Пепел грёз

«Только знай и верь, что всё, что случается с тобой, ведёт тебя к твоему истинному, духовному благу, и ты будешь встречать болезни, бедность, позор, — всё то, что считается людьми бедствиями, — не как бедствия, а как то, что нужно для твоего блага, как земледелец принимает нужный для его поля дождь, измочивший его, как больной принимает горькое лекарство.» — Толстой Лев Николаевич.

24 июня, 1914 год.       С улицы доносились звуки дневной рутины, но это не так уж раздражало, потому что к этому давно привыкли, это давало понять, что этот мир живой. Ведь слыша, что-то знакомое Вы разве не понимаете этого или хотя бы не находитесь в спокойствии? Люди шли по своим делам неторопливо, но были и те, кто спешил, поэтому они передвигались с помощью машин, ведь эта техника начала потихоньку вытеснять кареты, но и их ещё не готовы забыть, поэтому сооружения из дерева также активно использовались. Вблизи домов, а точнее где находилась торговая улица, начали свою работу продуктовые лавки. Солнце светило низко и проникало в поместье через большие окна, которые не были зашторены. Снаружи было жарко, но в стенах дома была прохлада. Правда, для тех, кто мёрз в любое время года, тут можно было легко озябнуть.       В этот день, один из главных персонажей сия произведения принимал у себя дома семейство Румянцевых, точнее от этого семейства были глава и его жена. Алексей Митрофанович, прихлебнув чая и отставив чашку на столик, что был рядом, взглянул на Павла Фёдоровича, который уместился в кресле. Тот в свою очередь ответил взглядом на взгляд. — Алексей Митрофанович, с тех пор, как Вы с женой оказались у меня в гостиной, не вымолвили ни единого слова…позвольте поинтересоваться, Вас что-то тяготит, раз Вы решили спросить в своём недавнем письме о том, готов ли я Вас принять? — Нет-нет! Ничего подобного, но мы, с Авдотьей Лаврентьевной, приехали и побеспокоили Вас по семейному и, возможно, даже деловому вопросу…эм…не примите за грубость то, что мы и впрямь Вас побеспокоили в течении будних дней. — Ох…что Вы такое говорите? Наши семьи дружат очень давно, так что я не вижу никакой грубости. А теперь, позвольте вновь поинтересоваться, что за вопрос такой Вас заставил приехать ко мне? — Понимаете… — Тут вступила уже Румянцева Авдотья, — У нас есть дочь, которой от роду лет 20 уже, но она до сих пор ходит в девках, да мечтает об одном кавалере, что работает поварёнком в булочной неподалёку от нашего дома. Вы ведь понимаете, о чём я говорю? — Простите, но я не могу осознать то, о чём Вы мне толкуете, — Возможно, он и понимал, ведь так старательно скрывал лёгкую издёвку и ухмылку в своём взгляде, что у него получалось чертовски хорошо. — Ох…тогда ничего не поделаешь…я скажу Вам прямо: мы понимаем Ваше положение и то, что Вы были единожды женат и было это давно, да остались вдовцом. Не желаете ли вновь обрести семейное счастье? Вновь почувствовать себя мужем и отцом?       Если бы Румянцевы только знали, что творится в голове и душе Рябина, то, скорее всего, проявили отвращение, смущение и быстрее удались из поместья Павла. Не гоже такому статному мужчине иметь за плечами грешок, который тут же может заставить всех ближних отвернуться от него. — Алексей Митрофанович…очень искренне с Вашей стороны сразу объясниться мне, но вынужден Вам отказаться. Это не уместно, чтобы я шёл под венец вновь при мёртвой жене, хоть это и было давно и я, при всём своём таком положении, что делает меня вдовцом, могу, преспокойно женится и иметь вновь семейное счастье. Хотя… — Бывший поручик помял свой подбородок раздумывая обо всём этом, что у главы семейства Румянцевых появилась лёгкая искра надежды в глазах, — Нет…я всё же должен Вам отказать…       Эта искра быстро испарилась из чужих глаз, и семья