А сегодня пусто, пусто, пусто...

Пиэлце никогда не одобрял Максовы идеи. Нет, он конечно, одобрял, но тут же вставлял кучу сомневающихся и маловразумительных комментариев из разряда «ну… может лучше не так, а вот… э-э-э…. что-то типа… другое… как-то это мне всё…» и так, пока Макс не принимался швырять в него подушками или тыкать в бок, чтобы думалось быстрее. - Ты унылый и занудный, и как ты вообще шоу можешь устраивать? Закостенелый идиот, - жаловался Макс в потолок; он валялся поперёк кровати, свесив затылок, в образе замученной морской звезды. Через плотные алые шторы красновато просвечивал рассвет, размываясь в тумане сладковатого дыма от бонга, а в голове у Макса кружили пьяные вертолёты, и он собирался наслаждаться танцем хаотично пляшущей люстры, пока не потянет блевать. - А ты ебанутый, - скучно ответил Серёга. Он пришёл под утро, ещё не вынырнув из мыслей о работе и замороченный какими-то делами, знакомствами, проектами, рейтингами и чужими именами, диковатый и взвинченный бессонной ночью, и дать ему завалиться в постель Макс не собирался, загородив её собой. - Знаю, - довольно протянул Макс. – То есть ты согласен? - Ты дурак? – по-еврейски вопросом на вопрос парировал Сергей. – Ты как это себе представляешь? - В очень жарких снах, - пьяно захихикал Макс и пополз вниз. Серёга его руки перехватил, перевернул на спину и уставился в лицо отвратительно трезвым взглядом. - А работа? А Кристина? А если нас заметят вместе? - И что? – капризно протянул Макс. Сейчас ему не хочется думать о рациональном. Хочется уехать в Краснодар, валяться под южным солнцем, есть арбузы, обгореть в первый день до красноты. И Серёгу хочется. Болезненно, до одури, до скрипа зубов, до судороги внутри. Он потянулся к желанным губам. Серёга скривился страдальчески, оттолкнулся от него и растянулся рядом на постели. - Я нам билеты купил. На поезд, - вкрадчиво заявил Макс. - Скажи, что это не твоя очередная авантюра, - вредно потребовал Сергей. – Что ты не передумаешь. Я за твоими завихрениями ни черта не успеваю. - Просто ты, Серёжа, уже старый и не способен влиться в ритм жизни, - заявил Макс своим мерзким тоном, таким уверенным, будто он невесть какую истину вносит. Серёга зарычал и кинулся на него. Какое-то время они боролись, сосредоточенно, серьёзно, тяжело дыша друг в друга и перекатываясь по кровати; Макс в последние мгновения, срывающимися и неточными движениями отпихивал Серёгу, оттягивая за плечо или пытаясь пнуть коленом в бедро, а тот ловил его руки, подминал всего под себя и что-то пыхтел – может, матерился? Это не было шуткой или конфликтом; скорее, разновидностью секса, способом разрядиться, как звери грызутся, не чувствуя друг на друга зла – только инстинкты. Ни один из них не желал победить и не помнил, зачем они дерутся. Просто Максим не способен сдерживаться. Если нельзя поцеловать, он сожрёт. Целиком, как удав. - Я тебя люблю, - прошептал он, ловя Серёгину голову и прижимая к себе. Так, чтобы закрыть ему уши. Но Серёга всё равно слышит. Он приподнялся на локтях, заглядывая Максу в лицо – так опасливо, так напряжённо, будто там написана вся его судьба. - Не пиздишь? – отчаянно спросил он. Макс пьяно помотал головой. - Я готов. Слышишь? Уедем вместе. Навсегда. Насовсем. И ты купишь мне черешни. Ведро. Или два. Он бормотал ещё что-то, пока Серёга не сдался. Пока не навалился на него, увлекая в такой долгожданный поцелуй. Боже, как хорошо. У Макса аж скулы сводит от желания. Должно быть, Серёгу и правда проняло. Он никогда ещё не терял голову настолько… так, чтобы позволить это. Макс застонал, вцепившись Сергею в футболку. Но тот снова оторвался от губ, схватил за запястье, отводя ладонь от себя. - Не сейчас. Так нельзя. А у самого пальцы дрожат, зрачки широкие как от хорошей травы. Макс завидует его выдержке. И злится, злится на него, на себя и на идиотский, несовершенный мир. - Поезд в субботу. В семнадцать. Не опоздай, - выплюнул он и, оттолкнув Сергея, поднялся с постели.

***

- Совершенно спокоен. Похуй. Я непоколебимая гладь мирового океана. Я есть воплощение слова «насрать» в самом его буддистском понимании, - заверил Макс экран телефона. Тот понимающе погас, не дождавшись прикосновения. Но Макс-то знал, что под этой обманчивой чернотой теперь притаилась ловушка. Пропитанный дружелюбием и подмигивающими смайликами, здоровенный такой капкан. Как та игрушка, с зубами, в которую пальцы засовывают для остроты ощущений, а Макс вот всю руку воткнул и наслаждается – благо не хер запихал ещё, хватило ума. И несмотря на все утверждения, Максу было не насрать, блядь. Он ненавидел в себе эту мелкую дрожь, будто подули на паутину, натянутую между рёбрами – каждый раз, стоит увидеть очередную смс-ку или просто мелькнувшую в новостной ленте Серёгину морду, - и вот Макс трясётся, как борзая на поводке, учуявшая зайца. Главное, чтобы на ебале не отражалось. А что внутри – никого не касается. Короткая трель входящего сообщения раздалась неожиданно громко. - Блядь! Макс подскочил на стуле, и телефон подскочил, оживая вибрацией. «ЭЙ ТЫ ГДЕ» - писал нетерпеливый Серёга. Стоит, сука, небось. Да не на него стоит – об этом и так не обязательно на билбордах писать, всем понятно. Серёга стоит на вокзале. Придурок. Стоит и ждёт. Его, Макса, ждёт. Макса, который ссыкливо прячется на съёмной хате и не берёт трубку. Внутри больно и пусто. До воя, до скулежа загнанного - пусто. Серёга поймёт, не дождётся и поймёт. Все эти судорожные «нельзя», «не положено», «будет хуже». Мир не предназначен для них с Серёжей. Даже называть его мысленно «Серёжей» - это сразу пять звёздочек преследования. Остановитесь, это полиция нравов и всратых каламбуров. Ваша свобода под угрозой. Я ускоряю шаг. Макс хватает телефон, с болью в пальцах смахивает сообщение, тревожащее больной разум. Плеер издевательски подсовывает собственную песню. «Вам понравится». Уж конечно. Нравится ходить по углям, нравится глотать лезвия. Звуки по проводам. Макса спутало цепью сомнений и замешательств, и затягивает всё глубже, каждой смс-кой, без всяких проводов. А сегодня пусто-пусто. Пусто. Слышишь, Серёг? Пусто. И хватит уже твоих «ты где????». Эти вопросительные знаки будто выжигают в Максе издевательские извилины. Если бы Серёжа знал, какую боль они причиняют, он бы не нажимал столько. Или нажимал?.. Извращённые, мазохистские мысли теснят голову. Макс сжимает виски и зажмуривается. Больно. Зазубренно-рвано-больно. И единственный, кто может это прекратить, мечет в него вопросительные знаки, будто сюрикены. Семнадцать-ноль-три. Вопросительные знаки гаснут медленно и печально. Макс хватается руками за голову, сползает по стене вниз и утыкается мокрым лицом в колени. А сегодня пусто-пусто-пусто…