Терапия unguis et rostro

There is love enough in this world for everybody, if people will just look. Kurt Vonnegut «CAT'S CRADLE »**

Он курил сигарету за сигаретой. Его руки подрагивали всякий раз, когда он открывал пачку, и зажигалка никогда не срабатывала сразу. Руки начинали дрожать, и когда он затягивался слишком глубоко. Иногда они просто дрожали. – Я… я читал эту твою идиотскую книгу… – Теодор Шеффилд гадливо скривился и с презрением добавил: – «Любовь». Его собеседник Хьюго Беркли пытливо смотрел на понуро согнутую спину в измятом пиджаке и молчал. Затянувшись несколько раз и отведя «прыгающую» в пальцах сигарету от лица, Теодор продолжил: – Ты не хочешь узнать моё мнение, а, Хьюго? – он, так и сидя на корточках, по-птичьи полуобернулся, пошарил по грустному лицу Беркли воспалённым взглядом. – Я знаю, что ты можешь и хочешь сказать. – Ну да, всё ты у нас знаешь, – Теодор мстительно сощурил покрасневшие веки, – наш умненький еврейчик. – Если ты намеревался меня этим задеть, то у тебя ничего не вышло, – спокойно сообщил Хьюго. – Если ты хотел добиться прекращения сеансов, то у тебя ничего не вышло. А если тебе понравилось судиться, то ищи повод для судебного иска о расовой дискриминации в другом месте. Теодор хихикнул, отвернулся и продолжил нервно курить: – Ненавижу тебя, сука, и потрошить перед тобой свою душу не собираюсь. – Жаль. Тебе бы это пошло на пользу, – Хьюго повернул голову в сторону собора: до полудня оставалось меньше двух минут. – Не дождёшься. – Это нужно не мне, а тебе. – Катись к чёрту. – Только после того, как мы закончим курс. – Я сказал, что не собираюсь ничего тебе говорить! – заорал Теодор, соскочил с опоясывающего крышу бордюра и стал надвигаться на Хьюго, грозно отмахивая указательным пальцем свои утверждения. – Не собираюсь тебе ничего говорить! Что бы ты там ни писал в своих чёртовых бумажках! Даже если меня упекут в тюрьму! Даже если меня усадят в психушку! Я не собираюсь ни с кем, ничего обсуждать! – он махал рукой у носа напряжённо молчащего Хьюго и, яростно выкатив глаза, брызгал слюной. – Особенно с тобой! Я ненавижу, ненавижу психотерапевтов! Ненавижу евреев! Ненавижу… всех… Монументальное здание собора исторгло громовой раскат часового боя. Прерванный им Теодор, криво усмехнувшись, сообщил: – Время вышло. Затянувшись и выпустив в лицо невозмутимо молчащего Хьюго струю табачного дыма, Теодор отбросил окурок и покинул унылую крышу, возвестив о своём уходе громким хлопком металлической двери. Теперь руки задрожали у Хьюго, он закусил губу, собираясь с силами и мыслями, задышал глубоко и часто, считая про себя от десяти и обратно. С каждым разом успокоение давалось ему всё тяжелее, и в этот раз он всё же не выдержал, проскоблил спину о служившую ему опорой стену надстройки и, усевшись, принялся растирать покрасневшее лицо, растрёпывать и заглаживать волосы. Первые пять минут на его длинных ресницах поблёскивали слёзы, потом он просто сидел, продолжая копошиться в волосах. Ещё через пятнадцать минут его отвлёк тихий стук в приоткрытую дверь. На крышу выглянула Джуди: – Мисс Мердок только что позвонила и предупредила, что не успеет до вас добраться. – Хорошо, – облегчённо вздохнул Хьюго. – Сообщи мистеру Фрейну, что я не могу его принять, и можешь отправляться домой, на сегодня всё. – Опять этот мистер Шеффилд, – выбравшаяся из-за двери Джуди покачала головой. – После него вы всегда такой измождённый. Она присела рядом с шефом. – Тяжёлый случай, – грустно ответил Хьюго. – Хотите об этом поговорить? – поинтересовалась Джуди и поспешно добавила: – Я знаю, что я только начала учиться, но, возможно, вам станет легче, если вы со мной поделитесь. Хьюго с печальной улыбкой потрепал её по рыжим кудряшкам: – Просто тяжёлый случай. – Тогда откажитесь, у вас и без него хватает клиентов. – У него судебное предписание на прохождение курса терапии. – Но вы можете отказаться; отправьте его к другому психотерапевту. – Джуди, Джуди… – угнетённо вздохнув, Хьюго охватил колено руками и, задумчиво склонив голову на бок, тихо заговорил: – Я учился вместе с Тео, я был безумно в него влюблён. Чёрт бы его побрал, я, кажется, до сих пор в него влюблён. По крайней мере, когда я узнал о его деле, я уговорил доктора Крейтис порекомендовать и судью Майерс назначить ему курс терапии вместо тюремного заключения, а себя сделать его психотерапевтом. Я сам на это напросился и должен довести дело до конца. Джуди выслушала это признание, широко распахнув серые глаза и приоткрыв маленький ротик. – Ну вы, босс, даёте, – заметила она, вытаскивая из складок просторного пончо сигареты и зажигалку. – Мне всегда казалось, что подобные безумства не ваше амплуа. Что собираетесь делать? – Ничего, – ответил Хьюго, отнимая у неё сигарету и выбрасывая её. Скорчив недовольную гримасу, Джуди убрала пачку: – Тогда зачем вы лично взялись за него? – Не знаю, – пожал плечами Хьюго. – Сам не знаю. Это был какой-то порыв, наитие; всё равно я не завожу отношений с клиентами. – Всё когда-нибудь бывает впервые, дорогой Хьюго, – философски напомнила Джуди, балуясь с зажигалкой. – Не в этот раз, – вздохнул Хьюго, отнимая зажигалку, и принялся, задумчиво созерцая процесс, зажигать и гасить её. – В данном случае имеет место острая неприязнь по национальному и профессиональному признаку. – Вас это огорчает? – Меня всегда огорчает человеческая нетерпимость. – Знаю, но я не о том. Вас огорчает, что с этим клиентом вам не лишиться своей принципиальной профессиональной невинности? – С тобой невозможно разговаривать, – раздражённо произнёс Хьюго и вернул ей зажигалку. – Вечно ты всё переворачиваешь с ног на голову. – Я знаю, – ответила нисколько не удивлённая и не обиженная его недовольством Джуди. – Только вам следует быть осторожнее: у этого Шеффилда явные проблемы с психикой. – Спасибо, я заметил, – поделился наблюдением Хьюго и поднялся. – И не забывайте, за что его чуть не посадили в тюрьму. Подбирая разбросанные сигареты, Хьюго заметил: – И это я помню. На сегодня мне хватит нравоучений. – ОК, – согласилась Джуди. Откинувшись в кресле, Хьюго уныло наблюдал за своим тяжёлым пациентом. Окуривающий книжный стеллаж Теодор был такой же нервный, ссутулившийся и злой как в первое посещение. Хьюго вынужден был признать, что единственным результатом терапии стало то, что он сам стал принимать успокоительные. – Опять эта идиотская книга, – злорадно ухмыльнулся Теодор, вытаскивая с полки бело-красную книгу, – «Любовь». Ты действительно веришь в ту чушь, что написал в ней? – Да, – спокойно кивнул Хьюго, водя пальцами по губам и благословляя создателей успокоительного. – Верю. – Ну ты и идиот, – Теодор прикусил сигарету и принялся спешно перелистывать страницы; раздался треск разрываемой бумаги, Хьюго поморщился; Теодор листал книгу всё быстрее и нарочито неаккуратно, потом перебросил через плечо. – И как можно верить в такую глупость? – Я не считаю, что это глупость, – заметил Хьюго. – Хочешь поговорить об этом? – Я? – Теодор обернулся, смерил его презрительным, нездоровым взглядом и взялся за следующую книгу. – Говорить о том, что не существует, глупо. И верить в то, что человек не может без несуществующего – глупо. Но, пожалуй, я соглашусь, что идиоты вроде тебя могут это несуществующее искать. – Почему ты думаешь, что любви не существует? Теодор поморщился, размашисто почесал шею, отшвырнул и следующую книгу. – Потому что её не существует. – Ты когда-нибудь любил? – Любви не существует, – упрямо повторил Теодор, спешно проскальзывая указательным пальцем по корешкам книг. – Тебя предавал любимый человек? – Любви не существует, – озлобленно повторил Теодор, сдёргивая с полки исследованные пальцем книги. – Любви не существует. Я не хочу говорить о том, чего не существует. Я не хочу говорить с тобой, сука ты паршивая! Он сбросил с лёгкого, «воздушного» стеллажа все книги, отшвырнул и его. Хьюго проследил взглядом за кратковременным полётом и гибелью любимой мебельной принадлежности и вновь посмотрел на Теодора. Тот стоял над книгами и часто затягивался. Руки его дрожали сильнее обычного. – Ненавижу тебя, сука! Ненавижу! Ты всегда меня доводишь! – Возможно, если бы мы добрались до сути проблемы, эти сеансы принесли бы вам успокоение… – Заткни свою пасть. Умолкнув, Хьюго сплёл пальцы рук. Теодор загасил окурок в горшке с цветком, достал из кармана смятого, грязного пиджака пачку сигарет, снова закурил, заходил по комнате. Хьюго неотрывно следил за этим живым маятником. Наткнувшись на одну из сброшенных книг, Теодор со зверским выражением лица отпинал её в угол. – Вы не любите книги? – Не суй свой длинный нос в мою личную жизнь! – заорал