Дом, в котором мальчики и все-все-все

Смешанная
NC-17
В процессе
8
автор
Размер:
планируется Миди, написано 6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
8 Нравится 3 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

***

Сначала было страшно. Голос отчима напоминал холодный, отрывистый лай. Мужчина судорожно выдвигал ящики прикроватной тумбы, едва ли не выдёргивая их в попытках найти что-нибудь потяжелее, пока женщина в его постели, придвинувшись ближе к краю, робко просила его простить любопытство пасынка. Тилль ещё никогда не забегал в свою комнату так быстро. Он не хотел ничего дурного, совершенно! В конце концов, приоткрытая дверь всегда будет искушать мимопроходящего, зазывая заглянуть за неё хотя бы одним глазком. Особенно если оттуда доносятся непонятные звуки, будоражащие не только слух, но и странное, жаркое «нечто» внизу живота... Короче говоря, Тилль был не виноват. Вернее, сам он себя виноватым точно не считал. Но напуган был до чёртиков. Потому, что отчим был явно другого мнения насчёт этой ситуации. Потому, что вслед за «страшно» стало «больно».

***

Дом на окраине города был серый. Трёхэтажный, почти огромный и хмурый, но прежде всего – серый. И, пока что, далёкий. Мальчишка едва ли понимал, что это за место и почему отчим вёл его туда. Но догадывался: туда он попадёт надолго, чем бы это здание ни было. Красноречивей всего на это намекал чемодан, набитый личными вещами. Маленькие колёсики отстукивали тихий, сбивчивый ритм, наезжая на камни, отчего чемодан иной раз чуть не заваливался набок, и уже было не так и понятно, что проще: тащить его за собой по земле или всё-таки забросить на спину. Впрочем, сейчас мальчику не было никакого дела до этого – тащил ведь не он. Осень этим днём вела себя не совсем по-осеннему. Жаркое солнце, словно мама-кошка, вылизывающая своих котят, касалось густых, тяжёлых туч, заслонявших его лучи от белеющих невдалеке новостроек. Душно. Наверное, к ночи начнёт дождить. Чëрные спутанные волосы липли ко лбу, едва прикрывая длинный шрам, рассёкший левую бровь, ладони размазывали по щекам пыль и крохотные капельки слёз. Закутанный в тонёхонькую куртку, мальчик был похож на встревоженного воронëнка. Изредка он бросал взгляд на идущего чуть впереди отчима. Тот ни разу не обернулся, не замедлил шаг. Только чертыхнулся и «блякнул» пару раз на надоевший чемодан. Они остановились на пороге здания. Мужчина, строго наказав мальчонке никуда с места не двигаться, зашёл внутрь. И время зашелестело тихими перешёптываниями редкого ветерка. Разглядывать было нечего. Дверь никакого интереса не представляла, а от стен веяло неприятным холодом. К ним не хотелось подходить ближе. А вот если послушать... Из-за дома доносились детские голоса. Смешки, выкрики, переругивания и снова смешки. На несколько мгновений тревога всё же уступила ребяческому любопытству. Тилль, может, был бы и рад заглянуть за угол, двинуться на звук, но отчим пообещал «намылить ему шею», если тот отойдёт хотя бы на шаг. Поэтому он оставался на месте, усевшись на одну из ступенек. Ждать. Непонятно, чего или кого. Но ждать. Ожидание прервал скрип и выглянувший из-за двери незнакомый мужчина. – Эй, малец? Ты, что ли, новичок? – хрипловато окликнул он, и мальчик машинально кивнул, поднимая на него взгляд, – Ну, айда тогда со мной. Мужчина был не особо высок. Поджарый и загорелый, улыбался он приветливо, да и лицо его само по себе было довольно добрым. Самодельная «бандана» из старой зелёной футболки закрывала его голову так, что невозможно было сразу угадать, есть ли под ней шевелюра или всё-таки нет. – Ну, чего замер? Испугался, что ли? – он покачал головой и улыбнулся чуть шире, – Я тебя не обижу. Пойдём. Мальчишка снова кивнул, спешно поднялся на