Парень так и не догнал её тогда. Увы и ах, шустрая особа смогла так легко от него улизнуть, что затерявшись меж крон деревьев, тот даже потерял её силуэт в какой-то момент. Он знал, что девушка его не бросит, но все равно было как-то печально, что он не может видеть её постоянно перед собой. Юджин догадывался, что Ривер парит рядом с ним, скрывшись полностью в мире призраков и наблюдает за тем, что он будет делать, однако такая участь его не устраивала, впрочем, что он мог возразить? Хватать куски воздуха, позволяя им спокойно растворяться меж пальцев в надежде, что старшая сдастся наблюдать за его отчаянными попытками выловить её не материальную оболочку и скажет ему прекратить этот стыд? Нет уж.
Вскоре, она вновь со смехом прильнула к нему и оба сошлись на том, что стоит возвращаться, ибо по ночному лесу действительно опасно бродить, да и становилось зябко. Ориентируясь на свою призрачную подругу парень легко добрался до дома, где старшая с усталым выдохом вынуждена была вновь обратиться в собачью форму и лежать на коврике, пока Эмма, как рабочая пчелка лепетала над Юджи у которого вновь пробился кашель после быстрых вдохов холодного воздуха во время пробежки. В какой-то момент так сильно захлопотавшись над парнем, постоянно зарывая ему в волосы свою руку, чтобы приподнять за затылок, помогая отпить, игнорируя слова о том что он может сам. Постоянные прикосновения к его груди, когда тот лежал, меряя температуру, она крепко держала его за руку с таким взволнованным видом, что одной особе плеваться хотелось. Забывшись о личном пространстве в тот момент, когда она увидела, что температуры у того нет, она поцеловала его в край губ сказав, что тот молодец.
Ривер сорвалась с места настолько быстро и неосознанно встав, что еле успела сделать вид, что идет к крану, хотя этим рывком привлекла внимание обоих людей на диване, ибо резкий скрежет когтей по древесине и чуть ли не скачок черной тени в их сторону тяжело не словить периферическим зрением, не то что глядя почти что прямо на неё.
Ощущая налившиеся злобным адреналином, такие же деревянные как этот дом, мышцы, черно-белая лишь подошла к крану, благо вентили были в форме солнышка лишь с тремя лучиками и слегка его провернула, делая вид, что просто встала попить. Почти что вскочила, пардон. После чего также его закрыла. Юджин знал, что ей не надо пить, и также знал, что это была чуть ли не вылившаяся ярость с ревностью, что ему в каких-то закоулках его сознания очень льстило.
Ривер ревнует его. Это знание заставляло чему-то теплому греться под сердцем и кусать губы в попытках не улыбнуться. Хотя он и понимал такую реакцию: поцелуй кто-то её в край губ — он бы сделал также. Еле успел бы вырулить от скандала.
Но саму девушку это не волновало, и несмотря на то, что она не имела права как-то на неё злиться — у неё не получалось. Её раздражало то, как она невзначай проводит по его волосам, прижимает к себе, зарывает руку в волосы на затылке, когда помогает ему лежа отпить чай, а этот поцелуй,
этот чертов поцелуй. Эмма, черт бы её побрал, расплывается в миленькой улыбке и с такой нежной заботой смотрит на него, что старшую тянет блевать. Она буквально может почувствовать, что для Юджина эта забота, как трепетные лепестки цветов, которые, знала, огладят приятно тело, а потом, с приходом вечера и ночи, — опасности, — они закроются в обволакивающий шар нежности и сладости. И там он будет чувствовать себя защищенным внутри, в мягкой защите лепестков, и шипов за ними.
Ривер врала себе, что ненавидит розы, но именно ей она и была, хоть никогда и не признается. Розой ли? В мире было много цветов, которые, как ей казались, могли бы ей подойти. Особенно ядовитые. Ох, как бы она была рада, получи отравленный цветок сейчас. Всего-то ничего! Цель: Эмма. Применение: яд. Исход: нет более проблем!
Ривер смеялась и была эгоисткой: она прекрасно это осознавала, но это было выше её сил. Не могла та со спокойной душой наблюдать за щебечущей девчулей, обхаживающей её… Друга.