Теодор и подскочил к столу. Хьюго вдавился в кресло, вцепился в подлокотники, усилием воли сохраняя невозмутимое выражение лица. – Мои дела тебя не касаются, ты это усёк?! – Пока не закончится курс терапии – касаются. – Да имел я твою терапию и тебя вместе с ней! Хьюго наклонил голову на бок. Теодор нависал над столом, распространяя вокруг себя сильный запах табака и алкоголя. – Вы принимаете успокоительное, которое я вам прописал? – Клал я на твоё успокоительное. – Жаль. – Да пошёл ты, урод еврейский. – Повторюсь: вы можете оскорблять меня сколько угодно, но это делу не поможет. – А если я расквашу твою физиономию, это поможет? Теодор спросил об этом с таким лицом, с таким взглядом, что Хьюго испугался. Бой церковных часов возвестил о завершении сеанса. Теодор криво усмехнулся и, не прощаясь, покинул кабинет. Хьюго достал из ящика флакон с таблетками и проглотил пару. Заглянула Джуди. – Вы разрешили ему курить в кабинете? – удивилась она и, увидев книги, нахмурилась. – Нет, на этот раз ему не захотелось выходить на крышу. – У него слишком асоциальное поведение, – заметила Джуди и подошла к окну открывать его. – Вы ещё не устали? – Я начинаю думать, что я ангел… или скоро им стану. – Скоро он убьёт вас, – Джуди осмотрела стеллаж. – Он испорчен. – Я куплю новый. – В IKEA сейчас распродажа. Могу дать каталог. – Да, это будет замечательно. Джуди сбегала в приёмную и вернулась с толстым журналом. – Выберите что-нибудь попрочнее, – посоветовала она. – Мне не нравится этот стеллаж, – после сорокаминутного молчания и созерцания обновки заключил Теодор. – Можете его разбить, – щедро предложил Хьюго. – Так легко? – Я купил несколько. – А-а, – протянул Теодор. – Знаменитая еврейская практичность. – Если бы я был таким практичным, я бы засудил вас за подобное поведение. – А обломки старого стеллажа пустил бы себе на костыли. – Я не нуждаюсь в костылях. Теодор хихикнул: – Тогда на тросточки. – Так, с оскорблений по профессиональному и национальному признаку мы перешли на высмеивание физических недостатков. Регресс. – А чего ещё можно было ожидать? – А раз у нас регресс, значит, придётся увеличить число сеансов, – невозмутимо продолжил Хьюго. – Вот ещё, – презрительно фыркнул Теодор. – Лучше пусть в тюрьму меня посадят. – Нет. – Лучше в тюрьму, чем к такому мудаку, как ты, ходить. – Если бы в тюрьме было лучше, вы бы ко мне не ходили, – коварно заметил Хьюго. – Вы боитесь тюрьмы. – Да что ты обо мне знаешь? – взвился Теодор. – Что ты, сука, обо мне знаешь?! – Я знаю… – Ни хрена ты не знаешь! Ты, урод хромоногий! Я тебе голову сейчас отверну! – Тогда тюрьмы не избежать, – сказал Хьюго и вытер со щеки слюнявые брызги. Теодор разразился долгими и упорными ругательствами, колотил кулаком по столу, отшвыривал с него письменные принадлежности и бумагу, проклинал и поливал грязью и евреев, и психотерапевтов, и всех калек вместе взятых. Хьюго стоически переносил поток брани, часто моргая из-за летевших в его сторону капель и педантично отсчитывая минуты по висящим над дверью часам. Истерика длилась почти до истечения отпущенного на сеанс часа. За три минуты до конца Теодор выдохся и, с наглым видом абсолютного победителя устроившись в кресле, закурил. Хьюго уткнулся взором в его дрожащую, тискающую зажигалку руку. – Теперь ты знаешь, что я о тебе и тебе подобных думаю, – подытожил Теодор. – Да, – сухо подтвердил Хьюго. – Мне больше не приходить? – ехидно осведомился Теодор. – Следующее занятие пройдёт по расписанию. Теодор озлобленно скривился: – Сука. – Оскорбления не помогут, – устало напомнил Хьюго. – Это мы ещё посмотрим, – убеждённо заверил его Теодор. – Что же тебя до такого состояния довело? – Катись к чертям со своими дебильными вопросами. – Не узнав причины, я не смогу помочь. – ТВОЯ помощь мне не нужна. – Тогда чья помощь тебе нужна? – попробовал выяснить Хьюго. – Ничья. У меня всё просто отлично, – презрительно ответил Теодор. С трясущейся руки перекинув взгляд на неопрятную, великоватую одежду, на осунувшееся, щетинистое, бледное лицо и всклокоченные волосы, Хьюго заметил: – По виду не скажешь. – На себя посмотри, – посоветовал Теодор. Хьюго вынул из стола зеркало и Теодор истерично заржал. Он согнулся пополам, выронил сигарету и смеялся до часового боя под наблюдением утомленно Хьюго. Ушёл Теодор традиционно – не прощаясь. Подумав, Хьюго принял три таблетки. – Вам это не надоело? – спросила Джуди, сметая осколки от ваз и разбитых рамок. – Я превращаюсь в ангела, – обессилено развалившийся в кресле Хьюго взмахнул руками. – Неужели вы настолько его любите? – усомнилась Джуди. – Тут примешивается и любопытство, и профессиональная гордость, – признался Хьюго, погромыхивая оставшимися в баночке двумя таблетками. – У него что-то случилось, что-то очень плохое произошло. Раньше он не был таким агрессивным. И я хочу ему помочь. Просто как психотерапевт. – Начал он с вашей мебели, а закончит вами, – убеждённо предрекла Джуди. – Вам следует быть осторожнее. – Да, наверное, – согласился Хьюго, наблюдая за тем, как она прибирается. – Ах, Джуди, Джуди, и почему я не влюбился в тебя? Ты такая хорошая, с тобой никогда не бывает проблем… Будешь моей женой? Она, поведя рыжей бровью, исподлобья глянула на него: – Вижу, он вас окончательно довёл. – Нет, ещё не окончательно, – вздохнул Хьюго. – Вижу, вам не даёт покоя моя книга. – Ненавижу бред. – Вы считаете её бредом? Теодор замер – насколько вообще возможно замереть с трясущимися руками и нервно дёргающимся лицом – безумно глядя на сидящего через стол от него Хьюго. Хьюго подавил инстинктивное желание сложить руки на груди. – А я недостаточно ясно донёс до тебя, дебила, эту мысль? – Из вашего поведения я понял только то, что она вызывает у вас сильные эмоции. С чем это связано? Лицо Теодора исказилось гневом, он замахнулся книгой на Хьюго – тот впился в подлокотники кресла, сохраняя неподвижность, ледяное спокойствие – Теодор дёрнулся, развернулся и запустил том в стеллаж. – Как ты меня достал, сука! – рявкнул Теодор и бросился на крышу. Переведя дыхание, Хьюго пошёл за ним. – Зачем приковылял? – зло спросил прохаживающийся по парапету Теодор. – Сидел бы у себя в кабинете, пока время не выйдет. – Если я буду сидеть в кабинете, а ты – здесь, у нас ничего не выйдет. – В каком это смысле «у нас»? У нас, нашего ничего нет! – нервно пригрозил пальцем Теодор. – Не надо меня к себе примазывать. – Я не примазываюсь, – смутившись, возразил Хьюго. – Во время лечения психотерапевт… – Да пошли вы все, психотерапевты хреновы, ни черта вы не знаете, – презрительно сплюнув, Теодор достал новую сигарету и нервно закурил. – Во время лечения психотерапевт и пациент должны действовать сообща. – Катись к чёрту. – Если ты будешь столько курить – скоро умрёшь. – Тебя это не касается, – буркнул Теодор и демонстративно затянулся. – Касается. – Чего ты ко мне пристал? – вспылил Теодор. – Отстань от меня! – Не могу. – Сколько тебе заплатить, чтобы ты отстал от меня? Сколько? – Для этого достаточно вновь стать адекватным, – напомнил Хьюго. – Цель наших бесед – твоё выздоровление. – Я не больной! – рявкнул Теодор. – Это ты псих, не я! – Со стороны выглядит иначе, – заметил Хьюго. Теодор кинулся к нему и схватил за лацканы пиджака. – Я тебя… я тебя сейчас с крыши сброшу, – прорычал Теодор. Задыхаясь от ужаса и табачной вони, Хьюго положил ладони на его дрожащие от напряжения кулаки. – Достаточно… успокойся. Ты же не хочешь попасть в тюрьму, правда? – Не выводи меня из себя, – сквозь зубы процедил Теодор и оттолкнул его; Хьюго едва устоял. Громоподобный бой часов прервал их бурный диалог. Теодор презрительно сплюнул и удалился с привычным хлопком двери. На подгибающихся ногах Хьюго вернулся в кабинет и рухнул в кресло. – Есть прогресс? – поинтересовалась Джуди, заходя в кабинет с подносом и двумя чашками чая. – В сведении меня в могилу – да, – мрачно поделился достижениями Хьюго и потёр виски. – Я чувствую себя совершенно некомпетентным. – Передайте его кому-нибудь другому, – посоветовала Джуди, присаживаясь в «клиентское» кресло и доставая сигареты. Хьюго укоризненно посмотрел на неё. – А что? – пожала плечами девушка. – У вас и так накурено. Вздохнув, Хьюго «заправился» успокоительным и забрал чашку с поставленного на стол подноса. – Если он будет себя так вести с другими психотерапевтами, его упекут в психушку. – А если ему там самое место? – заметила Джуди. – А если нет? С такой агрессивностью его просто напичкают транквилизаторами и похоронят там на всю жизнь. – А если он убьёт вас? Вы его лицо видели? – Да, его лицо я хорошо рассмотрел за последние два месяца. – А если вам не удастся