вскоре ушла из дома Рябиных, оставив его в полной тишине ещё в гостиной. Он просидел так, не слишком долго, посмотрев в пол, а затем незатейливо и с какой-то лёгкостью усмехнулся. Взглянул на дверь, что вела к лестнице на второй этаж и второй гостиной. Эта дверь распахнулась и оттуда в помещенье прошёл Фёдор Фёдорович, что кивнул Павлу, как только увидел его. — Bonjour, mon bien-aimé братец, — Улыбнулся, присаживаясь в кресло у столика, которое было напротив Рябина-старшего. — Ох, братец, сколько раз тебя просить не использовать французские словечки в разговоре со мной? Это непростительно невежливо… — После этих слов попутно попросил налить чая себе и брату, на что слуга, кивнув, ушёл. — А что такое, тебе некомфортно? Да, сейчас популярен немецкий язык, но французский впал мне в душу ещё в детстве, ты же это прекрасно знаешь. А ещё…я тут услышал кое-что очень интересное… — Дай угадать. Неужели про предложение женится? — Фёдор на это одобрительно улыбнулся, — Даже не удивительно, что я догадался. Этому всё равно не быть… Им принесли чая и разлили по чистым чашкам, после чего они начали мелкими глотками пить. — Oui oui…ой, извини… Так вот, ты тут прям представление развёл, было интересно слушать…зная, что у тебя есть кое-что пахабное за плечами, и ты вёл себя, как божий одуванчик. — Пх…       Так шло уже минут двадцать и братья Рябины уже о чём-то беззаботно и спокойно болтали. Ещё одно главное лицо этого произведения был занят книгами в домашней библиотеке…точнее парень задремал за одной из них, потому что было так умиротворённо, что грех не подремать. В доме постоянно царила тишина и спокойствие, которые укутывали тела жильцов, и тех, кто гостил у них.       Их жизнь под одной крышей шла уже целых два года. Первое время было тяжко, ведь эти особы мужского пола не особо ладили между собой по началу. В ссорах, если это заставал младший Рябин, то разнимал их, дабы они не рассорились полностью. Правда, Фёдору нередко и самому приходилось отхватывать, причём сразу от обоих. Причиной ярых споров была тема веры, которую отрицал Павел, можно было сказать, что он был до мозга костей атеистом. Савелий же наоборот, слепо верил, как могли выразиться многие атеисты. Время от времени в его маленькой голове появлялся вопрос «А что, если и впрямь ничего нет?...», только эту мысль он сразу же откидывал. Сложно „перепрограммировать“ ребёнка из монастыря. Шли дни, месяца, и Сава заметно подрос и уже был отлично сложён телом, его лицо тоже начало приобретать взрослые черты, и сам он стал лишь краше. Павел Фёдорович же лишь немного возмужал с годами.       Резко мужчина поднялся, ведь в разговоре промелькнуло то, что заставило его сделать это, и взглянув на Фёдора и воскликнув: — В смысле?! Как это на фронт?! Тебе лишь 20! Какой, к чёрту, фронт?! Нет уж... — Брат...успокойся...это мой долг... — Отвёл взгляд в сторону, взглянув в окно, которое давало обзор на ивы, что закрывали озеро. — Я должен воевать за свою страну, должен быть честен.       На самом деле было непонятно, откуда взялся у него этот внезапный патриотизм, хотя кто его там знает? Может быть всё время скрывал, но зачем? Хотя Фёдор не был такой личностью, который показывал что-то скрытое в глубине души, отсюда можно и выводы сделать о нём. — Я сказал – нет. Ты ещё молод, а должен лезть под пули! Я вместо тебя поеду и точка. — В голосе была твёрдость и серьёзность, что иногда некоторых могла отпугнуть. — Но... — Перевел взгляд на брата, затем опустив вниз, — Да, брат... — Взглянул кратко на время, — Извини, мне нужно идти.       Всё-таки Рябин-младший мог попробовать переубедить его, но если Павел что-то утверждает и хочет сделать по своему, то лучше с ним не спорить. От этого можно получить куда больше проблем, чем от того, что смиришься с утверждениями. — Иди, балбесина... — Ласково потрепал его волосы. — Угу... — Кивнул, поднялся и достаточно быстро удалился от Рябина старшего.       