***
Выжженные от яркого света трёх солнц русые пряди, состриженные в неровное каре, развеваются на ветру. Магнитные ботинки, намертво прикреплённые к гиперборду законами физики, не дают ногам хозяйки чуть подрагивать от волнения. Вылазка в город даже по самым тёмным и грязным закоулкам может оказаться последней, а начинать заново вовсе не хочется, хотя за столько-то времени успеваешь хорошенько проработать принятие. По крайней мере, это уже не так страшно, как в первый раз: попасть в место, где число года на календарях давно перевалило за три тысячи. Киберпространство и порталы в виртуальную реальность и, что ещё хуже, на каждом шагу андроиды, постепенно заменяющие людей. Безобидные домашние хозяюшки Пятые, обычные работники Десятые и безжалостные «убийцы» Пятнадцатые. И это лишь сокращённый ассортимент. Цель вылазки — встреча с Эстер Холлан. Она одна из местных информаторов, рождённая в высших слоях общества. Не очень надёжная, потому что помогает только тем, кто ей импонирует, но это единственный шанс на данный момент. Такая работёнка приносит хорошую прибыль, но в её кругах считается зазорным помогать крысам или, что ещё хуже, преступникам. Почему она согласилась помочь — остаётся загадкой, которую Сигни не очень хочет разгадывать, чтобы ненароком вновь не разочароваться в человеческой природе. Завод, некогда выпускавший популярные бесколёсные электроники Сибет, превратился в опустевшие грязные развалины. Чрезвычайное происшествие на производстве, что поделать… Если Энберг не изменяет память, то это был один из первых экспериментов по полной автоматизации работы. Но программа одного из андроидов дала сбой, а после всё пошло крахом по цепной реакции. В центре зала с десятками навсегда застывших конвейеров стоит невысокая рыжая девушка под тусклым дрожащим светом устаревших светодиодов. Ухоженная, опрятная, с броской внешностью — полная противоположность местному контингенту. — Ты принесла? — настороженно интересуется Сигни, нажимая кнопку на панельке, чтобы отключить магнетизм обуви, и спрыгивает на землю, аккуратно убирая гиперборд под мышку. — И тебе здравствуй. — Приторно, даже гаденько улыбаясь, она не отказывает себе в удовольствии повертеть заветным конвертом перед лицом преступницы и, получив дозу сладостного чувства доминирования, вручает вещицу прямо в руки Энберг. — Всё здесь. — Отлично, — убрав его во внутренний карман потрёпанного худи, нарочито спокойно отвечает девушка. — Деньги, милочка. Жадно вгрызаясь пальцами в конверт, чтобы ненароком не потерять, Сигни буквально выбрасывает в руки информатора потускневшие бумажки и на пятках разворачивается, торопясь скрыться. «47-го и 48-го с полудня до сумерек Турвалльсен будут патрулировать двое Пятнадцатых. На их картах не значится тупик в 9-м переулке.» — Тц… «Бумажки» — оплот аморального человечества в расцвете антиутопии во времена высокотехнологичного общества и социальной деградации.***
Сигни любит высказывания старой-доброй Брюс Стерлинг. «Сама человеческая мысль, заключенная в программном обеспечении, становится тиражируемым товаром. Даже содержимое человеческого мозга не является чем-то священным; напротив, человеческий мозг является предметом многочисленных научных разработок. На духовный аспект уже никто не обращает внимания. При таких обстоятельствах, мысль о том, что Природа Человека должна доминировать над Великой Машиной, просто глупа.» — Сигни Энберг, именем закона приказываю вам прекратить сопротивление. В противном случае, как преступник А-класса, вы будете убиты. В словах киборга вовсе нет угрозы или злости, лишь стальное безразличие. Никто не программировал его на хоть какое-то подражание человеческим эмоциям. Они ведь не хотят, чтобы их заменили. Если груда железа, выполняющая то, что ей приказано, однажды скроется за личиной человека, то в мире не останется представителей людского рода. Но Пятнадцатый явно не тот робот, что станет задумываться о человечности, ведь он обезличенный палач во всей своей красе. — Удачи, железка, — раздражённо бурчит себе под нос девушка, ударяя ногой о потрёпанный гиперборд той модели, которая уже с десяток лет прячется в тени флагмана с банальным «7000» в названии. Только послушайте. «Hyperboard 7000 уже в продаже! Готовьте свои сбережения, потому что это именно та вещь, на которую захочет потратиться ваш ребёнок!». В противовес этому, доска Сигни измученно скрежетает и все-таки увеличивает скорость. За спиной слышится звук перезарядки бластеров. Её в очередной раз посещает неприятная до глубины души мысль, что у роботов оружие наверняка новое, последней модели. Вот бы с возвращением на базу её ждал Кэйа с новеньким бластером в руках… Может, даже модифицированным… В его золотых руках и так на вес золота вещица может стать дороже антиматерии на чёрном рынке. Выстрел. Нет, железная пуля не издала характерный звук, разрезая воздух, а всё потому что её нет и вовсе. Пули? Сейчас явно не век доисторических технологий. Но страх всё тот же, ведь даже спустя миллионы лет человек не лишился своих эмоций, ступив по иному пути эволюции. Зашкаливающий адреналин от осознания, что вот она, смерть, в паре метров за спиной и любое неосторожное движение приведёт к необратимому концу. Сигни относится к этому более скептично по определённым причинам, которые заставят любого усомниться в своей смертности. Шарик голубовато-лазурного цвета попал бы ей прямо в плечо, и моментально разъел всё, вплоть до костей, если бы она резко не свернула на очередном повороте, скрываясь от преследователей в бесконечных переулках и кварталах трущоб. Раньше эти места нельзя было назвать таковыми… Естественно, пока сюда не выселили низшие слои общества. Но вскоре эти места и вовсе опустели. Технологичные, удобные и приятные глазу ранее жилые конструкции теперь играют роль домов для крыс и преступников. Со временем чистейшие неоново-зелёные стены покрылись грязью и плесенью. В некоторых местах появились дыры, выжженные кислотой или появившиеся от выстрела очередной сжатой до предела бомбы. А сами шарики, кстати, выглядят предельно красиво! Никто бы не поверил, что это орудие массового уничтожения, если бы не увидел, как такая сверкающая на солнце прелесть доводит человека до адских мук. Казалось бы, преследователи позади и не догонят, ведь передвигаться по этим лабиринтам, ещё и на огромной скорости, могут только те, кто выучил каждый ход наизусть. И, конечно же, те, кто обладает нужной информацией и, в какой-то степени, связями. Вот только ничего никогда не идёт по плану, особенно если главным правилом этого мира является «Либо ты съешь окружающих, либо они полакомятся тобой». Жизнь в антиутопии — симуляция Робинзона Крузо. Кольцевой город Хелле делится в основном на три участка, отделённых друг от друга высокими и мощными стенами, чтобы социальное неравенство ни в коем случае не нарушилось. Центр — место обитания роботов, обеспечивающих жизнь людям, где скопились заводы, цехи и фабрики с различной продукцией. Следом элитная местность, обустроенная всеми благами для высших слоёв общества, и последние именно по значению — трущобы с представителями ярых несогласных с абсолютной и деспотичной монархией. Анархисты или судьбой обделённые люди? Человек, вынудивший своё тело путём различных модификаций никогда не отказать в работе, будто оно не часть природы человека, а идеально выверенный механизм, создал первый искусственный интеллект, и с тех пор мир перевернулся с ног на чипированные головы с железными заплатками вместо мозгов. Безызъянный, продуманный до мелочей Юрунн. Трущобы, по сути своей, для роботов — неизведанные дебри. Они там ежедневно патрулируют и, бывает, ловят каких-нибудь мелких сошек, но ориентироваться в этом лабиринте пока не могут. Киборги идеальные и совершенные создания, значит, и с картами справятся. Нужно лишь больше времени для детального изучения. И несколько модификаций для манёвренности, но у Пятнадцатых такой мощный и крепкий корпус, габариты в целом, что значительно снижает скорость. Сигни пролетает свалку, огибая огромные залежи мусора, не снижая при этом скорость, и влетает в просторный цех под открытым небом. За его конвейерами всё ещё работают бесполезные Двойки без тепловых датчиков. Сквозь оглушающий лязг открывающихся и закрывающихся люков, грохот сбрасываемого в железные ящики барахла, Энберг не слышит даже собственные мысли. Это хорошо, потому что в голове опять селятся сомнения. Если бы она раньше хоть раз послушалась отца, тогда, может, сейчас вместо Кэйи в тепле и безопасности разбирала