1. Трижды о любви: Неисцелимый. История Марка и Лотте

Неисцелимый. История Марка и Лотте

…раскрылась с треском боковая дверь и ворвался рев черной вечности, заглушив захлестом ветра крик одинокой гибели. В. Набоков «Лолита»

Марк раздраженно оглядел аудиторию – он задал студентам вопрос, но никто, похоже, его не услышал. Вторая пара подходила к концу, и студенты устали. «Первокурсники, чтоб их! Никакой дисциплины!» – злобно думал Марк. Он тоже устал и тоже был в каком-то смысле первокурсником, потому что впервые читал лекции. Именно поэтому Марк и напускал на себя показную суровость, хотя на самом деле страшно волновался. – Так кто ответит на мой вопрос? – повысив голос, произнес Марк. – Что, все стесняются? Тогда пойдем по порядку. Пожалуйста, студентка с первого ряда. Аудитория представляла собой небольшой амфитеатр, и в первом ряду сидела всего одна девушка – она не отвлекалась и прилежно записывала все, что вещал профессор. Но отвечать не спешила, наоборот, еще ниже нагнула голову. – Мисс блондинка, я жду ответа! В аудитории настала странная тишина, потом поползли шепотки и смешки – Марк не понимал, в чем дело. И когда он уже был готов стукнуть кулаком по кафедре, блондинка поднялась и хорошим юношеским баритоном спросила: – Вы ко мне обращаетесь, профессор? Твою ж мать! Это парень! Марк почувствовал, что краснеет. Он не понимал, как мог так позорно ошибиться – это был определенно юноша, пусть излишне миловидный и хрупкий: довольно низкий голос, ярко выраженный кадык на тонкой шее, телосложение – все выдавало в нем мужчину. Ну да, Марка сбили с толку длинноволосая прическа и светло-голубой джемпер. – Ээээ… Простите… Мне показалось… Садитесь. Марк наконец взял себя в руки. На его счастье, прозвенел звонок, и студенты потянулись прочь из аудитории, многие откровенно смеялись, поглядывая на профессора. «Блондинка» не торопилась: парень нарочито медленно складывал в рюкзак тетради и учебники, явно не желая идти со всеми. Марк подошел к нему: – Еще раз простите, что поставил вас в неловкое положение, – сказал он, чуть поклонившись. – Это вы себя поставили в неловкое положение, – ответил юноша. – Вроде не маразматик, а мальчика от девочки отличить не можете. Марк слегка опешил, не ожидая такой дерзости: – Но… Я же видел с кафедры только твою склоненную голову! А прическа вполне женская. И кофта тоже. Юноша усмехнулся: – Кофта! Это кашемировый джемпер, последний писк, чтоб вы знали. А прическа вполне мужская, каре называется. И волосы не осветленные, а мои собственные… Пока юноша говорил, Марк его разглядывал – все-таки поразительная внешность у парня! Какое-то эльфийское существо, не иначе: нежная бледная кожа, капризный рот, слегка раскосые голубые глаза с длинными ресницами – то ли девочка, то ли мальчик, сущее дитя с виду. Но презрительно поднятая бровь, гневное выражение глаз, кривая ухмылка и издевательские интонации голоса так резко контрастировали с невинным обликом, что вызывали у Марка когнитивный диссонанс. – Спасибо вам большое, – ядовито продолжал юноша. – Привлекли ко мне всеобщее внимание, без которого я вполне обошелся бы. И дали мне кличку, от которой теперь никогда не отмыться – быть мне «Блондинкой» до окончания универа! – Прости, – еще раз сказал Марк, не зная, как выпутаться из этой дурацкой ситуации. – Да ладно, – мрачно сказал юноша. – Толку-то от ваших извинений! Идите уже, куда собирались. – А ты? Остаешься тут? – Я хотел перекусить, но пока обожду. Надо, чтобы народ рассосался. А то сейчас как примутся дразнить… – Мне тоже надо поесть. Пойдем вместе? Я тебя прикрою от обидчиков. И угощу обедом. Хоть что-то. – Серьезно?! Тогда пошли! – Как тебя зовут? – Лóтте Шрейбер. – Подожди! – Марк остановился посреди коридора. – Неужели твой отец Карл Шрейбер? – Да, а что? – Знаменитый архитектор? – Это он. – Я же с ним знаком! И маму твою тоже знаю. Она, кажется, японка? – Моя бабушка китаянка. – Так вот откуда у тебя эти восточные черты! Ты пошел по стопам отца? – Типа того, – ответил Лотте, усаживаясь за столик. – На самом деле меня не слишком интересует архитектура. Я хочу быть дизайнером одежды. Но решил пока уступить хотя бы в этом вопросе, раз уж так разочаровал отца в остальном. – И чем же ты его разочаровал? Лотте усмехнулся: – Вы еще не поняли? Что-то туго соображаете для профессора. Я – гей. Марк опешил: эта мысль, действительно, не пришла ему в голову. – Ты хочешь сказать, что специально выбрал такой имидж… – Ну да. Чтобы все сразу поняли, кто я, и не лезли с вопросами. А что, я должен это скрывать? Стыдиться? Не дождетесь. – Ты смелый парень, смотрю. – Да и вы не трус. Не побоялись пройтись со мной до кафе, обедом вот угощаете. А вдруг народ подумает, что уважаемый профессор завел себе мальчика-блондинку, а? – Не говори ерунды! Никто ничего не подумает. В конце концов, я практически друг вашей семьи, так что, можно сказать – ты мой племянник. – Ха, дядюшка нашелся! Вряд ли мой папахен вас вообще помнит! – Неважно. Марк исподтишка рассматривал Лотте, потом не выдержал и спросил: – Послушай, тебе сколько? Лет двадцать? – Почти восемнадцать. – Тем более. Почему ты так уверен в своей ориентации? Вряд ли у тебя вообще есть опыт отношений. Лотте хмыкнул, перегнулся через стол и шепотом сказал, глядя Марку в глаза: – Ну, если у тебя встает только на мужиков, а на девчонок вообще не реагирует, тут трудно ошибиться, правда? Откинулся назад и снова принялся за еду. Марк осторожно огляделся по сторонам – не слышал ли кто их разговор? Черт, как неловко! И зачем он сунулся расспрашивать Лотте? Чем дальше, тем больше Марку казалось, что идея угостить парня обедом была неудачной: он невольно смущался под наглым взглядом мальчишки. «Черт побери этого пацана! – думал Марк. – Такая ангельская внешность, а на деле – сущий дьявол». Наконец, Лотте доел десерт и поднялся: – Точно, угощаете? – Да-да, я оплачу счет. – Спасибо. Лотте отошел на пару шагов, но вдруг вернулся, подошел к Марку, нагнулся и прошептал ему на ухо: – А сейчас ты почувствуешь, что значит быть в моей шкуре… И поцеловал Марка в щеку. Вернее, просто обозначил поцелуй, даже не прикоснувшись, но со стороны это действо должно было показаться реальным поцелуем. Марк остолбенел. Лотте давно испарился, а Марк все сидел за столом – ему казалось, взгляды всех присутствующих устремлены на него. Наконец он собрался с силами и пошел к выходу – за его спиной тут же возникали смешки и шепот, а попадавшиеся на пути люди отворачивались. Лотте был мрачен. Сейчас он уже плохо понимал, зачем так эпатировал этого, провались он, профессора. «Но подставил он меня знатно. Нет, не прощу», – думал Лотте, направляясь к своему велосипеду. Сначала он хотел поработать в библиотеке, но сейчас передумал и решил отправиться домой. Отец не разрешил ему жить в кампусе – снял для сына небольшой коттедж в соседнем поселке. Лотте взялся за велосипед, но тут его окружила «банда» – компания студентов, верховодивших на курсе: сынки богатеньких родителей, считавшие себя элитой. Главарем был Джеф, который в общем неплохо относился к Лотте и даже звал в банду, но Лотте предпочитал держаться особняком, и компания