Полусладкое и не очень дорогое

Дорогие сигареты, первоклассный коньяк и ужин в лучшем ресторане города в забронированном зале. Это не романтический ужин, а деловая встреча. По крайней мере, брат пытался оформить их разговор именно как ее. У него никогда не было вкуса. Ни в одежде, ни в женщинах, ни в планировании встреч. Син Цю глубоко затягивается предложенным табаком, оттягивает галстук и откидывает голову на спинку кожаного диванчика. Он сегодня устал. Снова. Сигаретный дым разъедает его мозг, но оставляет приятные ощущения. Коньяк, что стоит на столе, Син Цю не нравится, но с детства ему говорили, что он цвета его глаз. Темный, с золотым отливом. И Син Цю бы ни за что не заказал коньяк, если бы один человек постоянно не говорил ему, как же он любит этот цвет. Этот человек выпивку вообще-то не любил. Но изредка, по праздникам, предпочитал вино. Полусладкое и не очень дорогое. То, к которому пристрастила тетушка. Син Цю снова затягивается, и его губы тянутся в легкой улыбке. Как же он, блять, хочет сейчас этого самого вина. Почему тут только какие-то дорогие с ахуительно длинными названиями? Полумрак комнаты и тишину прерывает открывшаяся дверь. За ней слишком светло и шумно. А еще за ней стоял брат – Син Гуй – что сейчас уверенно шагает к Син Цю. – Ты опоздал на двадцать минут, – не отрывая головы от дивана, Син Цю показывает брату на свои наручные часы, пока тот усаживается на другой диван напротив него. – Прости, задержался в пробке, – узнать, когда Син Гуй врет, не составляет труда. Хотя бы даже по его извращенной улыбочке. – Так и скажи, что был у одной из своих любовниц, – Син Цю делает небольшую паузу, постукивая сигаретой о бортик пепельницы, – бабник. – Ну, и что? А ты пидорас, но я же молчу. Как же Син Цю заебался слушать это. Да, он не отрицает, что он гей, и брат единственный из семьи, кто знает. И Син Цю готов поставить свою машину на то, что с упреком напоминать о его ориентации – самое любимое занятие Син Гуя. – Ближе к делу. Зачем позвал? – Отец сегодня наследство делил. Почему ты не пришел? Даже на работу не заявился. – Был занят, – Син Цю снова затягивается и выпускает в воздух едкий дым. Это не его, брата, дело, где он был. – В Фэйюнь совсем уже без меня не справляются? – Поди снова ебался с каким-нибудь мальчиком? – едкий смешок. И Син Цю готов убить брата за него. – Отец требует знать, где ты шляешься, – единственное, что хорошо получается у Син Гуя, это угрожать отцом. – На похоронах, – Син Цю наконец садится нормально и тушит сигарету о пепельницу. На похоронах самого любимого человека. Человека, от которого в квартире Син Цю осталось много вещей, совместных фотографий, приятных воспоминаний, коротких светлых волос на подушках и недопитая бутылка вина. Того самого. Полусладкого и не очень дорогого. – Кто умер? – ох уж этот любопытный, любящий лезть куда не просят бабник. – Не твое дело, – Син Цю одарил брата грубым тоном и принижающим взглядом. Его уже бесит эта встреча, этот брат и этот диалог. Под непонимающее выражение лица брата Син Цю поднимается со своего места, накидывает пальто и оборачивается. – Если весь этот разговор был к тому, что ты хочешь забрать мою половину компании – забирай, – Син Цю знает завещание. Отец много советовался с ним, как с своим самым умным ребенком. – Но знай, что при первом же проебе отец с тебя кожу сдерет, – на самом деле Син Цю похуй на компанию и сохранность брата. И под взгляд еще ничего не осознавшего Син Гуя, Син Цю выходит из комнаты. Ведь в квартире его ждет бутылочка вина и фантом ясно-голубых, нежно и искренне улыбающихся ему глаз. А утром он проснется в больнице с отравлением.