киборгов, а он бы колесил по улицам, подвергая свою жизнь опасности. Хотя мысль рисковать напарником тоже не прельщает, как бы Сигни ни шутила по этому поводу. Имея, не ценим? За столько попыток девушка заскучала по дому и детской беззаботности. Безутешно вздохнув, она стремится вперёд, до самого конца цеха, прямо по узким улочкам, сворачивая в наизусть выученные повороты. Каждый камешек, ступенька, травка — всё ей здесь знакомо. За шесть лет и не такому научишься, особенно, если на кону не только человечество, но и, как бы это эгоистично ни звучало, твоя жизнь, чёрная и грешная душонка. Она снижает скорость до минимума, залетая в заброшенную многоэтажку. Вверх по лестнице, в самом конце которой открытый люк, ведущий на крышу. С закатом в ярко зеленоватых оттенках контрастируют три рядом «висящих» газовых тела: два голубых карлика и красный гигант. Пятнадцатых, преследующих её, не видно. Они застряли по дороге на разгромленный семнадцатый этаж с кучами мусора. И всё-таки Эстер не обманула — роботов и вправду двое. Одним нажатием кнопки на панели отключив антигравитационный квантовый двигатель, девушка стремительно начинает падать вниз. Сигни, бывало, задумывалась о суициде, но он вряд ли бы помог, так что прыгать с многоэтажки стало привычным делом исключительно в целях экстремального побега. Как ни в чём ни бывало она вовремя возвращает гиперборд в строй и отправляется по узкой улочке вперёд. По памяти: поворот вправо, за ним распутье из трёх дорог. Налево — некогда жилые переулки, направо — очередные цехи, а прямо — крюк, возвращающий тебя обратно на следующем повороте направо. За спиной слышится ледяной голос с привычным «Именем закона приказываю вам прекратить сопротивление». Впереди заветный каменный коридор, по бокам которого расположены узенькие проходы, незаметные для киборгов, чем зачастую пользуется Сигни. Она увеличивает скорость до предела, заставляя Пятнадцатых повторить за ней. Если она свернёт, то неповоротливые роботы затормозят у стены, а за ней будет ждать сюрприз в виде Кэйи Альбериха, её приятеля и брата по несчастью с единственным хорошим бластером в их дуэте. Так у них и появляются новые детали. Но не всё пойдёт по плану, если хищная ядовитая змея скалила на тебя зубы пару дней назад, а потом добродушно поделилась информацией — самым ценным в этом мире. Иногда всё же стоит прислушиваться к интуиции. Сигни уверенно сворачивает направо, но оттуда появляется сначала дуло наведённого на неё заряженного бластера, а потом туловище Пятнадцатого. Ошарашенно охнув и дёрнувшись в сторону от неожиданности, девушка поворачивается лицом к левому проходу, но там такая же безвыходная ситуация. — Сука, четверо!.. — На выдохе сухо шепчет Энберг. Явка с повинной не рассматривается после сотни сказанных фраз «Именем закона приказываю вам прекратить сопротивление» или ещё можно поднять руки вверх с воображаемым белым флагом? Чертовка Эстер. С ног до головы Сигни охватывает липкое и неприятное чувство страха. Шум колотящегося сердца заглушает любые посторонние звуки. Судорожно сжимая руки в кулаки и разжимая, она не замечает, как холодный ветерок подхватывает пару прядей её волос, уносясь в даль. Прохладно. Лёгкое горчичное худи не очень подходит по сезону, что удивительно с тремя светилами, но это всё, что есть на данный, и в целом, момент в её гардеробе. Умерев уже семьдесят три раза, она понимает, что страх немного теряется на фоне затяжной апатии и дереализации, но вот боль и физическая агония никуда не исчезают, отрезвляя в любом моральном состоянии. Двухметровая стена преграждает путь. До края и свободы остаётся сантиметров тридцать с незначительным хвостиком, но одно неверное движение и киборги отправят в неё минимум четыре кислотных заряда. — Подними руки. — До ушей доносится знакомый шёпот с хрипотцой, а вместе с ним по волшебству приливает уверенность. — Хорошо-хорошо, я сдаюсь. — Подняв руки вверх, она пристально смотрит в сканер киборга, очевидно, питая надежды на спасение или, в крайнем случае, помилование. Крепкие мужские руки хватают её за ладони и со всей силы резко тянут на себя, заставив проехаться поясницей по шершавому камню. Выстрелы. Сжатые кислотные бомбочки встречаются друг с другом, взрываясь с мощью, больше первоначальной, и на время оглушают находящихся за тонкой кирпичной стенкой напарников. Киборги обезврежены, так как разбрызганное по их туловищам вещество за считанные секунды прожигает прослойку металла до микросхем, а Сигни за эту вылазку только поцарапалась. Дорогая Эстер, иди к чёрту. Скоро сюда прибудут новые Пятнадцатые, чтобы проверить присвоенных потухшим индикаторам роботов модели е-эмок: сто семнадцатый, четыреста восьмой, триста восемьдесят пятый и семьсот двадцатый. — Когда-нибудь я точно с тобой с ума сойду, — саркастично выдаёт Кэйа, трепля девушку по макушке, и перебирается на обратную сторону, чтобы оперативно утащить уцелевшие детали. — Ты же говорил, что твой «де-различитель» сломался, как ты всё-таки скрылся от тепловизоров? — Прыгая следом за парнем, с непроницаемым лицом спрашивает она, чтобы следом немного пожаловаться другу на тяжелую жизнь в мире стервозных сучек. — Кстати, мы можем убить нахуй эту Эстер? — Если я одолжу тебе бластер, то… — Альберих таинственно, — он в целом не всегда рассказывает, как и на что тратит добытое, — игнорирует первый вопрос, но разрешает ей додумать фразу, являющуюся ответом на второй, и, закончив складывать платы в мешок, принимается отпиливать части тела у киборгов. — Но ты мне не доверишь «свою прелесть». — Конечно. Я на Саманте жениться готов! Ты хочешь, чтобы я доверил её какой-то соплячке? — хмыкает, бросая во второй мешок руку робота. — То, что ты дал имя бластеру, только доказывает твою гиканутость. — Закатив глаза, она складывает руки под грудью и наблюдает сверху-вниз за трудящимся напарником. — Если бы я был также одержим тобой, то не возмущалась бы, не так ли? — повернувшись в её сторону, самоуверенно спрашивает Кэйа и нахально ухмыляется. Пару секунд понаблюдав за пунцовым замешательством на лице девушки, он победоносно нарочито громко хохочет и отворачивается. Почёсывая пальцем щёку, Сигни думает, что он до возмутительного фриволен.***
— Пятые сварганили обед! — Иду! — Девушка торопливо направляется на кухню, в которой двое полностью перепрограммированных её же руками Пятых раскладывают еду по трём тарелкам. База — небольшая и заброшенная катакомба на самой окраине трущоб, до которой киборги не додумаются добраться ещё ближайшие несколько полугодий. Живут они скромно — постоянно приходится делать вылазки, в шутку называемые «охотой», чтобы добыть продуктов, одежду или других полезных вещей. Реже целью вылазок были детали, потому что дело это опасное да и не всегда есть крайняя необходимость. Выживали, как могли. Жильцов было пятеро, но на деле трое: Кэйа, Сигни, двое киборгов-хозяюшек и Алан. Он парень скрытный, но хороший. Во всяких высоконаучных технологиях разбирается, будь то генная инженерия, квантовая физика или биоимплантанты. Благодаря нему Альберих ходит с переливающимся титановым протезом предплечья. В общем, подобных баз в трущобах немного — обиженные миром люди зачастую одиночки. Так и живут. Белые вороны среди серых крыс уже шесть лет или два месяца, каждый выполняя собственные обязанности. На ужин глазунья с высохшим хлебом и кофе без молока. — Я закончил с новой партией, — прерывая тишину за столом, хрипло бурчит Алан и макает хлеб в недотушенный желток. — Сколько? — неторопливо уточняет Сигни, даже немного потянувшись туловищем в сторону товарища. — Тридцать семь. — сам себе кивает он и хватается длинными пальцами в хирургических перчатках за кружку. — Я хочу пошуршать. Неоднозначно мыча, Альберих поворачивается и заглядывает в её иссиня-сероватые глаза. — Потешь себя надеждами. — Но это новые модели, моё ебаное старьё к ним просто не подключится, — фыркает девушка, грея руки о горячий напиток, и игнорирует очевидную пассивную агрессию в словах парня. — Не парься, из мешка наскребу тебе. — Удовлетворённо усмехнувшись, Кэйа поднимается с табуретки и треплет подругу по волосам. Прячет грусть в потаённых уголках сердца. — Ты сегодня большая молодец. Не то что обычно. Залезть в файлы Пятнадцатых в дюжину раз проще, чем в систему любой другой линейки киборгов. «Палачи» в себе хранят в основном всем здешним уже давно известные карты, лица разыскиваемых да прочую бесполезную хрень, которую никто не чистит. Но зачастую попадается полезная информация о синдикатах или расписание патрулей