Обком звонит в колокол

Show must go on. (Queen, Фредди Меркьюри)

      «У нас нет выбора, — поступил ему сверху приказ. — Пришло время».       Он долго спорил с коллегами, но те лишь отмахивались: приказ есть приказ. Раз прислали распоряжение — значит, следует его выполнять.       Тогда он не выдержал, вышел вечером из тяжёлых дверей, грузно хлопнувших у него за спиной, на затопленную жаром улицу, отёр носовым платком быстро запотевающую под палящим солнцем лысину и зашагал через пыльный тротуар к трамвайной остановке. Пока ждал трамвай, купил в киоске бумажный стакан апельсиновой газировки и мороженое в вафельном стаканчике — смерзшийся ледышкой ванильный шарик, мокрая расползающаяся вафля; забрался в нещадно шатающийся и дребезжащий вагон и медленно покатился вместе с ним по вросшим в асфальт заржавленным рельсам.       Добрался он до отдела ЦК очень быстро. Секретарша встретила с удивлением, но нехотя подняла телефонную трубку ленивыми пальчиками с наманикюренными ноготками, доложив начальству о цели визита, и, удивительное дело, завсек его немедленно принял.       Он вошел в кабинет, разящий дубом, кожей, архивными бумагами и особым, породистым конторским духом.       Завсек стоял у окна, заложив руки за спину — широкоплечий, совершенно лысый, однако тщательно выбривший лысину, чтобы придать ей лоска, в военном кителе, но без погонов, в черных штучных брюках и, по случаю нестерпимой жары, летних мягких тапочках на босу ногу.       Прекрасно осведомленный, с чем его потревожили, завсек долго и грузно молчал, а затем, ни о чем не спрашивая, медленно произнес:       — Люди начали верить. Это востребовано сейчас. Впрочем, я их понимаю: что же ещё им в такой ситуации остаётся? Им и так гайки закрутили, а ведь это только начало… Вот и приходится держать руку на пульсе. Если вовремя не ухватим всеобщие веяния, быстро утратим доверие. Одной только грубой силой никого уже не убедить, а нам неспокойные настроения ох как не нужны… А в чем, собственно, проблема, товарищ? Вам прислали подробную инструкцию: зазвонные, подзвонные, педальный; рука неподвижна, кисть — вниз и к себе… Вот и делайте по инструкции.       — Да прочел я вашу инструкцию! — до крайности возмущенно выпалил он.       Завсек замер, обернулся — одним только корпусом, так и не сдвигаясь со своего места под хиленьким оконным сквозняком, — и, выжидающе уставившись на него, вкрадчиво спросил:       — Ну? И в чем тогда проблема?       — Во всём! В том, что это… Это же идёт вразрез с…       — Вы же ведь не верите?       Он неуверенно помотал головой, на всякий случай с опаской, не понимая, куда клонит завсек.       — И я не верю. Так какая же нам с вами разница?       — Но я столько лет… Это недопустимо! Это просто возмутительно!       — Гибче надо быть, товарищ, гибче. Такова сегодня линия партии.       — Значит, без вариантов?       — Без вариантов. Исполняйте.       Ранним утром он поднялся на крышу здания обкома, пыхтя, заливаясь по́том и отряхивая с коленей и фалд пиджака чердачную пыль. Выпрямился — ветра́ тут же набросились на него, принялись трепать, точно издеваясь.       Не обращая внимания на их злые глумящиеся языки, он целенаправленно двинулся к древнегреческому сквозному бельведеру, по указанию партийного руководства всего день назад переоборудованному в небольшую и компактную колокольню с криво-косо приделанным крестом под трепыхающимися языками скарлатного стяга.       Сверился с инструкцией: зазвонные, подзвонные, педальный; рука неподвижна, кисть — вниз и к себе.       Поплевал на ладони, приготовился…       И, ухватившись за новёхонькие верёвки, нарушил удавленницкое утро чистыми и раскатистым колокольным звоном.