не обращала на него особого внимания – все же он был из «своих». Но теперь, похоже, обратили: – Эй, блондинка! – сказал Джеф, подходя. Остальные окружили Лотте. – Что за шашни у тебя с профессором? Говорят, вы целовались в кафе на глазах изумленной публики? Лотте чертыхнулся про себя и ничего не ответил. – Смотрите-ка, какая важная блондинка! – продолжал Джеф. – Не разговаривает с нами! Что, теперь мы тебе не чета? – Слушай, отвали! – не выдержал Лотте. – Чего тебе надо? – А может, я тоже хочу поцеловать такую красотку? – Иди ты к черту! Неизвестно, чем бы закончилась перебранка, но тут возникло новое действующее лицо – Нукри. Она была с последнего курса: активистка, правозащитница и участница многочисленных студенческих организаций, словом, в каждую бочку затычка, как дразнили ее друзья. Нукри всегда резала правду-матку и боролась за справедливость. Она сочувствовала Лотте и опекала его на правах старшей. Сейчас она решительно растолкала членов банды, каждый из которых был чуть не вдвое выше ее ростом, и строго спросила: – Что тут происходит? Лотте, тебя обижают? – Да кому он нужен, – заскучал Джеф, и банда удалилась, не желая связываться с этой чокнутой. – Ты как? – спросила она. – Нормально. Спасибо. Но я бы и сам справился. – Ладно, тогда подвези меня. – Куда тебя подвезти? – Давай к реке! Тебе же не хочется домой, правда? Посидим, поговорим. Или помолчим. На реку поглядим. Лотте кивнул. Нукри уселась на багажник, и они поехали к реке. Нукри тоже была полукровкой, как и Лотте: отец – англичанин, мать – индуска. К сожалению, Нукри не унаследовала красоту своей матери: маленькая, склонная к полноте, очкастая. Только волосы были хороши, но Нукри не умела с ними обращаться – коротко стригла, а когда отрастали, завязывала в хвостик на макушке. Лотте и Нукри доехали до реки и уселись на уединенной скамейке. – Хорошо-то как! – вздохнула Нукри. – Расскажешь, что случилось? – А! Дурацкая история! – ответил Лотте. – Этот идиот профессор принял меня за девушку, а теперь все дразнят меня блондинкой. – О! А ты что? – Я тоже повел себя по-идиотски, честно говоря… И он рассказал Нукри про разговор в кафе и фальшивый поцелуй. – Бог мой! Зачем ты это сделал? – изумилась Нукри. – Я знаю? Меня понесло! – Он что, так сильно тебе нравится? – Кто?! – Марк. – Да с чего ты вообще взяла, что он мне нравится?! – Разве нет? – довольно ехидно спросила Нукри. – Ты ж из кожи лез, чтобы его поразить. – Да ну тебя, – насупился Лотте. – Ладно, не обижайся. Но в любом случае тебе ничего не светит – Марк натурал. – Точно? – Помнишь Зою? – Твоя бывшая соседка? В которую ты была влюблена? – Почему – была? Я и сейчас… Ну да, это она. Короче, осенью Зоя выходит за Марка замуж. – Вон что… Слушай, я все хотел спросить: а ты ей призналась в своих чувствах? Нукри печально опустила голову и тяжко вздохнула, Лотте покосился на нее и поморщился: – Прости, я не должен был спрашивать! – Да нет, все нормально. Просто получилось по-дурацки. Понимаешь, я-то влюбилась, а она… Короче, не сильно я ей нравилась. И я не собиралась ничего предпринимать – что ж поделаешь-то, коли так? Ничего. А потом… Она приехала от родителей очень расстроенная и ночью плакала. И я стала ее утешать. И зашла слишком далеко. Но она меня не оттолкнула. А утром сделала вид, что ничего вообще не было. Я тоже стала вести себя как прежде, ни на что не надеясь. Но через пару недель она сама ночью ко мне пришла! И я подумала… В общем, не выдержала и высказала ей свои чувства. А вечером она съехала. – Ох… Жалость какая! – Это было еще на первом курсе. И все-таки мы остались друзьями, и то хлеб. – Нукри, ты очень хорошая. Я верю, ты обязательно встретишь человека, который тебя полюбит! – Твоими устами да мед бы пить, – горько вздохнула Нукри. – Послушай… А как ты вообще поняла, что влюблена? – Ты что, ни разу не влюблялся? – Нет. Наверно. Я понимаю про секс, там все просто: хочу – не хочу. А вот влюбленность, любовь… Что это? – Ты никогда не испытывал чувства любви? Ни к кому? Ну, хоть к родителям? – К родителям? Не знаю. Если только в самом раннем детстве. Потом они развелись, мама уехала в Штаты. Отец всегда занят, им вечно не до меня. Как ты это чувствуешь – любовь? – Знаешь выражение «бабочки в животе»? – Забавно! Не слышал. – Ты все время хочешь смотреть на любимого человека, любоваться им, разговаривать, заботиться о нем, ты волнуешься, когда он рядом и переживаешь, когда его нет… – А секс? – Ну, и секс, конечно. Но это потом. Сначала «бабочки». – Как это все муторно! Волноваться еще… – Это прекрасно! А ты просто еще маленький, раз не понимаешь. – Скажешь тоже… Лотте задумался. За ужином Марк рассказал Зое про свою оплошность, и они вместе посмеялись – правда, про «поцелуй» в кафе Марк умолчал. Он надеялся, что инцидент исчерпан, но не тут-то было! Лотте, которого раньше Марк никогда не замечал, теперь стал попадаться ему на каждом шагу: в библиотеке и кафе, в коридорах и дворах университета, в парке и на улицах городка, так что Марку стало казаться, что Лотте его преследует. Но это было вовсе не так, потому что в большинстве случаев Лотте даже не видел Марка, занимаясь своими делами. Доходило до смешного: стоило Марку, работающему в кабинете, невзначай взглянуть в окно, как там мгновенно обнаруживался Лотте, пересекающий газон с книжками подмышкой. На лекции Лотте приходил последним, усаживался в дальнем ряду и упорно смотрел в тетрадь или на экран, когда Марк показывал слайды. Действительно, Лотте теперь дразнили блондинкой – несколько раз Марк слышал, как сокурсники кричали это прозвище вслед парню, и невольно морщился, ощущая свою вину. Марк не понимал, в чем дело: почему его так заклинило на этом мальчишке? Что его мучает – вина, любопытство? Да, Марк вынужден был признать, что Лотте его поразил и своей внешностью, и вызывающей дерзостью. Сам Марк никогда в жизни не решался хоть как-то эпатировать окружающих: примерный и прилежный мальчик; добросовестный и ответственный студент; начинающий, но уже уважаемый преподаватель; романтически настроенный жених, предполагающий прожить с Зоей долгие годы в любви и согласии. Поэтому Лотте и был так интересен Марку – хотелось понять устройство и механизм действия этого существа, не боящегося нарушать условности. А Лотте в свою очередь приглядывался к профессору – слова Нукри произвели в его организме странную реакцию. «Неужели Марк и правда мне нравится? – думал Лотте. – Он же совсем не мой тип, к тому же – натурал. Ясно, что мне никогда ничего не обломится. Тогда почему я все время о нем думаю? Почему мне хочется на него смотреть и тянет поговорить – неважно, о чем. Просто поговорить, чтобы он понял, что я вовсе не такой засранец, каким, наверно, кажусь. Я хочу, чтобы он улыбался мне. У него такая красивая улыбка. И глаза красивые – зеленые, как крыжовник. А когда он снимает очки, взгляд делается беззащитным…» Недели через три после инцидента Марк встретил Лотте в библиотеке, когда пришел забрать заказанные книги. Время было довольно позднее, читальный зал пустовал, так что Лотте сразу увидел профессора и издали радостно помахал ему ладошкой с растопыренными пальцами – это выглядело так по-детски, что Марк невольно улыбнулся. Улыбался и Лотте, когда следом за Марком подошел к стойке: – Здравствуйте, профессор! Позвольте помочь вам? Лотте держался скромно и выглядел пай-мальчиком из хорошей семьи, кем он, собственно, и являлся: розовая трикотажная рубашка-поло, длинные светлые шорты, белые носки и кроссовки; отросшие волосы забраны в смешной хвостик, открытый взгляд и такая солнечная улыбка, что у Марка засбоило сердце. – Ладно, помоги, – ответил Марк, и Лотте взял стопку книг. – Проводишь меня до кабинета. Почему ты еще здесь? Уже поздно. – Я дождь пережидаю, – ответил Лотте. – Забыл взять плащ. – А где ты живешь? В каком корпусе? – Я не в кампусе, в деревне. Сиреневый коттедж. – О! И я недалеко – в Лавандовом. Могу тебя подбросить, я на машине. – Здорово! А велосипед поместится? – Пристроим. За разговором они не заметили, как дошли до кабинета. Марк забыл закрыть окно, и в комнате пахло влагой и мокрой листвой от растущей под окном липы. Лотте сгрузил книги на стол и подошел к окну. – Люблю дождь! – сказал он. – Так успокаивает. Даже лучше, чем река. Кажется, с дождем уходит вся печаль и тревога, а душа наполняется безмятежной радостью. Вы так не думаете? – А я люблю смотреть на огонь в камине, – неожиданно для себя поведал Марк. – Мне тоже нравится. И еще когда идет снег! Большими хлопьями. Они парят в воздухе, как белые бабочки. Когда падает снег, всегда настает особая тишина, не замечали? Лотте обернулся к Марку, и у того снова болезненно сжалось сердце, так прекрасно было это юное существо с сияющими глазами – хрупкое, нежное, беззащитное и доверчивое. Точно такое же чувство Марк испытал в детстве, когда на руку ему села синица, чтобы поклевать семечек. Марк подошел к Лотте – тот уже снова смотрел на дождь. Стоя рядом с мальчишкой, Марк вдруг почувствовал какой-то тонкий аромат, похожий на запах не то цветов, не то распускающихся почек: свежесть, легкая сладость и еле уловимая горчинка. – Ты что, пользуешься духами? – спросил он. Лотте удивился: – С чего вы взяли? Никаких духов, лосьонов и прочей муры – только дезодорант, но он вообще без запаха. «Неужели это его собственный запах?» – подумал Марк и немного нагнулся, принюхиваясь к волосам Лотте – тот был на полголовы ниже его. Да, верно! Аромат шел от волос Лотте. Может, так пахнет шампунь? Марк склонился еще ниже и провел носом вдоль шеи Лотте – тут запах был еще более острым и чувственным. Марк весь покрылся мурашками, сердце заколотилось с безумной силой, а в глазах потемнело. Почти не сознавая, что делает, он коснулся губами гладкой кожи Лотте – тот вскрикнул и отшатнулся, потому что поцелуй Марка обжег ему шею: – Вы что делаете?! «Что я делаю? Хороший вопрос. А главное – своевременный» – подумал Марк, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, но это ему не удавалось: внутренний зверь, о существовании которого Марк и не подозревал, проснулся и теперь расправлял затекшие конечности, поднимаясь и скаля клыки. Изумление в глазах Лотте сменилось испугом, он быстро отступил назад, отталкивая Марка, но тот схватил мальчика за плечи и прижал к себе: одной рукой обнимал, другой придерживал затылок, и как Лотте ни брыкался, ему не удавалось вырваться – Марк был крупнее и гораздо сильнее. Марк поцеловал Лотте, и последние сдерживающие путы порвались в клочья: он напоминал путника, который десятки лет бродил по пустыне, изнывая от жажды, и вот, наконец, нашел родник. Он пил и пил эту живую воду, не в силах насытиться, не замечая ни усилий Лотте освободиться, ни его слез. Болезненное напряжение, в котором он находился, только усиливалось – одних поцелуев было явно мало. Марку удалось стащить с Лотте рубашку, и он зарычал от восторга, получив в свое распоряжение столько обнаженного юного тела, чуть влажного от пота. Лотте уже не сопротивлялся, и Марк уложил его на диван, стянув кроссовки и шорты вместе с трусами. Придерживая Лотте, Марк лихорадочно раздевался, руки его тряслись от нетерпения, в горле пересохло, он забыл обо всем, превратившись в одно нестерпимое вожделение: я сейчас же получу тебя или умру! Никто не умер. Какое-то время спустя Лотте сполз с дивана на пол, посидел там немного, потом встал и оделся, стоя спиной к Марку, обессиленно лежавшему на диване. Сказал, не оборачиваясь: – Ты отвратителен. Живи теперь с этим. И ушел. Марк взвыл – он уже пришел в себя и решительно не представлял, как ему теперь жить «с этим». Как вообще жить?! Нукри уже ложилась спать, когда неожиданно зазвонил мобильник, высветив номер Лотте: – Лотте? Что случилось? Кто это? – Нукри, это Джеф. Я нашел твой номер в мобильнике Лотте. С ним что-то непонятное творится. Я не знаю, как быть! – Что с ним? – Он рыдает, лежа на газоне. Весь мокрый и грязный. – Это ты его обидел? – Нет! Я шел в свой корпус и наткнулся на него. Что делать-то? – Стой там, я сейчас приеду за вами. Нукри приехала на такси. Вдвоем с Джефом они с большим трудом загрузили Лотте в машину, потом завели в дом, где он тут же рухнул на ковер и свернулся клубочком, продолжая рыдать. – Может, врача вызвать? – спросил Джеф. – Обойдемся, – решила Нукри. – Вот что, помоги ему принять душ, а я пока чай заварю. Но у Джефа ничего не вышло: Лотте отбивался руками и ногами, не желая вставать: – Отстань! Уйди! Оставьте меня все! – Ладно, – сказала Нукри. – Ты иди, Джеф. Я сама справлюсь. Сначала его надо успокоить. – Может, я подожду? – Луше иди, а то он потом тебя возненавидит. – Ты звони, если что, хорошо? Я буду волноваться. Джеф ушел, а Нукри села на пол и обняла Лотте – он уже не рыдал, только трясся и всхлипывал. Постепенно она вытянула из него подробности произошедшего, но не стала ничего говорить, только вздохнула. После душа и хорошей порции чая с коньяком Лотте заснул. Нукри осталась с ним, притулившись на диванчике в гостиной. Она долго не спала, размышляя о бедном Лотте, чье первое чувство только что было втоптано в грязь, и о Марке, который явно слетел с катушек и теперь находится в одном шаге от безумия – ничто из того, что Нукри слышала о Марке от Зои, не предвещало подобного развития событий, наоборот, Зоя жаловалась, что Марк холодноват, сдержан и никогда не дает воли чувствам. Утром Лотте был мрачен и бледен, явно жалея, что накануне так откровенничал с Нукри. – Послушай, – сказала она, наливая ему кофе. – Я могу сделать вид, что ничего не слышала и не знаю. Но… Ты заявишь на него? – Как я могу? – криво усмехнувшись, спросил Лотте. – Свидетелей нет, доказательств нет. Его слово против моего. И кому поверят? У меня и так репутация своеобразная… Нукри вздохнула – Лотте был прав. – Хочешь, я расскажу все Зое? – Ни в коем случае, ты что?! Хочешь потерять остатки дружбы с ней? – Так что будем делать? – Ничего. Я переживу. Как-нибудь. Нукри не выдержала – подошла и обняла Лотте. Он заплакал: – Мне так больно! Я же почти влюбился! И мне ничего не нужно было – просто стоять рядом, смотреть на дождь, разговаривать про снег и огонь в камине… А он… Я не ожидал, понимаешь? Обычно я всегда настороже, а тут… Я не чувствовал опасности! Доверял ему! Если бы он… ну… как-то по-человечески… – Я понимаю, дружочек. Я