в близлежащих районах. — Готово, — хлопнув в ладоши, прикрикивает девушка, обращая на себя внимание товарища. — Ну, что там? — подъехав к ней на потрёпанном рабочем кресле из другого конца комнаты, спрашивает Кэйа, не отрываясь от увлекательного процесса разбора «черепа» киборга. — Вообще, — начинает бормотать она, щурясь от яркого света, — пусто. Ни слова о пойманных или кротах. Я нашла что-то про новых андроидов, но это не интересно. Девушка безутешно вздыхает, откидываясь на спинку кресла, и поворачивает голову к Кэйе. — Интересно… — задумчиво тянет парень, играясь с её словами и одновременно выкручивая автоматическим инструментом шурупы. — Два месяца. Ты не думаешь, что я засиделась? — Ты так хочешь вернуться? — Он даже отрывается от любимого занятия, потяжелевшим взглядом осматривает комнату, избегая прямого контакта. В отличие от Сигни, он не главный герой, и каждую неудачную попытку заново узнаёт о предыдущих, проблеме и прочем. На счету её памяти семьдесят три Кэйи-лучшего-друга, а она для него всегда что-то новое и интересное. По её словам, каждый раз после возвращения Энберг в начало временной петли они встречались, знакомились, становились друзьями, сражались бок о бок и готовились к новой попытке выбраться… Все версии Альбериха ничего не чувствовали, исчезая в пространстве сразу после её ухода. Выслушивая чужие отчаянные рассказы о родном доме, парень больше всего на свете хотел подарить ей новый дом здесь, чтобы она больше не страдала в попытке угнаться за призрачным прошлым. — Кэйа! Ты видел? Отец привёз ящик той кисло-сладкой клубники. — Той большой и мохнатой? — оторвавшись от учебника по математическому анализу, заинтересованно уточняет парень. — Это не клубника, а рамбутан, — поучительно вклинивается мужчина, опираясь на косяк комнаты сводных братьев. Но упрямую девчонку не так-то просто переубедить. — Если я возвращаюсь сюда каждый раз, как совершаю неправильный выбор, значит, в масштабах вселенной он настолько важный, что судьба будет пытать меня, пока я не поступлю правильно. — Сигни шумно выдыхает, резко захлопывая ноутбук. — Неправильных выборов не бывает, Сиг, — откладывая железки в сторону, вяло противится Кэйа и массирует пальцами виски. — По дорожке и спать? — Просто спать, блять, — понуро отвечает она, перебираясь с кресла на узкую кроватку с подушкой и жёстким колючим пледом. Пожав плечами, он подходит к своему рабочему столу и, чуть повозившись, достаёт совсем крошечный зип-пакетик с белым порошком. Аккуратно вытряхнув содержимое на ровную поверхность стола, он чуть подрагивающими длинными пальцами хватает первый попавшийся плоский рабочий инструмент и формирует вертикальную линию. Вытащив из потрёпанных карманов смятую бесполезную купюру, Кэйа сгибается над столом, закрывает одну ноздрю большим пальцем и прикрывает глаза, вдыхая порошок. Запрокинув голову, парень какое-то время не двигается, даже не дышит. Шмыгнув носом, чтобы почувствовать наконец резкий специфический запах вещества, он сдвигается с места, оглядывая комнату, будто видит её впервые. — Ты весь измазанный! — весело хохочет Кэйа, тыкая пальцем на лицо и руки брата. — Опять проторчал в мастерской отца весь день? — Мог бы быть более благодарным для того человека, чьё ведро я чинил, — шутливо осаждает его Рагнвиндр и бросает грязную тряпку, но она не пролетает и половины пути, падая посреди комнаты. — Почему ты меня не позвал? — Ты был так увлечён… Тихо усмехнувшись, он забирается под одеяло к Сигни и тянет правую подрагивающую руку к её плечу, чтобы притянуть к себе, но та лишь брезгливо фыркает, отворачиваясь. — Ты отвратителен, — шипит девушка, сверля взглядом точку в стене, и прикусывает нижнюю губу. С первыми минутами волнами накатывает эйфория, а в груди появляется ощущение приятной тяжести, будто ещё немного и внутри взорвётся сверх-новая. Ясным взором он сверлит стену, в то время как голова совершенно пуста от каких-либо переживаний. Кажется, в этот момент он перестаёт ощущать своё тело, словно это лишь бесполезная оболочка, отягощающая его душу. Он Бог. Или Ангел. И хочет вернуться домой, наверх. — Я знаю, — в ответ с нотками отчаяния шепчет Кэйа, все-таки прижимая спину Сигни к своей груди, чтобы сохранить тепло между ними, и, не позволяя себе лишнего в такой ситуации, осторожно кладёт руку ей на исхудавшую талию. Глубоко вздохнув, она зажмуривает глаза, накрывая его ладонь своей. Спать совершенно не хочется. — И что же такое плотность вероятности? — заинтересованно спрашивает мужчина, упираясь поясницей о стол, и по-доброму хмуро смотрит на младшего сына. — Производная интегральной функции распределения случайной величины. — Правильно. А эксцентриситет? — Это… — почесывая щёку указательным пальцем, задумывается Альберих. — Числовой параметр, характеризующий форму кривой второго порядка, — вместо брата отвечает Дилюк, отвлекаясь от квантового двигателя. — Точно! А ещё у эллипса эксцентриситет меньше единицы, у гиперболы больше единицы, у параболы равен единице. Для эллипса и гиперболы эксцентриситет — отношение расстояний между… М, фокусами к большей или действительной оси! — Если он сможет тебя завалить, то я на всю жизнь разочаруюсь в системе образования. — подбадривающе хлопнув брата по плечу, пачкая белую рубашку, говорит Рагнвиндр. — Эй-эй, грязнуля! — Возмущается её владелец, но получает поучительный щелбан по носу. И не захочется ещё очень долго. Альберих пожалеет о том, что упустил возможность провалиться в сон и забыться, когда, после прихода, с головой в пучины отчаяния утащат тревога, тошнота и головная боль. Трясущимися руками он сильнее стиснет её хрупкие пальцы и уткнётся носом в макушку, ведь, несмотря на отсутствие шикарных условий, она всегда пахнет чем-то необъяснимо приятным. Он так сильно хочет стать первым семьдесят четвёртым Кэей-любовником, но лишь усугубляет ситуацию. А Энберг уже привыкла, что ничто не идёт по плану.***
Для того, чтобы попасть на второй уровень города, нужно изрядно постараться, но примерный план всегда одинаковый. Из раза в раз Сигни возвращалась в корень временной петли, когда загружала в портал виртуальной реальности через вирусный чип собственные воспоминания о прошлом. Искусственный разрыв времени переносил её сознание в момент, когда ей нужно было сделать правильный выбор, чтобы выбраться из петли и продолжить жить в привычной реальности. Неправильный же каждый раз приводил к тому, что её перемещало в три тысячи семьсот девяносто третий год, где она осваивалась и вновь пыталась вернуться. Возвращаясь к плану. Единственный способ без специального разрешения пробраться за высокие нерушимые стены — воспользоваться тайными ходами мафиозных кротов. Но они никогда не собирались сотрудничать. Поэтому это одна из самых опасных частей вылазки. Именно для того, чтобы упростить её, Сигни та отчаянно искала, есть ли какая-то информация о них в хранилищах Пятнадцатых. Сколько раз она умирала в их подземных коридорах… Не пересчитать по пальцам. После того, как они выберутся на поверхность второго уровня Хелле, останется только заглянуть к одному стереотипно-продажному богатому мужчине, который обеспечит им безопасный проход в зону виртуальной реальности за определённое материальное вознаграждение. Но, конечно же, самым сложным было, есть и будет, наконец, сказать или сделать то, что позволит Сигни прекратить этот ад, остаться дома. — Ты идёшь? — нервно окликает Энберг, не поворачиваясь, и юркает под обвалившуюся местами крышу кирпичного здания. Всем своим видом показывая неохоту куда-либо идти, Кэйа с закинутыми за голову руками направляется к ней, фыркая от каждой падающей на нос холодной капли дождя. — В мокрой одежде идёшь в сырые катакомбы. Простудишься. Давай вернёмся. — Он говорит медленно, растягивая слова, чтобы избежать очевидных запинок, но спрятать последствия неоднократного приёма наркотиков от человека, с которым живёшь — безуспешная затея. — Посмотри, это Гидра! — указывая пальцем на небо, восклицает Кэйа. — А здесь Чаша. — В ответ тычет пальцем Дилюк чуть левее и очерчивает границы созвездия. — Ковш! — Это астеризм, не считается. — Логично, что Большая медведица считается, придурок. — Мы уже почти пришли, незачем отступать, — упрямо заявляет она, и нагибается в канализационному люку, чтобы потянуть за железную ручку, но тщетно, лишь зазря пыхтит над ней. Издав глубокий вздох безысходности, Альберих наклоняется, нависнув над ней тенью, и кладёт свою руку поверх её, помогая справиться с тяжестью железа. Благодарно улыбнувшись, она уже собирается