Павел так постоял ещё минут десять, смотря вниз, затем моргнул: «И всё-таки...страшно с ним оставлять Савелия...это два ребёнка...» — Поджал губы, отвернул голову в сторону, взглянув в пол. — «Ещё страшнее этого ребенка отправлять на войну.»       Мужчина решил проведать своего любимого Покровского. Он знал, где тот находился, ведь это не было секретом и почти невозможно было ошибиться, поэтому Рябин отправился туда. Заметив его, на лице возникла улыбка, в груди раздалось тепло...ни смотря на то, что прошло два года его любовь к маленькому Саве не угасла. Глаза всё также наполнены теплом и лаской...       На руках оказалось тело, которое он прижал к себе и чмокнул в волосы. Спящий прижался, ткнувшись в грудь. Это было самое милое явление после того пренеприятнейшего братского разговора. Он унёс его наверх, в спальню и уложил в постель. Эти покои почти недавно стали их общими, что удовлетворяло их обоих. — Пафа... — На руке почувствовалось чужое тепло и младший плямкнул во сне.       Он частенько так делал, когда чувствовал, что рядом тот, кто спас его от неминуемой гибели в виде того, чтобы чахнуть в том безобразном мире, что был в пределах пахабских стен монастыря. Павла частенько забавлял этот жест, хоть и понимал насколько всё серьёзно.       Он слегка усмехнулся, укладываясь рядом и обнимая Покровского, тихо произнося: — Мой маленький Сава...я тут... — Поцеловал в волосы, закрыв глаза.       Он часто его так называл, когда тот был в царстве Морфея, ведь Савелий был не только ниже Рябина, но и когда спал, то сразу же превращался в миловидное существо.       Минуло часа два уже наверняка, как Павел улёгся рядом, уснув.       Сава открыл свои очи и увидел перед собой возлюбленного, его щёки покрылись лёгким румянцем, а на лице возникла улыбка. Всем своим телом парень прижался к мужчине, обняв его и ткнувшись в грудь. Ему так нравится быть рядом с ним, что было такое ощущение, будто в венах кровь закипает...       Но вот почувствовались чужие руки на спине, которые поглаживали ласково по спине...в груди становится теплее и взгляд поднимается на лицо Рябина, тот же мягко улыбается. — Мм...Паша... — Руки, что поменьше Пашиных провели заботливо по волосам, — Выспался?... — Да...рядом с тобой да... — Поцеловал в лоб, но затем он продолжил целовать лицо и почти что оказался у губ. — Пх...Паш, зацелуешь!...ахахах!... — Обнял за плечи, — А я то думал...будешь развращать ребёнка свет бела дня... — Слегка усмехнулся. — Хах, как ты мог такое подумать? Я же самый приличный. — Пхх, кому ты тут пытаешься приврать? — Ну-у-у...видимо, тебе, — В последний раз поцеловал в нос. — Хах...это не удивительно... — Савелий же в свою очередь поцеловал его в щеку.       Мужчина тут же расплывается в улыбке ещё сильнее, как мальчишка, но время вставать ведь чувствуется, как все мышцы, да и кости, очень расслабились. Тут же Павел поднимает свою тушу с постели, поглаживая Покровского по голове. — Ты куда?... — Паренёк проводит руками по его руке. — Савка...я залежался, мне кажется..надо немного походить, а так то на кухню пойду. — М... ладно... — Поцеловал в ладонь.       Павел вошёл в кухню, что была внизу, обдумывая дальнейший разговор с Савелием, ведь даже не представляешь, какие повороты может принять этот диалог.       Но вот уже во рту оказались первые капли, а затем вода покатилась ручьём. Да...