jm: цифра в профиле не врет?
Он пишет, не надеясь получить ответ, и приступает к давно заледеневшему, но все же вкусному супу. В вегетарианстве Чимин нашел свои плюсы и радостно полюбил грибы и бобовые, а еще — кучу овощей, которые раньше не пробовал никогда. yooni: самая правдивая из всех возможных плохо выгляжу?jm: нет, чудесно лет на шестнадцать только космитология?
yooni: космЕтология нет, не она просто грамотный макияж и хорошие продуктыjm: да, я заметил, что ты фанат макияжа расскажешь что-нибудь об этом?
yooni: я думал тут все предлагают секс:( правда могу рассказать? и без секса?jm: ну, если я увижу твои документы не хочется иметь дело с детьми
yooni: судя по профилю, ты младше буквально младенец учишься?jm: потихоньку пишу диплом думаю преподавать потом я хорош в физике
yooni: что, нет? не верю какая физика, ты смеешься:( ты похож на тех ребят кто там хороши в качалке, а не в цифрах и ньетонахjm: ошибка намеренная, я же вижу я и в качалке хорош, и в принципе суперпозиции
yooni: мы о квантовой теперь... или нет? там что-то про заряд? Обсуждать физику и подходящие для розоватого оттенка кожи тона до вечера Чимин сегодня не планировал: он думал вернуться в общежитие и лицезреть парочку новых странных предложений залезть в постель, и никак не рассчитывал общаться до вечера с парнем, которого знал от силы несколько часов. Но диалог шел плавно, мило перетекая с темы на тему, пока на улице не стемнело, и голова парня, мокрая после душа, не коснулась мягкой, пусть и маленькой подушки. Чимин не думал особо, когда писал, едва не проваливаясь в зыбкий и тяжелый сон.jm: сходим на свидание?
***
У Чимина пропитывались влагой ладони, когда он стоял в метро, пытаясь не упасть на прижавшуюся к стеклу девушку. Она, кажется, старалась отгородиться от шумного мира, кричащей группы подростков и крикливого мужчины под градусом — такой от него стоял густой запах перегара, телефоном и наушниками, из которых Чимин сквозь гомон не слышал ни бита. Он договорился о встрече с парнем, Юнги, как много раз сам себе напомнил, чтоб не оплошать, на вечер у тихого парка, дорожка которого вела к дверям кинотеатра. Банально до жути, но не то чтобы у Чимина было много времени думать — за разглядыванием фотографий в профиле и отрицанием интереса к парню из интернета пролетали часы, а решение нужно было принимать быстрее, пока запал ещё горел в груди, восхищение не утихало. Темнело летом поздно, а потому жаркое солнце и вечером кололо острыми лучами кожу, когда, казалось бы, прохлада должна была наполнить ветром улицу, забраться под одежду. Чимин, опускаясь на лавочку в тени раскидистого и серого от скопившейся на листве дорожной пыли дерева, жадно глотал воду, так удачно прихваченную из общажного холодильника. Юнги должен был прийти с минуты на минуту, поэтому красноту и усталость с лица согнать нужно было срочно: хотелось поразить красавца из интернета. — Привет, — спустя минуты раздался где-то сбоку тихий голос, звучащий чуть хрипло. Шум заглушал интонации, и Чимину пришлось потратить секунды, чтоб понять, что обращались к нему. Лавочка скрипнула, когда парень подскочил быстро, спешно, едва не роняя на щебень бутылку, скользкую от конденсата. Юнги оказался удивительно похожим на картинку, изображавшую мечту, из профиля. Он мягко улыбался, протягивая ладонь, украшенную, кажется, десятком тонких колец, которые звенели от движений руки и отразили бликами закатное, кроваво-алое солнце. Чимин дотрагивался, пожимая чужую ладонь, аккуратно и мягко, замечая множество мелких узоров татуировок на тонкой и бледной, словно лист бумаги, коже. — Привет, — улыбался кротко Чимин, закусывая губу. — Я думал фото — сплошная ретушь. — Ожидал встречи с пивным пузом? — Ага. — Жаль тебя разочаровывать, но я не школьник и не старый извращенец. — Ох, я не разочарован, — Чимин подставил локоть, чтобы парень за него ухватился. Бутылка отправилась в мусорный контейнер со звучным стуком стекла о металл. — На самом деле, сложно не радоваться тому, что человек на фото реален. — Я знаю, что красив, можешь не хвалить, — улыбнулся Юнги, свободной рукой убирая длинные светлые пряди за ухо. — Лучше купи мне сахарной ваты. — Я думал, мы пойдём в кино. — На мой вкус глупо выбирать кино для первого свидания — невозможно достаточно поговорить. А я очень хотел бы узнать ту историю про короткое замыкание. И они говорили, прогуливаясь медленно по парку. Чимин даже купил Юнги сахарную вату, которая пачкала липкостью сочные губы, блестящие маслом, и оставляла следы на коже. Юнги слушал так, будто ему действительно было интересно; спрашивал, если что-то не понимал, и смеялся заливисто с шуток Чимина, глупых и весьма специфичных. — Ну, а когда аппаратура едва не начала дымиться, он сказал нам, чтоб мы все сиюминутно вырубили, — Чимин смеялся, сжимая тонкие пальцы в своей ладони. Кожу покалывало, а щеки горели, заливаясь ярким румянцем. — Но, когда мы подошли, он попросил назвать желанную оценку и поставил пять. — Это было что? — Электротехника. На первом курсе это было стрессом, потому что, ну, знаешь, на вышке ещё комплексных чисел не было, а считать их уже надо, — Юнги смотрит, понимая, а на губах блестит сахар, оставивший следы и на мягких щеках. — Но преподаватель был слишком мил и все понимал. — У меня тоже была высшая математика в универе. Однако я слаб в числах. И они говорили, долго и много, пока тьма не окутала улицы, а прохожие не начали встречаться все реже, освобождая парк от шума. Чимин сжимал чужую руку, слышал хриплый голос и вдыхал запах сигарет, которые курил Юнги, — сладкий, какими-то ягодами отдающий. Следующее свидание наметилось само собой, между делом, а парень чувствовал себя совершенно очарованным голосом, манерами и рассказами Юнги, который клюнул его в щеку на прощание, оставив свой блеск на коже Чимина.***