поставить ногу на первую перекладину, но он за руку оттягивает девушку в сторону и с нахальной усмешкой спускается вниз. В гущу опасности первый должен идти благородный мужчина. Сигни следует за ним, незаметно улыбаясь его несуразной галантности. Подняв взгляд, парень наблюдает обтянутые брюками ягодицы, пару раз глупо моргает и опускает глаза, чтобы ненароком не соскользнуть с перекладин. Спустившись, он первым делом включает голограммный фонарик через устройство-браслет на правой руке. Сырая подземная развилка. Сигни молча открывает на своём браслете карту катакомб, которую она по памяти нарисовала, вернувшись в эту реальность для семьдесят четвёртой попытки. — Туда, — тыкнув в сторону неосвещённого пути по левую сторону от них, девушка на этот раз добровольно уступает дорогу Кэйе. Подобными ходами кроты нечасто пользуются — только чтобы перемещаться через стены, но почему-то эти моменты всегда выпадают на миссию Сигни. Лучше бы их звали крысами. От этого неожиданный удар в спину был бы символичнее. Она опускает взгляд на подрагивающие руки Кэйи, скользит им по костлявым запястьям и едва выделяющимся в сумраке красноватым полоскам от коротких ногтей. — Спасибо, отец, я всегда хотел именно эту модель! — с детскими искорками в глазах восхищённо лепечет Дилюк, поглаживая обтекаемый корпус бесколёсного мотоцикла в чёрно-серых тонах. — Будешь катать меня по ночным улицам, братец, — стоя справа от высокой широкоплечей фигуры мужчины, говорит Альберих, поддерживая приятную атмосферу. — Всенепременно. Отпразднуем. Наконец оторвавшись от новомодного транспортного средства, красноволосый поворачивается к дорогим ему людям, которые разводят руки в стороны, дожидаясь, когда Рагнвиндр присоединится к семейным объятиям. Девятнадцатый день рождения Дилюка. Последний на памяти Кэйи. — Будь осторожен, сын, это очень серьёзный аппарат. Сигни оглушительно чихает в полной тишине, чуть ёжась от холода. — Не хватало тебе простудиться, — нравоучительно замечает парень, даже не стараясь скрыть в голосе нотки «Я всегда прав, а ты безрассудная упрямица». Покопавшись в небольшой сумке, перекинутой через плечо, он достаёт сухое худи и заставляет неохотно сопротивляющуюся девушку надеть тёплую вещицу поверх влажной одежды. — А ты? — Джентельменам не пристало оставлять даму в беде. — Иди на хуй, — чтобы заполнить тишину, несколько неловко отмахивается Сигни, накидывая капюшон и вдыхая смешанный родной запах старого одеколона и моторного масла. — И… Что ты думаешь? — О чём? — недоумённо отзывается парень, повернув голову в её сторону. — О том, чтобы подарить мне Саманту, — быстро сориентировавшись над темой ненавязчивого разговора, более уверенно говорит Сигни, влезая под руку другу и ухмыляясь. — Размечталась. — Он тихо посмеивается, шутливо отпихивая девушку от себя, но она ловко выхватывает бластер из-за пояса и выворачивается, махая им как наградой победителя. — Останется со мной! — Стоять, чертовка, — хохочет Альберих, хватая её за ведущую руку, а второй притягивает за талию. Они оба заливаются смехом, и в этот момент всё словно отходит на второй план. Шум привлекает внимание. — Кто здесь?! Из темноты в пространство, до куда достаёт фонарик Кэйи, выскакивают двое вооружённых недоумённых мужчин, настроенных явно не на чаепитие со сладкими плюшками. Они моментально наводят прицелы на «чужеземцев», не став разъяснять: свои или нет. Конечно, не свои, посменный патруль не просто так придуман. Кэйа реагирует быстрее девушки, оборачиваясь. Его глаза расширяются. — Стреляй же! — в подобии истерики кричит он, наводя их сцепленные руки с бластером на одного из них, но пальцы Сигни немеют от шока, мешаясь, и Альберих не успевает попасть даже по одному. Выстрелы. Каждому бедру Кэйи достаётся по пуле, бессознательно прикрывающего девушку собой. По рукам Сигни бегут мурашки, волоски встают дыбом от осознания. Нет-нет-нет. Как же не хочется начинать всё сначала. — К-кэйа!.. Словно в замедленной съёмке мужчины переводят глаза на неё и за одно мгновение Энберг успевает рассмотреть в прорезях масок их опустошенные взгляды. Альберих вздыхает, опуская бластер, и, споткнувшись, падает на пол. Кашляя кровью, он переворачивается на бок. Сигни жмурится, напрягаясь всем телом. Шум выстрелов раздаётся вновь.***
— Чем бы ты хотел заняться после того, как закончишь учиться? — вяло интересуется Кэйа, отняв сигарету от искусанных губ, и оборачивается к брату. Тот задумчиво молчит, возможно, он и вовсе не услышал вопроса, оттого продолжал выкуривать свою, сверля взглядом точку перед глазами. — Не знаю, наверное, возьмусь за бизнес отца, пока он окончательно не развалился, — отрешённо всё же бормочет в ответ красноволосый, потушив сигарету о дно пепельницы, лежащей на узком подоконнике. Смириться со смертью единственного опекуна, что так сильно старался даровать им любовь, заботу, правильное количестве строгости, оказалось сложнее, чем они могли… Нет, они столь наивно даже не представляли подобную возможность. Поэтому реальность назло разбила несерьёзные грёзы одним сухим звонком от врача отделения. — А ты? — Дилюк поворачивается к названному брату, сочувственно сверля взглядом осунувшееся лицо, красные полосы от ногтей на бледной коже. Он старший, должен позаботиться, всучить надежду и окружить заботой, взять ответственность… Но сейчас ему самому бы не расплющиться под гнётом мрачной реальности. — Да… Не знаю, — ветренно отвечает Кэйа. Он нервно пожёвывает фильтр. — Я пороюсь в мастерской. Перениму бразды правления, раз уж ты подашься в бизнес. Обречённый смешок, который пытается издать Альберих, чтобы не нарушать хлипкую видимость уверенности в будущем, теряется в последующей тишине. Кажется, после того звонка в ушах всегда всё отзывается немного приглушённо, с задержкой. Дилюк молча уходит с балкона, прикрыв дверь, и оставляет брата докурить третью за день сигарету в гордом одиночестве. Оставшись один, он сможет заплакать, не пытаясь сделать вид, что всё хорошо, и у него всё под контролем. Реальность ощущается через призму горячего тела и затуманенного взгляда, когда парень пытается открыть глаза. Под боком тепло ощущается ещё явнее, и неясно: не комфортнее вдвойне или вроде даже хорошо, ведь тело изнывает от жара и холода одновременно. Повернув голову на бок и чуть приподняв, Кэйа видит хмурое личико девушки на своей груди, что правой рукой сжимает ткань его одежды, а вторую прижимает к себе. Альберих издаёт тяжёлый стон, откидываясь обратно на землю, слегка ударяется, шипит, но затыкается, боясь прервать момент. Теперь тепло под боком ощущается только приятными мурашками. Они оба мокрые, просто в разной степени, тесно прижимаются друг к другу, укрытые его синим худи, которое он ранее заставил её надеть, чтобы не простудиться. После озноба, жара и лихорадки одновременно вспоминаются все события до того момента, как он отрубился. Сразу напоминают о себе две раны в ногах, и Кэйа нервно дёргается, чтобы проверить, но слишком поздно осознаёт, чтобы таким образом разбудит Сигни. Так и выходит. — Кэйа? Очнулся, — она облегчённо выдыхает, немного отсаживаясь от него, но оставляет импровизированное одеяло на парне, потирая глаза кулаками. Альберих фыркает умилённо на то, как она морщит носик. — Я волновалась. Волна жара пробирается до самого сердца. — Не беспокойся, Алану не придётся делать тебе протезы и для ног. Энберг вспоминает, как после своего неожиданного порыва расстрелять таки тех двоих быстрее, чем они смогли бы убить её, вынудив начать всё сначала, оттащила Кэйю в ближайший тупик по земле, худо-бедно — слава Богу, Кэйа был в отключке и не видел этого позора, как и не чувствовал адской боли из-за её метаний и неумелых движений — вытащила сподручными средствами из маленькой аптечки, которую с собой взял напарник, пули из ног, обработала раны и перебинтовала. Боль будет ощущаться, но почти не помешает такому здоровяку двигаться. Особенно, после нечеловечески-мощного обезболивающего. Хотя по мнению Сигни у него после наркотиков и так всё должно слабо в теле ощущаться. Проблему составляет только болезнь, которая не вовремя подступила к Кэйе из-за злополучного дождя. — Спасибо. — Нет, это я виновата. Должна извиниться. Я дурачилась и в итоге… — Но не извинишься, я же тебя как облупленную знаю. Это я тебе позволил, — прерывает Альберих, неловко поднимаясь самостоятельно, и кидает худи в лицо девушки. — Надень обратно. — Нет! Она насильно тянет парня за руку, заставляя замереть, и надевает верхнюю одежду ему через голову, чему он слабо противится. Если