#
— заходи что ли, — чонын сквозь свой крепкий сон слышит низкий голос старшего лейтенанта чон и то, как какая-то железная тяжелая дверь закрывается. у нее под головой нет ничего мягкого, только какая-то кофта, напоминающая ей свою кожаную куртку, молния которой впуталась в ее русые волосы. она чувствует под собой деревянную поверхность, но не до конца понимает, где находится. в камере, в которой находятся джиу и чонын, пополнение: две блондинки с наручниками на запястьях проходят внутрь и занимают самую дальнюю шконку. джиу смотрит на них и кепку поправляет, слыша, как чонын стонет от боли, пронизывающей все ее тело. она медленно поднимается и видит на руках наручники, которые пытается снять, напрягается и рычит, бьет себя руками по бедрам. джиу в тишине смотрит на нее. запах здесь не из лучших: в соседней камере находятся алкаши, которые совсем тихо что-то обсуждают. чонын так и не поняла, цену на водку или что-то еще. голова кругом. вдохнуть невозможно, ведь запах сырости ее ноздри окутывает и неприятно щекочет, заставляя поморщиться и откашляться в сторону. — ублюдки, — рычит чонын, поднимаясь с места. она подходит к решетке и громко, грубо и резко впечатывается в нее руками, обхватывает металлические прутья больными ладонями, с покрасневшими костяшками, которые побелели из-за сильной хватки. привлекает к себе внимание лейтенантов, которые у стола стоят и какие-то бумаги перебирают. не то для протоколов, не то просто свои бумажки. — чонын, сядь, — джиу обеспокоенно смотрит на разъяренную чонын, у которой от спины жар исходит, и она даже боится к ней подойти, хотя спокойно встает и делает это, пытается оттащить девушку обратно, игнорируя при этом их новых соседей. две девушки-блондинки только переглянулись. та, что была выше, постоянно шмыгала носом. кровь оттуда хлестала, как из ручья, так еще и бровь была рассечена, синяки кое-где на лице остались. губы опухли от драки. девушка рядом с ней, что была поменьше, сидела с поцарапанными костяшками. интересно, что с ними произошло? джиу было до того дело, потому что она любопытная до смерти, а вот чонын нет. она игнорировала их, плевала и просто хотела выбраться, чтобы попасть к себе в комнату в общежитии. лечь на кровать, подмять под себя одеяло, глубоко вдохнуть запах духов ее соседки, а затем уснуть, провалиться в глубокий сон. желательно, на несколько дней. желательно, в кому. чонын, позлившись, все-таки возвращается на свое место и осматривает не совсем внимательно камеру, в которой они закрыты вчетвером: две шконки напротив друг друга и больше ничего, если не считать огромную решетку, которая открывает обзор на полицейский стол, а еще девушек, сидящих вдали. ким кажется это немного странным, что две девушки, одна из которых похожа на двенадцатилетку, а вторая на невинную монашку, могут находиться здесь. — может, познакомимся, раз уж мы вчетвером здесь заперты? — джиу решает первая пойти на это, начать диалог, потому и лучезарно улыбается, протягивая девушкам свои руки, заключенные в наручники. — я джиу, а эта идиотка... чонын. — приятно познакомиться, — девушка повыше, у которой бровь рассечена, мягко улыбается, и чонын замечает на ее щеках ямочки, из-за которых аж брови приподнимает и тихо цыкает. ее голос мягок, но с четкой хрипотцой, которая действительно нравится ким. — я джинсоль. — чэвон, — кратко отзывается вторая блондинка, и джиу с ней переглядывается, они смотрят друг другу в глаза какое-то время, а затем с презрением отводят свои взгляды. чонын хмыкает и снова свои карманы проверяет на наличие сигарет. — и как вы сюда загремели? — джиу садится к девушкам поближе, когда чонын вообще никакого интереса к ним не проявляет. наверное, потому, что ей пиздецки хочется выбраться отсюда и как можно скорее. вне этой решетки она могла спокойно курить, могла бегать по ночным улицам вместе с джиу, рисовать граффити на стенах мостов и домов, а еще воровать то, что ей вздумается. сейчас же ее лишили такой возможности, и чонын внутренне пылала, пытаясь