— Почему ты такой пугающе довольный? — Хосок высунул голову из-за двери ванной, лохматый, со следом зубной пасты на щеке, но Чимин не дал себя обмануть. Через несколько минут друг уже сиял яркой красотой, красовался обнаженными тонкими ключицами, торчащими из-за ворота рубашки, что оказалась предусмотрительно расстегнута на несколько верхних пуговиц. Чимин вернул взгляд к экрану телефона, перепачканному жирными следами пальцев и крошками чипсов, что хрустели на языке, но почти кончались в мятой пачке. Сообщения приходили с тихим звуком уведомления, заставляя улыбку наползать на лицо и набирать яркость. Хосок тихонько постучал пальцами по его плечу, возвращая внимание Чимина на себя, отблескивающего, пусть и до ужаса лощеным, но видом уставшего студента. Чимин упивался сегодняшней возможностью подольше поваляться в кровати, да так, чтоб она и к вечеру оказалась не заправленной, и, кажется, этим нескончаемо злил Хосока, которому вот уже минут двадцать как нужно было сидеть на парах в душном, залитом палящим солнцем кабинете. На улице царствовало лето, приближая сессию и кучу проблем, а еще множество свиданий с Юнги, который то и дело перетягивал одеяло мыслей Чимина на себя. Зацепил чем-то. — Рассказывай давай, — Хосок прищурился и опустился, в рубашке наглаженной, на усыпанную крошками чиминову постель. — Кто он? Новая жертва обворожительной улыбки? Покоритель недоступного сердца? — Ничего оно не недоступное. — Это член твой доступный, а сердце в шкатулочке, шкатулочка в сундуке, сундук в... — Ты невыносимый, — прервал Чимин поток мыслей друга. — Могу показать фото, но больше не проси. У Юнги в профиле было много красивых фотографий, и Чимин часто гадал, как много мужчин он смог заманить сладкой улыбкой и ровным контуром губ. Но, чтобы показать Хосоку, выбирал парень одно, остановившись на том, где щеки особенно розовые, плотным тоном не скрытые, а тени — не яркие; хотелось продемонстрировать другу что-то более живое, естественное. Вот только лицо Хосока странно вытянулось, а брови поползли вверх. — Да иди нахуй, — сказал он, вырывая телефон из рук соседа. — Чимин, блять, я тебя ненавижу. — Только не говори, что это твой бывший, — ответил Чимин меланхолично, откидываясь головой на мягкие подушки. Отчего-то заболели щеки. — Я не отменю планы из-за каких-то дурацких правил лучших друзей. — Ах, если бы бывший, как же. Ты действительно не знаешь? Совсем-совсем? — Да? — Ты точно гей? Чимин наградил Хосока странным взглядом: в нем пряталось веселье и откровенное непонимание. Глаза друга сияли смесью восхищения, настолько вязкого, что к коже оно липло, и недовольства, так сильно он хмурил брови, неярко поблескивающие хайлайтером в свете ядовитого летнего солнца. Потом пространство прорезал глубокий вздох, и тело Хосока опустилось на кровать совсем лениво, будто Чимин ему надоел своей глупостью и незнанием. — Ты же совсем не понимаешь, о чем я? — Хосок смотрел в потолок, и Чимину казалось, что тот вот-вот рассмеется, портя о мягкую подушку, на которую никто и не думал надеть наволочку, идеальную укладку, пахнущую лаком. — Не-а? Онлифанс? — Не вся популярность в гей-среде сводится к дрочке на камеру, стояк ты ходячий, — голос Хосока погрубел. — У него бьюти-блог на ютубе и в инсте. Очень популярный блог. Хосок особенно выделил слово «очень», а потом вернулся к телефону, видимо, чтобы продемонстрировать Чимину этот самый блог, известный, со слов друга, чуть ли не каждому. Он ожидал увидеть пару сотен фолловеров, когда его сосед истерично и бегло стучал по клавиатуре, высовывая язык от усердия; блеск с ярким ароматом кофе почти стерся. У Чимина начиналась головная боль от количества окружающих запахов, которые источало тело лежащего всего в паре сантиметрах от него друга. Они уже соприкасались бедрами, а Хосок привычно много возился, прижимаясь все ближе. И пах буквально весь: кожа лица источала аромат геля после бритья, светлую рубашку пропитали сладкие духи, а ладони пачкали экран телефона жирным кремом, что в носу отдавал приторным до мерзости запахом ягод. — Вот твой ненаглядный, — протянул Хосок телефон с открытым профилем. Множество фотографий разных цветов, но сохраняющих общую концепцию профиля, встретили Чимина. Он присмотрелся к парочке маленьких мутных квадратиков, убеждаясь, что на светлых изображениях точно Юнги, а потом взгляд упал на число подписчиков, заставляющее едва ли не закашляться. — Сколько? — хрипло спросил Чимин, моргая медленно. Вот теперь Хосок смеялся, и щеки краснели. — Я поэтому и удивился, что ты не знаешь. Он икона. — Но к нему даже ни разу никто не подошел сфотографироваться. Ну, должны же были? А как же слухи в сети? Я думал такие люди так просто не ходят на свидания. — Юнги очень ценит свое личное пространство. Все знают, что подходить к нему бессмысленно — все равно ничего не получишь, — Хосок поднялся с постели быстро, наверное, потому что осознал, что опаздывает невозможно сильно и, громко хлопнув дверью, покинул Чимина, оставляя его наедине со странным привкусом горьких мыслей. Правда брякнувший телефон быстро вернул парня в колею: писал Юнги, который, судя по сообщениям, был весьма и весьма недоволен пропажей Чимина из сети. Пусть и на короткие минуты. yooni: ну где ты? чимин? решил не идти со мной:( всегда знал, что парням вроде тебя неинтересны встречи, уходящие за пределы одного свидания:(jm: каким парням прости, я провожал друга на пары кстати, узнал кое-что
yooni: секси капитанам какой-то университетской сборной ты точно из тех, кто гоняет мячики по полю истекая потом а потом, знаешь, тебя ловят симпатичные мальчики в душе и они в восхищении твоим авторитетомjm: воу, тихо никакой я не капитан и мальчишки меня не ловят они сами ловятся:* и ловят твое звучит несимпатично:(
yooni: ну прости ты просто явно из тех, кому достается все легко и просто чего узнал-то? Чимин прикусил губу, все еще соленую от чипсов, взвешивая все переменные, носящиеся перед глазами странными формулами. С одной стороны, очень хотелось узнать почему Юнги не кичился популярностью, а тактично, опустив глаза в пол, рассказывал что-то о работе в душном офисе. А с другой, спугнуть парня, откровенно красивого и привлекательного, Чимин не желал. Думал он недолго: всего пару чипсин, отправленных в рот с громким хрустом.jm: ничего встретимся в кафе?
