Никакой грусти

Безусловно, когда нежишься в теплых объятиях брата, упиваешься жадными поцелуями и балуешься с презервативами, иронизировать над словосочетанием «личная жизнь» гораздо легче. Однако утверждать, что появление в доме миловидной особы сильно выбило из колеи, тоже нельзя: в глубине души Глеб был к готов к такому повороту событий — не одна бессонная ночь была посвящена тяжким размышлениям на эту тему. Получив карт-бланш, Глеб суетливо вскочил из-за стола и хлопнул дверью, сдерживая перманентные порывы злости и ловя стрелы веселого куража, попадающие точно в цель. Тем временем, Таня сняла пальто и проворковала что-то на ухо Вадику. Тот кивнул невпопад, не глядя щелкнул выключателем и вошел в большую комнату, чувствуя себя гостем в родном доме. Выглянув из ванной, девушка по-свойски спросила, каким полотенцем можно вытереть руки, и мама ответила ей из кухни в той же манере, шурша бумагой и подрезая портновскими ножницами сочные стебли белых роз, закапризничавших от праздничного мартовского мороза. Прислушиваясь к голосам в коридоре, Вадик поглядывал на запертую дверь. Все щербинки, все точки непонятного происхождения, все шероховатости от бессчетного количества слоев краски выучены наизусть, а по проплешинам на косяке, как по зарубкам на дереве, можно пересчитать все психозы строптивого подростка. Разболтанные скрипучие петли давным давно требовали профилактики, но старший даже не вспоминал о подобной ерунде во время нечастых визитов. Запустив пятерню в непослушные волны, Вадик взъерошил макушку и в замешательстве подул на челку. Взволнованные дыханием волоски затрепетали и мягко опустились на лоб. — Глеб, ты дома? — вполголоса спросил он, не решаясь постучаться. — Дома, дома! — раздался за спиной мамин голос. — Танечка, садись, где удобно. Вадим, открывай шампанское! После торжественного выстрела, окутанного туманом брызг, с горлышка скатилась капля игристого и слезою проползла по ледяной бутылке. — Здравствуйте! Когда мама просила Глеба переодеться, она явно не имела в виду голубой приталенный пиджак от костюма, заранее пошитого в кооперативном ателье к выпускному вечеру, да и белые брюки, бережно несущие прозрачный намек и переходящие в ранг символа праздников, отмечаемых в холодное время года, изначально в программу тоже не входили. Но сегодня все должно быть исключительно, абсолютно все, и даже мелочи: в левом ухе поблескивала клипса, завершая образ юного диссидента, приложившего все усилия к маленькому скандалу в рамках отдельно взятой трешки. — Сыно-ок! — протянула мама с неподдельным удивлением, приправленным щепоткой досады. «Ха! Конечно, сейчас она попросит снять пиджак, повесить его на место и прикрыть простыней от пыли…» — Я же тебе погладила клетчатую рубашку! — Не тот случай! — Глеб вытянул шею и пробежался пальцами по накрахмаленному до хруста воротничку белоснежной сорочки. — А, ты про этот костюм говорила, мам? — с излишней, пожалуй, вовлеченностью спросил Вадик и наполнил шампанским четвертый фужер. — Этот, этот! Цена, конечно, соответствующая, но что делать — у мальчика выпускной, — не удержалась от вздоха мама. — Ладно, Глеб. Обнови, только будь аккуратнее! — Впереди много событий, не только выпускной в школе! — включилась Татьяна. — Цвет роскошный — небе-есный! К глазам! Природа наградила девушку шармом и очаровательной улыбкой, но внешность ее таила нечто отталкивающе хищное. Беззастенчиво рассматривая причину своих бессонных ночей и тревог при свете дня, Глеб встретился с колючим лисьим взглядом и качнулся от головокружения. — Вы бы познакомились для начала. Глеб, это Таня. Танюх, это Глеб, мой младший брат, — сердце Вадика наполнилось жалостью до краев и сжалось улиткой. — Очень приятно! «Я даже из вежливости не могу соврать!» — Наслышан. — Интересно! — Да не особо… То есть, я хотел сказать, что у нас с братом нет друг от друга секр-ретов! Едва заметный Вадькин жест, призывающий держать рот на замке, неожиданно возымел обратный эффект — Глеб расхрабрился и продолжил стрелять словами, как из рогатки, умудряясь слегка тянуть согласные, при этом кончик языка на долю секунды замирал у самого нёба, а после резко отталкивался, коснувшись верхних зубов. — Вы извините, Татьяна… — Можно на «ты». — Хорошо, постараюсь… Прошу прощения, я не приготовил подарок. Просто я не знал, что вы… в смысле, вы с Вадькой приедете. Кхм. С Ва-ди-ком, — чарующим баритоном он нарисовал в воздухе треугольник и с видом триумфатора оглядел всех присутствующих. — Ничего страшного, Глебушка. Ой, кстати, а мы же как раз с подарком, — Таня нарушила весь магнетизм, сотканный младшим, — чуть не забыла. Мы двадцать третьего не смогли вырваться, Вадим очень переживал. Вадь, принеси