все-таки подавить свой жар, который разгорался, особенно из-за разговоров за ее спиной. их она слышала настолько отчетливо, что по спине дрожь шла, руки опять содрогались, и чонын еле держалась на ногах. джиу подскакивает и подходит к ким, придерживая ее за плечи. — сядь, я же тебе сказала уже... это же надо было тебе подраться с тем чмошником, — причитает джиу, усаживая чонын на шконку. у нее снова голова кружится, она кашляет себе в ладонь и вытирает кровь об бедро, об свои черные джинсы, которые хоть и были в пятнах, но не особо заметных. — что-то случилось? — джинсоль бросает взгляд на чонын, побледневшую до ужаса, с ранками кое-где. при тусклом свете было практически невозможно рассмотреть шрамы на ее лице, особенно рассеченную пару месяцев назад бровь. — подралась просто, ничего такого, — джиу улыбается, а джинсоль поднимается с места и, звеня наручниками, подходит к чонын, подбородок ее обхватывает ладонью и притягивает кимовское лицо к себе. она привлекает внимание, просит, чтобы чонын взглянула, но ким бурчит и руками отталкивает от себя джинсоль. у чонын хватка сильная, крепкая, она способна даже шкаф два на два метра оттолкнуть от себя. жизнь тому научила. только она не научила ее тому, как быть и что делать в таких ситуациях, когда она сидит в камере временного содержания, шмыгает носом и чувствует, как кровь застыла на ее лице. драться с идиотом, сильнее тебя в несколько раз — ужаснейшее решение в жизни чонын. она получила не только по лицу, но и по животу, который побаливал. кажется, сон только усугубил ситуацию. она не чувствовала себя хорошо, не чувствовала себя плохо, только лишь внутренне опустошение начинало ее окутывать с ног до головы. проходит час. чэвон уже сопит на коленях джинсоль. джинсоль смотрит то в одну сторону, то в другую, думает о чем-то и изредка сглатывает вязкую слюну, кашляет куда-то, стараясь не разбудить чэ. джиу и чонын просто сидят рядом, прижавшись к плечам друг друга. — слушай, чонын, — джиу окликает рядом сидящую чонын, а затем переводит взгляд на решетку, за которой тишина. — что? — я рада, что мы здесь вдвоем. — мы не вдвоем. — я имею в виду... что без хеджу и йерим. думаю, нас бы уже давно на четырнадцать суток из-за них закрыли... — а, ты про это... — да. спасибо, что ты рядом. — ты как будто меня хоронишь... ложись спать, мне кажется, тебе плохо. джиу бурчит что-то себе под нос и руки вперед тянет, пытается дотянуться до чего-то, как до неба рукой, но возвращает ее обратно, укладывая себе на бедра. чонын ужасно в сон клонит, но она посматривает на джинсоль, сидящую в паре метров от нее. смотрит и буквально прожигает взглядом. хочет заговорить, но молчит, не позволяя себе лишнего. джиу опирается спиной на стену и морщится, пытаясь уснуть. теперь в камере тишина. настолько тихо, что чонын слышит жужжание какой-то мухи, летающей у тусклой лампы. она не знает, сколько сейчас времени, не знает, как давно они здесь сидят и когда их выпустят. зато она понимает, что если не заговорит с той самой девушкой, то уж точно пожалеет об этом. она привстает с места и, коснувшись рукой стены, медленно проходит к ней и усаживается совсем рядом, пока джинсоль не то, что бы удивленно, скорее завороженно наблюдает за ким. замечает для себя детали в походке чонын, которая была легкой и немного неуклюжей, замечает, как она тяжело дышит, как ее грудь вздымается, а еще отмечает себе, что ким пахнет персиками и чем-то еще сладким, что ломает вдребезги весь ее суровый вид. от джинсоль тоже приятно пахнет, потому что чонын уже ощутила ее запах. это запах роз, который ярко отпечатывался в ее воспоминаниях. знакомый, до ужаса ароматный. они молчат и ничего друг другу не говорят до той поры, пока джинсоль не поворачивает голову в сторону чонын и языком не проводит по своим губам. — почему ты здесь? — спрашивает она, ожидая ответа от чонын. — рисовали с джиу граффити на каком-то государственном мосте... вот и посадили сюда, — чонын головой касается холодной стены и немного ее отворачивает, чтобы