Очень дорогого друга. По этому она тогда чуть не бросилась, готовая резко познакомиться с этой девушкой уже в мире призраков, когда она поцеловала парня. И она до сих пор помнит тот случай, когда эта малолетняя бестия села ему как-то на колени поздним вечером. Та сразу слезла на диван, увидев обескураженный взгляд парня и извинилась, объяснившись: «Уже так забегалась, что случайно села не на край, а тебе на колени, представляешь?». Она разразилась смехом, а сдавленное злобой горло собаки в углу чуть не открылось, чтобы послать её на хуй из этого дома, если это ещё хоть раз повториться, но вместо этого та просто положила голову обратно на лапы, отвернувшись в другую сторону.
Для Юджина такой инцидент ничего не значил, он неловко посмеялся вместе с ней, однако выгнать её из дома не возникло даже в мыслях. Все, что он сделал, это лишь повернулся на бок, прижавшись спиной к спинке дивана. Все это действительно казалось ему случайностью, хотя он не мог отрицать, что её прикосновения ему нравились. Несмотря на уверенность в том, что он хотел бы провести этот отпуск в полном одиночестве, компания из двух девушек вполне ему не мешала и, плюс, даже очень нравилась. Кому бы из мужчин не понравилась компания из двух девушек, не будь тот геем? Тем не менее, как бы тот не пытался отвертеться, тот знал, что все-таки компания лишь из одной из них завела бы его в такие приключения, из которых он вряд-ли захотел бы выбираться, а с другой… Ну, она резко ворвалась, ярко поучаствовала, но все-таки также быстро исчезнет из его жизни по окончанию отпуска. Доказательство тому был даже прошлый вечер, когда Эмма как мама приглядывала за ним, а после, как маленького мальчика провожала в вечернюю прогулку чуть ли не с платочком у носа или глаз. Зато вот с его спутницей они отлично провели время наедине.
Как бы то ни было, ему нравилось находиться здесь, несмотря на такой лежачий способ время препровождения. Тем более, что Эмма совсем скоро позвала своих парочку друзей, в том числе и Марка, того самого друга, который распускал руки, Ривер отнеслась к нему как к лишнему гостю, постоянно снисходительно смотря на него и вздернув нос в прямом смысле, проходила около него с гордым видом чистокровной герцогини. Это не могло не вызвать у него улыбку. Маркус был среднестатистическим парнем, чьи красные концы волос и взбалмошное поведение могло скинуть ему лет 7, хотя был он возрастом, как и Юдж — 24 года. Дерек уже вызывал менее беззаботное отношение. Он был одним из тех, чью громадность присваивают лесникам с крупными руками и телосложением, да топором в руке. Впрочем, так и выглядел: локти на которых красовались красную и черную клетку подкачанные рукава рубашки, которая была заправлена в черные джинсы от которых тянулись такие же подтяжки, будто в цвет перчаток на его руках. Выглядел он… Внушительно. Однако, в отличие от реакции на Маркуса, на Дерека Рив отреагировала спокойнее некуда, даже подошла с интересом, позволив тому протянуть к ней руку и погладить по макушке. Но на протянутое лакомство та отреагировала, попятившись назад с таким видом, будто ей предлагают что-то более противное, намного более противное.
— Ох! Погодите! Да она же ни разу за все эти 5 дней не просила есть и я не видела, чтобы она отходила от тебя, Юджи! — спохватилась Эм, на что парень бросил короткий взгляд на Рив в попытке быстро что-то придумать и ему это удается.
— О-о-о, поверь, вчера она хорошо поела, — тот даже делано вздрагивает. — Помчалась куда-то вперед в первое время, а потом, когда я наконец её нашел, увидев какого-то затемненного огромного четвероногого с окровавленным ртом сначала даже дал хорошего деру, подумав, что это не Риви! — он смутился на секунду от того, как назвал девушку, но не подал виду. Впрочем, если смелеть, так в край? — Бежал, пока она не выбежала вперед подумав, что мы играем и я не понял, что это моя девочка словила перекусить.
Все посмеялись, а Юджин аккуратно пытался игнорировать её попытки словить его взгляд на себе в этот момент. Будет странно, если парень покраснеет так, будто называет ласково не собаку, а любимую девушку, хоть это так и есть, но кто же это знает, кроме этих двух? Шуточки про зоофилию должны остаться шутками, а не догадками сельских! По этому он также смеется и отпивает алкоголь, принесенный Маркусом. Вкус у него, откровенно говоря, дерьмовый. Парень морщится, и собеседник смеется.
— Для такого недотроги как ты, это слишком крепко? — колко подмечает одногодка.
— Крепко? Отвратительно на вкус… — отвечает за него Дерек и парень улыбается.
— Грубиян! — в голос говорят Эмма и Маркус, после чего бросают взгляд на Юджина.