в горле, однозначно пересохло за время сна. Внезапно почувствовалось тепло другого тела, это был Савелий, ведь изъяснял своё желание побыть ещё с Павлом наедине. Он же молча гладит его руки, допивая воду, и затем поворачивается к нему. На лице появилась полнейшая гримаса серьёзности вперемешку с расстроенными чувствами. — Мне надо кое-что тебе рассказать, — Отсюда же последовал разговор о том, от чего было такое лицо. — В смысле?... Как призыв?... А если тебя не станет? Что будет потом? Паш...не надо никуда ехать... — Савушка...но надо... — Взял за плечи, чуть отодвинув его, — Пойми, что без этого никак...я не хочу оставлять тебя одного, да и Фёдора отправлять на поле боя тоже… — Паша...останься... — Сжал его одежду. — Савелий... — Прижал к себе, ткнулся в волосы, — Это…это мой долг. Мой долг не только в том, чтобы защищать свою Родину, но и в том, чтобы вокруг тебя и моей семьи было спокойно. — Гм... — Сильнее сжал одежду и ткнулся в плечо, таким образом, парень простоял минут пять, затем отстранившись и что-то пробормотав, ушёл.       Они не общались все последующие дни до самого отъезда. Павел, да и Савелий всё ходили в раздумьях, даже друг другу слова не проронили. Рябин всё ходил обеспокоенным, думая о том, что может всё-таки и не ехать, но и Фёдора не пускать, да и остаться с Савелием. Но всё-таки понимал, что даже его небольшая роль в войне может сыграть очень многое, он не хотел, чтобы страна досталась врагу или, чтобы ещё хуже – захватили родную обитель. Мужчина хотел, чтобы над его головой и головой любимого было чистое небо...чтоб не было чего-то боятся... На небе сегодня куча облаков, на станции шум, но туда направлялся Рябин с чемоданом. Он не говорил с Савелием очень давно и сильно беспокоился за него. Сейчас Паша был сам в себе, но тут, вдалеке сзади, послышался знакомый голос и он на него обернулся. Его глаза округлились, когда увидел Покровского, но и в то же время был очень рад его видеть. Он тут же машинально поставил чемодан на землю и развёл руки в стороны. — Паша!! — Савелий чуть его не повалил, очень крепко обняв, — Хорошо, я буду ждать твоих писем! Я...я...я буду тебе тоже писать! Только поскорее возвращайся, пожалуйста! — Да...хорошо... — Крепко обнял в ответ, — Савка....я их обязательно буду писать тебе...буду с нетерпением ждать… — Я дождусь...дождусь.. — Прижал к себе, погладил по голове и поцеловал в лоб, — Но ты не представляешь, как я не хочу тебя отпускать. — Я бы тебя тоже не отпускал... Мужчина мягко улыбнулся и взглянул Фёдору в глаза, что был рядом. Братья пожали друг другу руки, да обнялись. — Возвращайся скорее, — Отпрянул, похлопав Рябину-старшему по плечу и с грустью улыбнувшись. — Постараюсь…ну-с, а ты, в карты не играй и за домом следи.       Их до умиления спокойную идиллию прервал подъехавший поезд, который окутал двух влюблённых своим дымом, в момент чего на их губах они друг другу оставили поцелуй. Фёдору, к счастью, закрывал обзор на это шлейф дымка. Конечно, было закрыто не всё, но большинство этой прекрасной картины была прикрыта.       Савелий совершенно неуверенно отпустил Павла, а Рябин в свою очередь точно также отпускает своего Саву. — Давай, иди уже...а то без тебя уедет, кто отвоёвывать землю будет?... — Пх...иду...поцелуй ещё раз в лоб... — Ладно... — Поцеловал в лоб и поправил ему форму, — Она тебе идёт. — Спасибо... — Паша посмотрел тоскливо на возлюбленного, ещё даже не взойдя на поезд, но отвёл взгляд в сторону, — Я пойду. Буду тебе писать... — Слегка улыбнулся. — Угу, иди... — Провёл рукой по плечу, сжав одежду, но тут же отпустил.       Павел сел в поезд последним, поэтому он еле успел до его отъезда. Начал вновь начинать валить дым и поднялся шум от него, в этот момент он высунулся из окна и лишь смотрел на всё уходящего вдаль Савелия. В его взгляде отчётливо можно было прочесть нежное и ласковое “Я тебя люблю”. — Я тебя тоже... — Он же, как будто, почувствовал это и вслух произнёс свою мысль, после чего слегка расплылся в улыбке.