все понимаю. – Вот ты говорила, он натурал. Тогда почему? – Думаю, он и сам не знал, кто он и что. – Дожил почти до тридцати пяти – и не знал?! – И так бывает. А может, дело в тебе… – Ну да, я сам виноват, знаю. Я же мог остановить все это, но в какой-то момент мне стало так тошно! И на все наплевать. Подумал, что ничего другого я и не заслуживаю. – Лотте, перестань! Ты ни в чем не виноват. Он старше, опытней… – Да ни хрена он не опытней! Он, похоже, вообще новичок. Поэтому мне и непонятно. – Когда я сказала, что дело в тебе, я имела в виду… Понимаешь, мне ведь не нравятся девушки вообще. Мне нравится Зоя. Она одна. Дело-то не в поле человека, как таковом, а в личности. – Ага, только не говори, что это он меня так любит. – Может, по-другому не умеет? Похоже, у него какой-то предохранитель слетел. Ты лучше пока не попадайся ему на глаза, ладно? – И не собирался. Пусть катится к черту! Первый, кого Лотте увидел, придя в университет, был Джеф, который явно его поджидал. – Чего тебе? – неприветливо спросил Лотте. – Послушай, – волнуясь, заговорил Джеф. – Я понимаю, что изводил тебя, но это не со зла. Не знаю, что с тобой вчера произошло, но, если я могу хоть чем-то помочь, я готов, честно! – Да чем ты мне поможешь, – вздохнул Лотте. – Хотя бы не называй меня блондинкой, и на том спасибо. – Не буду! И всех заставлю прекратить! Понимаешь, я… Ты мне нравишься! Можно, я буду твоим другом? Лотте внимательно взглянул на смущенного и красного, как помидор, Джефа и усмехнулся: – Так ты поэтому мне проходу не давал? – Ну да. – Детский сад какой-то. Значит, хочешь дружить и только? – Не только. – О! Что-то еще? – Ты понимаешь, о чем я. – Неужели хочешь переспать со мной? – Ну… типа того… Лотте захохотал, согнувшись в три погибели, потом сел на пол, закрыв лицо руками. Плечи его тряслись, и до Джефа, наконец, дошло, что у Лотте истерика. Он опустился к нему и обнял, загораживая от проходящих мимо студентов. Они просидели так довольно долго, потом Лотте сказал: – Ладно, отпусти. Пойду умоюсь. Помолчал и добавил: – Спасибо. Джеф ждал Лотте около туалета и сказал, когда тот вышел: – А на лекцию мы опоздали. – Ну и черт с ней. Пойдем, погуляем у реки? – Пошли! – обрадовался Джеф. Полдня они провели у реки: бродили по берегу, швыряли в воду камешки, съели по гамбургеру, запивая колой, кормили уток и лебедей остатками хлеба и разговаривали. Говорил, в основном, Джеф – Лотте помалкивал, лишь чуть усмехался, поглядывая на нового друга. Джеф был высоким и спортивным парнем, но не слишком красивым: взлохмаченные рыжеватые волосы, смешные оттопыренные уши, длинный нос, веснушки… Только глаза хороши – ярко-карие в обрамлении светлых ресниц. Потом Джеф проводил Лотте до дому. Уходить ему явно не хотелось – он топтался, моргал и шмыгал носом. – Иди уже! – рассмеялся Лотте. – Спасибо тебе за этот день. Не ожидал, что ты можешь быть таким милым. Привстал на цыпочки и чмокнул Джефа в щеку – тот немедленно залился краской. Лотте ушел, смеясь, а Джеф несколько раз подпрыгнул от восторга, сделал торжествующий жест и громко крикнул: – Йесс! И тут же из-за соседнего заборчика истерически залаяла какая-то собачонка. Марк пил весь день. Лекций у него не было, а Зое он сказал, что хочет поработать над статьей – сроки поджимают. Но спиртное не помогало, только еще больше распаляло воображение и угрызения совести. К ночи Марк дошел до такой степени отчаяния, что нашел в шкафчике опасную бритву, доставшуюся от деда. Посмотрел на себя в зеркало – бледное до синевы лицо, темные круги под глазами, трясущиеся руки… Потом примерился и полоснул себя бритвой по руке. По вене не попал, но кровь полилась ручьем. Боль отрезвила Марка – он зажал рану рукой и заорал в полный голос, выплескивая свою боль и тоску. Умирать явно не хотелось. Марк кое-как забинтовал руку, допил скотч и рухнул в постель. Наутро он проспал и чуть не опоздал на лекцию. Лотте не пришел, и Марк вздохнул с облегчением. Он решительно не понимал, как теперь вести себя с Лотте: боялся встречи и в то же время жаждал ее. Трогательный облик улыбающегося Лотте так и стоял у Марка перед глазами. Но Лотте исчез с радаров Марка напрочь, зато прочно обосновался в тревожных мыслях и мучительно эротических снах. Совершенно истомившись, Марк нашел Нукри и попросил у нее номер телефона Лотте. – Не дам, – решительно сказала Нукри, внимательно рассмотрев Марка. – Почему? – спросил Марк и тут же пожалел: Нукри, похоже, что-то знала. Она усмехнулась и кивнула, увидев его выражение лица: – Вот потому и не дам. – Хотя бы скажите, как он? – Он справится. Лотте сильный мальчик. А вот в вас я не уверена. – Да что вы знаете! – бросил Марк и стремительно ушел. Встреча состоялась лишь через месяц: однажды вечером Марк, не зная, как отвлечь себя от гнетущих мыслей, решил пробежаться в парке – спустился в подземный переход, который туда вел, и увидел, что навстречу идет Лотте. Он двигался спиной к свету, поэтому виден был в контражуре, а поблескивающие светлые волосы создавали эффект нимба. Марк остановился. Замер и Лотте. Довольно долго они стояли напротив друг друга и молчали. Потом Марк спросил: – Как ты? – Нормально, – спокойно ответил Лотте. – Почему не ходишь на мои лекции? Скоро экзамен. – И что, ты меня завалишь? Серьезно? – Лотте, прости меня! – Так просто? Взять и простить? – Я не понимаю, что со мной случилось! Я… Я не такой! – Ты хуже. – Я никогда раньше такого не делал! – И что, ты жаждешь повторения? Марк долго молчал, а потом опустил голову и тихо сказал: – Да. – Я не слышу. – Да! Да! Я хочу тебя! Смертельно хочу! – А я вот нет. Мне совсем не понравилось. Это было… мерзко. Марк заплакал. – О, какие страдания! – ехидно заметил Лотте. – Я должен тебя пожалеть? Да с какой стати? Марк подошел к Лотте – тот, отступая, оперся о стену. – Пожалуйста, Лотте! Я схожу с ума, ты мне снишься каждую ночь… – А ты мне – нет. – Лотте! – Марк опустился на колени. – Умоляю… – Тогда постарайся, чтобы мне понравилось, – жёстко произнес Лотте, расстегивая молнию на джинсах. – Ну? Действуй! – Ты хочешь, чтобы я… Прямо здесь… – Да. Или так, или никак. Марк огляделся: полутемный грязный переход, в котором валяются пустые банки из-под пива, воняет мочой и куда в любую минуту может зайти какой-нибудь собачник или бегун из парка… Он поднял голову и посмотрел на Лотте – тот усмехался. Марк опустил взгляд ниже – джинсы были уже расстегнуты и приспущены… У Марка потемнело в глазах: «Неужели я сделаю это?» – в панике подумал он. Рука Лотте легла на его макушку и больно схватила за волосы: – Я тебе помогу, – голос Лотте прозвучал зловеще. – Открой-ка рот, профессор! И Марк сделал это. Лотте давно ушел, а Марк все стоял на коленях, закрыв лицо руками. Унижение, которое он пережил, вызвало, тем не менее, столь острое и мучительное наслаждение, что Марк окончательно сломался. Он поднялся и все-таки пошел в парк – несколько часов бегал там под дождем, доведя себя до полного изнеможения. Марку казалось, что дождь растворил его душу, смыл ее в сточную канаву, оставив лишь одно безумное и страстное желание: быть с Лотте! А утром Марк уже не понимал, приснилась ему сцена