Бой часов на Бейкер-стрит

I. Однажды я совершил ошибку. Глупую и непростительную. Я думал, что со временем смогу её исправить.  Я сожалею, что исправить ничего невозможно. Время меняет всё, и могут измениться не только убеждения, вкусы и взгляды. Когда-то я знал тебя. Я знал отважного и заботливого человека, с чутким сердцем и храброй душой. И всё это было в моём безграничном распоряжении - твоя преданность и твоё доверие. Как давно было наше знакомство... "Джон больше не носит потертые джинсы, мягкие уютные свитера и простые клетчатые рубашки. Джон предпочитает тёмные классические брюки и обтягивающую крепкое сильное тело водолазку. Джон по-другому пахнет: исчез привычный родной запах от мятной пасты и слабый аромат недорогого лосьона после бритья. Странный новый аромат с сандаловыми нотками. Даже походка изменилась. А глаза...  Я никогда не видел у Джона такого взгляда." Боль, я видел боль в затуманенных глазах, когда лежал на асфальте, а ты пытался прорваться сквозь декорации разыгранного спектакля, и всё-таки сумел дотянуться до моей руки. Я почувствовал ожог от мимолетного касания к своему запястью. Я много тренировался, чтобы долго не закрывать глаза, и не чувствовать потребности моргнуть. Сейчас из застывших глаз едва не брызнули слёзы, - так больно стало от близости твоих тёплых заботливых пальцев, опаляемых надеждой найти пульс. Я видел скорбь и сухой, сосредоточенный взгляд, когда ты пришёл проститься с лучшим другом на кладбище. До слуха долетела молитва: "Будь... Пожалуйста... Живым". Не думал, что достоин такой скорби, и ты, отдавший по-военному честь всего лишь инсценированному надгробию, заставил меня мучиться ещё сильнее. Я был жив, я отсрочил свою смерть, заменив фальшивой. В тот момент я втайне пожелал, чтобы ты не забыл про меня, надеясь на твоё прощение, рассчитывая на понимание. Но больше всего - на прощение. Я мог лишь надеяться, что после того, как смогу всё рассказать тебе, у нас опять всё будет по-прежнему. Потом я увидел пустоту в синих глазах. Пустоту, сожравшую всё остальное. Ты уже не страдал, не скучал, не оплакивал. У тебя был взгляд человека, которого заставляют жить, вопреки его воле. Пустота, в твоих потускневших глазах, была похожа на шрам, который лишь соединил края раны. Пришло время отболеть, но не забыть. Я боялся за тебя, видя это состояние. Мне было тревожно, потому что именно в этот момент мне потребовалось надолго уехать из страны, я потерял возможность хоть иногда наблюдать за тобой. *** Прошло два года. Они пролетели как один бесконечно страшный сон. Для меня это было время для расследований и бессонных ночей, в каждой из которой я мог легко и бесследно сгинуть. Вместо этого, я стою сейчас на мокрых ступенях возле двери, за которой теперь живёт мой друг.  Мне придётся многое тебе объяснить, и я готов, что ты не сразу меня простишь. Но ведь простишь же? Обтянутый перчаткой палец жмёт на кнопку звонка... Когда ты открываешь дверь, все заготовленные заранее слова, начинают бешено вертеться у меня в голове, устроив настоящий погром. "Однажды я совершил ошибку, Джон, страшную глупость. Я думал, что со временем, смогу всё исправить, объяснить, доказать. Надеялся, что мне хватит простого "прости"... Я сожалею, что исправить ничего невозможно. Время назад не вернуть. Но, Джон. Я пришёл извиниться." - Ты можешь выслушать меня? - мне кажется, что мой голос жалко дрожит, или его действительно искажает страх? Ты не слишком-то удивлён, и делаешь шаг мне навстречу. Я не ожидал этого, поэтому беззаветно подаюсь вперёд. Едва уловимое движение корпусом. Точный удар в челюсть, чуть ниже уха. Ты не забыл навыки боевого офицера. Или вспомнил специально из-за меня? Впечатление, словно чиркнули спичкой: сухой звук костяшек по коже, яркое пламя вспыхивает перед глазами. Я был уверен, что так и будет, ты ударишь меня, и не пытался уклониться от твоего гнева. Теряю равновесие. Темнота. Что дальше, Джон? *** Я в твоём доме. Внутри странной и пугающей пустоты. Прихожу в себя. Осматриваюсь. Холод обречённости теснит грудь.   