помочь ему? – Джуди покрутила головой, разминая шею, и удобнее устроилась в кресле. – Тогда не знаю. Но сначала я попробую помочь, – ответил Хьюго, задумчиво глядя на свою помощницу. – Скоро истечёт предписанный судьёй срок, – заметила она. – Я добьюсь продления, – Хьюго закусил мизинец. – Когда ты так сидишь, я думаю, что из тебя получится психотерапевт в стиле «Основного инстинкта». Джуди хихикнула и подтянула юбку к коленям: – Главное, чтобы я клиентов ледоколом не убивала. – Да, ведь тогда они не смогут платить. Хьюго хмуро прохаживался перед зеркалом, придирчиво рассматривая ноги. – Думаю, они мне подходят. Я беру. – Чем будете расплачиваться? – Чеком. Снимая новенькие ботинки, Хьюго бросал косые рассерженные взгляды в сторону зеркала. Никакой хромоты он не заметил, но Теодор продолжал называть его хромым при любом удобном и неудобном случае, и Хьюго чувствовал себя неспособным переломить его враждебность, упрямство, вызвать доверие к себе… против презрения, пренебрежения он оказался совершенно бессилен; он просто неудачник. – С вами всё в порядке? – участливо спросил продавец. Хьюго поспешно убрал руки от лица: – Да. – Вам определённо не даёт покоя моя книга… Вы её читали? Отвлёкшись от вырывания страниц многострадального экземпляра, Теодор вытащил изо рта сигарету: – Я тебя предупредил, что если ты скажешь мне ещё слово по этому поводу, я расквашу твою уродскую физиономию. – У меня встречное предложение, – Хьюго нервно царапнул кожаную обивку своего кресла. – Я задаю пять вопросов, вы даёте пять честных ответов, а в обмен получаете пять экземпляров моей «Любви» и пять сеансов моего полного молчания, вам надо будет только приходить и уничтожать очередную книгу. Теодор призадумался, Хьюго терпеливо ждал. – Хорошо, но если ты, сука, скажешь во время этих пяти сеансов хоть слово, я убью тебя. – Я согласен, но ответы должны быть честными. Усмехнувшись, Теодор сунул сигарету в рот и откинулся на спинку кресла: – Я тебя слушаю. Задавай свои вопросы, сволочь. Хьюго едва слышно вздохнул: – Что тебя больше всего раздражает в этой книге? – То, что ты… – губы Теодора задрожали, лицо приняло угрожающее выражение, – убеждаешь людей в том, что главное в их жизни – любовь, и она может быть у всех, надо только постараться, надо суметь её найти, понять и принять. – Почему тебя это раздражает? – Потому что это неправда! Это – паскудная ложь, которой пудрят людям мозги, чтобы они стремились к несуществующему! Этой паскудной ложью людей вынуждают… вынуждают… – Теодор задёргался, – делать глупости! Заставляют искать, страдать, приводят к ужасным последствиям! Это всё – мерзость! Сдержав животрепещущий вопрос о страданиях и ужасных последствиях, Хьюго тщательно подбирал его наиболее нейтральные и в то же время информативные формулировки. Теодор нервно курил: – Ну, давай, спрашивай дальше. – Ты с кем-нибудь встречаешься сейчас? Глаза Теодора сузились, руки задрожали сильнее, он ответил мрачно и уверенно: – Мне никто не нужен. – Ответь прямо. – Нет, – фыркнул Теодор. – Я ни с кем не встречаюсь. – Ты общаешься с кем-нибудь помимо меня, с друзьями, например, с соседями? Ответь честно. – Я не такой тупой, как ты, сука, так что не надо мне напоминать, – Теодор заёрзал, отбросил ненавистную ему книгу, окурок и тут же закурил. – Ты общаешься с кем-нибудь помимо меня? – Нет! Мне никто не нужен! Никого не хочу видеть! – Почему? – Потому что меня… – Теодор запнулся, ноздри его гневно затрепетали, глаза забегали, он дёрнулся к столу и перегнулся через него к Хьюго. – Потому что мне все надоели! Потому что я не хочу никого видеть! Не хочу ни с кем говорить! И ты, сука, достал меня больше всех! Отстань от меня! Прекрати эти расспросы! Я не хочу ничего говорить! Не хочу! Отстань от меня, наконец!!! – Но ты должен общаться с окружающими… – Никому я ничего не должен! И прекрати задавать мне свои идиотские вопросы! Я не хочу ничего говорить! – Теодор плюхнулся в кресло и, стремительно искурив сигарету, потянулся за следующей. – Ты что, хочешь умереть от рака лёгких? – Тебя это не касается, – огрызнулся Теодор и отвернулся. – Касается, если не на правах твоего психотерапевта… – Срать я на вас, психотерапевтов, хотел! – То на правах твоего давнего знакомого. Или ты забыл, что мы с тобой были знакомы до того, как ты попал ко мне на лечение, – Хьюго облизал пересохшие губы. – Тео… посмотри на меня. Ты помнишь школу? Ты помнишь, кто я? – Конечно, помню, я не псих, и с памятью у меня всё в порядке! Хьюго прошёл к окну. – А ты ровно ходишь… для хромого, – в бессильной злобе буркнул Теодор. – Я знаю, – хладнокровно ответил Хьюго и открыл окно; пахнуло свежестью поздней весны. – Но это не имеет значения: всё равно ты ходишь ко мне, а не я к тебе. – Не по своей воле, – ожесточено ответил Теодор, – иначе ноги бы моей здесь не было. – Да… к сожалению, люди не приходят ко мне, когда у них всё хорошо, – заметил Хьюго. – Хы-х, – усмехнулся Теодор. – Да кто захочет к тебе приходить? Все клиенты, поди, такие же принудительные, как я, иначе зачем кому-то у тебя ошиваться? – Нет, у меня мало принудительных клиентов, – возразил Хьюго. – Как же, как же, – скептически покивал Теодор. – И обычно мне удаётся помочь. – Не надо передо мной рисоваться. – Я не рисуюсь, я действительно… С первым ударом часов Теодор подскочил с кресла и поспешно ушёл. Опять с хлопком. Заглянувшая в кабинет и заставшая своего босса за поглощением таблеток Джуди укоризненно сказала: – Хьюго, не злоупотребляйте успокоительным, оно хуже курения. – Я уже хочу сброситься с крыши. – Мой ангел, рано начинать полёты: у вас ещё не прорезались крылья. Это воскресное утро казалось невозможно унылым не только из-за пасмурной, вот-вот-почти-дождливой погоды и холодного ветра, вынуждающего поднимать воротник плаща: сеансы с Теодором – а очередной назначен как раз на понедельник – истрепали Хьюго все нервы, вогнали в депрессивную тоску и вновь подсадили на успокоительные, слезть с которых удалось ценой неимоверных усилий. Хьюго подтянул шарф на подбородок и посмотрел на прогуливающихся людей. Их было довольно много, невзирая на хмурость природы. Сложив руки на трости, Хьюго наблюдал за играми детей и думал о содержании своей книги. Неужели он не прав, считая, что любовь нужна человеку так же сильно, как общение, что она необходима душе так же, как вода и пища телу? Хьюго был уверен в этом, уверен ещё и потому, что сам умирал без неё; но кто так сильно задел Теодора, что он отрицает любовь? Почему делает это с такой самозабвенной ненавистью? Почти три месяца сеансов и пять ответов – вполне искренних, судя по всему, – лишь достаточно прояснили ситуацию для Хьюго, но не позволили ему наладить контакт. И – что самое плохое – никак не помогли Теодору. А Хьюго очень хотел ему помочь и не только как психотерапевт, не только из-за давних, не вполне определённых ныне чувств, но просто как человек. Хьюго продолжал наблюдать за детьми, их родителями, за прогуливающимися парами; он увидел двух старичков, держащихся за руки как влюблённые подростки – есть, есть любовь в этом мире, иначе зачем это всё? Зачем эти дни и ночи, города и леса, все эти люди, если каждый живёт только сам для себя, если никто никому кроме себя не нужен? У этого мира… у человечества есть смысл, есть нечто светлое и возвышенное, способное оправдать порождаемое им море душевной и физической грязи – иначе зачем это всё, зачем жизнь? Хьюго проводил старичков умилённо-печальным взглядом и вновь сосредоточился на гуляющих с детьми родителях. Подумав, он снял перчатку и вынул из кармана сотовый. – Мама… мне нужно с кем-нибудь поговорить… можно я приду к вам сегодня? Хьюго до боли в сердце хотел помочь Теодору, но все его попытки завершились провалом, аргументы закончились, и теперь, опечаленный и разуверившийся в своих силах, он сам отчаянно нуждался в поддержке. Теодор курил и потрошил книгу «Любовь», потрошил книгу «Любовь» и курил. Хьюго рассеянно читал журнал «Профессиональная Психология: Исследования и Практика» и размышлял о своём поражении. И раньше бывало, что его знания и способности оказывались малоэффективными, но нынешний случай просто из ряда вон. Хьюго представил, какая буря разразится, когда Теодор узнает о теперь уже неотвратимом продлении срока лечения, и похолодел. Хьюго со всей своей дюжей выдержкой спокойно смотрел на Теодора. Тот с видом самодовольного психопата сидел в кресле, крутил его трость и презрительно улыбался. Хьюго помнил, что обещал молчать, и молчал, но у него было огромное желание спросить у Теодора… задать ему нелепый вопрос о том, получил ли он удовольствие, отняв эту трость: удовольствие Тео