не сталкиваться взглядами с чон. — а ты? почему ты здесь? — я? я своровала ящик виноградного сока, меня по камерам сразу же вычислили... чэвон же просто попалась на воровстве коньяка, — джинсоль усмехается, а чонын прыскает себе в кулак от такого преступления. — виноградный сок что ли любишь? — ага, — чон кивает, смотря на скулы чонын, кажущиеся ей до ужаса выразительными и бросающимися в глаза. — а ты? не любишь, хочешь сказать? — это у нас общее с тобой. я тоже люблю его, но никогда не думала, что встречу девушку, которая украдет целый ящик и ее спалят, — чонын бы прямо сейчас дала джинсоль щелбан за ее неаккуратность, но между ними пока еще не было тех самых отношений, которые позволили бы это сделать. — а ты что, такая суперская воровка, которая никогда не палится? мисс совершенство? — джинсоль не обижается, а скорее язвит, потому что любит это делать. — да. могу тебя научить, если хочешь, — без шуток произносит чонын, и джинсоль замолкает, поджав губы. им следует быть тише, иначе полицейские, которые ходят постоянно по помещению, смогут их услышать. теперь джинсоль настроена серьезно. она поворачивается к чонын лицом и, игнорируя наличие чэвон на своих коленях, резко приближается к ней, чуть ли не вплотную, смотрит ей в глаза, бегающие по решетке, а затем обхватывает ее подбородок тремя пальцами, привлекая тем самым к себе внимание. их она убирает и мягко улыбается, пока чонын нервно сглатывает и смотрит ей в глаза в ответ. — обещаешь, что научишь? — чон губы поджимает, как обиженный ребенок, которому зажали конфетку под обеда, и чонын усмехается, большим пальцем вытирает с чужого подбородка капельки незастывшей крови, кивая в ответ. — прям-таки обещаешь? — обещаю, — чонын опускает свой взгляд на их руки, но джинсоль этого мало, она хочет убедиться в правдивости слов ким. — клянешься? — чон протягивает ким мизинец, и та, недолго думая, хватается за него крепко своим, пожимая. — клянусь. — пачкой мальборо? — пачкой винстона. — как давно ты куришь? — лет пять уже. — а сколько тебе лет? — мне? мне двадцать три. — а мне двадцать четыре, — джинсоль как-то довольно улыбается и убирает нехотя свою руку от руки чонын. кажется, что они обе не хотят разжимать мизинцы, но чон сделала это первой. — и ты воровать не умеешь? как ты вообще живешь? — чонын вытирает свой нос рукавом своей же кожаной куртки и усмехается под тихое рычание джинсоль. — я не всегда была такой, — отвечает чон и отбрасывается назад, касается спиной и головой стены. будь перед ней небо, она бы смотрела в него. разглядывала яркие и тусклые звезды, искала в них свое счастье и радость от жизни, пыталась бы сосчитать их всех, а чонын бы наверняка ей помогала, пальцем указывала на созвездия, рассказывала про альфу центавра, про созвездие большой медведицы и про космос, необъятный и такой далекий, к которому не прикоснешься рукой, не потрогаешь и не ощутишь. — ты была хорошей, прилежной маменькиной дочерью? так? — чонын решает подколоть джинсоль, а та в ответ согласно кивает, на что ким удивленно распахивает глаза и пытается почесать затылок. ей ужасно неловко. — оу... извини. — не извиняйся. меня просто всю жизнь от многого ограждали, и когда я впервые выбралась из этих оков, то поняла, что в своей жизни многое упускаю, — джинсоль убирает прядку волос за ухо, и чонын смотрит на него: отмечает себе одиночную серьгу в левом ухе и улыбается, чем-то своим довольная. — ты и травку курила? — не хочу и не доводилось. конечно... моя бывшая этим занималась, но я с ней не курила. тяжело было видеть, в какого человека она превращается, — чонын показалось, что джинсоль немного взгрустнула, и она взяла ее за руку, чтобы позволить девушке расслабиться и отпустить это, забыть ситуацию, которая хоть и происходила пару лет назад, но оставила огромный след в жизни чон. — правильно делаешь. это то, что потащит тебя на дно, — чонын смотрит немного снизу вверх и мягко улыбается, и джинсоль улыбается ей в ответ, только вздрагивает, когда чэвон поворачивается на