в подземном переходе или это было на самом деле. Они встретились снова через полторы недели – поздним вечером в коридоре университета, и снова Лотте шел навстречу Марку, сияя нимбом светлых волос. Сошлись около мужского туалета – Лотте, быстро оглянувшись по сторонам, схватил Марка за руку и втащил внутрь. – Профессор! – ласково произнес он. – Какая встреча! А я как раз искал вас. – Ты меня искал?! – А то! Лотте достал из кармана зачетку, повертел ею перед носом Марка, потом сунул ему в карман пиджака: – Вернешь с хорошей оценкой, понял? – Да, – кивнул Марк, с надеждой глядя на Лотте. Тот усмехнулся: – Послушный мальчик! А чтобы ты не забыл… Лотте втолкнул Марка в кабинку и закрыл дверь. И все повторилось. – Молодец, – сказал Лотте, застегивая штаны. – Совершенствуешься помаленьку. Марк сидел на унитазе, опустив голову и бессильно свесив руки. «Наверно, я сошел с ума, – печально думал он. – Ну и пусть». Тот зверь, что, как оказалось, жил у него внутри и однажды вырвался на свободу, пустив под откос жизнь Марка, теперь съежился до размеров крохотной дворняжки и мог только жалобно скулить, выпрашивая милость хозяина. Хозяином был Лотте. Он сделался средоточием жизни Марка – все стало неважно: наука, работа, Зоя, будущее. Марк похудел и осунулся, забывал бриться, а ужин все чаще заменял хорошей порцией спиртного, которое нисколько не утоляло постоянно мучившую Марка жажду. Он метался по постели, повторяя и повторяя «Лотте, Лотте» – звучание этого имени доставляло ему почти физическое наслаждение: мягкое округлое «Ло», потом жесткое двойное «тте»: ло… ловушка, поцелуй, тело; тте… вечерний стрекот цикады, автоматная очередь…. Лотте, Лотте, Лотте! Лооотте… В один из вечеров, когда Марк готов был завыть от тоски по Лотте, которого не видел уже неделю, он решился: вышел в темноту промозглой зимней ночи и направился к Сиреневому коттеджу. Марк перелез через забор в палисадник и нашел окно Лотте – шторы были раздвинуты, и Марк видел, как Лотте ходит по комнате. Через некоторое время Лотте заметил стоящую в саду темную фигуру – подошел к окну, присмотрелся, нахмурился… Ухмыльнулся и открыл окно: – Профессор! И давно вы тут стоите? – Я… Я принес твою зачетку… – Давайте. Лотте принял зачетку, посмотрел на поставленную Марком пятерку и одобрительно покивал: – Хороший мальчик! Марк судорожно сглотнул, чувствуя, как по всему телу разливается тошнотворно-сладостная слабость. Ноги его дрожали. – Лотте, – робко произнес он. – Можно мне… Лотте молча смотрел на него, и в какой-то момент в глазах его мелькнула жалость: – Послушай, ты же взрослый человек, – сказал он. – Почему ты позволяешь мне так унижать тебя? – Я виноват перед тобой. И потом… Я все равно не могу этому сопротивляться. Лотте, пожалуйста! – Я понял, ты мазохист. Ладно, залезай. Марк неловко влез в окно и встал посреди комнаты. Был включен обогреватель, и Марка сразу затрясло – он только сейчас понял, как замерз. – Да ты весь мокрый! – воскликнул Лотте. – Долго бродил под дождем? Марк с недоумением оглядел себя, потрогал волосы – и правда, хоть выжимай. Дождь? Он не заметил. – Раздевайся, – приказал Лотте, и Марк послушно снял куртку. – Совсем раздевайся! – прикрикнул Лотте и подал полотенце. – Вот, волосы посуши. Жалко, у меня нечего выпить, только пиво, а это не то, что сейчас тебе требуется. А, сделаю чай! Марк медленно раздевался – руки у него дрожали, пальцы путались в пуговицах. Наконец он остался в одних трусах. – И это снимай, – велел Лотте. – Стесняешься, что ли? После всего, что ты со мной делал? Смешно. Давай, ложись. Марк улегся в постель и Лотте принялся вытирать ему голову полотенцем, про которое Марк забыл. Потом подал чашку горячего чая. Марк выпил. Он пребывал в полуобморочном состоянии. Лотте покачал головой, глядя на него и устроился рядом – Марк жадно вдохнул теплый аромат тела Лотте, будоражащий, сладкий, горький… – Хочешь меня? – спросил Лотте. – Да. – Сначала поговорим. Это и правда был твой первый раз? С мужчиной? Ну, тогда? – Да. – Интересно. И что ты про себя понял? Кто ты на самом деле? Гей, бисексуал, маньяк, безумец? – Не знаю. – Ты рассказал Зое? – Нет. – То есть, ты предполагаешь и дальше жить, как ни в чем ни бывало? Свадьба, Лавандовый коттедж, милые детки, всякое такое? А вы с Зоей уже переспали? – Да. – Но это же не первая твоя женщина? – Нет. – А как у тебя было в первый раз? Расскажи! Мне интересно. – Я не могу об этом говорить. – О! Делать можешь, а говорить – нет? Лицемер. Тогда я расскажу про свой первый раз. Не бойся, это было до тебя. Хочешь послушать? – Нет! – А я все равно расскажу. Не дергайся и не отворачивайся. Смотри на меня! Лотте придвинулся к Марку вплотную, жестко взял его за волосы и принялся рассказывать, глядя в глаза: – Он был преподавателем физкультуры в школе. Такой красивый мужик! Бицепсы, пресс – это нечто. Божественное тело. Мы были с ним вдвоем в спортзале, он запер дверь, мы целовались стоя у стены, потом легли на пыльный мат. Этот мужчина – такой взрослый, такой сильный! – касался меня и целовал везде, где хотел. И он позволил мне быть сверху. Ему это нравилось. И тебе тоже нравится. Я это знаю. Да повернись же ты, мне неудобно… Марк вернулся домой под утро. Долго смотрел на себя в зеркало, не узнавая. Закрыл глаза и содрогнулся, вспомнив подробности минувшей ночи. Он осознавал, что кончился как отдельная самостоятельная личность, превратившись в игрушку Лотте – и чувствовал полную невозможность сопротивляться злому темному року, что влечет его в пропасть. «Может, и правда, сойду с ума, – безнадежно подумал он. – И станет легче. Или наглотаться таблеток, раз с бритвой не вышло?» Но знал: и этого он не сможет: слишком велика жажда… Не жизни, нет! Жажда Лотте. Еще одну такую ночь, еще порцию этого сладкого наркотика, этой губительной отравы – еще, еще, еще… еще… Лооотте! Но о каком «еще» мог он мечтать, если при расставании Лотте сказал: – На этом все. Это был акт благотворительности – уж больно жалко ты выглядел. Больше не приходи сюда, никакой милостыни не получишь. Злость моя прошла, я хорошо развлекся, больше ты мне не интересен. Прощай. Но Марк упорно продолжал приходить под окна Лотте каждую ночь, надеясь неизвестно на что. Чаще всего шторы были наглухо задернуты, но один раз осталась щелочка – Марк приник к стеклу, огородив лицо ладонями, и увидел, что Лотте не один: с ним был высокий рыжий парень-однокурсник. Ничем особенным они не занимались – просто болтали, сидя на диване и попивая пиво, хохотали и дружески толкались. Ревность, обуявшая Марка, была столь велика, что могла, казалось, расплавить стекло. Он поспешно отошел и сел под дерево, решив дождаться, когда этот рыжий уйдет – не останется же он тут до утра? Скоро двенадцать, парню пора идти, если хочет попасть в кампус. Рыжий, действительно, до утра не остался – полчаса спустя Лотте вышел проводить его до калитки. Они довольно долго прощались, наконец, рыжий ушел. Марк вскочил, кинулся к Лотте, споткнулся, чуть не упал… – Кто здесь? – воскликнул Лотте. – А, это ты… Что тебе надо? – Тебя. – Я же сказал – все кончено. Опомнись уже! У тебя свадьба на носу. Некоторое время Марк