yooni: в двенадцать?jm: идеально
***
Юнги причудливый. С этой большой сумкой, полной блестящих баночек и пахучих тюбиков; заколками, сегодня серебристыми, увешанными бусинами, что поблескивают на солнце, переливаясь и отвлекая внимание глаз. С тонкими браслетками, перевивающими такие же тонкие запястья, на которых угадываются узоры цветастых татуировок, также виднеющимися и на плечах под белым хлопком футболки, и на шее, тоже украшенной верёвочкой с навешанным бисером. Он точно сошёл с фото из инстаграма, теперь, когда Пак все знает, особенно. И он, такой несбыточно великолепный, пришел на свидание с Чимином, истерично оттирающим с ладоней синие чернила влажной салфеткой, мыльно пахнущей лавандой. — Ты не здесь, — Юнги нахмурил брови, отпил свой кофе, отвратительно горький, пирожным закусывая очень сладким, будто состоящее только из сахара и взбитых сливок, оно выглядело воздушным и тяжелым одновременно. — Позвал меня посмотреть на свое задумчивое лицо? — Хотел прогуляться по парку, но ты расстроил меня тем, что не поел, — Чимин оглядел стол, поджимая губы. — Ты всегда так обедаешь? — Я обедаю, чем хочу. И плюю на то, как при этом выглядит моя фигура. — Выглядит она прекрасно. Он не льстил и не лукавил: тонкие руки, перевитые татуировками, бледные, точно не тронутые солнцем, Чимин находит очень красивыми, изящными и нежными, будто созданными для сотворения этих чудесных макияжей, а мягкие бедра, округлые, покрытые светлым пухом волос очаровывали и приковывали взгляд, почти заставляя переходить рамки приличия. Чимин терпеливо сжимал чужую потную ладошку, довольствуясь минимумом прикосновений — сегодня с Юнги он верх приличия. Жара дня только разгоралась в Калифорнии: солнце поднималось в зенит, но асфальт уже плавился под ногами, кожа покрывалась мелкими бисеринами соленого пота, который Чимин старательно слизывал с верхней губы, глотая свой латте на кокосовом молоке и надеясь, что не пахнет неприятно. Кожа Юнги, даже пальцы, к которым парень невзначай прикладывался в коротких поцелуях, источала сладкий аромат спелой клубники. — Необъективно, — парировал Юнги, вытирая липкие щеки салфеткой, умудряясь не испортить ровный контур светлой помады. — Ты заинтересован во мне, я не могу казаться тебе непривлекательным. — Ты не можешь казаться непривлекательным никому. Чимин снова поцеловал тонкие пальцы, переводя взгляд на явно заинтересованную девушку в углу, за столиком небольшим, рассчитанным на двоих. Она буравила Юнги взглядом, иногда переводя глаза в телефон, чтобы написать сообщение кому-то. Раздавался характерный неприятный звук уведомлений. Ей отвечали. — Расскажешь еще что-нибудь о себе? — предложил Чимин и руку теплую выпустил, чтоб салфеткой обмахнуться. Жара становилась невыносимой, а неловкость вдруг пробила потолок. — Я неинтересный, — хитро сверкнул глазами Юнги, пока его явная фанатка, кажется, готовилась умереть прямо в кресле уличного кафе. Чимин недовольно поджал губы, снова отпивая кофе, лишавшийся вкуса из-за таящего от жары льда. А вечером Чимин сопливо, как в ромкомах, провожал Юнги до такси. Темнота уже накрывала город, огни фонарей освещали улицу, в окнах небоскребов зажигался свет —офисные работники еще не успели закончить с делами, поэтому оставались страдать до поздней ночи. Рука Юнги с наманикюренными пальчиками правильно лежала в ладони. Таксист противно сигналил, обозначая свое присутствие, но Чимина от всех мыслей отвлекали только глаза парня напротив, подведенные ярким и светлым оттенком. — Хороший вечер? — спросил Юнги, улыбаясь мягко. Волосы, завязанные теперь в хвост, красиво освещали фары. Пряди поблескивали, будто говоря, сколько на них уходило денег. Чимин сглотнул вязкую слюну, подавляя в себе желание поцеловать его прямо сейчас. — Я в восторге от тебя. — Взаимно, — почему-то когда Юнги говорил, его губы казались особенно вкусными, и желание поцеловать их переходило все границы. Чимин смотрел только на рот парня, язык, мелькающий между зубов, и штангу, украшающую его. — Да Боги, действуй уже, я сейчас состарюсь. И Чимин, уже не стесняясь и не боясь, обнял тонкое тело за талию, прощупывая мягкость чужой кожи через ткань футболки, прижался к сладким губам, точно портя чужой макияж. Юнги что-то простонал сдавленно в приоткрытый рот, позволяя жаркому языку проходиться по зубам и небу, облизывать щеки, сохранившие вкус пирожного. Пальцы вплелись в волосы, путая пряди. Чимин вздрогнул от мягких прикосновений, которые вот-вот должны были перейти в грубость разгорающейся страсти. Чимин пробовал и гладил, сжимал, а мимо проносились машины, точно назло вырывавшие его из приторной фантазии, что оживала в руках. Таксист просигналил настырнее, и Юнги нехотя отстранился, облизываясь. Глаза его заволокло дымкой. — Дашь мне свой номер, — Юнги не просил, говорил тоном, не терпящим возражений, смотря из-под длинных наклеенных ресниц. Позднее вечером, вернувшись в общежитие, Чимин вышел из аккаунта в тиндере. Хосок смотрел на него долго, а потом излил ту реку вопросов, которые успели скопиться из-за глупой улыбки и мечтательного взгляда, направленного в потолок. Чимину нечего было ответить — он засыпал с мыслями о Юнги и его теплых руках, каждый миллиметр которых уже успели покрыть поцелуи.***
Решение, что пора познакомить Юнги с друзьями, приходит через пару месяцев их своеобразных отношений, еще таковыми необозначенных, но уже достаточно понятных обоим. Хосок уже успел прожужжать ему все уши на тему встречи, поговорить с Юнги по телефону в присутствии недовольного Чимина и несколько раз абсолютно по-фанатски обидеться, из-за того, что он давно был подписан на Юнги, смотрел каждое видео и, не скрывая, пусть и светло, завидовал Чимину. Правда, ему было чем парировать: Хосок впервые за много лет знакомства завел себе какие-то постоянные отношения, стал пропадать из комнаты на сутки, видимо, оставаясь у партнера. А поутру приходил обласканный, улыбчивый и счастливый, точно выигравший лотерею какую-то. Но с Чимином он ничем не делился, а тот лишь пользовался отсутствием друга в комнате — приводил Юнги, чтобы в кровати целоваться до опухших губ и вкуса крови на языке. Почему-то Чимину не казалось правильным просить чего-то большего. Он в сказку попал, невинную