другой бок и что-то стонет себе под нос. — давай... если нас утром отпустят, то через неделю встретимся за городом. там, где есть кривой дорожный знак желтого цвета. ты его узнаешь, я думаю. украдем вместе ящик виноградного сока, — предлагает джинсоль, а вот чонын пытается воспроизвести картинку того самого места, в котором чон предпочла встретиться. — там еще рядом заправка, да? — да, там еще мужик странный какой-то... — с усами? — как у гитлера. — значит, знаю, — чонын совсем тихо смеется, и джинсоль делает это вместе с ней. обещание дано, чонын поклялась, а это значит, что она должна это выполнить. с утра девушек отпустили: чонын даже не заметила, что джинсоль и чэвон куда-то пропали, потому что она крепко спала, уткнувшись носом в собственную кожанку. джиу пришлось тормошить девушку и вытаскивать ее силой из камеры. но у чонын из головы не выходит ее обещание. ей нужно прождать неделю, чтобы выполнить его. и она ждет: не выходит на улицу из своей комнаты, не выходит пить вместе с джиу, не ходит на всякие сборища и вечеринки, а просто ждет и проводит время наедине с собой, обрабатывая почти что зажившие ранки на ее лице. и чонын дожидается. надевает болотного цвета худи с надписью nike, порванные на коленках джинсы и любимые черно-белые джорданы, а еще берет с собой наполовину пустой рюкзак (в котором кроме наушников, банки газировки и баллончика с краской нет ничего). по пути она закуривает, зажимает сигарету меж губ и тяжело вздыхает, надеясь, что джинсоль, как и она, помнит об этом обещании. идти туда всего лишь полчаса, и они даже не договорились о точном времени, что сильно напрягает ким. но она идет, забив на все свои опасения. смотрит на проезжающие мимо автомобили, на грузовики и легковушки, смотрит на заборчик, который ограждает мост, иногда спотыкается об камни и щебенку, а бычок от сигареты бросает в мусорное ведро прямо около той самой заправки, до которой она доходит именно тогда, когда солнце садится за горизонт. чонын останавливается у того самого желтого дорожного знака. проводит по нему ладонью и видит надписи черными маркерами, от чего и усмехается сама себе, надевает капюшон на свою русую голову и снова достает сигарету. только зажигалку, кажется, она потеряла. — ну ебанный блять, — чонын рыщет по карманам, держа меж губ сигарету, но при этом она ощущает странное присутствие кого-то рядом. старается не обращать на то внимание, снимает рюкзак с плеча и ищет уже там. — что-то потеряла, чони? — джинсоль появляется перед ней и хитро улыбается, смотря девушке напротив в глаза. у чонын изо рта выпадает сигарета, и чон сама ее поднимает, зажимает меж своих губ и достает серебряную зажигалку, которой чиркает и поджигает кончик. чонын молчит. смотрит на то, как пальцы джинсоль обхватывают сигарету, как ее губы выдыхают едкий дым в сторону, не на чонын; замечает то, как она усмехается, и как хитрость в ее глазах сверкает. она громко и нервно сглатывает, потирая собственный затылок. — потеряла свою зажигалку, — не то рычит, не то бурчит чонын, и джинсоль протягивает ей сигарету. она переводит взгляд уже на чон. — что это? — мальборо, — отвечает она, и чонын нехотя берет сигарету, сразу же зажимает ее меж губ. — я больше винстон предпочитаю, — вновь бурчит ким, и джинсоль подносит к ее сигарете зажженную зажигалку, поджигает кончик, и чонын затягивается. — я знаю, — потому джинсоль и усмехается, но чонын в ответ этого не делает, даже не возмущается и не ворчит, как привыкла это делать. джинсоль протягивает чонын руку, и они вместе направляются в сторону той самой заправки, про которую они говорили еще неделю назад. удивительно то, что джинсоль оказалась в верном месте в правильное время, и чонын была этому сильно поражена. она постоянно посматривает на чон и засматривается на ее глубокие ямочки, на ее лучезарную улыбку, отдающуюся внутри странным теплом, разливающимся по всему телу. ким мотает головой. — там сзади магазинчик есть, там же продают виноградный сок, — джинсоль ищет что-то у себя в