явно получил, и немалое. Хьюго злился, очень злился из-за того, что их внутренние разборки были безжалостно вытащены из кабинета на свет Божий, и Теодор позволил себе откровенное хамство в присутствии коллег Хьюго; его до сих пор обдавало жаром, когда он вспоминал, как встретившийся ему на улице Теодор выхватил трость и, бодро удаляясь и помахивая ею, прикрикнул: «надеюсь, ты не дойдёшь!» И хотя Хьюго вполне мог обойтись без трости, хотя друзья-психотерапевты посочувствовали необходимости работать с таким сложным клиентом (и посоветовали получить «с паршивой овцы хоть шерсти клок» – написать о его случае статью в журнал), хотя на Теодора в его нынешнем состоянии нельзя было обижаться как на человека здорового, Хьюго никак не мог должным образом успокоиться, изжить это позорное воспоминание из памяти, и, глядя на серебряный блеск антикварного набалдашника, он ощущал удушающую хватку гнева на своём горле. Достав из ящика заготовленный экземпляр, Хьюго бросил его на стол. Нагло усмехнувшись, Теодор швырнул ему трость и принялся уничтожать «Любовь». – У вас наметился прогресс? Приоткрыв глаза, Хьюго посмотрел на стоящую над ним Джуди. – Нет. – Но за последние три посещения он ничего, кроме трёх книг, не испортил и ни разу не кричал. – Он тихо много чего наговорил. – Но он делал это спокойно, – Джуди присела рядом и устроила свою очаровательную веснушчатую мордашку на колене подогнутой к груди ноги. – Погоди, через два посещения я скажу ему, что попросил у судьи продлить срок, и судья согласилась. – Думаете, следует ожидать неадекватной реакции? – Уверен, – Хьюго потёр лицо. – От этих таблеток чертовски хочется спать. – Вы слишком часто стали ругаться, – заметила Джуди. – Да, – уныло согласился Хьюго. – И мне это совершенно не нравится. – Подвиньтесь. Хьюго сдвинулся к спинке дивана, Джуди прилегла рядом и принялась накручивать медно-рыжую кудряшку на пальчик: – А вы не хотите попробовать альтернативный вариант? – Вправление мозгов ударом кирпича? Джуди с усмешкой помотала головой: – Признайтесь ему в любви. – После чего он подаст на меня в суд за сексуальные домогательства и добьётся прекращения лечения, – категорично произнёс Хьюго и добавил: – Спасибо за совет. – Если у вас ничего не получится, вы можете рискнуть, – заметила Джуди и после паузы предложила: – Хотите сигарету вместо успокоительного? – Нет. Снова курить из-за него я не начну. – Джуди, одолжи сигарету. – Вы же не собирались курить из-за него, – облокотившись на стол и положив подбородок на ладонь, с некоторой долей ехидцы напомнила Джуди. – Тогда дай мне пистолет, – мрачно ответил Хьюго и вернулся в кабинет. Джуди нашла его сидящим на краю крыши. – У вас ещё не выросли крылья. – И чёрт с ними, – уныло ответил Хьюго. Присев рядом, Джуди протянула ему сигарету. – У меня скоро будет передозировка успокоительного. – Почему вы так переживаете? Вы настолько сильно его любите? Я не понимаю… он ведёт себя как сумасшедший, а вы… вы тоже сошли с ума? – Когда я не могу кому-то помочь, я ненавижу себя, – признался Хьюго и закурил. – Я ненавижу себя в такие моменты до глубины души, от кончиков волос до кончиков пальцев, я преисполняюсь такой неистовой, лютой ненавистью к себе, что мне становится страшно. Я понимаю, что это неправильно, я всё осознаю, через какое-то время я более или менее справляюсь с этим, загоняю своего зверя в стойло, но Тео… я знаю его, знаю давно, испытываю чувства, и эти взаимоотношения… с ним у меня намного более личное, более глубокое, чем любым другим клиентом. И, естественно, я тяжелее переношу свою неспособность помочь, его нежелание открыться мне. – Слушайте, может, ему надо потрахаться, а? Перестанут яйца на мозг давить, и он, глядишь, лучше соображать начнёт. – И что ты мне предлагаешь? Переспать с ним? – А почему нет? Вам бы тоже не помешало для успокоения нервов. Хьюго закашлялся. Джуди размашисто похлопала его по спине. – Только не говорите, что вы об этом не задумывались. – Джуди… твоя прямота меня иногда просто убивает. – Зачем тратить время на лишние иносказательности? – И это мне говорит будущий психотерапевт. – А я хочу сделать эту профессию проще и эффективнее… Я сегодня в секс-шоп собиралась зайти, вам купить смазки? Положить в стол? И не смотрите на меня так. – Не вздумай это сделать, Джуди, – серьёзно ответил Хьюго. – Этот припадочный мистер Шеффилд, что, стопроцентный натурал? – Насколько мне известно – нет. – Тогда дерзайте, победа достаётся смелым. – Я тебя не пойму: то ты боишься, что он меня убьёт, то подкладываешь под него. – Ищу способ предотвратить вашу безвременную кончину, мой дорогой босс, unguis et rostro. – Хищных когтей и клювов мне и так хватает. Спасибо за заботу. – Пожалуйста… А смазка вам точно не нужна? Презервативы, м-м? Я могу подарить. – Джуди, прекрати, – сердито попросил Хьюго. – Я не собираюсь с ним спать. – Курить из-за него вы тоже не собирались, – заметила Джуди и с невинным видом принялась насвистывать «I want love». После пяти самых тихих сеансов действительно разразилась буря. Хьюго терпеливо перенёс получасовой поток нецензурных ругательств, брызганья слюной, маханий перед своим носом с грубыми советами этот слишком длинный нос не совать в чужие дела. – Это ты, ты устроил! – прошипел взбешённый Теодор. – Да, мы не продвинулись ни на йоту, я не мог иначе написать в документах, и не порекомендовать дополнительный курс терапии тоже не мог. – Подлая тварь! – взвыл Теодор, выведенный из себя не только известием о продолжении терапии, но и тем спокойствием, с каким Хьюго переносил скандал. – Это ради твоего блага. – Мне лучше знать, что нужно ради моего блага! – заорал Теодор и стал прыгать от злости, пинать кресло, диван; Хьюго молчал; Теодор принялся опрокидывать мебель, расшвыривать книги, срывать со стен картины. – Тварь! Тварь! Подлая тварь! Я не хочу сюда приходить! Не хочу тебя видеть! Не хочу говорить! Не хочу! Покончив с мебелью, Теодор бросился к единственному нетронутому в разорённом кабинете островку: к столу и креслу Хьюго, к самому Хьюго. Тот уже успел привыкнуть к своей относительной неприкосновенности и чуть не задохнулся от изумления, когда Теодор схватил его за волосы и выдернул из кресла. Изумление сменилось ужасом. – Прекрати… – как можно спокойнее и повелительнее потребовал Хьюго. Теодор тряхнул его и отбросил к столу, снова впился в волосы, заткнул рот ладонью. – Ну что, что ты теперь скажешь? – прижимая его к столу, Теодор злорадно усмехнулся. Ощущая тяжёлое дыхание на своём ухе, крепкую хватку, прикосновение чужого тела к выгнутой спине Хьюго испуганно думал о том, чем это всё может закончиться. Предупреждения Джуди некстати всплыли в голове: вдруг Теодор и вправду его убьёт? И в то же время пошлый её совет ещё более некстати вспомнился от этой пугающей, опасной близости. Хьюго начал сомневаться в своей способности правильно оценивать ситуацию. – А если я сейчас пригрожу спустить тебе штаны и поиметь тебя прямо на этом столе, что ты тогда сделаешь, а? Будешь кричать, сопротивляться, да? Ну, скажи. Скажи! – Теодор разжал его рот. – Давай же, кричи, зови на помощь. Это было долгое и угнетающее мгновение размышлений. – Нет, – обречённо ответил Хьюго. – Что же так? – тряхнув его, спросил Теодор. – Думаешь, я этого не сделаю? Думаешь, мне не хватит решимости? – Я не знаю, хватит у тебя решимости или нет, – Хьюго сглотнул и быстро облизал губы. – Но если ты пригрозишь поиметь меня на этом столе, я спущу штаны и покорно лягу на него. – Что? – опешил Теодор. – То, что ты слышал, Тео… – не своим голосом подтвердил Хьюго и устало закрыл глаза; это было его поражение и полностью осознанное, добровольное, безумное падение. – Так мне спускать штаны? – Да, – отпуская его, подтвердил Теодор. Краснея и возбужденно дрожа всем телом, Хьюго поспешно, уже больше не думая ни о чём, сбросил с себя пиджак, сдвинул со стола листы и канцелярские мелочи, лихорадочно расстегнул путающийся ремень, пуговицы, приспустил брюки и прижался грудью и щекой к холодящей столешнице. Опомнившись, Теодор расстегнул ширинку. Хьюго ещё не испытывал такого сильного желания. Он прерывисто дышал и затрепетал, почувствовав прикосновение тёплой слюны, и не смог удержать тихого, сдавленного стона, когда началось проникновение. Почти сразу ему пришлось закусить губу, чтобы не кричать от боли… – Шлюха, – сказал Теодор, застёгивая ширинку. – Скотина, – ответил бледный как полотно Хьюго, поднимаясь со стола. – Впервые сеанс психотерапии доставил мне удовольствие, – хохотнул Теодор и развалился на диване, откуда стал наблюдать за Хьюго. Приведя себя в порядок, Хьюго осторожно сел, и тогда их взгляды