и сладкую, со вкусом бальзама для губ, которым Юнги пользовался постоянно. Пак наслаждался мягкостью тонкой кожи, татуировками покрытой, под ладонями и пухом чужих волос, испорченных солнцем калифорнийским и осветлителями. Торопиться не хотелось — Юнги не стремился куда-то уйти или исчезнуть, наоборот делился тем многим, хранящимся в душе под замком. — Выходить из шкафа было трудно, — говорил Юнги тихим голосом, наполненным хрипотцой тогда, когда уже понимал, что Чимин знает о блоге и популярности. — В том смысле, что, да, друзья знали, мама — тоже, но аудитория из нескольких миллионов человек обязывала, не знаю… Быть правильным в глазах всех. — Но ты же смог? — подталкивал Чимин к откровениям, переплетая их пальцы. Кольца ударялись друг о друга, звенели. — Да, и почти никто не удивился. Наверное, все дело в том самом стереотипе о том, что если парень красится, то он непременно, со стопроцентной вероятностью, гей. — Есть какие-то но? — Недовольных тоже было достаточно. Будто не в двадцать первом веке иногда оказывался, открывая директ. — Мне жаль, — искренне ответил Чимин, возвращаясь к любимому занятию — целованию пальцев тонких, заклеенных пленкой — на коже заживала новая татуировка, маленькая и такая же прекрасная, как остальные.***
За доверие Чимин решил платить доверием. Скрывать ему было нечего — все знали о том, что он любит парней, и, конечно же, в интернете уже гуляло достаточно их совместных с Юнги фото. Но телефон в пальцах он сжимал почти истерично, сообщение набирал, с силой давя на экран, а ответ ждал с тихим трепетом и страхом, губы искусывая в кровь.jm: Юнги? милый? пойдешь со мной на выпускной? там правда в начале рутинное вручение дипломов но потом мы собираемся оторваться
yooni: ох, чимин конечно я не ожидал, что ты хочешь разделить это со мнойjm: хочу и с друзьями познакомить хочу и чтоб ты мной гордился я такой крутой, знаешь
yooni: конечно знаю уже решил, какое направление выберешь дальше?jm: общую физику? не хочу уходить в глубь
yooni: мой партнер такой умный! Чимин совсем не пищал в подушку от этого «партнер», вжимаясь лицом в ткань, пальцами стискивая наволочку тонкую до хруста громкого. Конечно не пищал, просто смотрел в экран телефона долго, смаргивая неожиданное наваждение, накрывшее с головой. Но Юнги писал дальше так, будто ничего не произошло, будто не была поставлена последняя точка над ё, значащая так многое, не оставлявшая вопросов более. Юнги не пошел на вручение дипломов, да и Чимин не особо хотел, чтоб тот сидел в душном зале, полном преподавателей и студентов, а еще представителей каких-то научных центров и организаций. Поэтому парень тихо забрал синюю корочку, улыбнулся в зал коротко, понимая, что через пару недель все равно пойдет подавать документы в магистратуру: он будет стоять в толпе напуганных, с глазами большими и дикими, первокурсников. А потом начнет искать работу — есть иногда, все же хотелось. Или радовать Юнги сладким. Время переваливало за полдень. Это были те минуты, когда простые офисные трудяги уходили с работы. Чимин вытирал пот, соленый и липкий, со лба носовым платком, который для красоты положил в нагрудный карман. Улица после прохлады кондиционируемых коридоров университета встречала влажной, скользкой духотой. Машины разносили по дороге пыль, а ветер бил в лицо песком, сухим и колючим. Чимину хотелось стянуть узкий пиджак, снять жмущие туфли. Юнги ждал у входа, привалившись спиной к прохладной, должно быть, стене, и говорил с на удивление бодрым Хосоком, который должен был найтись только где-то возле клуба —планировал дать Чимину провести немного времени наедине с Юнги. Но он стоял в тени колонны, сжимал в пальцах стакан зеленоватого лимонада, перемешанного со льдом, и громко смеялся из-за чего-то. — Заждался? — спросил Чимин у Юнги вместо приветствия, прижимаясь губами к теплой щеке, покрытой ярким глиттером. Несмотря на жару, он обнял тонкое тело, забираясь ладонями под футболку, с которой ветер игрался. — Нас задержали для общей фотки. — И тебе привет, друг. Спасибо, что уделил мне столько внимания, — стукнул его легко Хосок по плечу, обозначая и свое присутствие. Вид у него был донельзя довольный, как и обычно после ночи за пределами общежития. — Мы пойдем уже? — нетерпеливо спросил Юнги, наморщив нос. Чимин заметил переливы стразов под очерченными карандашом бровями и мягкий блеск на губах, которые, не удержавшись, поцеловал, оставляя на собственных липкие следы. — Да, — ответил Чимин бегло. — Если меня в этом дерьме пустят в приличный бар или клуб. Конечно, на нем все еще был дерьмовый костюм, в котором он получал диплом, а дезодорант, что с утра самого заглушал запах пота, обещал прекратить работу в ближайшие минуты — так жарко было кругом и влажно. Пульс от солнца, стоящего над городом, и зноя, пропитавшего воздух, стучал в ушах гулко, а на виске вздувалась вена, тоже отмеряя удары сердца, но Юнги смотрел так, будто Чимин совсем не выглядел, как потрепанное и уставшее нечто. Хосок только хмыкал, таща парочку — Чимина он, не спрашивая, схватил за локоть и подтолкнул к обочине дороги, где уже ждало желтое такси, в котором стояла такая же противная жара и сохранился неприятный запах пота. Чимин, спасаясь от кучи не самых нежных ароматов, прятал нос в шее Юнги, наслаждаясь сладостью и прохладой, которую кожа бледная, неясно отчего, хранила. В баре уже собралась толпа, хоть времени было не так много: люди толпились у стойки, сдавали куртки в гардероб и шумно свистели, явно празднуя что-то грандиозное, по их мнению, вроде выигрыша любимой футбольной команды или недавно купленный подержанный и пересобранный несколько раз автомобиль. Компания нашла укромное место в темном углу. Чимин печально рассматривал меню, состоящее из закусок, конечно же, мясных, которые он не ел; в то время как Хосок написывал кому-то очень активно, смеясь и улыбаясь экрану той самой улыбкой для флирта. Позднее, когда Чимин уже поглощал чипсы со вкусом лука, а Юнги глотал вино, закусывая сыром, к ним присоединились двое мужчин, взрослых и, очевидно, хорошо знакомых с Хосоком, что сразу набросился на них с объятиями. Он представил их, как своих парней, бухнулся одному на колени; Юнги улыбнулся понимающе, укладывая голову на избавленное