***
Рокэ едва исполнилось три года, когда он утонул. Вода в колодце была подобна черному зеркалу, и Рокэ по-глупому засмотрелся, пытаясь поймать отблеск своего отражения. Не поймал: голова вдруг закружилась, и он, даже не успев как следует испугаться, полетел вниз. Объявший его холод мгновенно оглушил и ослепил. «Не хочу умирать, я же умею плавать! — обиженно подумал Рокэ в бессильной попытке выгрести. — Почему так, почему, почему…» Силы быстро оставили его: в груди стало горячо и больно, перед глазами стремительно потемнело. Следующим, что помнил Рокэ, была мягкая зеленая трава и запах обласканной солнцем земли. Он лежал, раскинувшись на спине, живой и здоровый, и даже одежда на нем оказалась сухой. Колодец возвышался совсем рядом. Рокэ облизнул губы и поморщился от привкуса чего-то горелого. Неужели померещилось? А может, приснилось? В голове было пусто и звонко. Рассказывать о произошедшем взрослым не хотелось, они и без того считали Рокэ слишком хрупким и странным. Неслучившаяся смерть стала его первой взрослой тайной. А еще Рокэ больше не боялся темноты и Закатных тварей, что в огромном количестве жили у него под кроватью.***
Рокэ было тринадцать, когда он сорвался со скалы. Влажные камни царапали ладони, ноги скользили, но Рокэ все равно упрямо лез вверх. Так было нужно: если он может спасти маму, если в самом деле имеются силы, способные помочь, он обязан до них докричаться и заставить себе служить. И пусть никто не верит, он докажет, он всем докажет! До вершины оставалось всего ничего, когда острый край очередного булыжника распорол руку. Зашипев от боли, Рокэ не удержался и полетел вниз. Страха не было, как и в прошлый раз, когда он падал в темную колодезную воду. Смерть оказалась легкой и безболезненной, только губы почему-то горели. Рокэ открыл глаза и увидел склонившегося над собой молодого мужчину, светловолосого и зеленоглазого. — У меня во рту пепел, — бессмысленно прошептал Рокэ, рассматривая Леворукого. А кем еще мог быть незнакомец с такой приметной внешностью и возникший из ниоткуда? Теперь осталось понять, умер Рокэ или все же нет. Жить хотелось до слез. — Как наблюдательно, — Леворукий ухмыльнулся. — Прости, пришлось тебя поцеловать. Иначе ты бы не ожил. Рокэ не знал, что на такое ответить. Он чувствовал себя полным сил и зачем-то припомнил, что прежде еще ни с кем не целовался, потому как никто не нравился ему в достаточной степени. — Зря я с тобой спутался, — протянул тем временем Леворукий, ни к кому не обращаясь. — Ты будешь часто умирать и много забывать. Но ничего не поделаешь, пока что ты должен жить. — А тогда, в колодце… — начал Рокэ, уже зная ответ. — Да, — подтвердил Леворукий. — Возвращайся домой, Росио. Светает, и дождь закончился. Он исчез, а Рокэ с непривычной для себя покорностью сделал, как сказано. На губах еще несколько дней ощущался привкус пепла. Когда мать умерла, Рокэ почувствовал лишь легкую печаль и даже не заплакал. Все его горе осталось среди мокрых от дождя скал. Как показало время, плакать Рокэ совсем разучился.***
Рокэ было двадцать три, когда его впервые убили. — Это третий раз, — напомнил Леворукий, очень человеческим жестом вытерев губы после поцелуя. Рокэ скривился. В этот раз умирать было очень больно, исколотое тело ныло до сих пор. — Она слишком хороша, — процедил Рокэ со смешной, наверное, злостью. — Слишком хорошо меня понимала. Я должен был догадаться, что дело нечисто. — Обычная, как по мне, — Леворукий дернул плечом. — Твоей жизни не стоила. — Что ж, спасибо за высокую оценку. Рокэ прикрыл глаза и попытался представить Эмильену: ее волосы, ее голос, ее улыбку, ее… хоть что-нибудь. Все было без толку: он не мог вспомнить ничего, ни одной совсем недавно любимой черты. — Тебе следует быть осторожнее, — заметил Леворукий. — Иначе от тебя слишком быстро ничего не останется, а так дело не пойдет: ты все еще нужен. — Ничего не останется? — Рокэ нахмурился и снова почувствовал тянущую боль в залеченных ранах. — У любой новой жизни есть цена, — пояснил Леворукий. — Цена твоей жизни — память и чувства. — Да к кошкам их, — бросил Рокэ. — К кошкам, особенно чувства. — Как знаешь, — Леворукий улыбнулся. — Но я бы на твоем месте не бросался словами. Терять себя неприятно.***
