричать не могла. Грубо отстранилась и принялась одеваться. Взглянула на календарь. Четвёртое января, 2001 год - Я сегодня приду, - сказал Масуми на прощание. Фудзимару ничего не ответил, лишь вышел, громко хлопнув дверью. Саваширо стоял у входа в офис и спокойно курил. На улице был вечер. Капитан медленно повернулся к Фудзимару и ухмыльнулся. Второго от этого воротило. И всё жё, Джо выглядел таким же уставшим, как и Масуми. Ассасин подумал что Саваширо наверняка крутился вокруг Масато всё время, раз уж Ичи не было больше рядом… Якудза не переживал из-за того, что Саваширо мог слышать разговор – он знал что Джо подчинялся беспрекословно и не пытался подслушать. Во время разговора, никто не заходил в офис – Капитан исправно выполнял полученный приказ. - Ты совсем раскис, - подметил он. Фудзимару проигнорировал его, спустился по ступенькам, намереваясь уйти прочь от офиса. - Не волнуйся, грязнокровка – твой щенок будет в порядке, - Джо снова затянул сигарету. - Саваширо!!! – буквально завопил Фудзимару и вмазал нахалу кулаком по лицу со всей дури, впечатав того в стену. На костяшках осталось чуть сигаретного пепла и кровь. Он разбил Джо губу и оставил приметный след у него на лице. Саваширо не ожидал что его провокация сработает. Фудзимару будто бы впал в бешенство, глаза налились кровью. Он был готов разорвать капитана Семьи. Однако, так и стоял на месте, шумно выдыхая. В голове всплывало уйма ругательств, гневное отчаяние и заставило Фудзимару действовать импульсивно. Сделать то, что хотелось уже давным-давно. Он наблюдал как Джо поднимается, словно ничего не было, и достаёт другую сигарету. Что ему до того, что Ичи проведёт пятнадцать лет в тюрьме? Ничего. Плевать. Пустота. Джо молчал, вновь натянув свою фирменную ухмылку. Пустота – слишком просто. Фудзимару не отпустит, как и не отпустил то, что произошло в 1985-ом году. Внутри таилось целое хранилище этой желчи, свирепости, яда гнева. И оно восполнилось через край. В глазах ассасина зажёгся недобрый огонь. Он развернулся и направился вниз по улице, быстро скрываясь от взора Джо. Ассасин шёл, головой вниз, не разбирая дороги и совершенно не задумываясь куда идёт. Не пропускал никого, задевал плечом пешеходов и не реагировал на крики или ругательства. Мысли и раздумья затянули очень глубоко, на самое дно сознания. Камуро-тё жил, и продолжал жить своей жизнью, покровительствуя развлечениям, свету, шуму, гулу, песням, танцам, деньгам. И ещё унынию. Масуми не мог разочароваться в Фудзимару больше, чем второй разочаровался в себе сам. Якудза шёл, словно ранним утром, покрывшись инеем, в самые недра густого тумана - способного нарисовать всеми видами узоров то, что Фудзимару страшился видеть во снах. Но потеря Ичибана вынудила, толкнула к этому. Да, это было для Фудзимару потерей, несмотря на реальный контекст. Всё было бы проще, если бы он смог принять это ношу на себя. Это было бы справедливо, по крайней мере. Но этому не было суждено случится. Потому он продолжал идти, видя лишь сероватую пелену перед собой. Фудзимару шёл, понимая, что идёт навстречу одним из самых ужасающих вещей в жизни. Их величествам, воспоминаниям.