ноги, подходя ближе к незнакомцу, и несмело протянул ему ладонь. Тот, рассмеявшись и пожав протянутую руку, повёл его за собой вглубь здания. Внутри было... непонятно. Мальчик невольно натянул свою курточку, запахиваясь плотнее. Единственный уцелевший глаз всматривался в каждую деталь вокруг, в каждую мелочь, в общем, во всё, во что можно было всмотреться. Старые стены коридоров то тут, то там рассекали трещины, словно морщины, – где побольше, где поменьше. На идущих оборачивались снующие – дети: кто постарше, кто помладше. В основном, младшие, невпопад выкрикивавшие «Привет!» и «Ой, глядите!» Тилль старался подолгу не задерживать на них взгляд, тем более куда больше его заинтересовали рисунки и надписи на кое-где отсыревшей штукатурке. – Здесь можно рисовать на стенах? – поинтересовался он, осторожно потянув своего старшего спутника за штанину, а после слегка стушевался: – Извините. Как вас зовут? – Меня называют Алёшей. – улыбнулся мужчина и подмигнул ему, – Поэтому так ко мне и обращайся. – У вас необычное имя... – Это не имя. Мальчик замедлил шаг, вопросительно приподнимая брови. – Кличка. – пояснил Алёша, подводя его к лестнице, – В этом месте каждый обзаводится своей. Со временем у тебя тоже появится кличка. – Почему? – в мальчишеском взгляде читалось искреннее удивление. Мужчина только потрепал его по волосам и, проведя его в самый конец коридора, открыл дверь: – Проходи. Это моя каморка, мы с тобой посидим тут, пока большие дяди решают, что с тобой делать. – А что со мной должны сделать? – вопрос прозвучал больше растерянно, чем изумлённо, и прежняя тревога вновь дала о себе знать, – А мои вещи... И отч... отец? – Спокойно. Обо всём по порядку. – Алёша усадил мальчонку на деревянный стул и присел перед ним на корточки. В комнатке было светло и тесно. Пахло табаком. Справа от двери стояла старая деревянная кровать, накрытая тонким серым пледом. Почти впритык к изголовью – окно, напротив него – письменный стол, на котором стояло несколько тубусов со всякими карандашами-ручками и коробка с бумагой. Рядом стул, на спинку которого было навешано много одежды и на котором теперь сидел Тилль. В левом углу комнаты – тяжёлая деревянная тумба, на неё уместились проигрыватель и пара пластинок. Все стены были увешаны бумажными модельками, оригами, самодельными ловцами снов из веток и рисунками. Почти на каждом были подписи: «Алёше», «от Птиц», «от Кнопки», «от Кнопки Алёше», «от Кнопки с пожеланиями всего самого лучшего»... Но главным украшением многие, заходившие сюда, всё-таки считали красавицу-гитару, висящую на гвоздике на расшитом узорами ремне. – Выходит, это что-то, вроде детского лагеря? Или приюта… – мальчик наклонил голову набок, глядя на Алёшу, – Воспитатели, группы… – Отнюдь. – мужчина снова улыбнулся, похлопывая себя по карманам, – Это многим большее, чем приют. Это Дом. Другого такого ты не сыщешь ни в одном уголке земли, за это я могу поручиться. – Не понимаю... – Тебе и не обязательно. Каждый здесь чего-то да не понимает. – он пожал плечами и вынул из кармана потёртых джинс пачку сигарет, – О чём-то тебе ребята расскажут, а что-то сам Дом поведает. Если захочет. И если не струсишь... На дым табачный не чихаешь? Я в окошко, конечно, но всё-таки. – Нет... – Ну, смотри. Как постарше будешь, приходи угоститься, если захочешь. Они просидели до самого вечера. Алёша, опустившись на край кровати, успел рассказать, что в Доме обитает пять групп, негласно зовущихся стаями. Среди них: Фазаны – один похожий на другого, все прилежные да послушные, только гадостные, как живут стаей, так ею же способны наброситься на своего же сородича; Крысы – ребята яркие, громкие и до ужаса драматичные, причём, действительно «до ужаса»; Птицы – вот уж, среди кого спокойствие