бы сейчас он в своей ленивой манере скажет ей, что хочет развернуться домой, и им нужно выбрать другой шанс для решающей вылазки, то ей морально тяжело будет отказать из-за груза совести, однако Сигни всё равно откажет. Отправится одна, если того потребуют обстоятельства. Кэйа это знает, потому терпеливо помалкивает. Хочется лишь инициировать очередной приход, видя её глаза, но он сжимает руки в кулаки до следов-полумесяцев на ладонях от коротких ногтей. — Идём, пока нас не загнали в угол. Девушка согласно кивает и поднимается, перекидывая его сумку себе через плечо, передаёт бластер законному владельцу. Открыв карту-голограмму на браслете, она выходит чуть вперёд, слабо сплетя указательный и средний пальцы с его. Один поворот влево, пару сотен метров прямо, снова влево, направо. Вскоре перед ними предстаёт ржавая лестница, над которой висит приоткрытый железный люк. — Здесь? — уточняет напряжённо Кэйа, выходя вперёд с намёком, что эту тяжесть ей не поднять, и цепляется ладонью за перекладину, когда Энберг, наконец, кивает. Они вместе выбираются наружу, оба облегчённо вздыхают, хотя Альберих, очевидно, рад был бы находиться не здесь вовсе, а на базе, прижиматься грудью к спине Сигни, нежась под жёстким пледом, даруя друг-другу необходимое тепло. Может быть, в этот раз он снова, так редко это случается, поцеловал бы основание её тонкой шеи. Сигни вздрогнула бы, но ничего не сказала, так отчаянно нуждаясь в любви и ласке. Но не от него. Альберих прошёлся бы едва ощутимыми поцелуями холодных губ до приоткрытых из-за растянутой футболки позвонков, уткнулся бы носом в плечо, прижался бы лбом, потёрся, прикрыл глаза, щекоча ресницами оголённую кожу. Энберг почувствовала бы влагу на плече, капелькой скатывающейся вниз по спине. Никто не сказал бы ни слова, как обычно это бывает. Девушка уснёт, забудется вновь неспокойным сном с грёзами о доме, а Кэйа поднимется с кровати, оставив после себя шлейф теплоты, закурит пару-тройку сигарет, может, слизнёт чего с острия складного ножичка или вдохнёт пугающий разновидностью порошок. Сигни начнёт ворочаться, не почувствовав рядом тепла, что служит фантомным щитом от кошмаров, и он наспех уберёт всё, забираясь к ней под плед, обнимая. Но вот незадача — перед глазами вовсе не потолок базы, а туманные улицы Хелле, освещённые многочисленными экранами, стендами, разноцветными светодиодами. В этом переулке никого нет, но на главных улицах снуют разношёрстные люди, у которых так отчётливо выделяются суровые лица, замененные конечности и экстравагантные элементы образа. Машины слишком быстро пролетают по дороге, оставляя за собой торопливых пешеходов. Сигни лавирует в этом переулке, не оборачиваясь на напарника, зная, что он всегда рядом. В очередном знакомом переулке предстаёт одинокая тяжёлая дверь, перед которой стоит широкоплечий громила. Энберг подходит ближе, но он грубо хватает её за плечо, не дав возможности объясниться, нахально разворачивает спиной к двери, намереваясь толкнуть лицом в сторону дороги, подальше отсюда. — Блять, мужик, я же ещё… — Руки убери. Кэйа хватает её за другое плечо, нежно, но уверенно и сильно выдёргивая из хватки неотёсанного мужика, от больших пальцев которого наверняка останутся синяки на бледной молочной коже Сигни. Парень приподнимает край худи, из которого выглядывает бластер, и мужчина моментально меняется в лице, отступая на шаг назад, и молча открывает перед ними тяжёлую дверь. — Так бы сразу, кусок ты безмозглого дерьма, — нахально фыркает девушка, будто лиса, что пользуется влиянием тигра, и проходит в клуб вслед за Альберихом. Внутри нещадно басит музыка, фиолетово-синие оттенки софитов больно режут глаза миганием, но они упрямо проходят глубже. Не встречает ресепшен, никто не провожает до ВИП-зоны, ведь в таких грязных местах урегулированная работа и правила ни к чему. Толкнув обитую мягким бархатом дверь от себя, Кэйа тянет уже не оглядывающуюся заинтересованно, как в первые разы, Сигни за собой и им открывается немного иной вид. На широком диване перед низким столиком, на котором валяются горы опустошённых бутылок, разноцветные таблетки, а на самом краю поблёскивают кристаллики порошка, вальяжно сидит, широко расставив ноги, широкоплечий мужчина с мускулистыми руками, не прикрытыми майкой, правильными чертами лица, короткой стрижкой набок и имплантом в голове, на котором отчётливо виднеется светящийся рисунок ковша большой медведицы. Альбериха пробирает до мурашек этот вид, и он неосознанно сжимает крепче пальцы Сигни, которая выходит чуть вперёд. Знакомая и незнакомая Сигни одновременно девушка преспокойно сидит на ноге мужчины, одна рука которого жёстко обвивает её тонкую талию, пока вторая бережно и игриво поглаживает где-то меж привлекательных мясистых бёдер, скрытых коротким красным платьем с вырезом и шнурками на боку до самой талии. Белья на ней явно не было. К чему оно в такой ситуации? В вырезе и на открытых руках, плечах и шее девушки отчётливо виднеются различные разноцветные, чрезмерно яркие татуировки, которые никто детально не рассматривает. Она кокетливо хихикает, одной рукой поглаживая волосы мужчины. — Давай, малышка, мне кажется, тебе стоит отсосать мне, — не обращая внимания на неожиданных, или же нет, гостей, до мурашек низким тоном произносит мужчина, вытаскивая широкую ладонь с длинными пальцами из-под её юбки, на что девушка огорчённо реагирует, наклоняясь ближе к его лицу. — А что мне за это будет? — вроде шепчет на ухо, но так громко, что Кэйа и Сигни уверенно слышат и чувствуют себя совсем-совсем каплю смущёнными подобным открытым проявлением интимности. Альберих чему-то самоуверенно хмыкает, но не прерывает «идиллию». — Джинкс, птенчик, тебе мало того чистейшего кислого, который я тебе даю? Или, может, ты бы хотела вернуться туда, откуда я тебя подобрал, суку такую, м? — Подкидывая болезненно-бледную девушку на бедре, он сжимает её талию крепче, ощутимее и до синяков. — Если бы не эта твоя блядская привлекательность, то ты бы уже сдохла в трущобах. — Прости… Девушка понуро бурчит что-то, чмокает за ухом и наклоняется к столу, наконец, бросив взгляд на молчащую парочку, открывает вид на вырез, из которого выглядывает объёмная грудь. Она игриво ухмыляется Сигни, будто знает всю её жизнь, и высмеивает её, после чего хватает трясущимися руками с испачканного стола маленький жёлтый квадратик бумаги и суёт под язык. Пятьсот микрограмм наркотика благополучно растворяются в её организме через пропитанную им марку у неё во рту. — Зачем пожаловали, дорогие гости? — с усмешкой интересуется мужчина у Энберг и её напарника, вновь примостив девушку на своей ноге после того, как она оторвалась от стола. Сигни достаёт из сумки заготовленный конверт, который надёжно хранился под присмотром Кэйи в его сумке, и протягивает мужчине. — А представиться, блять, не нужно? Или вы думаете, что одни такие припираетесь сюда как жалкие насекомые? — Будто ты запоминаешь чьи-то имена, — несдержанно и очень тихо, недовольно, но бессильно шепчет Энберг, оставляя нетронутый конверт на краю стола. — Ха?.. — удивлённо протягивает мужчина, явно слишком хорошо расслышав фразу, и переводит горящие огнём глаза на девушку, потом на молчащего Кэйю. — У тебя сучка с характером, как моя, но ты бы при мне свою приструнил. Просто повезло, что подобная своевольность и грубость пришлась мужчине по вкусу, иначе тут было бы уже два трупа, крепко сжимающих руки друг-друга. Альберих хмурится, намереваясь сказать что-то непоправимое, но уже понявшая свою ошибку Сигни сжимает его ладонь крепче, одёргивая, и благодарно улыбается тому, кто ещё пытается защитить остатки её чести. — Мы насчёт Марселя. — Марселя? Ах, — вздыхает мужчина, откидывая голову на кожаный диван, открывая вид на шею с выступающим кадыком, чем своевременно пользуется девушка на его бедре, прикусывая адамово яблоко. — У барной стойки мой знакомый, с имплантом вместо глаз. Твой дружок его наверняка издалека узнает, у него же тоже одного нет! Под конец фразы он громко смеётся, отодвигая от себя ластящуюся девушку, видимо, нашёл что-то забавное в человеческом горе. У самого-то вместо половины головы железная заплатка. Девушка хмурится, боясь скосить взгляд на товарища, потому что ему бы это не понравилось. — Всё, бесите нахуй, найдите его короче. — Он отмахивается от гостей, которые тут же ретируются. — Ты в порядке? Ну и уёбок, — бормочет Сигни, обеспокоенно поглядывая на серьёзного Кэйю. И как за столько лет не потеряла чувствительности, до сих пор заботясь о чувствах