Парень лишь ухмыляется и слегка вскидывает брови, глядя на Дерека, после чего выдает смешок.
— Никто не разделяет моих личных убеждений! Я изгой в этом обществе!
Парень делано печально всхлипывает, а Эмма утешающе гладит того по спине.
Дерек с Юджином лишь вновь переглядываются. Бросив взгляд на черную собаку, девушка решительно идет к ней и обхватывает туловище, от чего в первые мгновения та сильно рычит и лает, друг её подрывается с места, чтобы, если что, спасать Эм, но встревает Дерек:
— Отпусти её, Эмма, — настолько мрачно и холодно произносит он, что она сразу замирает и почти что поджав хвостик садиться на место.
Четыре лапы сразу вздергивает нос и, видно, чтобы подразнить девушку, запрыгивает на колени к мужчине и ложиться на них, демонстративно глядя на неё. Эмми эмоционально выдыхает, будто приняв это за личное оскорбление. Черно-белая лишь высунула ей язык и повернулась к ней хвостом, спокойно устраиваясь на коленях мужчины.
— Видимо она тебя наказывает за такое нахальство, — смеется он и гладил собаку по боку, почесывая.
Юджин лишь выдает нервный смешок, как то странно кривя улыбку. Вот тут уже немного цепляет его. Так, лишь незаметно свистит игла задевая самый краюшек сердца, но самый болезненный. Тот мотает головой и решает отвлечься.
— Сколько вам лет, кстати? — парень даже не пытался переключить внимание от самого Дерека, но от ситуации определенно нужно.
— Тридцать, через несколько месяцев будет тридцать один, — улыбаясь говорит он и собака на коленях даже заинтересованно подымает голову, будто оценивающе разглядывая сквозь свою повязку. Это снова цепляет. И тот быстро роняет:
— Рив, иди ко мне, пожалуйста.
Но четвероногая не спешит выполнять просьбу. Более того, она лениво поднимает голову, оборачивается на Юджа с рядом сидящей Эм и громко фыркает, встряхнув головой, после чего снова кладет её обратно. Очередь парня эмоционально выдыхать, хмуря брови.
— Да что с тобой? — обиженный тон подчеркивает его состояние, но она его игнорирует, демонстративно поудобнее укладываясь на чужих ногах. Тот выдает ядовитый смешок. — Ясно.
Отпивает отвратительный алкоголь и идет к рюкзаку. Но вместо ожидаемого всеми, кроме Рив, лакомства, тот просто выуживает сигарету из припрятанной пачки и прикусывает фильтр ртом, в поисках зажигалки. После чего идет к выходу. Эмма ойкает.
— Юджин, ты куришь?! Никогда бы не подумала! — на это лежащая на коленках сразу же поднимает голову, но он опять игнорирует её попытки ухватиться за его взгляд и жмет плечами.
— Редко, но бывает, — немного забавно от мешающей сигареты говорит тот и выходит за дверь.
Младшая подрывается с места за ним, но её останавливает рычание сбоку. На этот раз, в отсутствие Юджа, ей не при ком стыдиться своего поведения, так что та перешагивая через Дерека и вжавшегося в диван Маркуса идет прямо к Эм, скалясь во все зубы с неистовой злобой да встрепенувшейся на холке, да и по всему телу шерстью. Девушка замирает и садится обратно, а подруга парня лишь спрыгивает на пол, расслабленно смотрит на Дерека и кивает на младшую.
— Я присмотрю за ней.
Девушка выходит на улицу нехитро открыв дверь: с помощью висящей на ручке тряпки и также закрывает её. Парень спокойно стоит и делает затяжку, опираясь плечом о балку на крыльце. Та хватает его зубами за рукав и тянет дальше в темноту. Останавливается лишь тогда, когда они прячутся за первыми деревьями от хижины. Ривер нетерпеливо превращается даже не потянувшись, чтобы размять тело.
— Ну и?..
— Что «ну и»? — дым стремится из его легких, смешиваясь с дымом прямо около рта.
Девушка вырывает сигарету из рук и бросает на землю, где тушит ногой.
— Что это за сцены, Юджин?! — её шипение всегда было признаком того, что она считает собеседника максимально неправым.