схлестнулись – теперь у обоих они были воспалённо-больными. – Я не собираюсь спрашивать о причинах твоей подчёркнутой грубости… – Шлюхи большего не заслуживают. Пропустив это объяснение мимо ушей, Хьюго продолжил: – Но это больше не повторится. – Неужели? – насмешливо усомнился Теодор. – В следующий раз ты мне откажешь? – Следующего раза не будет. Насмешливость Теодора ослабла, но он быстро настроился на прежний лад: – Ты будешь кричать и сопротивляться? Поверь, мне это доставит ещё больше удовольствия. Хьюго сложил руки на столе и пристально посмотрел на Теодора. Он смутился и несколько сник. – Ты можешь думать что угодно обо мне и о себе, но сегодня был наш последний сеанс. Дальше тобой будет заниматься другой психотерапевт. – Если бы я знал, что избавиться от тебя так просто, я бы давно тебя выебал. – Прекрати! – подскочив, заорал Хьюго. Теодор вздрогнул и отпрянул, вдавливаясь в спинку дивана. Лихорадочно трясясь, Хьюго ударил кулаком по столу и продолжил истерично кричать: – С меня хватит! Я устал от твоих оскорблений! Устал от твоего свинского поведения! Устал от твоего упрямства! Устал от тебя! Устал от твоего проклятого неверия в жизнь! Устал от твоих разочарований! От твоей злобы! От твоей глупости! И от твоей слепоты! Ты так зациклился на том, чего у тебя нет, что не видишь, что у тебя есть! Ты зажравшаяся скотина! Ты ополчился на весь мир, хотя он добр, несправедливо добр к тебе! – Да с чего ты это взял?! – заорал в ответ подскочивший Теодор, занимая позицию с другой стороны стола. – Ты, мелкая тварь, сидишь у себя в кабинете и строишь из себя самого умного! Ты ни черта обо мне не знаешь! Ты ни хрена не понимаешь! – Это ты ни хрена не понимаешь! – Хьюго треснул кулаком о столешницу. – Уцепился за свои проблемы и ничего не желаешь видеть и слышать! – Что видеть?! Что слышать?! Да меня достал этот паскудный мир! И ты меня достал со своими нравоучениями! – А ты меня достал со своими заскоками! – Это ты меня достал! Если бы не суд, я бы в жизни к тебе не пришёл! И не хочу я этих сеансов! – Ты добился своего! Их больше не будет! Убирайся! Ноздри у обоих ходили ходуном, оба стояли, напряжённо опираясь ладонями на стол и яростно глядя друг на друга. Теодор презрительно скривил губы. – Ага, и ты сейчас напишешь такое заключение, что меня упекут в психушку или в тюрьму. – Нет, – грозно опроверг это предположение Хьюго. – Ты не упустишь такого случая отомстить мне. – Я-не-собираюсь-мстить-тебе. – Собираешься, собираешься, – с маниакальной убеждённостью дрожащим голосом сказал Теодор. – Все вы такие. Хьюго закрыл глаза и глубоко вздохнул, а Теодор тем временем продолжал: – Вам только возможность дай. Вы такие хорошенькие, такие спокойные и благочестивые, мирные, когда один на один, а потом мстите, потом вы мстите. Смотри на меня! Схватив Хьюго за шею, Теодор продолжил: – Начистил я морду тому еврею, что увёл у меня Клода. Честно начистил, в честном бою, потому что он, сука, этого заслужил. – Отпусти, – просипел Хьюго, силясь разомкнуть железную хватку, испуганно глядя на безумное лицо, в дикие глаза. – Я честно дрался, и я победил! А эта сука… эта тварь… – Теодор задыхался от ярости, стискивая пальцы, и кошмарные гримасы искажали его побагровевшее лицо, – он… он… Хьюго извивался. Теодор дёрнул его на себя, взбешённо тряхнул и завалил на стол. Хьюго сипел, обливался слезами, царапал чужую руку, дёргал ногами. Теодор смотрел на него, поглощённый терзающими его эмоциями, силясь выплюнуть то, что застряло у него на языке, в мыслях и чувствах. – О-о-он! Он прислал ко мне своих громил! – он приподнял Хьюго и ударил его затылком о стол. – Эта сука прислал ко мне своих людей, и они поимели меня! Они били меня! Они ебли меня! И я ничего не мог сделать! Ни-че-го! – Теодор всхлипнул, словно впервые посмотрел на почти задушенного им Хьюго, отпустил его и, упав на колени, уткнулся лицом в сложенные на краю стола руки. – Он их прислал, а я ничего не мог сделать, совсем ничего не мог сделать. Ни-че-го. И они били меня, раздевали меня, они меня трахали, и я не мог им помешать, не мог заставить их остановиться… Теодор всхлипнул громче и затрясся в беззвучных рыданиях, до побеления сжимая кулаки. Хьюго лежал, тихо потирая шею, и по вискам на стол продолжали сочиться слёзы. – Прости… – одними губами произнёс Хьюго, – что не могу… не знаю, как тебе помочь… Только когда Теодор немного успокоился и принялся вытирать лицо рукавом, Хьюго позволил себе явно пошевелиться и сесть. Теодор перебрался в уголок дивана и, глядя в сторону, надломлено попросил: – Я подожду немного, не хочу в таком… в таком виде выходить на улицу. – Да, конечно. Можешь ждать, сколько потребуется, – разрешил Хьюго, растирая шею и медленно переползая со стола в кресло. Тягостное молчание наполнило кабинет. Хьюго неотрывно смотрел на отвернувшегося от него Теодора. – У тебя, наверное, скоро следующий клиент должен появиться, – нервно предположил Теодор, покусывая пальцы. – Я с некоторых пор не назначаю сеансы после тебя. – Ты… ты никому не расскажешь о том… о том, что я сказал? – Нет, не расскажу, – пообещал Хьюго. Теодор затравленно посмотрел на него и поспешно отвёл взгляд: – Ты подашь на меня в суд. – Нет. – Мне страшно предположить, как ты намерен за это со мной расплатиться, – Теодор снова начинал психовать. – Я не собираюсь тебе мстить, – заверил его Хьюго. – Как же, как же, – фыркнул Теодор и нервно усмехнулся. – Чего мне ждать? – Не знаю, – пожал плечами Хьюго и отошёл к окну. – Сколько мне заплатить, чтобы ты не стал мстить? – обеспокоенно спросил Теодор. – Ты просто назови цену, сколько угодно, я найду любые деньги. Сколько заплатить, чтобы ты простил и ничего плохого мне не сделал? Сколько? Ты только скажи… Хьюго… – Не знаю… Моя цена?.. Ласковые поцелуи, нежность в постели, – задумчиво и грустно перечислил Хьюго. – И немного любви. – Ты… ты шутишь? – нервно удивился Теодор. – К сожалению, да, – уныло кивнул Хьюго. – Это я устроил, что вместо заключения тебе назначили терапию. Наверное, это было довольно глупо, но я думал… я тогда подумал, что, возможно, если мы встретимся, если я смогу помочь, тогда… Что, возможно, у нас что-нибудь получится. Мне стоило отправить тебя к тому, кто действительно стал бы тебе помогать, я же больше думал о том, как произвести на тебя впечатление, а работу и чувства нельзя смешивать. Можешь не беспокоиться, я не подам на тебя в суд и не стану мстить никаким иным способом, в конце концов, я сам виноват в сложившейся ситуации. Я перенаправлю тебя к хорошему психотерапевту; уверен, после правильного курса реабилитации ты почувствуешь себя намного лучше, ты примешь случившееся, и беспокойство, страхи пройдут. Я бы извинился за то, что из-за собственной прихоти лишил тебя необходимого лечения, но после того, что ты устроил, мне совсем не хочется перед тобой извиняться. Не глядя на молчащего собеседника, Хьюго забрал с вешалки шляпу и трость. Стремительно проходя мимо стола Джуди, он, так же не глядя, бросил ей: – Не заходи внутрь. Когда он уйдёт, запрёшь всё… – у двери Хьюго остановился и добавил: – отмени все встречи на ближайшую неделю, мне необходимо срочно уехать. На улице Хьюго остановился, не представляя, куда деть себя, как утихомирить чувства. В тот же день он перепоручил Теодора лучшему из своих знакомых специалисту по работе с жертвами насилия и улетел во Францию избавляться от депрессии под руководством своего бывшего учителя и наставника, перебравшегося жить в Париж. Вскоре всё вернулось в прежнее русло. Хьюго и в кошмарном сне не помышлял более об интимных отношениях с клиентами, снова бросил курить и пить успокоительные и о Тео намеренно ничего не выяснял. Закончилось холодное, пасмурное лето, миновала дождливая, слякотная осень, нагрянула тёплая и нежная зима. После вечерней прогулки по парку Хьюго шёл домой, ловя на шляпу крупные хлопья снега, выдыхая на заиндевелый шарф клубы пара и размышляя о любви. Ему снова вспомнился Тео: успокоился ли он? смог принять произошедшее? счастлив ли? поверил ли в любовь? У светофора Хьюго поднял голову и наткнулся взглядом на надпись на ночном кинотеатре: «Реальная любовь». Помедлив и почувствовав душевную тягу к названию фильма, Хьюго направился туда. До сеанса оставалось пять минут, сомневаться было некогда. – Хьюго… Сдающего пальто в гардероб Хьюго обдало волнами жара и холода. Он медленно повернул голову: Теодор изменился с их последней встречи: он больше не походил на психа, отрастил бороду, расправился в плечах, выглядел опрятно и даже стильно. Только пальцы его сохранили нервную подвижность – барабанили по большому ведру попкорна. – Возьмите. Вздрогнув и