каждого Альбериха на своём счету? Возможно, была в этом причина, о которой она и сама не догадывалась. — Забей. Знаешь, как часто мне такое говорят? — Риторический вопрос. Парень вздыхает, прикрывая глаза ладонью, и ведёт её вверх, зарываясь в волосы, треплет. — Лучше тебе поторопиться, потому что моя натянутая улыбка не протянет больше и пятнадцати минут. Сигни криво хмыкает и уводит его под руку в гущу людей через танцпол, кишащий пьяными обжимающимися придурками, к барной стойке, за которой в рядок сидят одинокие страдальцы, каждый с парой выпитых стопок крепчайшего алкоголя перед носом и сигаретой в правой руке. Девушка вертит головой, не зная, кто из них им нужен. Не всерьёз же просить заглядывать каждому в глаза, чтобы различить искусственную часть тела от настоящей. Альберих спокойно изучает спины мужчин и останавливается на одном самом неординарном индивидууме, поворачивая дрыща к ним лицом за плечо. — Марсель. Сейчас. — А-ах, во-от вы где! Я вас было заждался, блять. Можно было и побыстрее, я в этой дыре, знаете ли, только из-за вас торчу. — Едва заслышав слово, значащееся в его деле, мужчина меняется в лице, отпинывая грязный прозрачный стакан с недопитым алкоголем. Он оглядывает их сверху-вниз, ухмыляясь чему-то своему, останавливаясь взглядом на Сигни. — Ты. Отойдём-ка, малышка. — Нет, — прерывает его Кэйа, сильнее стискивая ладонь девушки в руке, пока та задумчиво хмурится. — Всё в порядке. Выйди пока на улицу, тебе же здесь не нравится. Я закончу с ним и сама найду тебя. — С чего бы мне оставлять тебя один на один с ним? — неожиданно дружелюбно мурлычет Кэйа, положив локоть на макушку Энберг и наклоняется к её лицу. — Воу-воу, пацан, полегче, знаешь, могу и обидеться, — нагло хмыкает информатор, помахав какой-то бумажкой перед их лицами. Очевидно, что это то, зачем они проделали весь этот путь. Стоящий за спиной Сигни парень фыркает и очень незаметно пихает свой бластер ей за пояс джинс, бережно прикрывает краем худи, напоследок погладив пальцами поясницу. Девушка покрывается мурашками от невесомого движения, но не подаёт виду, поняв план напарника. — Я буду у чёрного входа. — Да… Да, — сбито с толку бормочет в ответ Энберг и поворачивается к мужчине, хмурясь. — Что тебе нужно? — Ну, чего ты, крошка, не хмурься. Знаешь, что личико попортишь морщинками раньше времени? — ласкаво лепечет он, подбираясь ближе, но Сигни предусмотрительно вытягивает руку вперёд, упираясь в его грудь, скрытую за бардовой шёлковой рубашкой, расстёгнутой на две пуговицы. Сутенёр, что ли? — У таких как ты денег-то на пластику нет! Девушка показательно молчит, намекая, что дважды повторять не собирается. Без Кэйи не так безопасно и спокойно на душе, но не цепляться же за него каждую секунду. — Да ладно тебе, — он пихает ей в руку конверт, но не отпускает, а сплетает их пальцы, зажав бумагу между их ладонями, и насильно притягивает Энберг ближе. — Отпусти, блять! Она свободной рукой уже тянется к бластеру, но ещё не достаёт, готовится. — Знаешь, я такие крысятники ненавижу. Но приходится тусоваться здесь. Он много платит. Но мне достаются копейки, знаешь. — Я тебе что, жилетка для слёз? — Сигни замечает его привычку говорить «знаешь» почти в каждом предложении и морщится. — Ты могла бы отплатить мне дополнительно, чтобы наше сотрудничество было ещё более приятным. К тому же, может, мы ещё встретимся. Я буду полезен… — Парень игнорирует любые её слова, настойчиво заставляя Сигни смотреть себе в глаза. Грязно-зелёный в фиолетовых вспышка почти теряется. Альберих вовсе не вышел из клуба, лишь затерялся среди людей неподалёку, чтобы полностью проконтролировать ситуацию. Ему никогда не было на самом-то деле жалко или страшно отдать Сигни Саманту, просто она так забавно, по его мнению, дулась и ожидала извинений за недоверие к её нежным ручкам и бережному хранению. Кэйа не сомневался, что она может позаботиться о какой-то железке, но ему так не хотелось видеть в её руках орудие убийства, словно это могло окончательно убить его самого. В любом случае, если этот пьяный придурок позволит себе лишнего, парень будет совершенно не против, если она пустит в его тушу пару сжатых бомб. Он бы сделал это сам. Прямо сейчас. Потому что Энберг не стреляет, а позволяет этому наглецу прижиматься к ней и грубо хватать за подбородок. Альберих сжимает руки в кулаки до хруста суставов и складывает их под грудью, чтобы как-то отвлечься. Не получается. Особенно, когда парень развязно целует её в губы, чего себе Кэйа никогда бы своевольно не смог позволить. Девушка не пытается сбежать или вырваться, оттого агрессия сменяется апатией. Раздражение на самого себя зашкаливает. Они отлепляются друг от друга, Сигни какое-то время глупо и опустошённо стоит там, пока парень не оставляет её в одиночестве с конвертом в руке. Ком в горле мешает по-человечески вздохнуть, и Альберих, прикусив язык, идёт к ней, вырывая из транса. — Кэйа?.. Ты здесь? — нелепо бормочет девушка, неосознанно прикасаясь двумя пальцами к губам. — Да, только что подошёл. — беззастенчиво врёт с легкомысленной ухмылкой, чувствуя физическую боль от открывающегося вида. — Может, потанцуем? — Танцы? Зачем? Я-я не умею. Да и… Мы торопимся! Сигни стушёвано оборачивается на танцпол, переполненный до предела людьми, что от тесноты выталкивают друг-друга к барной стойке, туалету и ВИП-зонам, на что Кэйа хватает её за руку, другой убирая конверт в сумку, что всё ещё покоится на её плече, и тянет в самый центр, бесцеремонно с силой выталкивая кучу людей со своего пути. Музыка играет быстрая, шумная, с громкими битами, но Альберих кладёт руку ей на талию, прижимая к себе нежно и не акцентируя на этом внимание, а второй направляет её руки к себе на плечи. Обхватив широкими ладонями тонкую талию Энберг, склоняется над ней, закрывая от ярких софитов, и медленно покачивается из стороны в сторону. В её глазах быстро сменяются эмоции. В них будто отражается всё существующее, вся Вселенная, и это до боли завораживает. — Ты опять читаешь этого бездарного эксцентричного писателя, считающего себя познавшим всю суть мироздания? — скептично интересуется Дилюк, заглядывая через плечо в новенький глянцевый журнал, купленный сегодня Кэйей по дороге из учебного заведения, и наваливается ладонями на его плечи. — Грубиян, — выдыхает Альберих, зачитываясь строчками. «Я никому ничего не доказываю. Вселенная прекрасна и неповторима — я так считаю. Люди глупы, раз не замечают этого — в этом я убедился уже давно. Но я не смею ни в коем случае навязывать своё мнение и предубеждения другим. Почему? Подумайте о причинах сами. Может, я просто позволил себе побыть эгоистом, не давая другим возможности наслаждаться видами через лучшие телескопы во всём Норе? Возможно, я просто не хочу делить что-то столь восхитительное и непередаваемое с какими-то невеждами?.. Может быть, люди просто не поймут меня… Дар — подарок в плотно закрытой коробке без единого просвета, потому что никогда не знаешь, что там: благословение или проклятье. Всё то, что показывает нам Вселенная: звёзды, планеты, спутники, астероиды, кометы, чёрные дыры и многое другое — дары, несущие в себе как и жизнь, прекрасное и великолепное, так и смерть, убийственное и пугающее. У монеты всегда две стороны, и только от вас зависит, с какой стороны смотреть и воспринимать действительность. Я же принимаю бесконечное, неизмеримо огромное космическое пространство со своими плюсами и минусами. Такими как, к примеру, отсутствие воздуха и невыносимый холод, пугающая жара звёзд и поистине ужасающие условия на планетах; огромные размеры, скорость и масса космических тел, что тут и там «летают» в пустоте… Всё это Вселенная компенсирует всего лишь прекрасными видами. Готовы ли вы отдать жизнь за эти пару мгновений? Да, я готов. Мне хватит и нескольких секунд, чтобы насладиться этим. Я готов на всё. Для меня это не «всего лишь»… Получается, Вселенная дарит нам всё это не безвозмездно? Лишь отдав жизнь, вы сможете, наконец, полностью насладиться тёмной непроглядной тьмой, разноцветными блестящими пятнами и мерцающими точками. А сколько тайн и загадок хранит она в себе? Мы никогда их не разгадаем, да что уж там — мы даже не знаем об их существовании… Нет, Вселенная дарит нам даже больше, чем просто бескорыстные порывы доброты. Она лишает нас однообразной и скучной жизни в этом поганом мирке. Даёт возможность раствориться, стать частью непроглядной тьмы и исчезнуть в небытии, словно тебя никогда и не существовало. Конечно, кто-то посчитает, что в мире много прекрасного, любоваться