Он долго смотрел на неё. Знал, что не прав, но что, кроме этого ему оставалось? Каждый раз он получает провокации, а потом шутки, а хочется
намного большего. Что поделать, если его тянет? Ему хочется — разливается это желание не по крови, а по душе. Хлещет по лицу чуть ли не лозами, оставляя лопнувшую и кровоточащую кожу, а в случае с душой, оболочку. И он прекрасно знает, что им нельзя, настолько знает, что его хорошенько тошнит. Но кроме этого ему ничего и не надо. Все, что нужно, прямо сейчас притянуть к себе несмотря на все протесты, шутки и другое, зарыться в волосы рукой, уткнуться в шею, и вот так простоять пока их с фонарями не начнут искать, потому что ему мало этих порывов, как вчерашний, раз в тысячу лет, потому что мало улыбок и фальшиво вынужденных объятий. Они на самом деле просто необходимы, ибо жить без них — совсем не то. А стоит ли жить вообще? Без смеха, без улыбки, без колких шуток и провокационно пошлых вызовов. Нет, явно нет. Пропади она — пропадет самый яркий кусочек его жизни, как бы оскорбительно это ни было для офисных и Люка с компанией. Но она — самые насыщенные краски, впустившие в его застывшее сердце пульсацию. И это так.
Он устал. Устал глупо улыбаться, недоговаривать и лепить из себя дурачка импотента, который безразлично реагирует на каждую провокацию. Она его возбуждает, она ему дорога, а ещё она вызывает пылкую ревность в таком тихом омуте. Да только черти там из воды вылезают не один и не двое. Он имел отношения уже и не раз, с пятнадцати лет у него было две девушки и ни одна из них не смогла вызвать и половины эмоций, которые могут свалиться на голову только при одной
её улыбке. Ни от одной из них он не сумел
не сдержать член в штанах, а от этой панически прятался, а потом врал, что заметил монстра в окне, но ему показалось.
Половое созревание хлестануло по лицу резко и быстро после осознания того, что Юджина раньше этим обделили, а в то время, когда ему было 16-17 и он состоял в отношениях — било ему в затылок далеко не от воркований белокурой под рукой или той каштанки, а от безбашенной неуловимой черной лисы, которая когтистыми лапами подбиралась к чувствительному подростку играя с ним по своим правилам. И он знал, что так неправильно в каком-то плане, но, как говорил Люк: "любовь душит любую проявление адекватности похлеще матери душащей мнение отца, когда надо на ближайшую вечеринку!".
Люк знал мало подробностей, лишь то, что ей двадцать девять и она самая прекрасная девушка на свете, ибо называть её женщиной парень категорически не позволял, это было его личной обидой. А, ну и ещё то, что у его друга стоит колом только при расспросах о ней. Он кусал губы и затягивался пятой в его жизни сигаретой, смотря в потолок и пытаясь подавить возбуждение от воспоминаний о ней. С ядом шутил, что половое созревание как-то излишне опоздало, а Люк мотал головой и небрежно бросал: «— Ты и сам понимаешь, раз такая реакция только на неё, то не в половом созревании дело, ну, точнее, не только в нем.» и он озадачено чесал затылок.
А что оставалось Юджину? Затягиваться сигаретами от нагрянувшего чувства вины перед девушкой, которая взяла его опеку на себя с пятнадцати и от чувства жестокой любви к ней. В какой-то момент он даже молился, чтобы это было влюбленностью и этот чертов лучик света померкнет и перегорит.
Черта с два сказало его сердце, когда через четыре месяца затишья в подготовке к экзаменам он снова появился в офисе и та радостно его обняла, сказав, что даже успела заскучать без него. Услышав это он был готов прямо там прижать к себе больше, а когда отстранился бы — поцеловал. Да только адекватность таки мельтешила рядом назойливой, но нужной мухой и проводила в чувство. Так что все, что ему оставалось: тихонечко стонать по ночам молясь не прошептать родное имя, чтобы, не дай бог, не застала за таким занятием, шепчущим лишь её раз за разом. И даже когда заставала, — он точно знал, что она это сделала, — понимал, что она хотя бы не услышит на кого так усердно мозолит ладони. Хотя он не сомневался, что когда-то она могла спокойно пронаблюдать один из его очень откровенных снов, но мысли такие гнал: слишком стыдно было.
Впрочем, думать, делать, желать и мечтать было стыднее некуда, так - что уши краснели, а горло сжималось, но это приносило слишком много удовольствия. Он клял себя и называл извращенцем, а прекратить не мог и не хотел.