Каким изобретательным оказался твой ум, а твоё нынешнее сознание пугало меня до дрожи. Не один я ждал с нетерпением нашей встречи. Ты подготовился намного лучше. Я понимаю, что я пленник в этой тюрьме: стены заделаны звуконепроницаемым материалом, окна забраны решёткой, настолько тонкой, что с улицы её не заметить. Стёкла, я полагаю, пуленепробиваемые? Ты потратил много денег, сил и времени, чтобы всё это создать. Ты продумал всё, до мелочей. Входная дверь не имеет ни ручки, ни отверстия для ключей, она открывается только магнитной карточкой. Ты занимался обустройством этой комнаты сам, чтобы не привлекать внимания. Я догадываюсь, зачем это. Моё желание сбылось - ты не забыл про меня. Ты ждал меня, все эти два года. Ты очень долго меня ждал. В залитый бетоном пол вбиты железные кольца, в них продеты цепи. Единственный здесь предмет мебели - одинокий стул посередине комнаты, крепко привинчен к полу, и не вызывает желания присесть на него. Я лежу на небольшом жёстком матрасе, пачкая его вязкой кровью, медленно вытекающей из разбитого рта. Я не могу подняться и сплюнуть её, хотя бы на пол; от твоего удара звенит в ушах, боль проникла в самый мозг. Поэтому кровь беспрепятственно течёт, пропитывая ткань матраса под моей щекой. После первого удара я упал и потерял сознание. Мог я до этого подумать, что когда за мной закроется дверь, я окажусь в созданной твоими руками ловушке? Когда я приоткрыл глаза, ты сидел рядом, внимательно рассматривая меня.  - Джон... Ты просто ударил кулаком мне в лицо, вбив назад в глотку рвавшиеся слова раскаяния. Я не успел закрыться, когда последовали другие удары, ставшие для меня неожиданными. Ты бил методично, каждым ударом рассекая кожу, обрабатывая моё тело болью и злобой.  - Джон! Прекрати... Я пытался сказать что-то ещё, но ты бил сильно, а мне было слишком больно. Кровь заливала лицо, левое веко стало закрываться. Я уже не чувствовал своего лица, только зудящий вкус крови во рту. Ты ухватил меня за волосы на затылке, дёрнул на себя; наши лица оказались друг напротив друга. - Грёбаный ублюдок!   Я заметил удовлетворение в твоих глазах, и настоящее, бездонное удовольствие от того, что ты делал. - Блядь, как же я этого ждал! Мне стало не по себе, но поразила не жестокость в твоих глазах. Похоть на грани безумия отчётливо выступала капельками пота, словно дурман проникала мне в ноздри, твой взгляд красноречиво говорил мне об одном... - Я слишком долго тебя ждал. II. Шерлок лежит на матрасе. Размазанная по жёсткой поверхности кровь; свежие и подсохшие бурые пятна.  Несколько часов отдыха. В комнате тепло, поэтому Шерлок не мёрзнет, ведь Джон раздел его до нижнего белья. В голове всё перемешалось. Идеальный порядок нарушен. "Джон не мог так поступить. Он мог накричать, ударить, поступить как обычный человек, которого обманули или оскорбили. Он не стал бы издеваться, осыпая ругательствами, бить, до помутнения рассудка... Не стал бы бесцеремонно его трогать, как дешёвую шлюху." Шерлок хочет успеть поговорить с Джоном, пока тот вновь не начал избивать его. Но Джона ещё нет. Эти несколько часов, что дают телу время отдохнуть, покрыть раны корочкой засохшей крови, Шерлок пытается выстроить в голове нужные в свою защиту слова, собрать армию аргументов.  Едва раздаётся щелчок двери, Шерлок делает попытку приподняться. Засохшая кровь склеила ткань матраса с кожей щеки. Шерлок слегка шипит, поднимает голову, держится на руках. Ещё немного и он сможет сесть. - Дорогой, я дома!  Слова сначала ошарашивают, а потом Шерлок инстинктивно начинает дрожать, к горлу подступает тяжёлый ком страха. Удар в живот, но не сильный, тело всего лишь отлетает чуть дальше на матрас, и замирает. Джон берёт Шерлока за руки, сводит их за спиной, защёлкивает холодные наручники на запястьях. Давит на затылок, вжимая лицом в матрас.  Шерлок знает, что его ждёт. Джон потерял рассудок, и его ничто не остановит. С него стаскивают нижнее бельё. Шерлок извивается, но крепкая рука давит всё сильнее, удерживая его в требуемой позе. Удивительно, как небольшой кусок ткани способен придать уверенности и создаёт ощущение безопасности и уюта. Со спущенными трусами Шерлок чувствует своё унижение и беспомощность.  Непривычные прикосновения чужой руки к его промежности, наглое вторжение в интимную зону, бесстыдство поглаживающих движений, механическая стимуляция, потом резкая боль в заднем проходе. Плевок, пальцы начинают двигаться сильнее и жёстче, слюна стекает между ягодиц, пальцы раскрывают его, трут простату, царапают неаккуратно ногтями нежную плоть, а он не может ни сопротивляться, ни даже закричать. Горло перехватил спазм. Он только пытается отвлечься, уйти от ощущения, что творится у него внутри. Джон ловко справляется со своей молнией, Шерлок слышит металлический треск, потом сзади к нему прижимаются горячие бёдра, и твёрдый член прикасается к саднящему отверстию, головка проникает внутрь, растягивает нежное кольцо мышц, по которым пробегает болезненный спазм. Джон нарочно медлит, не входит до конца, создавая давление на анус, от чего боль от сокращения мышц усиливается, её всполохи разлетаются по всему телу. Шерлок кричит, вжатый лицом в матрас, задыхаясь от боли. Джон проталкивается внутрь и боль немного стихает. Плотное давление внутри, толчок за толчком, всё тело под тяжестью стыда и весом Джона.  