можно назвать по-настоящему мертвенным; Псы – модники, ведомые крепкой рукой своего лидера; и стая, не имеющая животного названия, разношёрстная сборная солянка – Четвёртая. У каждой стаи есть свой вожак, к нему прислушиваются остальные. Воспитатели, зачастую, играют свою роль лишь номинально, но мелочь их всё равно шугается. – Есть ещё девичье крыло. – Алёша провëл пальцем по краю стеклянной пепельницы и ухмыльнулся, – Но я в их васильки да розочки не лезу, несолидно мне. Ты, как освоишься, разыщи Пастушку. Вот уж кто тебе всё о местных красавицах понарасскажет. – Пастушку... – задумчиво протянул мальчик, – Всё равно не понимаю. Но когда-нибудь пойму. Стук в дверь. Тилль резко обернулся на звук. Алёша спокойно поднялся на ноги и подошёл ближе к выходу. Дверь скрипнула, и в проёме появился широкоплечий бородатый мужчина, одетый в строгий, но, судя по всему, довольно удобный костюм. – Благодарю, что посидели с мальчишкой. – Не стоит, вы же знаете, мне в радость... – Вот я как раз об этой радости. – он поправил очки, съехавшие к кончику носа, – Его решено направить в вашу группу. Вещи вы можете забрать в моём кабинете. Произнеся это, мужчина кивнул и удалился. Алёша моргнул. Потом повернул голову в сторону новоиспечённого воспитанника. И улыбнулся, как ни в чём не бывало. – А этого дядьку у нас Сказочником зовут. Уж не знаю, за то ли, что он истории для ребятни сочиняет, или за его умение байки плести, чтобы денег побольше выбивать... – произнёс он, кивая и подзывая мальчика к себе рукой, – Но и не наша это с тобой забота. Айда пожитки твои забирать. – А вас почему Алёшей прозвали? – Тилль вышел из комнатки, и воспитатель запер её на ключ. – По кочану. К вечеру детей в коридорах было больше. Меж комнатами мелькало много старших, редкий из них не здоровался с Алёшей, не махал ему рукой. Мужчина махал им в ответ, через раз показывая пальцами что-то, совершенно Тиллю непонятное. Всё кругом двигалось, перемещалось, галдело, скрипело, фыркало... – Посторони-ись! Мимо промчался мальчуган на инвалидной коляске, вслед за ним с топотом и грохотом пронеслись ещё двое, эхом унося за собой протяжное: «Тормози ты, тормози!» Долговязый, худой юноша, стоявший у стены, проводил их долгим взглядом. Потом подтянул рукав длиннющей чёрной рубашки, обнажая протез, и взглянул на выцарапанный на нём циферблат. Покачал головой. Завидев Алёшу, парень дёрнул кистью, привлекая внимание, и буквально в два шага оказался рядом с ним. Алёша тут же приподнял руку в жесте «стоп». – Не сейчас. Видишь, малька заселить надо. – он подтянул Тилля ближе к себе. Долговязый взглянул на них обоих заметно округлившимися глазами и вытянул здоровую руку к мальчику, ткнув ему в щёку указательным пальцем. – К нам? – прохрипел юноша, совершенно не обратив внимание на то, как сморщился Тилль. – Нет. На этот раз нет. – воспитатель покачал головой и сделал шаг вперёд, вынуждая старшего воспитанника посторониться. После – молча двинулся дальше, тихо щёлкнув языком и перехватив младшего мальчишку за руку. – А это... – начал было Тилль, но, увидев, как нахмурился Алёша, тут же смолк. – Узнаешь. Обо всём ещё узнаешь... Воспитатель выпустил руку мальчика из своей и поставил на пол чемодан с вещами, остановившись перед приоткрытой дверью, за которой раздавалось шумное, оживлённое гудение. – Ну, что. Добро пожаловать. – он ласково потрепал Тилля по голове и заглянул в комнату, – Ребятки, в нашем полку прибыло. Встречайте новобранца. Алёша снова повернулся, проговорив негромко: «Теперь сам, малец». Улыбнулся, только на этот раз как-то тускло, и зашагал дальше по коридору. Ушёл. И прежнее ощущение тревоги, словно караулившее всё это время откуда-то из-за угла, зажало Тилля в свои тиски с новой силой. – Ты чего