О Рокэ говорили всякое, однако ни один недоброжелатель не знал самой скандальной подробности его широко обсуждаемой жизни: все покушения на него были удачными. Каждый раз Рокэ приходил в себя со вкусом пепла во рту; временами ему удавалось заметить всполох длинных светлых волос и хищный блеск зеленых глаз. Леворукий явно тяготился своим трудом, и Рокэ привык к мысли, что однажды тот бросит его умирать. Это было в некотором роде обидно, но не слишком: Рокэ удачно обзавелся привычкой не чувствовать много. Терять себя оказалось весьма приятно.***
Рокэ был вынужден признать: этот нелепый оруженосец — лишь попытка снова почувствовать нечто яркое. Пусть бы и раздражение, пусть бы и усталость, что угодно, только бы не эту бесцветную скуку. Способ помог: Окделл оказался настолько живым, непосредственным и восхитительно глупым, что Рокэ вновь ощутил себя смертным. Мир вокруг стал ярким, почти как в детстве, и это пьянило. Окделл ненавидел его за отца, Окделл восхищался им и хотел быть похожим, а Рокэ смотрел на это, как в черную колодезную воду, и никак не мог насмотреться. Однажды, в мутный рассветный час, Рокэ приснилось, будто с Окделлом случилось то же, что и с ним. Смерть, которую забрали — и вытолкнули снова жить, отняв за этот кошкин дар чувства и память. Окделл из сна был серьезен и сосредоточен, он говорил отрывисто и не смотрел на Рокэ ни с ненавистью, ни с восхищением. Это было больно той самой болью, которую Рокэ успел позабыть. — С Ричардом не случится этой беды, — успокаивающе сказал знакомый голос. — С ним случатся другие беды. — Я что, снова умер и не заметил? — спросил Рокэ, не глядя на Леворукого. — Нет, — кровать прогнулась под тяжестью. — Просто зашел повидаться. Хочешь, расскажу, как Окделл разобьет тебе сердце? — Не хочу, — отозвался Рокэ. — Как знаешь. Тихо скрипнула кровать. Леворукий исчез. «Я знаю, — мысленно произнес Рокэ. — Я знаю, как он разобьет мне сердце». Он думал, с Окделлом будет просто, пошло и односложно — невзаимность. В самом деле, это выйдет в определенном роде освежающе: не получить ответ на свои вдруг ожившие чувства. Такое, наверное, не сразу забудется, даже если умереть. Он ошибся.***
Рокэ искал забвения, искал смерти, но та вдруг отвернулась от него. Он жил, бесконечно испытывая себя и рискуя — и все впустую. Леворукий не обманул, у существования Рокэ была цель. Вот только радости не было.***
Рокэ шагнул в дыру с надеждой, что эта его смерть — навсегда.***
Леворукий дожидался внизу, среди темных хитросплетений Лабиринта. — Это — последний раз, — сухо сказал он. — Твое последнее воскрешение. — Ты меня больше не спасешь? — поинтересовался Рокэ, хотя ему было в общем-то все равно. — Нечего будет спасать, — Леворукий хмыкнул. — От тебя ничего не останется. Но ты можешь быть со мной, если хочешь. Можешь не возвращаться. Рокэ смерил его недоверчивым взглядом. — Ты сам говорил, что я должен жить. — Я же Леворукий, — на тонких губах мелькнула задорная улыбка. — Нельзя вот так запросто верить всему, что я говорю. А если я солгал? Рокэ склонил голову вбок. — Зачем тогда спасал, раз моя жизнь не имеет ценности? — Ты показался мне интересным, — проговорил Леворукий. — Считай это моим капризом. Повисла тишина. Невдалеке гулко мурлыкнула кошка. — Я все же думаю, что ты не солгал, — тихо сказал Рокэ. — Я возвращаюсь. Надо доиграть до конца и закончить начатое. На лице Леворукого мелькнуло нечто похожее на смертную печаль. — Что ж, тогда прощай. Его губы были горячими, словно огонь. «Все меркнет», — подумал Рокэ, вдыхая пепел. Всё, что он чувствовал, все, кого он любил. «Лучше б я тогда утонул», — пронеслось малодушное. Леворукий отстранился и шепнул: — Может, и лучше.***
— К слову, рад, что ты так легко это воспринял, — Ли улыбнулся. — О чем ты? — Рокэ поднял бровь. — А то ты не понимаешь! Вся эта история с Окделлом… Затылок на миг сдавило спазмом. Рокэ поморщился: после возвращения он совсем отвык от подобного. — Хорошо, что больше не придется тратить силы и время на его поиски. А что до Дювье и прочих героев, то они вполне заслужили свою награду. Или у тебя другое мнение? — Я думал, у тебя другое мнение, — парировал Ли. — С чего бы? — Рокэ пожал плечами и отвернулся к окну. — С самого начала было ясно, что мальчишка слабак и подлец. В голове снова стрельнуло болью, но это не имело значения. Рокэ было тридцать восемь, когда он умер.