Движения то быстрые, то оглушительно рваные, хаотичные. За спиной учащается дыхание, переходит на хрип, мучительный, словно при агонии, а потом резкий крик рассекает воздух струёй полученного и долгожданного удовольствия. *** Джон выходит из него, отталкивает от себя ногой. Шерлок чувствует облегчение, но отголоски боли бродят по телу. Между ног тепло и влажно, немного жжёт, в животе от пережитого тяжесть, но самое главное - это закончилось. Джон звякает пряжкой ремня, молния с треском ползёт вверх. - Я люблю тебя. Шерлок не верит, что расслышал правильно. Джон бросается к нему, переворачивает, смотрит на разбитого лицо, начинает беспорядочно гладить скулы, забрызганные кровью, ласкает пряди кудрей, которые недавно был готов вырвать с корнем. Его язык обводит контур запёкшихся губ. Он стонет, прижимается, руки бродят по беззащитному телу, но когда замечает под пальцами дрожь от своих прикосновений, резко бьёт лбом Шерлока в переносицу. От боли тот закатывает глаза и обвисает без сознания. Кровь толчками вытекает из ноздрей. Джон обмакивает в неё свои пальцы, растирает по лицу, ноздри трепетно раздуваются. Он придерживает Шерлоку голову, смотрит с непонятной тоской и грустью. - Где ты был прошлой ночью, тварь? Почему ты предал мою любовь? Он не слышит ответа, и тащит тело по полу, волочит его к стулу. *** Шерлок открывает глаза. Состояние ещё хуже. Не сразу понимает, что он теперь пристёгнут к стулу. Руки заведены назад, поперёк груди проходит верёвка, ноги примотаны за лодыжки. Сил пошевелиться нет, и не хочется. Нос, кажется, сломан, и не дышит, забитый кровавыми сгустками.  Джон слышит за спиной мучительный всхлип. Он оборачивается, подходит ближе. Шерлок с трудом поднимает голову и пытается её удержать: все мышцы и кости адски болят. Может, он действительно всё это заслужил, за своё предательство, за свой побег, за упрямство и самолюбование. Но Джон не заслужил того, что с ним сейчас происходит. Он безумен. Шерлок даже не знает, когда это началось.  Но Джон всё-таки догадался, что Шерлок инсценировал своё самоубийство, иначе бы не ждал все эти два года, не давал бы волю своим сумасшедшим фантазиям. - Шерлок... Шерлок впервые за долгие годы слышит звук своего имени. - Джон. Он отвечает хриплым голосом, еле шевеля губами, и смотрит прямо в глаза Джону. Для этого нужно немного поднять голову вверх, а это больно. Он смотрит в тёмные зрачки, некогда родных и смотревших на него с восхищением глаз. Джона больше нет, а тот, кто стоит перед ним, держит в руке пистолет. Лицо незнакомого мужчины беззлобно, он даже слегка улыбается. Наверно, так и должно закончится их партнёрство: знакомство, восхищение, доверие, зависимость... и проклятая ошибка.  Шерлок вспоминает, что у него уже давно есть и могила, и надгробие, и засохшие возле букеты цветов, всё, как положено. Только что Джон сделает с его телом после. Он не опускает взгляд, смотрит на Джона. Надо смотреть своим страхам в лицо. Два года назад надо было всё решить без театрального позёрства. - Всё, что я делаю - ради любви. Только ради любви. Где ты был так долго, Шерлок? Я так ждал... Незнакомец грустнеет, в глазах боль, ползут вниз уголки губ.  Шерлок грустно улыбается, мышцы растягиваются, ссохшиеся корки крови ломаются и осыпаются ржавой пылью. - Я хотел как лучше. Прости. - успевает он сказать, прежде чем Джон взмахом пистолета рвёт ему рот, почти свернув челюсть. От боли текут слёзы, кровь ползёт изо рта густой багровой лавой, смешиваясь со слюной.  Сочный щелчок, пистолет снят с предохранителя. Он удобно лежит в руке Джона, прикасаясь прохладным ободком дула к середине лба Шерлока. Тот закрывает глаза. Это не страшно на самом деле. Давай, Джон. Теперь нет пути назад, Джон Слышится тихий, но отчётливый бой часов, и воздух словно застыл, превратившись в стекло. Пошевелишься - он рассыпется осколками, раскроит их кожу на лоскуты, засядет в лёгких, пронзит насквозь осколочной шрапнелью кости. Соскоблит с лиц удивление и страх. В комнате нет часов. Они оба это прекрасно знают. Но каждый готов поклясться, что слышит тихий переливчатый бой старых часов на камине, которые находились в их старой квартире на Бейкер-стрит.   Джон смотрит вниз, на разбитое лицо друга. Он боится признаться, он не хочет доверять своему слуху. Шерлок смотрит на Джона, боясь дышать, спугнуть проступившие знакомые черты лица. Потом спокойно кивает и воздух звенит от его слов: - Мы оба безумны, надо лишь принять это и жить дальше, Джон.