никак не мог понять, о какой свадьбе Лотте говорит, потом вспомнил: да, правда – Зоя, свадьба… – Иди домой, – сказал Лотте. – Прекрати преследовать меня, а то я подам заявление в полицию. Тебе оно надо? – Я жить без тебя не могу! – закричал Марк, и соседская собачонка тут же взорвалась истеричным лаем. – А я могу. Уходи, а то перебудишь всех соседей, и тогда я точно вызову полицию. Сам решай свои проблемы. Обратись к психиатру, что ли. Похоже, тебе пора. – Эй, что тут происходит? – из темноты переулка внезапно возник рыжий парень. – О, ты еще не ушел? – обрадовался Лотте. – Я ушел, но услышал, как залаяла эта мелкая зараза, и вернулся. Подумал: вдруг что случилось? Это кто? Он к тебе пристает? – Ну да, никак не отлипнет. Это Марк, узнаёшь? – С трудом, – Джеф повернулся к Марку, который превратился в бессловесную тень. – Профессор, ты что тут забыл? Пьян, что ли? Вали-ка домой по-хорошему! – Слушай, сделай одолжение, проводи его до дому, а? – попросил Лотте. – Он в Лавандовом коттедже живет, это рядом. – Я сам уйду, – у Марка внезапно прорезался голос. – Но разговор не окончен. – Окончен, – твердо сказал Лотте. – Я внятно объяснил: ты мне больше не интересен. – А я? Тебе все равно, что будет со мной?! – Абсолютно. Все, что я делал с тобой, было из мести. От злости. Теперь я удовлетворен. – Я… Я убью тебя! – закричал Марк. Успокоившаяся было собачонка снова залаяла. – Убей, – равнодушно произнес Лотте. – И чем это тебе поможет, интересно? – Да что между вами такое, блин?! – не выдержал Джеф. – Уже ничего такого, – ответил Лотте. – А что было? – Он меня изнасиловал. – Марк?! Ах ты мразь… И Джеф со всей силы саданул Марку по физиономии. Марк упал, и Джеф еще пару раз ударил его ногой под ребра. – Все, хватит! – Лотте оттащил Джефа и увел в дом. Марк встал на четвереньки, постоял так некоторое время, бессмысленно таращась на грязный асфальт, потом с трудом поднялся и побрел домой. Джеф никак не мог успокоиться, и все рвался прибить Марка. Наконец, Лотте удалось его хоть как-то успокоить. – Когда это произошло? – мрачно спросил Джеф. – Поэтому ты тогда рыдал на газоне? – Ну да. Послушай, все совсем не так трагично, как тебе представляется. Только не знаю, как объяснить… – Я что, тупой? – взорвался Джеф. – Нет, ты умный, – поморщился Лотте. – Но… Ты же еще девственник, правда? – Это тут причем? – опешил Джеф, заливаясь румянцем. – При том, что тебе будет трудно понять. То, что произошло между мной и Марком… Ну, это не было для меня чем-то новым и особенно травмирующим, просто произошло против моей воли. Неожиданно. Я не был готов. – Тогда почему ты так рыдал?! – От злости! И от обиды. Потому что… Короче, Марк мне нравился, но я думал, что он натурал. Не знаю, что с ним вдруг случилось. Крыша поехала, что ли. В общем, мне все это не доставило никакого удовольствия. Он использовал меня как игрушку для секса, а я этого не люблю. Отвратительно. – Значит, это не был твой первый раз? – робко спросил Джеф. Лотте усмехнулся: – Я занимаюсь этим с четырнадцати лет, и всегда сам проявлял инициативу. Мне нравится секс, нравятся мужчины – но только те, кто знает правила игры. Он не знал. И ты не знаешь, поэтому у нас с тобой никогда ничего не получится. Я давно хотел тебе это сказать, чтобы ты зря не надеялся. – Но ты же можешь научить меня правилам игры? Хотя мне не нравится это определение – игра. А как же… любовь? – Вот поэтому я и не стану тебя учить. Ты слишком серьезен, а я не такой. Я не верю в любовь. Больше не верю. Марк сломал мою веру. Вот что он сделал. Ладно, уже поздно. В кампус ты опоздал, так что оставайся. Поспишь на диване. – А можно, я буду спать с тобой? Лотте хмыкнул: – Можно, только в прямом смысле этого слова. Никакого секса. Они улеглись рядом, сохраняя дистанцию, но скоро Джеф повернулся и прошептал: – Я хочу тебя обнять. Просто обнять, ничего больше. Лотте вздохнул и положил голову на плечо Джефа, а руку – ему на грудь, прямо на сердце. – Ты милый, – сказал Лотте. – Смешной, доверчивый. Как щенок. Но я люблю кошек. Вернее, котов. Диких. – А я люблю тебя. Позволь мне быть рядом, заботиться о тебе, обнимать тебя, когда тебе плохо, вытирать твои слезы… А секс – да ну его к черту! Будем друзьями. – Не скажи! – рассмеялся Лотте. – Секс – это здорово. Но только с правильным человеком. А я для тебя – неправильный. Я не хочу, чтобы твой первый раз был с таким засранцем, как я. Ты достоин лучшего. Тебе нужен хороший мальчик, такой же неопытный, как ты. Или взрослый мужчина, который будет любить тебя и лелеять. Или вообще девушка, которая станет твоей женой, нарожает детишек… – Эй, ты что – плачешь? – встрепенулся Джеф. – Ничего я не плачу, это так, ерунда… Джеф обнял Лотте покрепче, чувствуя, как вздрагивают его плечи от сдерживаемый рыданий. – Никакой ты не засранец, – говорил Джеф, гладя Лотте по голове. – Ты такой замечательный, красивый, очень забавный, умный, добрый… – Нет! – Лотте выпрямился и уставился в лицо Джефу. – Я совсем не добрый. Иногда я ненавижу весь мир. Ненавижу себя. Мне выть хочется: за что?! Почему, почему я уродился таким? Ты не представляешь, как мне тяжело жить! Отец… отец меня в упор не видит, у матери своя жизнь, друзей настоящих нет, а единственный человек, которого я полюбил, обошелся со мной, как с вещью! Я так чудовищно одинок… – Лотте, ты не один. У тебя есть я, – тихо сказал Джеф. Лотте рухнул на подушку и в голос зарыдал. Джеф продолжал успокаивающе поглаживать его по голове и плечам. Наконец, Лотте затих. – Давай спать, – глухо произнес он, поворачиваясь к Джефу спиной. В самом начале весны Лотте устроил небольшую вечеринку с Джефом и Нукри. Они уже приканчивали по второй банке пива, как вдруг в дверь позвонили. Троица переглянулась: все одновременно подумали о Марке, который давно нигде не появлялся. Лотте открыл дверь – на пороге стояла молодая женщина, строгая с виду, одетая в серый костюм, с волосами, гладко зачесанными назад, в стильных очках. Руки ее нервно сжимали маленькую сумочку. Лотте сразу понял, кто это, хотя никогда раньше не видел Зою. – Лотте? – спросила она и сама себе кивнула: – Лотте. Мне нужно с тобой поговорить. – А мне нечего вам сказать, – ответил Лотте и попытался закрыть дверь, но Зоя поставила на порог изящную ножку в туфельке на невысоком каблучке. – Ладно, сами напросились. Проходите. Зоя прошла в гостиную и прищурилась, увидев Нукри – Джефа она как бы не заметила. – И ты здесь? – спросила Зоя. – А ведь ты наверняка все знала. И ни словечка! А еще называла себя моим другом. – Зоя! – Нукри хотела возразить, но Зоя отмахнулась от нее и повернулась к Лотте: – Я хочу поговорить с тобой без свидетелей. – Да ради бога. Прошу! И Лотте провел гостью в спальню. Сел на кровать и выжидательно уставился на Зою, которая устроилась на стуле. Видя, что Зоя совершенно беззастенчиво его разглядывает, Лотте ухмыльнулся: – Что, нравлюсь? – Мне – нет. Но я понимаю, почему Марк… – Запал на меня? – Увлекся тобой. Ты вообще мальчик или девочка? – Может, мне раздеться? Чтобы ты убедилась, насколько я мальчик? У меня член побольше, чем у твоего Марка. – Наглый мальчишка! Как ты смеешь мне хамить?! – А я