рассеянно посмотрев на гардеробщика, протягивающего ему номерок, Хьюго с лёгким кивком забрал его, не зная, как вести себя с Тео. – Как поживаешь? – Намного лучше, – ответил Теодор. – Всё благодаря тебе. Спасибо. А как ты? Пожав плечами, Хьюго нерешительно шагнул в сторону зала. Тот был почти пуст и в тусклом свете ламп выглядел неуютно. – Ты не возражаешь, если я сяду рядом с тобой? – тихо спросил Теодор. – Если ты против, я… Он смущённо склонил голову, продолжая барабанить пальцами по ведру. – Я не знаю, – честно ответил Хьюго. – Просто не знаю. – Тогда… тогда я сяду. Посмотрев на билет, Хьюго прошёл на своё место, Теодор устроился по правую сторону от него, протянул попкорн: – Угощайся. – Хорошо, – согласился Хьюго, складывая руки на трости, – когда погасят свет. Вскоре свет погас, и начался фильм. Поглощённый неопределёнными мыслями и чувствами, Хьюго едва улавливал смысл вступления. Мягким голосом автор фильма говорил людям о том, что мир полон любви, что любовь везде вокруг нас, и кадры со счастливыми встречами в аэропорте Хитроу, напоминание о полных любви сообщениях из рушащихся Башен-близнецов были тому доказательством. – Это то, о чём ты говорил в своей книге, – сказал Теодор в порождённом почерневшим экраном кромешном мраке. – То, в чём ты пытался убедить меня. – Да, – подтвердил Хьюго. – Думаю, ты прав. – Надеюсь на это. Теодор нащупал в темноте его руку и, легонько стиснув, положил на горку попкорна. – Угощайся. Хьюго сжал кукурузные шарики… В густом и нежном вихре мягких, пушистых снежинок они шли по запорошённому снегом тротуару и молчали. – Я тут подумал… – начал Теодор и запнулся, – я много думал о твоих словах тогда… ну, что ты тогда говорил про суд, про терапию вместо заключения. Смутившись, Хьюго спрятал кончик носа в шарф. – Я подумал… я вдумался в смысл твоих слов… Ты был влюблён в меня? – Да, – неохотно подтвердил Хьюго. – А сейчас? – Я… я не знаю. Не уверен. – Ты не можешь просить меня за… за то, как я поступил тогда? – Я просто боюсь. Ты очень сильно напугал меня. – Прости, – Теодор вжал голову в плечи. – Я понимаю, что простых извинений мало, но… прости. Мне действительно жаль. Тогда я был не в себе, ненавидел весь мир и тебя в том числе. Но сейчас я изменился. – Рад за тебя. – Ты всё ещё сердишься? – Да. – Тебя утешит, если я признаюсь… – Теодор помедлил, – что ты мне нравился?.. И сейчас нравишься. Хьюго на мгновение остановился и высунул нос из шарфа. – Я удивил тебя? – поинтересовался Теодор, когда возобновили движение. – Очень, – подтвердил Хьюго и снова спрятал нос. – Послушай, – Теодор развернул его к себе и взял за плечи, посмотрел прямо в глаза. – Послушай, Хьюго. Я в последнее время очень часто думаю о тебе. Почти постоянно думаю, но никак не решался прийти к тебе в офис, не после того, что там устроил. Мне стыдно за своё поведение, за свою грубость, – он погладил его по рукам. – Стыдно. Ты был таким терпеливым, таким удивительно сдержанным, когда все от меня отвернулись… ты один действительно хотел мне помочь, и мне стыдно, очень стыдно перед тобой… Возможно ли… возможно ли получить твоё прощение? – Возможно. Я не слишком злопамятен, – ответил Хьюго. Робко улыбнувшись, Теодор, продолжая поглаживания, вновь заговорил серьёзно: – А пригласить тебя на свидание можно? – Пригласить – можно. – Пойдёшь со мной на свидание? Хьюго призадумался, внимательно наблюдая за проявлениями смущения и взволнованности Теодора. – Тебя не беспокоит то, что я хромой психотерапевт еврей? – Еврей ты только наполовину… – Значит, если я еврей только наполовину, это терпимо? – Ты же знаешь, что причина моего гнева была не в этом, и он не был направлен лично на тебя. – Да, – вздохнул Хьюго. – К психотерапевтам моё отношение коренным образом переменилось. – Приятно слышать. – А хромота… да её не заметить теперь, я больше по старой памяти. Не знаю, зачем тебе трость. Для солидности? – Отчасти. Это неуверенность, стремление опираться на что-то надёжное. Или на кого-то. Сублимация потребности в поддержке. – А-а… – И это не просто хромота, – с наигранным равнодушием сообщил Хьюго. – Не упадёшь в обморок и не впадёшь в истерику от вида протеза? – Нет, – пообещал Теодор. – Хорошо, – кивнул Хьюго. – Тогда пойдём. – Куда? – удивился Теодор. – Ко мне домой, – пояснил Хьюго, беря его под руку. – Но если ты будешь груб, я тебя больше никогда к себе не подпущу. – Погоди-погоди, – изумился Теодор. – Хочешь сказать, что мы сейчас… будем заниматься сексом? Прямо сейчас? – Тебя что-то не устраивает? – искоса посмотрев на него, полюбопытствовал Хьюго. – Всё устраивает, – поспешно заверил его Теодор. – Просто я думал, что ты… испытаешь меня сначала, проверишь глубину моих чувств. – Я проверю, – пообещал Хьюго. – Но сначала оргазм. Кивнув, Теодор некоторое время молчал, потом не выдержал: – А ты всех после первого свидания к себе в койку ведёшь? – Нет, – отрицательно покачал головой расстроенный Хьюго. – Только давно знакомых, уже повалявших, – он с грустной иронией уточнил: – поимевших меня на моём рабочем столе. – А-а, – задумчиво протянул Теодор. – Тео, – Хьюго кашлянул. – На самом деле я очень скромен, и у меня много комплексов из-за ноги, и ещё я не признаю одноразовых связей только ради физического удовлетворения. Мне важен эмоциональный аспект взаимоотношений. Так что секс у меня бывает редко, чертовски редко, поэтому, пожалуйста, не осуждай меня за то, что я тороплю события. Я знаю тебя давно, я сох по тебе в юности, я уже отдавался тебе. Не суди обо мне плохо по нынешней поспешности. – Ладно, – тихо согласился Теодор. У Хьюго неприятно холодело в груди, он грустно посмотрел себе под ноги и вздохнул: – От твоего согласия у меня всё желание пропало… Пойдём посидим в каком-нибудь кафе. – Ты серьёзно? – Абсолютно. – Я обидел тебя? – уныло осведомился Теодор. – Да, немного. – Прости. – Ничего страшного, – дрожащим голосом сказал Хьюго. – Ты прав. – Но если тебе хочется. – Переживу. Теодор обхватил его за талию и, заведя в тень проулка между домов, стал целовать, но Хьюго, в груди которого ещё блуждала, леденя, обида, отвернулся и оттолкнул его руки. – Ты обиделся, – отступив, сделал вывод Теодор. – Не хочу об этом говорить, – сообщил Хьюго и вышел на освещённую множеством фонарей улицу. Догнав его, Теодор подставил согнутую руку, но Хьюго не воспользовался предложением. – Я тебя сильно обидел? – Ты не представляешь, как сильно. – Хьюго прикрыл заслезившиеся глаза. – Я так устал. – Проводить тебя домой? – Как хочешь. – Хочу. – У меня ощущение, что в груди у меня килограмм льда, – признался Хьюго через несколько минут молчаливого движения. – Ты замёрз? – Нет, это другой лёд, – тяжело вздохнув, Хьюго растёр грудь. – Даже дышать тяжело. Вот чёрт, не думал, что снова это почувствую. Он запрокинул голову, подставил лицо снежинкам, дыша редко и всей грудью. Теодор стоял рядом. – Пойдём ко мне? – Нет-нет-нет, – отказался Хьюго. – Похоже, это надолго. – Что? – Ощущение… – Хьюго часто заморгал, замахал рукой на лицо, – ощущение, что меня бросили, выкинули, отвергли. Я уже подзабыл, какое сильное оно бывает. – Это из-за меня. – Да. – Прости. – Это больше моё личное восприятие, чем твои действия. – Я могу что-нибудь сделать? – Вряд ли. – И что нам делать? – Просто гулять. Поёжившись, Теодор заметил: – Я не отвергал тебя. – С твоей точки зрения, конечно, нет, а вот с моей… – Хьюго помедлил, – это очень давние чувства. Плюс первая влюблённость, первые эротические переживания. Первый секс на своём рабочем столе. Первый секс с клиентом. Первое предложение пойти к себе на первом свидании. Столько сантиментов. Он всё ещё продолжал обмахиваться, но не так часто, как прежде. – Мне кажется, я сейчас всё же заплачу. – Это помогает избавиться от переизбытка негативных эмоций. – Не учи меня моей работе, – попросил Хьюго. – Пойми и меня: лёг со мной по первому требованию, даже неласковому, потом так просто к себе пригласил. – Да всё я понимаю. Ну, ничего, меня сейчас так перетряхнуло, что теперь я буду ломаться как монашка-девственница. Теодор усмехнулся. – Ничего смешного, я не шучу, – ещё раз глубоко вздохнув, Хьюго уткнулся носом в шарф и побрёл дальше. – Как монашка-девственница необязательно, – заметил Теодор. – Поздно, Тео. Для меня всегда труден первый физический контакт… – У нас уже был первый физический контакт. – Тогда было наваждение, мы были одеты, и это закончилось слишком неприятно… Я сам удивился лёгкости, с какой сегодня захотел начать всё сразу, но ты меня осадил, и теперь я буду заново собираться. Это долго, так что если не настроен на долгие, вдумчивые отношения с ухаживаниями, то лучше сразу уходи. – Я