на которое можно, не лишаясь при этом жизни. Да, это правда, не станем отрицать очевидного. Но для тех, кто познал причуды Вселенной, нет ничего лучше такого исхода… Вселенная это та, что дарит безвозмездно, от чистого сердца и доброй души.» — Ну и бредни же он строчит. Отец посмеялся с подобного сомнительного чтива. Кэйа, предавшись воспоминаниям вновь, готов по памяти пересказать всё, написанное Эдвардом в глупых текстах, которым с горем пополам уделили одну ёмкую колонку в не самом популярном журнале, чтобы только описать её глаза в цвете софитов. Сигни бы сказала, что чувствует эйфорию от того, как тесно и бережно он прижимаёт её бедра к себе, заботливо оглаживает длинными пальцами талию или с какой щемящей нежностью заглядывает в глаза, но это в каком-то смысле ложь. Кто знает, сколько времени они так стоят, но стимулирующий галлюциноген уже начинает действовать. Когда парень поцеловал её, он грубо протолкнул в рот свою почти новую марку нбома не лучшего качества. И Сигни её не выплюнула. Раз уж наркотик начал действовать, вероятно, прошло где-то двадцать минут. Альбериху не скучно стоять подобным образом столько времени? Энберг чувствует эфемерное жжение в конечностях и желание переделать все дела в мире прямо сейчас. Рот немеет. Кажется, при всём желании она не сможет вымолвить и слова. В ушах музыка будто становится громче и ощутимее «агрессивнее». Ещё немного и девушка оглохнет. Или ошпарится от прикосновений Кэйи. Жарко-жарко-жарко. Душно, нечем дышать, чешется всё тело. Хочется свернуться калачиком и кричать от бессилия. Царапать кожу ногтями, будто есть возможность освободиться от неё. Альберих смотрит в её расширенные зрачки и пугается до смерти, моментально отталкивая от себя. Всё переворачивается с ног на голову. Облегчение. Хочется вернуть прикосновения назад, и Энберг тянется к ошарашенному не сопротивляющемуся парню и проталкивает холодные пальцы ему под худи, считает рёбра, оглаживает приятно холодящую грудь и трётся лбом о солнечное сплетение. Толкается бёдрами. — Кэйа, — бормочет с хрипотцой. — Ты такой хороший. Его имя она слегка выстанывает. Эйфория бьёт волнами. Хочется вылюбить и приласкать весь мир, все такие нежные и добрые. — Хороший, ха-ах, всегда рядом. Спасибо. Я тебя так люблю, Кэйа. Ты так заботлив и терпелив со мной. Кэйа… Люблю тебя. Зрение теряет фокус и перед глазами пляшут тени, люди то исчезают, то появляются в виде сиреневых щупалец, что тянутся к ней. Музыка всё громче и давит на сознание. Ещё чуть-чуть и Сигни просто взорвётся от ощущений. Басы выбивают все мысли, пока она ластится к Кэйе, но её разум где-то не здесь, нет, совсем не здесь, она будто проживает всю жизнь заново, вспоминая до деталей каждый диалог. Учитывая, что это её первый приём наркотика, а это только начало, то, наверное, в пике, где-то спустя пару часов, она просто отрубится от перевозбуждения. Сигни дёргает Кэйю за завязки на худи и прижимается своими губами к его, проталкивает язык. Парень тушуется, поддаётся и целует её грязно, открыто, сплетаясь языком. И тут всё проясняется. Он натыкается на марку. Бог знает, сколько на ней было, и качественного ли, наркотика. Сейчас даже не понять, какое именно вещество. Только тот информатор с имплантами знает. Зачем наглый сутенёр впихнул ей в рот марку нбома? Опять же, бог знает. Не развёл и не утащил девушку с собой. Может, он надеялся на долгосрочный эффект? Всё же он делал ставку на то, что их сотрудничество продлится ещё какое-то время. Интересно, сколько ещё девушек приползало к нему на коленях за новой дозой, а он вербовал их в свой грязный блядушник? — Чёрт, нет. Нет, — оторвавшись от девушки, обеспокоенно бормочет Кэйа и вытягивает Сигни из клуба за руку, не решаясь смотреть ей в глаза. Он выводит её наружу, на свежий и прохладный вечерний воздух, давая хоть немного протрезветь, но вряд ли это поможет. Окружающий её мир теперь ещё более ужасающе преображается. Все вращается, а знакомые вещи на улицах приобретают гротескную угрожающую форму. Все они в непрерывном движении, как бы одержимые внутренним беспокойством. Любое усилие воли, любая попытка положить конец дезинтеграции внешнего мира и растворению её «Я» только кажутся или же оказываются на деле тщетными. Девушка беспомощно выдергивает руку из захвата, садится на корточки и кричит, пытаясь освободиться от оков на сердце, но затем опускается на колени и беспомощно плюхается лицом в холодный мокрый асфальт. Вещество, которое она не восприняла всерьез, поигралось с ней. — Вставай, вставай же, Сиг, послушай меня, идём, — парень хрипло умоляет девушку о чём-то, упав на колени перед ней и поднимает за плечи, перенося вес её туловища на свою грудь. Всё двигается, шумит, смотрит и кричит на неё, привлекает внимание, бросается в глаза. Стены дышат жабрами, звёзды на небосводе словно приближаются, норовя загореться совсем-совсем рядом и сжечь всё живое. Сигни дёргается подальше от небосвода, который окружает её со всех сторон и падает в лапы асфальта, из которого каждая соринка протягивает пасть, облизывая её. На языке чувствуется жжение, будто девушка проглотила несколько перчиков чили, а в голове такая каша, после которой следует опустошение и так по кругу, что хочется взвыть и отрубиться. Сумасшедший поток мыслей добивает. Кажется, она слышит разговоры всего человечества на планете одновременно. Всё предстаёт в отрицательном свете, и от очередного вскрика Энберг Альберих дёргается, поднимает её с земли и делает неутешительный вывод — бэд трип. Девушка в подтверждение этой мысли отталкивает парня и сгибается пополам, сблёвывая сегодняшний скудный завтрак. Парень вздыхает, убирая спадающую русую чёлку с её лица. Повезло хоть, что у неё каре. Стеклянные глаза после смотрят жалобно и побито, от чего Кэйе хочется убиться, что не уследил, не досмотрел. Теперь ему не остаётся ничего, кроме помощи напарнице. Сигни снова сгибается пополам, когда организм самостоятельно пытается вывести дрянь. Потная, грязная, накачанная наркотиками, где-то на периферии сознания девушка хочет блевать уже от самой себя, но её разум совсем не долго задерживается на этой мысли. — Кэйа, Кэйа, я умираю, мне плохо. Мне очень плохо. Я сейчас умру, опять. Я опять умру! Не хочу, вызови… Вызови… — Под конец онемевший язык сдаёт позиции и грязная уткнувшаяся ему в грудь Энберг просто что-то несвязно бормочет. Кого вызвать? Как только предъявят старые удостоверения личности — их тут же свяжут. Альберих беспомощно утешительно гладит её по спине. Подобное происходило и с ним, порой происходит и сейчас, но он старательно скрывает от девушки самое ужасное и последствия. Можно глумиться, мол, да, я балуюсь кокаином, я крутой парень с грустным прошлым, но когда в пяти из десяти случаев ловишь бэд трип от плохого физического состояния и нахлынувших воспоминаний о юношестве, то становится не до шуток. Со вздохом парень поднимает Сигни на руки, лишь надеясь, что в пьяном бреду организм не захочет снова извергнуть что-то. Завтрак уже вышел, а больше ничего и нет. Осталось только… Кэйа качает головой, стискивая крепче её коленки и спину, после чего выходит на главную улицу. В прогрессирующем обществе на каждом шагу расположены стоянки с транспортом, который можно оплатить и кататься столько времени, на сколько хватит денег. Остановившись у симпатичного бесколёсного мотоцикла, на секунду предаваясь воспоминаниям, он ставит девушку на землю, придерживая одной рукой. Второй он пихает чьё-то потрёпанное удостоверение, которое выхватил в толпе, оплатив тем самым начальный взнос, и перекидывает ногу через сидение. Он тянет Энберг назад, усаживая за спиной. Её качает из стороны в сторону. А если свалится и разобьётся? Если будет мешаться, и они оба попадут в аварию? Альберих вздыхает, бросает взгляд вниз и задумчиво сверлит им свой пояс. Ничего другого не остаётся. — Сиг, я всё устрою, я верну тебя домой, — хрипло бормочет Кэйа, жмуря глаза, и вытягивает её руки вперёд по обе стороны от своей талии и обматывает их за предплечья кожаным ремнём, соединяя со своим туловищем. Теперь она не свалится без него и не дотянется до руля при всём желании. — Кэйа… Воды… — бормочет девушка, утыкаясь вспотевшим лбом ему в спину. — Сушняк, — себе под нос шепчет Альберих и разрывается между тем, что стоит сделать прямо сейчас. Со вздохом он таки заводит мотоцикл, сразу вбивая максимальную допустимую скорость в центре города. Не хватало наткнуться на патрульных. Лишних трупов на своём счету Кэйа видеть не то чтобы хочет. Энберг в конец теряет связь