понимаю, почему Марк выбрал тебя. Ты же настоящая госпожа, только хлыста не хватает. Ты знала, что он любит, когда пожёстче? Советую завести наручники, ему понравится. – Ты… ты… Господи, и как только такая мелкая пакость могла разрушить нашу жизнь! Лотте встал, подошел к Зое и навис над ней, опершись руками о стену. – Я вашу жизнь не разрушал! – сказал он, с ненавистью глядя в бледное лицо Зои. – Не знаю, что там тебе наплел твой жених, но это он разрушил мою жизнь. Он меня изнасиловал, ты в курсе? – Да разве тебя можно изнасиловать? – крикнула Зоя. – На тебе же пробы негде ставить! Грязный, порочный мальчишка! Ты сбил его с пути, ты его соблазнил! Марк не такой! – А ты? Чистая непорочная девочка, да? – Лотте нагнулся к самому лицу Зои и взял ее за подбородок, не давая увернуться. – А кто ночью тискался с подружкой? Тебе же это понравилось! Потихоньку, чтобы никто не знал, получить немножко сладенького и горяченького удовольствия – это можно? А признать это, говорить об этом – нельзя?! Вы ангелы, а я исчадие порока? А я просто честен! Говорю, что думаю и делаю, что хочу. Вот захочу сейчас тебя поцеловать – и поцелую. И тебе понравится, я гарантирую. Что? Зоя, наконец, вывернулась и закрыла лицо руками. Она плакала. Лотте отошел к окну и повернулся к ней спиной. – Уходи, – сказал он. – Пожалуйста, пожалуйста, оставь Марка в покое! – голос Зои дрожал и прерывался. – Да он мне даром не нужен. Это он на мне помешался, а не я на нем. А где он, кстати? Опять прячется в кустах? – Он в неврологической клинике. – О! Давно пора. И от чего же его там лечат – от меня? Словно я болезнь? – Ты хуже, ты наркотик. – Надеюсь, что-то покрепче травки. Ладно, не переживай, я завтра уезжаю в Штаты к матери. Сегодня прощальная вечеринка. Так что можешь успокоиться, больше мы с ним не увидимся. Надеюсь, никогда. Зоя глубоко вздохнула, потом еще раз… Наконец, собралась с силами и тихо сказала: – Спасибо. Прости. Развернулась и вышла. Нукри, которая все это время подслушивала под дверью, с яростью посмотрела на Лотте, отвесила ему пощечину, прошипев: «Как ты мог?», и побежала за Зоей. Лотте сел на диван рядом с Джефом, закрыл глаза и вытянул ноги. Они долго сидели молча, потом Лотте сказал: – Ладно, давай выпьем. – Ты как? – спросил Джеф. – Нормально. Слышал наш разговор? – Отдельные фразы. Они снова надолго замолчали. Наконец Джеф сказал: – Я провожу тебя в аэропорт. – Проводи. – Жалко, я не могу с тобой поехать. Но ты не пропадай, ладно? Пиши мне. – Обязательно. Буду слать тебе письма, посылки и сообщения. – Посылки? – Шучу я. Джеф помолчал, помялся и, наконец, решился: – Лотте, проведи эту ночь со мной. Пожалуйста. – Джеф… Ну что ты опять! Мы же это обсуждали. Нет. – Почему нет? – Потому что тебе потом будет очень больно. А я хочу, чтобы ты меня поскорее забыл. – Мне и так будет больно! И я не хочу тебя забывать. Ты должен стать моим первым. Я даже ни разу не целовался! А с тобой мне не страшно и не стыдно. – Послушай, я же говорил – для тебя лучше, чтобы первый раз был с любимым человеком. – Но ты и есть мой любимый человек! – Но я-то тебя не люблю. – А ты притворись. На одну ночь. Ты же спишь с какими-то левыми мужиками, почему не со мной? А я запомню это на всю жизнь. – Умеешь ты убеждать, ничего не скажешь, – печально усмехнулся Лотте. – Ладно, что с тобой делать. Пойдем, поможешь перестелить постель. – Зачем перестилать? – На свежих простынях всяко лучше. Я собираюсь тебе баловать, раз уж взялся. Постель перестелили, и Лотте отправил Джефа в душ, выдав ему полотенце. – А что-нибудь… вроде пижамы? – робко спросил Джеф. – Зачем тебе вообще пижама? Обмотаешься полотенцем и все. Или ты хочешь, чтобы я тебя раздевал? – Нет, нет! Лотте покачал головой: ну что ты с ним будешь делать! Подумав, он включил ночник, который медленно кружился, проецируя на потолок звездное небо. Вернулся Джеф, и Лотте сказал: – Укладывайся, я быстро. И не переживай так. Ну да, не переживай! Джефа аж трясло от волнения, но, когда рядом с ним улегся Лотте, он вдруг успокоился: Лотте все знает, с ним будет легко! Лотте улыбался, глядя на Джефа: – Ты такой милый, когда волнуешься. Кажется, сейчас я тебя действительно люблю… Он придвинулся ближе и принялся целовать Джефа – медленно и нежно: лоб, напряженную скулу, шею под ухом, губы, опять шею, плечи, ключицы… Снова губы –теперь более страстно. Джеф отвечал, как умел – он словно плыл по теплым волнам, которые мягко покачивали его и постепенно растворяли, он и сам стал волной, сначала тихой и ласковой, потом штормовой… Утром Лотте проснулся первым и долго разглядывал спящего Джефа: после нескольких «штормов», пережитых ночью, Джеф выглядел утомленным – тени под глазами, опухшие от поцелуев губы, синяки на шее и груди. Лотте вздохнул, подумав: зря они это сделали! Теперь Джефу будет трудно. – Почему такая вселенская грусть на твоем лице? – спросил хриплым голосом пробудившийся Джеф. – Ты уже жалеешь? – Нет, что ты, я ни о чем не жалею, – легко солгал Лотте. И тут же ахнул, потому что Джеф повернулся и прижал его к постели: – Тогда еще разочек! Он хорошо выучил ночной урок, и теперь целовал Лотте с полным знанием дела. И вдруг услышал еле слышный стон Лотте – томный стон, от которого у Джефа вскипела кровь. Всем своим существом, настроенным на Лотте, он ощутил: сейчас Лотте настоящий! И страсть настоящая, а не то, что ночью, когда Лотте в основном заботился о Джефе, демонстрируя свое высокое мастерство в искусстве любви. Этот стон шел из самых сокровенных недр его тела – Лотте забыл себя и отдавался Джефу полностью. Потом они долго лежали, обнимая друг друга. Лотте спрятал лицо на груди Джефа и время от времени вздыхал. Пора было вставать и собираться в аэропорт, но оба медлили. Наконец, Лотте встал и ушел в душ. Не глядя друг на друга, они позавтракали, прибрались, упаковали вещи Лотте и уселись в гостиной ждать такси. Всю дорогу они держались за руки, но так ничего и не сказали друг другу. И только расставаясь, обнялись, да так крепко, что хрустнули кости. – Я приеду к тебе, – сказал Джеф. – Как только смогу. Не теряйся, ладно? – Ничего не обещай, – ответил Лотте. – Я не хочу надеяться напрасно. – Можешь не надеяться, но я все равно найду тебя. – Знаешь… Оказалось, ты – лучшее, что было у меня в жизни, – быстро проговорил Лотте, поцеловал Джефа и убежал, не оборачиваясь. – Я люблю тебя, – выкрикнул Джеф ему вслед. Но вряд ли Лотте услышал. Десять лет спустя Лекции закончились, и Марк отправился домой привычной дорогой. С годами он выработал ритуалы на все случаи жизни, и строго их придерживался – это давало ему ощущение безопасности. К примеру, возвращаться из университета следовало по главной улице городка, обсаженной липами, а около библиотеки – свернуть направо и пройти двумя переулками, чтобы выйти на дорогу, ведущую к Лавандовому коттеджу. Марк старался больше ходить пешком, а этот маршрут давал ему половину дневной нормы шагов. Другую половину он набирал утром, следуя на лекции, но шел уже не мимо библиотеки, а через кампус. Но сегодня Марку не удалось пройти намеченный путь до конца: один из переулков был перегорожен, и корпулентный полицейский