от пиджака чиминово плечо. — Я не прощу, — невзначай бросил Чимин, отпивая пиво громко. Хосок выпучил глаза недовольно, угрюмо выдыхая: — И с чего это? — Я про Юнги тебе сразу сказал. Щеки Юнги наливались краснотой из-за выпитого вина, а Чимин не мог удержаться, запьянев. Он касался губами розовых ушных раковин, кусал шею, разгоняя по коже своего парня табуны мурашек. Хосок развлекался с двумя партнерами, тихо и непривычно скромно разговаривал с ними, иногда крадя поцелуи. — Вы красивая пара, — неожиданно сказал, как стало известно, Намджун, ссаживая с коленей Хосока. — И вы красиво смотритесь вместе, — улыбнулся Юнги, обвивая шею Чимина ладонями. Тот чувствовал себя не в своей тарелке, будто все мысли и события скользили мимо него, задевая лишь по касательной. Странная физика явлений. — Тебе нравятся, — парень махнул на Хосока, чтобы после волосы за ухо заправить, — сразу двое. Неловкость Чимин ощутил кожей, выходя из прострации. — Да, — Хосок ответил так, будто вопрос его ни капли не смутил. — Куда интереснее ваших девственно-чистых, почти платонических отношений с Чимином. — Я не знал, что он говорит тебе так много, — скривил губы Юнги. Время тянулось ужасно медленно, цепляясь за мироздание. Секунды превращались в минуты, а те — в часы. Чимин почти уснул, когда Юнги допил бутылку вина и приступил к отрыванию этикетки от бутылки. Жара и тепло любимого тела дарили ощущение спокойствия; глаза сами собой закрывались, а открытыми их держали только касания губ Юнги, покрывающие лоб и веки. Парень явно замечал, что Чимин дремлет, и всеми силами пытался держать его в сознании, пока терпение не подошло к концу. Он выдохнул: — Мы уходим. Чимин молчаливо слушался, обнимая талию тонкую, пока ногти чужие больно царапали предплечье, плелся к такси, держась за руку теплую, а потом, уже в машине, долго разглядывал Юнги, отчего-то не грустного ни капли, пока тот не повернулся, чтоб приникнуть к мягким губам жадным поцелуем. — Жаловался Хосоку? Мог просто сказать. Чимину было почти грустно, когда они входили в тихую комнату парня, упросив охранника впустить Юнги в обмен на пропуск — все равно скоро выселяется, можно и поблажку дать студенту, получившему диплом. Юнги пах потом и алкоголем, а ещё — все тем же сладким ароматом какой-то выпечки; Чимин облизывал его кожу, сминал бока, пока пальцы с трудом слушались от количества спирта в крови гуляющего. — Я хочу тебе отсосать, — хрипел Юнги между поцелуями, предпочитая слова выдохам, пока Чимин кусал его губы до тихих вскриков. — Так хочу. Мысли скакали, заигрывая друг с другом, переплетаясь, но Юнги, почти простонавшего произнесённые слова, Чимин смог расслышать. Он оторопел, выпустив тонкую талию из стальных тисков пальцев: его рот еще хранил противный вкус тех блядских чипсов с луком, волосы спутались и явно выглядели просто кошмарно. Юнги сиял, поблёскивая белозубой улыбкой; кольца и браслеты позвякивали, когда он сцеплял пальцы на шее Чимина, где чувствовал ускоряющийся пульс. Он не так это представлял. Не с Юнги. Конечно, он не думал о свечах и шёлковых простынях, но желал чего-то романтичнее, чем сумбурный перепихон после вечера, проведенного в баре с друзьями. — Мы пьяны, Юнги, — тихо шептал Чимин, вновь позволяя себе обнять парня, нетерпеливо трущегося бёдрами о член сквозь слои ткани грубой. Было почти физически больно. — И я воняю. Ты хочешь этого так? — Да? — взгляд Юнги, до этого поведённый, наполнился чистой трезвостью. — Какая разница, как мы выглядим, где мы? Я люблю тебя. И упал на колени, стукаясь коленями об пол, чтобы пальцами поиграться с застежкой на брюках, с ремнем, звякающим бляшкой широкой. Тот почти сразу полетел на пол: Юнги отбросил его агрессивно. Чимин метался между двумя мыслями: во-первых, парень, его любимый парень, очень красиво смотрелся на коленях, а во-вторых, член, противясь воле мозга, развеселился, наливаясь кровью и твердея в узких боксерах. Член отдавался тяжестью, горел, даже когда Юнги освободил его от сдавливающей ткани, сочился влагой. Его парень прошёлся языком по стволу, глаза закатывая, точно солёный вкус и запах мускуса, смешанный с потом, могли доставить удовольствие. Чимин тихо простонал, запрокидывая голову, и ткань вновь надетого пиджака затрещала на плечах так, что показалось, что она лопнуть планирует. Юнги в ответ на реакцию улыбнулся, холодной ладошкой проходясь по тяжёлым бритым яйцам, облизывался так, словно утолил многолетний голод. Чимин запускал пальцы в волосы, тихо рыча, дёргал пряди, притягивая Юнги к себе ближе, пока тот вновь не прильнул к головке, посасывая, обводя языком выступающие пульсирующие вены. Картинка поплыла перед глазами, когда парень наклонился назад, бросив пьяный поведенный взгляд на потолок, где трещины расползались, чернея. — Я тоже люблю тебя, — шептал Чимин, закусывая губу, чтоб не стонать очень громко: смущение и так заменило кровь в сосудах. — Ммм, — довольно промычал Юнги, обдавая ствол вибрацией; по позвоночнику заскользили искры удовольствия, больно ударяя в мозг. Перед глазами плясали цветные искры. Юнги сосал профессионально: облизывал, втягивал щеки. На члене оставались следы помады, все ещё не стёршейся с губ — Чимин своим пьяным мозгом находил в этом некую эстетичность. Его бывшие партнёры о красоте процесса задумывались редко или не заботились об этом вовсе. За одно сравнение Юнги с кем-то из прошлых парень прикусил собственную губу до боли. Юнги догадался переместиться на кровать, подталкивая Чимина к ней, маленькой и не заправленной, усыпанной крошками, при этом он и сам полз за парнем на коленях, оставив член в покое. А тот внимания требовал, сочился и упирался головкой в живот. Юнги вернулся к прежнему занятию, стоило только Чимину упасть на простыни неловко, время от времени приходя в себя, на что требовались долгие секунды и даже минуты. Чиминовы волосы вставали дыбом на затылке. Юнги царапал ногтями бёдра, оставляя красные следы на коже смуглой, а косметика, нанесённая красиво, размазывалась по лицу, оставляя чёрные разводы под глазами. Тушь и подводка смешались с потом, собиравшимся каплями на лбу, к которому светлые пряди липли. Юнги выглядел уставшим, изморенным минетом, а у Чимина зубы сводило от желания кончить. — Трахнешь