с реальностью и ощущением времени. Прошла минута? Час? День? Месяц? Пятнадцать минут? Напарник-то знает, что от края города до центра, где находится компания Марсель — одно из популярнейших и роскошнейших мест, предоставляющее услуги транспортировки сознания в другие реальности, около трёх часов езды по правилам. Все в её поле зрения дрожит и искажается, как будто в кривом зеркале. Преследует чувство, что она не может сдвинуться, однако они едут очень быстро. Головокружение и ощущение, что она вот-вот потеряет сознание заставляют облокотиться на напарника вновь, не поднимая головы и не открывая глаз до самой остановки. Когда парень развязывает ей руки, бережно поглаживая красные следы, девушка меняется в лице, видимо, волна апатии и депрессии сменяется чем-то другим. — Знаешь, вот, я такое… Я… Блять, понимаешь, кажется, я поняла, тут… Я такого никогда… Такой гений!.. Получается, что… Кэйа, з-знаешь, я поняла, что, когда мы, ведь… То есть я поняла, почему… Вода испаряется! Да? И океаны не высыхают, да! — Язык заплетается, но она продолжает кропотливо объяснять парню очевидные вещи, которые, под действием наркотика, ей кажутся непонятными остальному человечеству, доступными исключительно избранным. Чувствует себя гением, открывшим новый элемент в таблице, или даже что пограндиознее… — И знаешь, почему? Д-дожди, они, сука, знаешь, капают, и… — Что это за склянки? — любопытно поглядывая на пробирки с какими-то прозрачными жидкостями, спрашивает Кэйа, наклонив голову, и не обращает внимания на неспешные действия брата за спиной. — С практическим заданием не повезло, — вздыхает хрипло после болезни Дилюк, откашливается и натягивает перчатки. — Это вода из разных источников, нужен подробный анализ. — И будут проверять всё? — Более чем уверен, что нет, — в некоторой степени обречённо отвечает парень и убирает пробирки в специальном контейнере к себе на стол, подальше от любопытных рук. — Так почему бы не схалтурить? Напиши что-нибудь заумное и всё. Рагнвиндр усмехается, привыкший добросовестно выполнять задания. — Ты знаешь, чем отличается стоячая вода от родниковой? А родниковая от дождевой? — Я между прочим техник… — Я понимаю, — усмехается Альберих, поднимая её с мотоцикла под мышки, и ставит на асфальт перед причудливого вида многоэтажкой. Перевернутая. Сигни склоняет голову на бок и вдруг истерично хохочет, сгибаясь пополам. Остаётся только гадать, что такого комичного ей привиделось. — Сиг, я… Просто отправить домой? Или переждать, пока хотя бы спадёт пик действия наркотика? Разве она сможет принять верное решение в таком состоянии? И «он», именно он, семьдесят четвёртый, её больше не увидит. Альберих мотает головой из стороны в сторону, перевешивая сумку с её плеча на своё, и берёт под локоть. Поздняя ночь, в здании не горит ни одного окошка. Охранник перед дверьми стоит непоколебимо, словно скала, и уже собирается остановить их, но помятая бумажка от информатора из клуба останавливает его. Широкоплечий мускулистый мужчина внимательно изучает каждое слово, написанное от руки, после чего открывает перед ними двери, нажимает что-то на своей панели и указывает ребром ладони на лифт. Видимо, у них электроэнергию на ночь не отключают. Или об этом позаботится охранник. Парень под руку с ней заходит в лифт, нажимая на кнопку рядом с аккуратной цифрой тридцать семь. Энберг жарко дышит в шею, и, если бы не ситуация, парень думал бы только об этом. — Кэйа, — привстаёт на носках потрёпанной обуви и стонет в ухо, прижимаясь всем телом. Он может телом прочувствовать её формы будто в первый раз. Ослабевшие горячие ладони вновь скользят под его худи, оглаживая бока, в то время как их хозяйка жарко дышит в шею. — Сиг, — поднимая подбородок выше, подальше от её лица, хрипло выдыхает он, сжимая руки в кулаки. — Ну же, обними меня… Мне так не хватает… Этих, блять, твоих прикосновений, — почти всхлипывает, утыкаясь носом в ямочку ключиц, нервно трётся о неё, смущенная, разгорячённая, вдыхая знакомый запах, но он теряется на фоне обонятельных галлюцинаций. Кажется, это сирень?.. Шоколадные пончики? Моторное масло? Перед глазами всё плывёт и меняется, поэтому она с трудом натыкается на пряжку ремня на ощупь, но и здесь осязание её подводит. Она хватает что-то другое. Альберих резко выдыхает ей в макушку, мычит что-то нечленораздельное. Его руки своевольно опускаются на девичьи бёдра, чуть сжимая, чтобы пригвоздить к земле. Справиться с собой тяжело. Он подталкивает её, заставляя забраться, почти запрыгнуть на себя, и подхватывает под ляжками, сжимая длинными тонкими пальцами ягодицы в потёртых джинсах. Она кладёт подбородок на его макушку, всего на секунду телепортируя своё сознание куда-то, где высокие сине-голубые ели, как его глаза, и чернозём в цвет его отросших длинных волос. Альберих вжимает её спину в стенку лифта, зарываясь носом в вырез худи, который еле-еле позволяет коснуться покрывшейся мурашками кожи. — М-м… Что его отрезвляет в данной ситуации совсем неясно. Открывшиеся двери лифта или её хриплый выдох над ухом? Кэйа вздрагивает всем телом, чуть не уронив её на пол, но быстро приходит в себя, успокаивая тремор в руках, ставит Энберг на пол и не смеет заглянуть в её стеклянные глаза. Он за руку выводит её на тридцать седьмой этаж с панорамными окнами, где в рядок стоят овальной формы «порталы», в которые с помощью простой флешки можно загрузить информацию о нужной вселенной, будь то игра или фильм, и попасть туда в качестве «игрока». Высокотехнологическая разработка открывает простым людям огромный простор действий, а встроенный искусственный интеллект развивает вселенную в соответствии с изменяющими искомую реальность действиями попаданца. Достаточно загрузить туда воспоминания Сигни о прошлой жизни, чтобы попасть в корень временной петли, изменить что-то и тем самым обмануть весь мир. Электроэнергия работает, поэтому Альберих, не включая света, ориентируясь только благодаря приглушённому свету из панорамных окон, подходит к обручу, склоняется и достаёт из сумки компактную флешку, вставляя в разъём. Портал загорается, по стенкам обруча распространяется серая «плёнка», в которой бледным свечением отображаются какие-то конкретные воспоминания Сигни. Обернувшись, Кэйа видит помятую девушку, которая, видимо, уже успела сменить настроение вслед за обстановкой. Она на чуть согнутых коленках стоит за его спиной, невидящим взглядом сверля стену. — Сиг… — Всё в порядке, — вдруг ровно, без запинок произносит Энберг, махнув рукой. — Ты уверен, что достаточно тренировался? — раздаётся немного встревоженный голос совсем рядом. — Принимающий экзамен сказал, что я готов, — в какой-то мере неуверенно, полагаясь на чужое мнение о собственном успехе, отвечает Дилюк, крепче сжав шлем в руках. Альберих стоит на тротуаре, прижав ко рту сжатую в кулак руку. Какое-то непонятное волнение снедает его изнутри. Рагнвиндр замечает это, хлопая брата по плечу. — Всё в порядке, — без прошлых сомнений на выдохе говорит парень, улыбается краешком губ, надевая шлем. И Кэйа криво улыбается в ответ, чтобы не заставлять его волноваться. Девятнадцатое день рождение Дилюка. Пару месяцев безмятежности и семейного счастья. Смерть отца. Ещё тройка месяцев в попытке пережить горе, меланхолия. Смерть Рагнвиндра. Кэйа не хочет отпускать. Совсем. Хочет только вжаться лицом в живот, намочить ткань потёртой горчичной худи слезами, раскаяться, получить утешения, попытаться бросить наркотики под её тщательным надзором, променяв зависимость от вещества на зависимость от неё. Сигни ведь смысл его жизни. Как только она уходит, мир исчезает, будто его никогда и не было. Получается, она Бог? Стоит ли это считать эгоистичным желанием просто-напросто не расставаться с жизнью, хотя он этого в последствии даже не поймёт. Она видит всю свою историю на сером полотне луны. Это похоже на то, что девушка не прожила её в полной мере. Жизнь не была полностью печальной. Это где-то посередине. Обычное и… Серое. Теперь оно медленно тянет вниз. Чем глубже она погружается, тем больше понимает, насколько всё обыденно. Какая она нормальная. Простая деталь в этой огромной вселенной. Шаг вперёд или назад? Ждут ли её там? Сможет ли она привыкнуть к некогда привычной жизни, теперь кажущейся живой? Сможет ли выжить ещё хоть неделю в трущобах? Справится ли с новообретённой зависимостью? Поддастся ей? Не лучше ли умереть и обновлённой начать снова? В последний момент Альберих отчаянно хватается за тонкое запястье. Когда девушка закрывает глаза, эта глава заканчивается. Выбор.***