меланхолично следил, чтобы никто из собравшейся толпы зевак не проник за ограждение. Живописный городок давно облюбовали киношники – он часто становился местом действия очередного фильма, чаще всего почему-то с детективным сюжетом. На сей раз проходила фотосессия. Марк подошел поближе к ограждению и спросил у полицейского: – Как вы думаете, это надолго? – Они только начали, сэр. Тут за спиной Марка завизжали девушки – из-за небольшого фургончика вышло двое молодых мужчин: брюнет в странных белых одеждах и блондин в затейливых черных. Оба были очень высокими, длинноногими и по-киношному красивыми – они возвышались над кучкой фотографов и ассистентов и, несмотря на цветовую противоположность, казались близнецами, существами одной расы, отличной от земных рас – инопланетяне, чудом оказавшиеся в этом старинном городке. – Ааа, – верещала девушка сзади. – С ума сойти! Это же Лоли и Кейн! Как я хочу сфоткаться с ними! И автограф! – А кто это вообще? – спросил какой-то парень, и девушки наперебой кинулись его просвещать: – Ты что! Не знаешь Кейна? Это тот, что в белом. Он музыкант, певец, актер и модель. А Лоли – его друг, тоже модель, дизайнер и модельер. А еще Лоли снимается в клипах Кейна – это безумно, безумно, безумно красиво! Ах, он такой секси! – Который из них? – голос парня звучал скептически. – Оба! – Ну не знаю… Манерные какие-то. – Ты ничего не понимаешь! Марк невольно прислушивался к разговору, следя за съемкой. Неожиданно это зрелище его увлекло, тем более что в белокуром Лоли ему почудилось что-то знакомое. Лоли?! Ло… Лотте! Узнать Лотте в этом инопланетном красавчике было решительно невозможно, но Марк узнал и похолодел. «Надо немедленно уходить!» – подумал он… и не двинулся с места, простояв до конца фотосессии, как зачарованный. Наконец, фотографы принялись сворачивать аппаратуру, ассистенты убирали реквизит, а «инопланетяне» переодевались около фургончика, вызвав еще один восторженный вопль у возбужденных девчонок – оба с удовольствием демонстрировали свои прекрасные тела, делая вид, что не замечают зрителей. У Марка пересохло в горле, когда он увидел этот импровизированный стриптиз. – Лотте, – прошептал потрясенный Марк. – Лотте… И Лотте, казалось, услышал этот дрожащий голос из прошлого: он оглянулся, некоторое время всматривался в толпу, потом медленно пошел к заграждению. Он переоделся в узкие черные брюки и черную футболку с ярким принтом на груди. Марк окаменел, глядя на приближающегося Лотте, который теперь был явно выше него ростом. Длинные пепельные – почти седые волосы, завязанные в хвост, сережка в ухе, татуировка на шее, легкий макияж: глаза, подведенные стрелками, казались более раскосыми, чем помнил Марк. Ничего трогательного и детского не осталось в облике Лотте – уверенный в себе красавец, нагловатый и сексуальный. – Смотри-ка, и правда, профессор! – воскликнул Лотте, не обращая внимания на вытянувшегося полицейского и прыгающих в ажиотаже девчонок. – А я смотрю и думаю – ты или нет. Пропустите его, пожалуйста. Полицейский отодвинул секцию ограждения, Марк шагнул вперед – ноги плохо слушались. Лотте взял его за руку и повел за собой. – Вот тут присядем, – сказал он, усаживаясь на каменный бортик неработающего фонтана. – Как поживаешь, профессор? Ты постарел, поседел и как-то… усох, что ли? Но вполне узнаваем. – А вот тебя узнать невозможно, – ответил Марк. Он помялся, но все-таки сел рядом с Лотте. Знакомый запах тут же ударил ему в сердце: прохладная цветочная сладость с легкой горчинкой. Но теперь горчинки явно стало больше и добавилось еще что-то, неуловимо звериное, опасное и влекущее. – Но ты все-таки узнал, – констатировал Лотте. – И как твои дела? Все грызешь гранит науки? Преподаешь? – Да. – Узнаю немногословного профессора. Женат? – Да. – Неужели Зоя таки прибрала тебя к рукам? – Нет, это не Зоя. Другая женщина. Она… Она ничего не знает. – И дети есть? – Дочка. Четыре года. А ты? У тебя кто-то есть? – У меня… кто-то… Лотте вдруг вскочил и замахал руками, не обращая больше внимания на Марка: – Я здесь! И рванул навстречу молодому рыжеволосому мужчине, вышедшему из бокового переулка. Они сходу обнялись, и рыжий, приподняв, закружил Лотте в воздухе. – Приехал! Ура! Трудный был перелет? – задыхаясь от радости, говорил Лотте. – В меру. Ну, а ты? Хорошо себя вел? – спросил Джеф. – Тебя не было всего-то неделю! – Десять дней. Эй, Кейн! – Джеф окликнул черноволосого. – Как этот негодник вел себя, пока меня не было? Кейн, сидевший на другой стороне фонтана с телефоном в руках, отмахнулся: – Нормально вел. Как паинька. – Тогда ладно, получишь награду, – улыбнулся Джеф. – Какую? Ты мне что-то привез из Японии? – взволновался Лотте. – Себя! Тебе мало? Казалось, весь послеполуденный свет сосредоточился на этой паре, не замечавшей ничего вокруг: они обнимались, целовались, говорили какие-то глупости, улыбались, а за каждым жестом, словом, улыбкой, взглядом звенело ощутимое всеми: люблю тебя! Скучал ужасно, хочу тебя прямо сейчас, люблю, люблю, люблю… Марк встал и куда-то пошел, плохо понимая, куда и зачем идет. Когда он опомнился, оказалось, что забрел он на окраину городка и порядочно удалился от Лавандового коттеджа. Марк огляделся по сторонам: позади темнели каменные городские стены и въездные ворота, вокруг зеленели поля, а прямо впереди серебрилась река. «Река успокаивает» – вспомнил Марк. Он встал на мосту, глядя на медленно текущую воду, а в его ушах зазвучал низкий голос Лотте: – Река успокаивает, правда? Когда я смотрю на ее течение, мне кажется, вода уносит всю печаль и тревогу и наполняет душу радостью. Так же действует дождь, верно? Люблю спать под шум дождя. А еще мне нравится, когда идет снег – большими хлопьями. Они парят в воздухе, как белые бабочки… Марк зажмурился. Пальцы рук, вцепившихся в перила моста, свело от напряжения. Сейчас он, как никогда раньше, сознавал: разговор с Лотте у окна был единственным в его жизни мгновением пронзительного и чистого счастья. Зачем, зачем они снова встретились?! Он так хорошо, так спокойно и размеренно жил! И каких трудов стоила эта размеренность! Два с лишним года, проведенные в клиниках, три года беспросветного одиночества, женитьба на случайной женщине, совершенная от полного отчаянья, рождение дочери, никому не нужные научные труды и лекции… Он упорно загонял себя в клетку, опутывал цепями, запрещал вспоминать, и вот клетка рушится, цепи рвутся, воспоминания захлестывают, а крошечный алчный монстр, загнанный глубоко в подсознание, оживает и скалит зубы. Больно. Как это больно! Марк открыл глаза, наклонился и пристально посмотрел вниз, на воду, подсвеченную лучами заходящего солнца. Солнце садилось в багровые облака, и казалось, река полна крови. Ветер шумел в траве, однообразно посвистывала какая-то птица и слышен был шум приближающейся машины – это Лотте и Джеф, побродив немного по местам своей юности, покидали, наконец, университетский городок. Когда машина пересекала мост, на нем уже никого не было. – Странно, – сказал Лотте. – Мне показалось, тут кто-то стоял. Какая-то темная фигура. – Померещилось, – отозвался Джеф. – Да, похоже на то, – согласился Лотте.