карманах и бросает чонын мятную жвачку. — мы что, прям сейчас будем? и зачем мне это? — чонын ловит ее, но не раскрывает. — после сигарет. да, будем сейчас. потому что я хочу пить, — джинсоль брови легонько хмурит, и чонын находит в этом что-то такое родное, запоминающееся, улыбается сама себе, а затем резко меняется в лице, когда чон заходит за дом, к черному ходу. там-то они и проникают внутрь здания. ходят по складу вдвоем, находят запакованные пачки парламента, бонда, ротманс, находят какие-то снэки, которые кладут к чонын в рюкзак и тихо смеются, шутя какие-то шутки про слипшуюся задницу. в самом темном углу джинсоль обнаруживает тот самый ящик, и чонын хватает его в свои руки, совсем тихо гремит стеклянными бутылками, находящимися сбоку от него, и девушки затихают, слыша, как за стеной кто-то ходит. у чонын по телу дрожь проходит. повезло хотя бы с тем, что ящики находились прямо в углу, где находится дверь, и если она раскроется, то никого работники заметить не смогут. чонын немного не рассчитывает свою силу и заваливается на те самые бутылки, громко гремит ими, и джинсоль, зарычав, пытается прикрыть ким, потому и нависает над ней, рот закрывает ее ладонью. дверь резко распахивается. — ты слышал это? — мужской голос еле слышно раздается в этом помещении из-за шепота, и второй, что был с ним, только отрицательно мычит. — уши промой, идиот. — иди работай лучше. тебе еще в зале полы отмыть нужно, — второй голос звучит злее, и чонын совсем тихо прыскает прямо в ладонь джинсоль, прижимающуюся к ее лбу своим. мурашки бегут уже не по телу чонын, а по телу джинсоль, которая резко поднимается, когда осознает все то, что здесь происходит. она отходит назад, врезается в стеллажи и полки, и ящики со звоном падают. чонын не успевает опомниться, джинсоль выхватывает у нее ящик, и они вместе бегут через коробки и ящики к выходу. дверь снова распахивается, мужчины что-то громко гавкают им, грозятся полицией и дубинками, которые ищут, а девушек уже и след простыл. джинсоль ставит на траву тот самый ящик и плюхается в нее коленями, руками касается и звонко смеется, пока чонын смотрит на девушку, вытирая капельки пота со лба. счастливое лицо джинсоль — это то, что чонын всегда готова была видеть перед собой. ее блестящие приоткрытые губы, которые изгибались в яркой улыбке, ее ямочки, сверкающие под светом фонаря, а еще темные-темные глаза, в которых можно было утонуть, как в необъятном космосе, закрытом ото всех. — ты сама его украла и без моей помощи, — чонын смотрит на джинсоль, протягивающую ей руку, и она снова хватается за нее, чон тянет девушку на себя, и ким падает прямо на нее, нависая сверху. ее ладони совсем невесомо касаются травы и волос соль. — ты не думаешь, что это был просто предлог повеселиться вместе? — джинсоль пальцами проводит по щеке чонын, и ким тяжело вздыхает, ощущая, как ее скулы сводит от приятного чувства внутри. — теперь думаю, — чонын улыбается ей в ответ и глаза прикрывает, когда джинсоль прикасается к ее щеке своей ладонью и мягко поглаживает кожу. джинсоль и чонын смотрят друг другу в глаза, и ни одна из них не пытается отвести свой взгляд куда-то в сторону, отвернуться, они изучают радужки напротив, и джинсоль сладко свою губу прикусывает, чувствуя напряжение, повисшее меж ними. это то самое приятное напряжение, которое появляется между людьми, когда они чувствуют химию, произошедшую когда-то меж ними. ким совсем осторожно голову поворачивает, схватившись при этом своей ладонью за запястье джинсоль, а после сладко чмокает ее руку. взгляд джинсоль до ужаса завороженный, она, как зачарованная, следит за каждым движением чонын, за ее губами, которые то прижимаются, то приоткрываются, они же блестят при тусклом свете и переливаются розовым цветом. — давай я научу тебя все-таки, — чонын усмехается прямо в пальцы джинсоль и касается своими губами уже их. — не хочешь меня научить чему-то новому? — например? — поцелуй. — джинсоль... ты не умеешь целоваться? — умею, п-просто... забудь! — джинсоль