полосатый пакет! — Потом, потом… Что вы, в самом деле? Как не родные, — простецки брякнул Вадик, многозначительно посмотрел на подругу и по-дирижерски взмахнул кистью, призывая завершить церемонию знакомства. — Глеб! Садись давай за стол, хватит стоять, как сосватанный! Младший занял место рядом со старшим, неловко сложил руки на коленях, будто приготовившись позировать для школьной фотографии, и тут же вдрогнул, получив легкий пинок по голени. Он пропустил тост и положил в тарелку салат, наблюдая за своей дрожащей рукой. Сжатая клипсой мочка настойчиво пульсировала. С упорством горщика копался он в недрах своей искореженной души, выискивая хоть один крохотный плюс, хоть малюсенький повод для радости, а когда нашел, горько усмехнулся. «Хорошо еще, галстук не напялил! Какой же ты кретин, Самойлов!» — Через неделю опять едем в Москву, — сказал Вадик, когда общее настроение выровнялось. — Нашли квнщика! И не откажешься — Набойченко с живого не слезет… -… и ключи от рубки отберет! — вставил свои пять копеек Глеб и быстро зажевал сказанное бутербродом со шпротами. — Сынок, у тебя же диплом! — всполошилась мама и протянула Тане корзинку с хлебом. — Не переживай… — остатки игристого разлиты по фужерам, пять копеек со звоном упали в бездонную копилку Вадькиного терпения. — Кстати, да, Глеб, шутки шутками, а с группой надо решать. Мам, у меня к тебе маленькая просьба… Глеб отложил вилку в сторону и сделал большой глоток шампанского, сконцентрировавшись только на собственной аккуратности — боязнь уделать пиджак действительно присутствовала. Но о какой концентрации может идти речь, когда кончики больших пальцев нежно касаются щиколотки? — Догадываюсь, какая. — Скорее всего. Мамуль, отпусти Глебушку в апреле в Свердловск на денек! Очень нужно. — Даже не проси! И объяснять я ничего не буду. По крайней мере, здесь и сейчас, — отрезала мама, раздраженно вытерла губы салфеткой и покосилась на Таню, ощутившую себя не в своей тарелке от непривычного генеральского тона, до сих пор заставляющего мальчишек прижимать уши. Глеб тонко считал ее растерянность и с высокомерием надул губы, несмотря на отсутствие положительного ответа и свои весьма туманные перспективы. Встревоженный молчанием, Вадик толкнул его ногой под столом сильнее, но не добился реакции. » Так… Не нужно обладать экстрасенсорными способностями, чтобы предвидеть очередное торнадо!» Организм срочно потребовал дозу успокоительного в виде пары глубоких затяжек. — Я выйду на минутку. Никто не против? — опустив под стол пустую тару, Вадик нервно ширкнул ладонями по бедрам, плотно обтянутым джинсой. — Я с тобой! — вскочил Глеб. Таня заерзала, но не решилась составить братьям компанию, дабы не испортить репутацию, а мама погрозила Вадику пальцем, как трехлетнему. Крошечные желтые шарики мимозы кое-где валялись на ступеньках, сменив хвойные иголки. Вадик громко щелкнул зажигалкой и прикурил Глебу, невзирая на мамино напутствие. — Последний автобус сегодня раньше, — Глеб положил начало разговору, прерывисто выпустил дым и повел плечами. Зябко. — Да мы завтра… Глеб сплюнул крошку табака, обреченно впитывая неутешительную новость, вздернул верхнюю губу и снова подцепил фильтр, скривившись в болезненной нервной гримасе. Вадик схватил разыгрывающуюся не к месту страсть, выпроводил ее за порог и отвернулся, чтобы не наделать глупостей прямо сейчас. — Для кого этот маскарад? — теплый сухой голос всколыхнул пыльную акустику. — Для тебя. — Ревнуешь? — Сержусь. На себя, — пугающе отстраненно уточнил Глеб и затушил окурок с яркими искрами. — Чтобы ты знал, Вадька, мне от этого больнее, чем от ревности. Наверное, такова моя личная жизнь… ______________ «Капканы обманов, ловушки соблазнов Все ставят напрасно, напрасно, Ты видишь насквозь все уловки и петли, Через них пролетая наподобие ветра. Ты уносишься прочь, как июльская ночь! На танце, на звуке, на лунном луче, На чем угодно гарцуешь ты ловко, Делается очередной поворот, Рушится очередная уловка…» Глеб лежал звездой на полу у магнитофона. Его не существовало. Он спрятался в музыку, затаился в своем темном шкафу, пропахшем глупыми страхами и всеми видами советского туалетного мыла. Вернувшись в свои странные космические восемь, превозмогая боязнь темноты и одиночества, он исступленно заходился только что придуманной наивной молитвой, не всегда действующей даже в простейшей детской игре. «Стоишь ты спокойно у края стены Всего в сантиметре от гибели верной. Ты даже не думал об этом, наверно, Ты — человек наподобие ветра…» Бледная полоска лунного света придвигалась к Глебу все ближе и ближе, ползла по ковру и норовила лизнуть безвольные пальцы. «А что, если меня уже никто не ищет?»