меня? — Юнги бросил туманный взгляд вверх: губы блестели от смазки; головка упиралась в щеку, пачкая влагой бледную кожу. — Да, — Чимин был способен только на короткий выдох. Юнги сам стянул ужасно узкие джинсы, оставившие красные полосы на тонких икрах, покрытых редкими темными волосами. Сам забрался на бёдра Чимина — ткань между ними шелестела, одежда раздражала разгоряченную кожу. Сам опустился на стоящий влажный член, выдыхая коротко, сипло и выбивая из Чимина короткое рычание. Они остановились на секунды: по лицу Юнги текла слеза, глаза казались испуганными. — Ты был готов? — Я молодой гей, добавляющий фото парня в избранное на телефоне, — говорил Юнги между стонами, опускаясь на горячую плоть. — Я всегда готов. Член выскальзывал иногда из Юнги, ударяясь о ягодницы, а смазки критически недоставало. У Чимина пересохло во рту от того количества слюны, которое он на пальцы сплёвывал, чтоб обвести сжатые мышцы по краям, сгладить трение. Юнги шипел, будто от боли, останавливался, чтобы выдохнуть жарко и влажно в чужую шею, а его пальцы больно впивались в плечи. Его бедра горели, мышцы наливалась свинцом, по спине текли водопады липкого пота. За неловкостью скрывалась сексуальность. Какое-то особенное единство слышалось в тихом смехе, прерываемом поцелуями; в просьбах дать передохнуть; в закашлявшемся после особенно громкого стона Юнги. Чимин уже не чувствовал себя отвратительно, разглядывая уложенные специальным гелем брови своего парня и рассматривая бисерины влаги в светлых волосках. С Паком Юнги можно было оставаться самим собой, говорить правду и не стараться походить на модель с обложки журнала для подростков. Кожу покрывали укусы, столь же неловкие и неаккуратные, как весь смазанный, липкий и слюнявый секс, который дополняли крошки, впивающиеся в ягодицы, и шум пьющих за стеной соседей по общежитию. Чимин подходил к грани. Яйца болели, а в животе завязывался тугой, приносящий дискомфорт узел, что развязался после того, как в уши полился сладкий хриплый голос Юнги. — Я близко, — признался Юнги, опуская руку на собственный текущий, капающий смазкой на их животы член. — Ты? — Да. — Кончи для меня, — выдохнул Юнги в самое ухо. Чимин сдался, изливаясь в горячее нутро. Сперма потекла по бедрам — утром они явно будут жалеть, что не смыли ее вовремя, но сейчас это никого не волновало. И ничего страшного, что без романтики и свечей.***
Прошло, наверное, около полугода, когда Чимину наконец разрешили брать небольшие группы наивных маленьких инженеров для преподавательской практики. Ему доверили задачи, проверку домашних заданий и проведение простых лабораторных, в которых никого не убьет током. Чимин чувствовал себя счастливым, пусть и очень уставшим — он уже начал писать диссертацию, планируя закончить обучение раньше немногочисленных теперь одногруппников, чтобы полностью посвятить себя преподаванию после. Юнги все еще был маленькой исполнившейся мечтой, спящей рядом на подушке и пускающей слюни на тонкую ткань наволочки. Он был живым и настоящим, все чаще смывающим при Чимине макияж и снимающим маску напускной уверенности в себе: он рассказывал о страхах и сомнениях, делился комплексами, с которыми даже обожающая его толпа фанатов не могла помочь бороться. А еще Юнги познакомил Чимина с мамой — милой женщиной, живущей в спокойном пригороде в окружении двух слюнявых мопсов, полюбившихся Чимину с первой встречи. Никогда прежде Чимин не знакомился с родителями партнеров, и, признаться честно, его ладони потели от страха, сковавшего тело, а губы превратились в изгрызанные куски кожи слишком быстро. Не помогали даже короткие поцелуи Юнги, на которые тот не скупился, касаясь губами щек и кончика носа, красневшего от осенней прохлады. — Добрый день, миссис Мин, — улыбался Чимин приятной женщине, пахнувшей выпечкой и сладостями. — Хоть что-то привело моего сына в родительский дом, — она неожиданно обняла Чимина, — точно знала его много лет, — тепло и по-матерински. Конечно, Чимин не избежал лекции про заботу о хрупком, милом Юнги, когда тот вышел приготовить чай. Милая женщина вдруг превратилась в страшную фурию, больно впивавшуюся ногтями в ладонь: — Обидишь его, и я разберусь с тобой, — зашипела она, а потом снова натянула на лицо приветливую улыбку, покинувшую его на несколько мгновений. — Но сильно не переживай, ты кажешься мне хорошим. Просто весь мир такой ужасно гомофобный и опасный — мне бы хотелось, чтобы у Юнги было безопасное место. — Я буду им. Местом, в смысле. Встреча прошла хорошо. Чимин и Юнги провели в домике, окруженном садом и окутанном собачьим лаем несколько дней, объедаясь маминой едой и наслаждаясь обществом друг друга. Чимин все острее ощущал привязанность — чувство, укореняющееся в груди в районе сердца. Кажется, он влюблялся и не мог с этим бороться, все глубже утопая в глазах цвета золота, очерченных черными стрелками тонкими. А потом они вернулись в город, переехали в общую съемную квартиру, чтобы делить быт и утренние поцелуи в жаркой постели. Две небольшие комнаты, перебои с горячей водой и сосед, который очень странно смотрел на них после одного чмока в подъезде, совсем не портили жизнь, а только наполняли ее новыми вкусами — с Юнги чайник греть, чтобы умыться перед сном, почему-то было особенно весело. Преподавание и часы, проведенные в обнимку с тетрадями, тоже оказались на удивление чудесными. Чимин проверял работы, жирно обводя красной ручкой ошибки, пока Юнги рядом снимал новое видео, неустанно прося комментировать. Иногда он выкладывал совместные фото в инсту, прибавляя Чимину фолловеров, да и в влогах лицо парня мелькало периодически, заставляя аудиторию гадать кем они приходятся друг другу. Многие, конечно, сходились в мнениях, думая о глубокой романтической привязанности. — А вы правда встречаетесь с Мин Юнги? — спросила одна из студенток, отчаявшись решить задачу из раздела термодинамики. Чимин ее понимал — сам отчаянно не любил и уравнение Клапейрона-Менделеева, и молекулярно-кинетическую теорию. — Не лучше ли послушать объяснение решения? — предложил Чимин, перелистывая слайды. Количество заинтересованных явно не раскрытием формул глаза пугало.jm: ты выложил что-то новое? почему мои студенты вдруг спросили меня про наши отношения?