нервничает, пытается слегка оттолкнуть от себя чонын, но чонын крепко хватается за ее руку и перекладывает ее себе на плечо, сама резко приближается к лицу чон и горячо выдыхает ей прямо на губы. — или тебе просто интересно, каково это делать со мной? — чонын губы облизывает, кончиком слегка касается чоновских, и джинсоль кратко кивает, сглотнув вязкую слюну. — да... мне интересно это, — чон невесомо касается своими губами губ чонын и сразу же отрывается, когда слышит, как дверь того самого магазинчика громко хлопает и гремит. у джинсоль выбора просто нет: или она проводит время с чонын, или упускает эту возможность. каждые три дня в течение нескольких месяцев они встречались на том же самом месте, воровали из той же самой заправки сок и гуляли с двумя коробочками, пока остальные лежали у них в рюкзаках. они сидели вместе под мостом, пили, молча смотря вдаль. особенно на медленное течение реки, которое никогда не ускорялось и плыло само по себе. чонын смотрела на него, поправляя собственный капюшон, который сдувало сильным ветром, а затем взгляд переводила на джинсоль, что опиралась на изрисованную стену спиной. — джинсоль, — чонын отзывает джинсоль и мягко смотрит на нее, поджав собственные губы. — что? — чон отрывается от стены и колени сгибает, прижимая их к себе. — давай поспорим, что если мы снова встретимся в полицейском участке, то... — то поцелуемся. прямо там, — джинсоль не дает чонын договорить, смотрит на нее из-под козырька ее белой кепки, а затем усмехается, видя, как ким смущается и отворачивается в противоположную сторону. — ты не дала мне договорить! — чонын сжимает коробочку из-под сока и встает с бревна, на котором они вместе с джинсоль проводят время. — ты же хочешь этого не меньше меня, чони, — джинсоль голову в бок наклоняет, прежде чем чонын поворачивается в ее сторону и скрещивает руки у груди. — давай тогда пожмем друг другу руки, заключим пари, так сказать, — нахмурив брови, чонын прикусывает нижнюю губу, протягивая джинсоль свою подрагивающую от холода ладонь. у нее на костяшках всякие татуировки, по которым джинсоль пальцем любит водить, очерчивать их, спрашивать значение, и она, недолго думая, поднимается с бревна и крепко жмет чоныновскую руку. пари заключено.#
чонын и джинсоль не виделись уже три месяца. чонын не знала ни ее номера, ни то, где она живет. единственное, что она знала, так это то, что джинсоль обожает виноградный сок и что ей двадцать четыре года, что она обожает рыбок и собирать лего, а еще то, что она обожает читать русскую классику. искать с ней связи тоже было бесполезно, и поэтому чонын начала надеяться на обычную судьбу, в которую не верила толком. иногда в ее голове проскальзывали мысли о том, что пари было какой-то вещью, которую она никогда не сможет осуществить. это не тот спор, который нужно совершать, но это именно то, чего чонын желает. джиу снова встряхивает баллончик и проводит им идеальную линию по какому-то памятнику. она всегда выступала против нынешнего правительства, считала, что оно только мозги людям промывает о том, что в стране все хорошо, когда в этой жизни полно проблем с экологией, бедности, воровства и прочих вещей, на которых бы стоит акцентировать свое внимание. чонын сидит рядом на постаменте, доставая из мятой пачки мальборо сигарету. вторая за последние десять минут. — если ты так часто будешь курить, то это до добра тебя не доведет, чонын, — джиу снова трясет баллончик, встряхивает его изо всех сил, морщится, а затем прыскает им прямо по мрамору, усмехаясь сама себе. — отвали, джиу, — чонын встает с постамента, делает шаг вперед и чуть ли не падает, не замечая еще одну лишнюю ступень. ее уносит прямо на площадь, на которую она ногой ступает и сразу же выпрямляется. сигарета падает прямо на свежий асфальт. чонын наступает на нее ногой и тушит. в голове одна каша, а еще джинсоль. джинсоль и джинсоль, джинсоль и джинсоль. образ джинсоль. яркие глаза джинсоль. ее пухлые губы. мягкие щеки и ямочки. длинная шея и руки. у джиу из рук