думал, что эти отношения будут вдумчивые, с ухаживаниями… Если честно, не думал, что ты согласишься со мной встречаться. – Зачем тогда предложил? – Подумал, вдруг получится. Хьюго нервно усмехнулся: – Отлично. Просто отлично. Дальше я пойду один. – Ты уверен? – Да! – остановившись, рявкнул Хьюго. – И не смей за мной идти. Теодор тоже остановился, понурый, с засунутыми в карманы руками, припорошённый снегом. – Ты уверен? – Да, – сердито подтвердил Хьюго и поспешил перейти на другую сторону улицы. Он был зол и в то же время рад, что всё не успело зайти слишком далеко. Утром у дверей здания, где располагался его кабинет, Хьюго увидел грустного и смущённого Теодора с букетом осыпанных снегом алых роз. – Я хочу извиниться за вчерашнее. Хьюго уныло взирал на него красными после бессонной ночи глазами. – Это… все, кто сразу приглашал меня к себе, все, кто сразу же соглашался переспать – с ними мне было плохо: то сердце разобьют, то заразят чем-нибудь. Это для меня как плохая примета, понимаешь? – Допустим, понимаю. Но говорить, что ты подошёл ко мне от нечего делать, вдруг я соглашусь – это уже… это хамство. – Я не говорил, что подошёл к тебе от нечего делать. – Практически это сказал. – Нет… я не просто так… м-м… – Теодор переминался с ноги на ногу, – это… я боялся, что ты откажешь мне, поэтому не подходил раньше, а в кинотеатре… меня ободрило то, что ты не отдернул свою руку, когда я до тебя дотронулся. Довольно терпеливо Хьюго выслушивал эти объяснения, хотя внутри у него всё кипело от негодования и ещё не прошедшей обиды. – Что ты хочешь этим сказать? – Я извиняюсь с объяснениями, – пояснил Теодор. – Зачем? – Чтобы ты простил меня и согласился пойти на свидание. – Зачем тебе это? Теодор уставился на букет: – Ты мне нравишься. – С чего бы вдруг? – ехидно поинтересовался Хьюго. – Не знаю, – пожал плечами Теодор. – Просто нравишься. И нравился. Просто до того дня я не знал, что ты гей. – Это должно меня как-то утешить? – Наверное. – Не утешает. – Но я не знаю, как это ещё объяснить, – с отчаянием признался Теодор. – С тобой всё так сложно, ты такой… Я не знаю, с остальными всё просто, а с тобой я теряюсь и начинаю вести себя как кретин… ты всегда так странно на меня действовал. – Тяжёлый случай, – вздохнул Хьюго. – Да, – подтвердил Теодор. – Послушай, мне надо идти, у меня назначено… – Давай встретимся вечером, Хьюго… пожалуйста. Нахмурившись, Хьюго задумался, Теодор, тиская цветы, беспокойно ожидал вердикта. – Хорошо, – тихо выдохнул Хьюго. – Где? Когда? Или мне самому назначить? – В центральном парке у фонтана в шесть. – Я буду ждать, – Теодор протянул букет. – Возьми. Хьюго несколько нерешительно принял розы. – До встречи, – раздалось одновременно. Но встреча состоялась не в шесть и вовсе не в центральном парке. Выпроводив мистера Фрейна через клиентский выход, Хьюго передвинул кресло к окну и устроился там разглядывать город и хлопья густо сыпавших снежинок в беспокойных раздумьях о намечающихся странных отношениях. Его потревожил едва слышный писк звонка. Нехотя подойдя к столу, Хьюго нажал на кнопку: – Да, Джуди. – Вы освободились? – Да, а что? Ответом ему послужила с грохотом распахнувшаяся дверь. На пороге стоял дикий и растрёпанный Теодор. Хьюго испуганно попятился. Теодор закрыл дверь и бросился к нему, упал на колени, обхватил его за талию. – Хьюго, Хьюго! У меня отличная новость! – Что… что случилось? – тревожно спросил Хьюго, судорожно пытаясь ослабить хватку его рук. – Я получил результат анализа! У меня нет СПИДа! Я здоров! Я абсолютно здоров! У меня нет СПИДа! – А мог быть? – нервно спросил Хьюго. – Да! У Клода обнаружили. Но, раз у меня нет, значит, он от своего еврейского… прости… от своего гадёныша подцепил. А я здоров! Я так боялся, что тоже болен, так боялся! И я не мог дождаться шести… я не мог молчать. Я бегал по улице и кричал, что здоров. – Маленькое уточнение. Ты узнал о болезни Клода до или после того, как уложил меня на этот стол? – прерывисто дыша, Хьюго начал выкручиваться из его объятий. – Я об этом не так давно узнал. Я так счастлив теперь! – Догадываюсь, – кивнул Хьюго, хмуро наблюдая за тем, как довольный Теодор трётся о его живот. – И я хочу тебя, – томно прошептал Теодор. Побледневшего Хьюго захлестнула леденящая волна удушья. Теодор влажно посмотрел на него снизу вверх: – Помнишь, как ты хотел тогда? – И помню, чем это закончилось, – угрюмо заметил Хьюго. Теодор помрачнел и отпустил его. Хьюго пересел в кресло и стал разглядывать приунывшего, так и оставшегося на коленях Теодора. – Мда, – безрадостно произнёс он. – Только что я был невозможно счастлив. Когда думаешь о том, что можешь скоро умереть, жизнь воспринимается иначе. – Я догадываюсь. – Надо было сказать тебе про возможность заражения, чтобы ты встряхнулся, взглянул на вещи проще… Слушай, а тебя до или после меня кто-нибудь так грубо имел? Тебя кто-нибудь насиловал? Хьюго с ужасом понял, что не может совладать с лицом. – Можешь не отвечать, – сказал Теодор. – Я не собирался. – Ты ответил. – Я ничего не сказал. – Хочешь об этом поговорить? – Это моя фраза. – Я знаю… Это было давно? – Очень. Теодор передвинулся к нему, но Хьюго резко вскинул руку и нервно попросил: – Не подходи… не стой передо мной на коленях. – Хорошо, – Теодор подтащил ближе кресло для клиентов, и, сев в него, осведомился: – Так лучше? – Да. – Поиграем в доктора? Хьюго нервно усмехнулся. – Итак, дорогой пациент, что вас беспокоит? – солидно спросил Теодор. Пристально и задумчиво смотрел на него Хьюго. – Я не внушаю тебе доверия? Конечно, выгляжу как шарлатан… Погоди минутку. Теодор выскочил в приёмную, вернулся оттуда со своим тёмно-зелёным пальто, из кармана которого извлёк продолговатый футляр. – Я предупредил Джуди, она сейчас уйдёт, так что мы остаёмся одни и можем делать что угодно. Снимай пиджак. Помедлив, Хьюго с замиранием сердца выполнил просьбу. Теодор, отбросив пальто, накинул его пиджак. – Тесноват, но пойдёт. Так, – Теодор утащил со стола планшет и ручку, достал из футляра очки и водрузил их на нос. – Не знал, что ты носишь очки. – Это не мои, это бабушка попросила привезти. Признание вызвало у Хьюго лёгкую улыбку. – Итак, мой дорогой пациент, что вас тревожит? – Теодор устроил планшет с листом для записи на коленях и с напускной серьёзностью приготовился слушать. Хьюго мялся, хмурился, водил пальцами по подлокотникам. – Я вас внимательно слушаю. Не держите всё в себе, это вредно для здоровья. Говорите. – Меня пугают близкие отношения с людьми. Физический контакт. Сами отношения. – Та-ак, – Теодор сделал запись. – Насколько это вас пугает? – Сильно. – Вас это пугает постоянно или приступами? – Когда как. Обычно я об этом не задумываюсь, иногда забываю, но какая-то малейшая деталь, слово, мысль – и меня отбрасывает назад. – Вы делились этим с кем-либо? Поведя головой и сильнее царапнув подлокотники, Хьюго уклончиво ответил: – Частично. – Как вы полагаете, что может быть этому причиной? – Я думаю, их несколько. – Какие? – Отношения в семье, авария… – Вы не договариваете, мистер Беркли. Рассказывайте, рассказывайте, облегчите вашу душу. Хьюго кашлянул, пытливо посмотрел на «доктора»: послать всё к чёрту или попробовать?.. Закрыв глаза, Хьюго принялся рассказывать: – Всё началось с появления в доме моей сестры. Точнее, началось это раньше, когда мама была беременна. Она стала уделять мне меньше внимания. Раньше мы подолгу играли вместе, а потом всё меньше и меньше. Я очень любил её, когда её не было рядом, мне становилось грустно, плохо. Я очень тяжело переносил её невнимание, но она этого не замечала. Я плакал по ночам, но меня никто не слышал. Потом появилась Бренда. Все взрослые возились с ней, все сюсюкались, восторгались, а на меня внимания никто не обращал, словно я перестал существовать. Это было ужасно. Я спрятался в чулане и просидел там несколько часов, но меня никто не хватился до ужина. Тогда папа выволок меня из чулана и выпорол за капризы. – Он часто тебя порол? – Нет, только когда считал, что я капризничаю. – Как развивались ваши отношения с сестрой? – Нормально. Я присматривал за ней, когда меня просили, но не интересовался ей, когда меня не просили. Она была смышлёной девочкой, иногда её смышлёность меня доводила. Это она сказала родителям, что мне нравятся мальчики. Точнее, она у них спросила, почему другим мальчикам нравятся девочки, а мне мальчики. Впрочем, её слова не приняли всерьёз. – В вашей семье ведь есть ещё дети. Их появление вызвало столько же негативных впечатлений? – Нет. К появлению Бернарда и Сьюзи я уже привык делить любовь родителей. – Вы были дружны с ними? – Насколько это возможно при нашей