«— Любовь — штука жестокая…» говорил он каждый раз, цитируя Люку очередную мучительную шуточку Ривер над ним. А друг кивал и хлопал по спине, мол, ничего, справишься. А ему надоело справляться. Он хочет отпустить тормоза, ибо уже осточертело до побеления не костяшек, а всего его сознания. С 16 лет краснеть от желаний, с 17 от действий, с 18 от снов, с 19 от своей смелости пытающейся стать немного ближе, с 20 от возможности целовать, тогда один монстр забросил её почти что в самое метро, от чего у Ривер случилась истерика и все, что он мог, успокаивать прижимая к себе и размашисто целовать в объятиях то в макушку, то в висок, то в щеку. Он долго корил себя за то, что не только просто был рад, но и чувствовал, что может начать фантазировать от нарастающего возбуждения.
Ему вечно было мало.
В 21 он первый раз поцеловал в губы — поддался моменту. Они душевно говорили на крыше и во время одной из её речей он засмотрелся на немного отсвечивающую в свете луны оболочку, прикоснулся к ней, ибо знал, что по привычке призрак просто спокойно материализуется и посомневавшись секунду поцеловал в губы. Она спасла мертвую тишину после этого шуткой: «— Настолько надоел этот бред, что ты не придумал другого способа меня заткнуть хотя бы на минутку?» он был ей благодарен, но неприятное послевкусие осталось. Услышавший эту историю Люк сказал, что она пытается его спасти, но сам парень думал, что спасать тут нужно только её. В 22 он легонько её укусил и это вновь было принято шуткой. В 23 он окончательно убедился, что он может делать то, что делал раньше, если он сможет перевести это все в шутку.
Сейчас ему 24 и в нем проснулась очень сильная ревность. А ещё:
Юджину осточертели шутки.
— Ну и чего молчим? Не знаем, что и сказать?
Он настолько резко отстраняется от дерева и идет к ней, что в первую секунду та даже отшатывается и упирается в противоположное. Парень упирается одной рукой в дерево около её шеи и прожигает подвыпившим взглядом.
— О нет, — наконец выдыхает тот. — Как раз таки у меня есть что сказать, Риви, за эти то восемь лет накопилось, знаешь, — холодность в голосе напоминает ей одного наставника этого подпитанного алкоголем идиота, но правым ухом та отчетливо слышит, как он сжимает руку все больше, грозясь отломать трещащую кору. — Ты не устала ещё отшучиваться?
Она делает вид, что не понимает. Хмурит брови и уголки губ тянуться вниз.
Устала. Смертельно устала. Настолько, что этот малый даже себе не представляет, хотя, судя по его состоянию, все-таки немного представляет. Да только легче ему. Он не думает про нормы, не думает о том, что это так-то невозможно из-за того, что они по двум разным мирам, не думает, что из-за этого их могут убить и не думает о разнице в возрасте. Он не думает, что может умереть по его вине, ибо призраки находящиеся около людей слишком долго наполняют их своих энергией пока те не умирают. Он не думает о последствиях, вариантах, развитиях и исходах. Его ведут порывы эмоций, которые он тщетно пытается подавлять, а иногда даже не пытается.
Ей двадцать девять и она несет всю ответственность. Ей двадцать девять и пару веков, и никто в жизни не может представить её искренний ужас, когда она почувствовала не материнское влечение к несовершенно летнему, хоть ему и должно было через пару недель исполниться 18. Ему легко, потому что он не чувствует за собой груз того, что он почувствовал влечение к почти что в полтора раза меньше него человеку, причем живому, причем без близких и кому нужна была просто забота и любовь. Да только не та любовь в ней проснулась. Как не считать себя извращенцем, когда кусаешь губы глядя на ребенка, по её меркам? Никак. Да, он ей нравился, до глубины души, до самых закоулков, да только слишком много нюансов и главный из них: он жив. Она не имеет права отбирать у него возможность жить. Вот умрет — тогда поговорим, да только вряд-ли ему уже тогда говорить захочется.
Он фыркает.
— Отвечай.
— Не собираюсь, — она молится, чтобы он прекратил, не хватало, чтобы они оба сорвались с горячей руки.
— Ладно, — скалиться тот жадно и притягивает к себе.
— Юджин, что ты тв… — затыкают поцелуем нагло.
Не церемонясь. Без прежней нерешительности. Выказывая всю усталость, всю боль и нетерпение, все эмоции, накопившиеся за долгое время. Грубо прижимает к себе, но не делает больно, лишь зарывается рукой в волосы привычно оказавшись на затылке. Целует сразу размашисто, быстро, будто в каждом из них заложено слово: «Почему, почему, почему, почему так нельзя?! Я хочу быть с тобой, я блять лю…» она отталкивает. Да так, что он ударяется спиной обратно об дерево, на которое опирался. Она не глядит на него, отвернув голову вправо, смотрит вниз и прикасается тыльной стороной ладони к губам, будто закрывая их
или пытаясь оставить его дух там подольше.