баллончик выпадает именно в тот момент, когда чонын окружают двое неизвестных. те самые, которое когда-то нападали на джиу просто потому, что она не дала им номер своего телефона и не согласилась познакомиться. со стороны наблюдать за этим очень тревожно, потому что джиу знала, какой силой обладала чонын, а еще желанием заступиться за тех, кого она любит. — мы пришли поквитаться с тобой, котенок, — один из парней усмехается, получая резко меж ног от чонын. стоит ему наклониться, чонын бьет его коленом по лицу и локтем по спине одновременно. он падает, а второй стоит и удивленно смотрит на эту картину, боясь даже пошевелиться. — ну а ты чего стоишь? зассал? беги к мамочке трусишки менять. не забудь их постирать, и, кстати, еще друга своего прихвати, — чонын усмехается, смотрит на джиу, а затем резко с локтя прописывает ему в лицо. он бьет ее в ответ, рефлекторно и не смотря, куда именно. мужской кулак прилетает чонын прямо в нос, и она делает шаг назад. кровь хлыщет ручьем, но девушка ее вытирает тыльной стороной ладони, размазывает по губам и щеке и снова нападает. парень успевает только уворачиваться, принимать некоторые удары и отходить назад, совсем не замечая того, как мимо площади проезжает полицейская машина. ее очень интересует то, что происходит на улице, и потому автомобиль останавливается. оттуда выходят старые знакомые чонын: старший лейтенант чон хиджин и младший лейтенант ха суен. драку сразу же прерывают. хиджин, будучи сильнее и опытнее суен, берется в первую очередь за буйную чонын, которой в глаза заглядывает и удивленно распахивает собственные, приоткрыв еще и рот. они смотрят друг на друга: чонын хватает ртом воздух и вытирает об плечо свое кровавое лицо, а хиджин с трепещущим сердцем сглатывает слюну, заключая девушку в наручники. она меняется в лице: хмурит брови и поджимает пересохшие губы. суен уже поместила того самого парня в машину. чонын в этот раз не сопротивляется, послушно идет к машине и посматривает на хиджин, которая, кажется, действительно нервничает: внутреннюю сторону щеки кусает, губы часто облизывает и морщится. — давно не виделись, старший лейтенант, — чонын усмехается, пока хиджин только поджимает губы, чувствуя сильнейшую боль в собственной грудной клетки, от которой не избавиться. — заткнись и сядь уже, — рявкает хиджин, и чонын послушно усаживается внутрь. хиджин плохо. ужасно плохо. она не ожидала того, что встретит чонын снова, спустя такое долгое время. они не виделись месяца два точно, но за это время хиджин уже успела понять, что чонын привлекла ее, когда они случайно пересеклись в баре, поцеловались и переспали на пьяную голову. чон еще какое-то время постояла на улице, поправляя фуражку, а затем грубо раскрыла дверь, усаживаясь за руль. суен бросает удивленный взгляд в сторону чон, но ничего не говорит. они направляются прямиком в полицейский участок, чтобы разъяснить, что случилось на площади. тишина заполняет машину, и суен становится некомфортно, как и чонын, поджавшей ноги. и хотя она хотела давно пнуть своего обидчика, но сдерживалась, чтобы не сорваться, как бешеная собака с цепи, которая вот-вот готова вцепиться в чью-то ногу и разорвать ее на части. уже в участке чонын чувствует себя расслабленно. сидит на стуле с наручниками на руках, посматривает на звенящую цепь, а еще играется с ней пальцами, дергая ногой. дверь снова распахивается, и в участок уже приводят другого человека, на которого чонын внимания не обращает. а зря. девушку прижимают лицом к стене, проверяют ее карманы на наличие каких-либо колющих и режущих предметов, всяких пакетиков и прочего, а затем просят назвать имя. чонын резко оборачивается и удивленно смотрит на девушку-блондинку с отросшими темными корнями, с разбитой губой, в наручниках и с пачкой винстона в кармане ее рубашки, которая совсем незаметно выглядывает из-под ткани. — чон джинсоль, младший лейтенант ха. звеня наручниками, чонын удивленно смотрит на джинсоль, на чьем лице была хитрая улыбка с карими бешеными глазами.