разнице в возрасте. – Нетрадиционная ориентация доставляла вам беспокойство? – Первое время да, потом нет. – Поподробнее, пожалуйста. – Пока я не понял в чём дело и не признался родителям – беспокоила, когда они успокоились и приняли это – практически нет. Если не считать нескольких столкновений с гомофобами, всё протекало довольно мирно. – Эти столкновения приводили к серьёзным повреждениям? – На моё счастье, нет. – Расскажите об аварии. – Наш седан слетел с дороги во время дождя. Родители успели вытащить Бернарда и Сьюзи, а меня и Бренду нет. До того, как машина покатилась дальше по склону – не успели. Бренда умерла. Она лежала на мне, наверное, несколько часов, прежде чем спасатели смогли нас вытащить. Ногу мне спасти не смогли. – Вы проходили курс психологической помощи? – Да, именно тогда я захотел стать психотерапевтом. – Из-за чего вы не выносите, когда перед вами стоят на коленях? Веки Хьюго задёргались, но глаза он предусмотрительно не открыл. – Как-то мы ездили в групповой тур по Европе. Я немного заболел, со мной остался один человек из нашей группы. Хотела остаться мама, но он уговорил её идти на интересную ей экскурсию, которая ему неинтересна, тем более что он чувствует себя неважно. Когда все ушли, он стал признаваться мне в любви, умолял отдаться ему, ползал на коленях, а потом разозлился. Мне не хватило сил его сбросить… у него были такие сильные руки, и он много говорил о том, как позорно я отдаюсь, что я веду себя как девка… как развратная девка… и потом он ещё очень… бурно отреагировал, когда решил… стал раздевать меня до конца, когда увидел полностью… его даже тошнило. Хьюго сложил ладони, растирал их друг о дружку, громко дыша, нервически вздрагивая всем телом. – Ты кому-нибудь об этом рассказывал? – Нет. – Никогда? – Никогда. – Сколько тебе было? – Почти пятнадцать. – Как это повлияло на твою дальнейшую сексуальную жизнь? – Плохо. – Как именно? – Я долго не мог решиться, потом долго выбирал партнёра… созрел к двадцати двум годам. Через полгода мы расстались. – Дальнейшие отношения? – Ещё в двадцать четыре и двадцать семь примерно такие же. – И всё? – Да. – Вы о чём-нибудь жалеете? – Да. – О чём? – О том, что я не оказался на месте Бренды. – Мда. Тяжёлый случай, осложнённый ощущением напрасности своей жизни. Надо лечить. – Чем? – уныло спросил Хьюго, приоткрывая глаза. Теодор снял очки. – Любовью. Предлагаю начать с сексуальной терапии. – Что? И Теодор рухнул перед Хьюго на колени. – Что ты делаешь? – тревожно спросил Хьюго, вдавливаясь в кресло. – Ты же понимаешь, что я этого не выношу, не выношу… Он стал задыхаться, попытался оттолкнуть Теодора. – Спокойно. Дыши спокойно, – посоветовал он. – Сейчас я отсосу тебе. Забыл, как называется эта практика лечения фобий приятным. – Систематическая десенсибилизация. – Да, именно так, – согласился Теодор, и распахнул его ширинку. – Сейчас мы устроим тебе систематическую десенсибилизацию. Успокойся. Будешь дёргаться – могу укусить. Тяжело дыша, впившись побелевшими пальцами в подлокотники, Хьюго испуганно и удивлённо наблюдал за Теодором. С минуту спустя он приподнял голову: – Расслабься и успокойся, иначе ничего не выйдет… Все вы хороши другим советы давать, а как до самих дело доходит, так вести себя начинаете хуже пациентов. – Да, обычно так и происходит, – подтвердил Хьюго. – А теперь успокойся. Коленопреклонённая поза для этого у меня любимая, так что привыкай. – Зачем? – Говорю же – моя любимая поза. Так что привыкай. – О-о, понятно, – протянул Хьюго. – Значит, ты собираешься делать это достаточно часто? – Да, – подтвердил оторвавшийся от дела Теодор. – И тебя ничего не смущает? – В отличие от тебя я лечился. Я хорошо лечился. – Так же? – Конечно, нет, у тебя эксклюзивный курс. Экспериментальный. Наслаждайся. И прекрати меня отвлекать, иначе мы до утра не закончим. Одна часть Хьюго хотела оттолкнуть Теодора, убежать и спрятаться, а другая хотела ничего больше не бояться и с удовольствием достаточно часто заниматься любовью. Обычно побеждала трусливая часть, но в этот раз, против вооружённой минетом смелой части она не выстояла… – Тео… – мягко сказал Хьюго, совладав с приступом страха. – Давай… давай отложим мою нелюбовь к коленопреклонённым позам и устроим моей памяти небольшое вытеснение. – Какое? – спросил Теодор, продолжая ласкать его руками. – Не хочу, чтобы с моим столом у меня остались неприятные ассоциации… давай переиграем тот раз. Мне необходимо снять… избавиться от этого. Давай переиграем, словно тогда всё произошло иначе. Я очень этого хочу. – Давай, – согласился Теодор и отодвинулся от кресла. Хьюго поднялся: – Отдай мой пиджак, – он надел возвращённый ему пиджак, застегнул брюки и перешёл к столу. – Ты помнишь, что говорил и делал тогда? – Не очень хорошо. – Подойди и встань сзади. – Так? – Ближе. – Вот так? – Да. Теодор запустил пальцы ему в волосы, дыхнул в ухо. У Хьюго побежали по телу мурашки, он глубоко вздохнул. – Тогда ты зажимал мне рот. – А если… – Теодор тоже глубоко вздохнул, прижал его к столу и проговорил. – Если я спущу тебе штаны и поимею тебя прямо на этом столе, что ты сделаешь? Ты будешь кричать? Будешь сопротивляться? Ответь мне! – он разжал рот Хьюго. – Давай! Кричи! Зови на помощь! – Нет, – ответил Хьюго. – Что же так? – тряхнув его, спросил Теодор. – Думаешь, мне не хватит решимости сделать это? – Я не знаю, хватит у тебя решимости или нет, – Хьюго сглотнул и быстро облизал губы. – Но если ты пригрозишь поиметь меня на этом столе, я спущу штаны и покорно лягу на него. – Что? – переспросил Теодор. – То, что ты слышал, Тео… Так мне спускать штаны? – Да, – Теодор отпустил его. Хьюго поспешно освободил стол, сбросил пиджак, приспустил штаны и лёг на холодную столешницу. Теодор запустил руку ему под тонкий шерстяной джемпер, провёл по позвоночнику по направлению к себе, вниз, ласково прихватил яйца, с них переместился на член, обхватил пальцами, повёл от основания, и Хьюго ощутил влажное прикосновение второй руки к головке, и колкое, поглаживающее прикосновение бороды к бедру. – Давай без затей, – попросил Хьюго. – Я просто хочу. Сейчас. Сразу. – Сейчас будет, – пообещал Теодор, и его вязкая слюна с губ через пальцы попала на Хьюго, он приказал своему телу расслабиться, и нынешнее неспешное, чувственное проникновение вспышками мягкого, приторного удовольствия выжигало подёрнутые дымкой времени воспоминания о боли. Размеренный, трепетный темп нарастал, настоящее распускало сумрачные, искрящиеся крылья над пурпурным, острым прошлым, Теодор, одной рукой облокотившись об стол, второй ласкал дрожащего, задыхающегося, окропленного его потом Хьюго до тех пор, пока тот – после страстных извиваний и вздохов, завершившихся измученно-удовлетворённым стоном – не затих под ним. Тогда освобождённая рука, сбив со лба и висков Теодора солёные капли, перекинулась на бедро, властно стиснула его; Хьюго повёл плечами: – Если хочешь, можешь быстрее. Дыхание Теодора участилось, подтягивая вслед за собой и резкие выдохи проскальзывающего по столу от каждого толчка Хьюго. Туда-сюда, всё чаще, до наэлектризованного треска натёртой о столешницу одежды, до предоргазменной судорожной резкости движений, до самого оргазма. – Это было чертовски хорошо, – просипел Теодор и кашлянул. Он хотел отстраниться, но Хьюго перекинулся на его опорную руку, крест-накрест ладонями перехватив за пальцы, придавил её по локоть собой. «Прикованный», Теодор смотрел на его растрёпанный затылок в растерянном молчании. Потом он понял и прилёг на Хьюго, медленно и неуверенно поглаживая его по плечу. – Я не знаю, что тебе сказать, – признался Теодор. – Ты чего-нибудь хочешь? – Не знаю… мне и так хорошо. – Давай хоть на диван ляжем, неудобно ведь на столе. Хьюго кивнул и отпустил его. Они проснулись от громких хлопков. – Вижу, вы отлично покувыркались, – бодро заметила Джуди и добавила с видом старшей сестры, обещающей громы небесные братцам-проказникам: – У меня для вас ужасная новость: мисс Мердок будет здесь через пятнадцать минут, так что поздно отменять сеанс. – Вот чёрт, – хлопнув себя по лбу, пробормотал Хьюго. – Как мы могли уснуть? – Вы, наверное, очень утомились за ночь, – насмешливо предположила Джуди. – Я приготовлю кофе. Сонный Теодор потянулся за брюками и никак не мог справиться с ними, помятый и ошалевший Хьюго поспешно одевался, а невозмутимая Джуди открыла окно проветрить кабинет, навела порядок на столе, забрала окурки. Перед тем как закрыть за собой дверь, она с доброй улыбкой на конопатой рожице и ехидцей в сладком голосе заметила: – Всё же надо было подарить вам смазку, мой дорогой босс… С добрым утром.

5 – 12 Ноября 2009 г.