Чимин написал Юнги быстро, путаясь в буквах, но все же приступил к объяснению пути решения задачи, пока по аудитории прокатывался шепот и недовольный гул. Телефон звякнул излишне громко. yooni: только то видео, где ты назвал мои хвостики рожками слишком много согласных, кстати я против это не рожки!!!jm: там есть что-то компрометирующее?
yooni: ты целуешь меня в щеку это было слишком мило, я не хотел вырезатьjm: поговорим об этом потом? запишем что-то вроде бойфренд видео?
— Расскажите, а в жизни, за кадром, Юнги такой же красивый, как на видео? — Спросила та же студентка, на этот раз откладывая ручку на стол. Видимо, она окончательно потеряла к задаче всякий интерес. — Откуда мне знать? — Чимин улыбнулся глупо, надеясь соскользнуть с темы незаметно, но аудитория ждала ответа, а пытливые глаза сверлили его, кажется, до сквозных отверстий. — Да. Красивый и необыкновенный. А теперь, пожалуйста, приступите к решению. И снова зашелестели тетрадки, а вопросы, наконец-то по теме, сыпались, как из рога изобилия, пока Чимин мысленно возвращался к тонким чертам лица Юнги с утра: не накрашенного, румяного после сна, с розовым следом от подушки на так и просящей поцелуй мягкой щеке. И пусть студенты так и не пришли к верному ответу, а только приблизились к нему, занятие закончилось. Коридор, во время пар тихий, наполнился шумом голосов, шагов, а иногда и бега. Пока Чимин неспешно убирал вещи в портфель и складывал туда горячий от работы ноутбук, а в его голове разливалась тяжелая усталость после работы, в дверь, прикрытую студентами, тихонько постучали. Звук разлетелся по комнате, отразился от стен, раздаваясь эхом в пустой аудитории, где парень наслаждался тишиной, силясь встать и отправиться в долгий путь домой. — Входите, — чуть помедлив, пригласил нежданого посетителя Чимин. Тут же пришлось подскочить и поздороваться уважительно при виде сухонького старичка, державшегося за светлый пластик дверной ручки. — Здравствуйте, профессор. — Сиди, милый, чего подскакиваешь? Я пришёл с просьбой. — Я пытаюсь показать свое уважение к вам, профессор, — неловко брякнул Чимин, вновь опускаясь на стул жёсткий, от чего спина напомнила о себе болью. Старичок тоже сел за один из столов, прокашлявшись хрипло и улыбаясь приятно. Чимин не лукавил, когда говорил, что уважает этого мужчину. Мистер Маркус работал на кафедре едва ли не с самого ее основания, выпустил множество студентов, которые в последствие озарили мир открытиями и знаниями, но все равно умудрялся оставаться приветливым и добрым, становясь строгим и колким лишь в те моменты, когда этого требовали обстоятельства или наглость некоторых людей, что часто не знала границ. — И я вас, милый Чимин, — мужчина замялся, сжимая в пальцах невесть откуда взявшуюся ручку. — И именно поэтому мне неловко просить вас. — Вы можете попробовать. Чимин ободряюще улыбнулся. Профессор снял очки, протерев тонкие линзы о пиджак, а потом снова водрузил на свою переносицу золотистую оправу. — В эту субботу университет проводит своеобразную встречу… Скорее праздник гордости для лгбт-персон. Я один из организаторов, потому что, как вы знаете, мой внук… — Прекрасно знаком с Генри. Мы же встречались на его свадьбе, кажется, примерно полгода назад? — Да, совершенно верно, — старик снова кашлянул. — Не все приняли это хорошо, поэтому я оживился. Заступался за него перед отцом, который, как ты наверняка заметил, даже не явился на торжество. И праздник этот я предложил, потому что молодым людям вроде моего внука или тебя нужна поддержка. — Вы хороший человек, — Чимин хотел было сжать чужую тёплую сухую ладонь, но придержал себя, лишь подмигнув по-дружески. Мистер Маркус всегда стремился помочь студентам в вопросах не учебного характера, вплоть до поиска психотерапевта или другой квалифицированной помощи. Мужчина, уже иссушенный годами, седой и почти слепой, удивительно четко смотрел на мир и был открыт для него. — И вы, милый Чимин. Недавно Генри показал мне ваше с молодым человеком фото и объяснил мне, кстати, весьма доходчиво и понятно для такого старика, как я, что он — весьма важная в лгбт-кругах персона. — О, — выдохнул Чимин, не ожидавший разговора про Юнги с уважаемым и любимым профессором. — Да, он весьма популярен. — Поэтому, как бы неловко мне было просить, — Маркус замялся, — я бы хотел пригласить вас с молодым человеком на наш праздник гордости.***
Было слишком много шестицветной радуги. Так много, что картинка размазывалась, а в глазах рябило от всеобщей многокрасочности: в углу целовались девушки с крашенными в яркие цвета волосами, забываясь друг в друге; в центре зала толкал воодушевлённую речь парень, накинувший радужный флаг наподобии плаща, историю которого пришедшие слушали, затаив дыхание, возможно, кто-то даже плакал. Профессор Маркус прятался в тени, опираясь спиной на стену, и смотрел на организованное с нежностью. Они успели поговорить: старик рассыпался в благодарностях, радовался той помощи, которую Чимин был способен оказать организаторам мероприятия, и очень тепло сжимал сухой морщинистой ладонью руку парня, что прижимал Юнги к себе, иногда коротко касаясь губами взмокшего виска: Мин тоже много работал, ещё больше — делал фотографии с собравшимися людьми, делящимися с ним своими каминг-аутами, нашедшими вдохновение в деятельности Юнги. — Вы красивее, чем на фото, — говорил Маркус, пожимая ладонь Юнги, украшенную новым маникюром и десятком звонких