— Ты пьян, Юджин, и от тебя несет сигарой, очнись и приди в себя. Пожалуйста!
Знает, что грубит, что делает больно. Да не только ему, однако им правда обоим пора очнутся. Он тратит свое время на
мертвого человека. Она же эгоистично позволяет это и притрагивается к самой жизни сквозь парня. А точнее к самому парню — живой душе.
Да только она не знает, что ошибается, насчет живой души.
Парень не произносит ни слова, просто стоит, все также опираясь о дерево и его волосы с очками прячут его взгляд. Но она знает: он, скорее всего, был сбит с колеи. Его смешок показался ей до одури болезненным. Младший кивнул и побрел к хижине. Внутри, казалось, как то все всколыхнулось. Все чувства остались на месте, но при этом ощутилась какая-то брешь. Черная дыра, в которую затягивало его сознание, вызывая внутреннюю тягучую боль. Он прикусил губу и зашел в дом, молча пройдя мимо людей к ступеням на чердак, где ему и обустраивали комнатку. Самое лучшее, что он может сейчас сделать — насладиться таки одиночеством. Но от этой мысли как-то странно горчило. Лишь неделю назад он был искренне счастлив, узнав об этом. Но сейчас эта мысль навевала отвратительное ощущение того, что он останется в одиночестве навсегда. У него останется офис, но теперь он вряд-ли будет таким же, как прежде.
— И где же твоя собака? — вдруг говорит Дерек.
— Я отпустил Ривер побыть на свежем воздухе, — безжизненный голос его не заботит.
— Ничего, вернется ещё к тебе, можешь не сомневаться. Раз не подпускает к тебе Эмму, значит сильно любит, — пожимает плечами мужчина.
На это Юджин лишь выдает почти что истерический смешок. Сцепляет зубы и делает ещё шаг вверх.
— Знаешь, завтра у нас небольшой концертик в баре… — он встает и шаркает к парню, кладя тому руку на плечо. — Приходи к нам, раззнакомишься с жителями, я тебе представлю нашего автомеханика, Войду, он поможет тебе с машиной. Я заглядывал под капот, может, что-то с радиатором, но я не уверен. Расслабишься.
Он обернулся.
— Да, хорошо.
В любом случае — хуже не будет, правда? Ему определенно нужно расслабиться и спустить пар. Выпивка, возможно даже одну-две сигареты, задушевные разговоры и музыка вполне бы могли улучшить и заглушить то, что разваливается где-то внутри. Как бы он не пытался доказать себе, что это не отказ, что-то интуитивно подсказывало, что это одно из окончательных слов девушки. Он сам спросил, не надоело ли шутить, вот и нарвался на серьезность, идиот. Парень еле удержался от того, чтобы не скривиться, ибо перед ним все ещё стоял Дерек.
— Ривер хорошая, — он сделал паузу, потом максимально понизил голос, переходя на шепот и немного потянул парня на себя, —
девушка. По этому, мальчик мой, не забывай, что хорошеньких девочек много что беспокоит и на них нельзя давить. Если сейчас она сделала тебе больно, значит ей намного больнее. В разы.
Парень округлил глаза, раскрыв рот, но ему не дали и слова произнести.
— В мире много офисов и много заблудших душ, как и мы с тобой, Юджин. Если мы затерялись меж мирами ещё не значит, что мы должны находиться в обоих из них. Когда-то тебе придется выбрать, прежде, чем ты умрешь из-за своего торможения. Ты ведь знаешь, как работает энергия, не правда ли? Выбирай, пока они не стали думать, что ты умер из-за них, потому что боль сравнимой с этой не будет, и более ты никогда не поправишь эту жалость и вину в их глазах, даже если и был рад умереть!
— Откуда вы…?
—
Нас было двое, — он отпустил и обернулся с простой улыбкой. — Что ж, выяснили пару организационных моментов, поехали дальше!
Мужчина вернулся и сел на место, начав о чем то болтать с друзьями, а Юджин, постояв ещё немного, ушел на чердак, упав на одинокий матрас во тьме.
Снял с себя очки, положив рядом, да устраиваясь поудобнее на кровати.
— Нас было двое, - вторил он, кладя руку на пустующее сердце.