колец. — Вам очень идёт эта помада. — Спасибо, профессор, — отвечал Юнги, замечая новую компанию мнущихся рядом студентов с телефонами в руках. — И за приглашение, и за комплимент. А потом Юнги вновь удалился, чтобы сфотографироваться с людьми, почему-то все время желающими рассмотреть его татуировки. Чимин их в этом понимал: он тоже любил разглядывать рисунки на теле партнёра; спрашивать, когда тот их набил и зачем. Тело Мина украшали тонкие ветви растений, обвитых цветами, на бёдрах, мелкие изображения телефонных эмоджи красовались на руках, а на ребрах приютились россыпи звёзд —красивые ровные линии, чернеющие на светлой коже, уже изученной губами и руками Чимина. — Так вы сыграете свадьбу? — спросил профессор, поблёскивая глазами хитро, даже заискивающе. — Пожалуйста, — попросил Чимин тихо, возводя глаза к потолку, на котором тоже плясали цветные огоньки, смешиваясь с темнотой и поглощая ее. — Все-все, молчу, — поднял руки Маркус в знак капитуляции, уходя к той самой стене, где совсем недавно стоял и смотрел на пришедших людей с той гордостью, которой Чимин никогда не видел даже в глазах собственного отца. Только именно сейчас люди, яркие и веселые, счастливые, мешали Чимину исполнить задуманное. А вот Юнги, кажется, было хорошо и весело: он потягивал вино из высокого бокала; его щеки пока еще не успели налиться румянцем опьянения; и говорил с двумя милыми пареньками, державшимися за руки. В одном из них Чимин разглядел своего студента, краснеющего и мнущегося под тяжёлым взглядом преподавателя. А взгляд действительно был более чем тяжёлым — парень как раз сейчас хотел подойти к Юнги, но не успел. Отчаянный и просящий взгляд метнулся в сторону профессора, который явно был доволен происходящим на все сто процентов, если не больше — он точно знал небольшую тайну, в которую Чимин его не посвятил, а лишь намекнул. Маркус улыбнулся, чтобы после прокашляться шумно и привлечь внимание толпы громким командным голосом, которым несомненно обладал, но пользовался им редко: предпочитал шёпот, что всегда заставлял аудиторию прислушиваться и внимать. — Уважаемые, давайте позволим нашему дорогому Юнги отдохнуть и немного уделить время Чимину, — на имени он подмигнул парню, кивающему благодарно. — Предлагаю сделать музыку погромче и потанцевать. Чимин поспешил к Юнги, прорываясь сквозь толпу людей. Музыка заиграла громче, отрезая тот шум, что до этого звучал: голоса, удары стёкла о стекло, поцелуи. Тонкое тело, влажное от пота, прижалось к чужому, сильному и напряженному, призывая расслабиться, подчиниться ритмам песни. Они двигались в такт, а Чимин изредка прикасался губами к соленой коже на шее, вёл пальцами по груди, ощущая биение сердца под ладонями, и сходил с ума от количества цветов и вкуса свободы на языке. Вкуса Юнги, трущегося задницей о бёдра парня. Вне шкафа было хорошо: никто не бросал осуждающие взгляды, полные ненависти, не кидал свои противные предубеждения в лицо. Чимин упивался драйвом и вседозволенностью, которых прежде не было, гладил бедра Юнги, утопая в музыке. В висках стучала мысль, что ему собраться нужно, потому что, если не сейчас, то неизвестно когда он сможет решиться. — Выйдешь за меня? — спросил Чимин, чувствуя, как сердце замирает в груди, а пульс равняется скоростью с музыкой, льющейся по большому залу, скрытому темнотой. Юнги обернулся, смотря непонимающе: Чимин говорил шепотом, возможно, парень просто его не расслышал и теперь пытался разобраться в сказанном неловко. — Ты выйдешь за меня? — повторил Чимин свой вопрос, облизывая губы нервно. Красивые тени, ярко оттеняющие глаза; сережки, поблескивающие в ушах — их множество; завязанные в небрежный хвост волосы, уже растрепанные и чуть слипшиеся от жары. Чимин смотрел в его глаза, стараясь угадать эмоции, но мягкие сладкие губы не шевелились, а брови — хмурились, приводя парня в состояние ужаса. Он сжимал зубы на внутренней стороне собственной щеки, пока не почувствовал яркий вкус крови во рту. — Да, конечно, — просто ответил Юнги, будто это не должно было быть чем-то особенным, важным. Будто так и должно быть. Ему казалось, что он торопится, хватается за возможность любить Юнги, но сомнения оказались напрасными, когда его парень, теперь жених, прикоснулся к губам коротко. В помещении раздался свист. Чимин успел перехватить довольный и по-отечески теплый взгляд профессора, прикрывая глаза. Юнги целовал его исступлённо, царапая острыми ноготками шею, вплетая пальцы в волосы липкие, и за пряди дергал больно. Именно этим Чимин оправдывал набежавшую на глаза соленую влагу, прикусывая нижнюю губу партнера, чтобы тот рот открыл и впустил горячий мокрый язык, готовый изучить зубы, пройтись по небу щекочущим движением и ласково заскользить по точеной линии челюсти. Юнги оторвался на мгновение, хватая губами жаркий воздух, наполненный влагой. — Я выхожу замуж! — крикнул он, и толпа взорвалась криками радости, свистом и подбадриваниями. Губы снова соединились в поцелуе, в котором зубы кусались, языки переплетаясь, слюна смешивалась с чужой. Чимин уже предвидел кучи постов в интернете о том, что Мин Юнги выходит замуж, что партнёр сделал ему предложение на вечеринке в честь прав лгбт-персон в университете, где учился и работал. Но ощущение абсолютного счастья, абсолютной свободы от того, что происходило вокруг, дарило Чимину, не глотнувшему и капли вина, опьянение легкое. И Юнги был с ним, и губы его на вкус были, как вино.