встал-то? Заходи, раз привели. Чемодан с его вещами уже оперативно затаскивали в комнату, поэтому мальчик поспешил зайти сам и перехватить тот за ручку: – Не трожь. Не твоё... Мальчишки, потеряв интерес к картам, разложенным на поставленной меж двух кроватей тумбе, повскакивали со своих мест и обступили новичка, сосредоточенно его рассматривая, едва ли не принюхиваясь к нему. Ведь все «приходящие» приносят с собой особый запах. Оттуда. Из города. Из мрачной и неприветливой Наружности. Тилль невольно напрягся, сжимая ручку чемодана в своей руке и всматриваясь в фигуры и лица тех, с кем ему предстояло делить комнату. Разноцветные рубашки и футболки, у кого-то выцвевшие и полинявшие; джинсы и брюки, у парочки на коленях красовались огромные дыры... Но, что первым делом бросалось в глаза, – ошейники. Поголовно все присутствующие носили ошейники. Кожаные и плетёные, с кольцами и без. Некоторые были сделаны из подручных средств и просто представляли из себя обрезок ремня. – Ай-яй-яй. – раздалось откуда-то сбоку, – С тебя ещё ничего не попросили, а ты уже жадничаешь! Разве можно жадничать? Тем более, со своими же состайниками. Так и общипанным в первый же день остаться можно. Тилль повернул голову в сторону и нахмурился. Невысокий парниша соскочил со своей постели и, растолкав скучковавшихся состайников, подошёл к нему. Чёрные волосы, поблёскивающие седыми прядками, доходили ему до груди. Растительность на лице походила на козью бородку, скрученную в два тонких стручка, торчащих в разные стороны. – «Жуть какая-то... – на короткое мгновение подумалось Тиллю, обратившему внимание на его огромные мешки под глазами, – Он спит вообще?» От парня несло хозяйственным мылом и жжёной тканью. Тилль чуть заметно поморщился. Хотелось отвернуться, а ещё лучше – шмыгнуть обратно к Алёше. Но пути к отступлению были отрезаны... – А-ну разбежались! – позади раздался громкий рявк, и мальчишка зажмурился на несколько секунд. Когда он открыл глаза, обступавшие его состайники уже спешно усаживались на постели и матрацы, то и дело бросая взгляд в сторону дверного проёма. Только тот, с козьей бородкой оставался стоять на месте. Тилль обернулся. В комнату шагнул ещё один юноша – широкоплечий, выстриженный почти под ноль, со странно заострёнными кончиками ушей. Голос его звучал грубо и плотно. – «Вожак?» – мелькнуло в мыслях мальчика. – Заколебали меня ваши гиеньи хороводы. – тот смерил взглядом сначала Тилля, потом стоявшего рядом паренька, – Чей это? – Наш. – последовал ответ, – Свежачок, можно сказать, Добер, вот только-только... – Много болтаешь, Серолобый. – Доберман подошёл ближе к новичку, – Свой привёл или директор открестился? – Свой-свой, Алёша сам его... – Так хули вы, черти, устроили здесь тогда? Грозный взгляд Добермана коснулся каждого уголка комнаты, где сидели стайные мальчишки. В комнате стало тихо. Пауза затянулась на несколько долгих секунд. – Пёс с вами. Юноша подхватил Тилля под руку и поволок к пустующей в углу кровати. Стая, словно по команде «отомри», снова завозилась, зашепталась, загудела. – Звать меня Доберман. – представившись, он усадил новенького на постель, глядя на него строго, – Теперь ты с нами, среди Псов. К завтрашнему вечеру тебе сообразят первый ошейник, твоя задача – срастись с ним, как с данным при рождении. Это – знак твоей принадлежности к стае. Далее по мелочи: мне не дерзить, распорядок дня ухватишь на ходу, не ухватишь – твои проблемы. Пинать приживаться тебя здесь никто не будет, захочешь – сам освоишься. Alles. Он развернулся и отошёл к компашке, вернувшейся к раскинутым на тумбе картам. Тилль пересел к изголовью постели и поджал ноги к груди, прерывисто выдыхая. Странно. И оттого снова – страшно. – «Ты привыкнешь. Ты обязательно привыкнешь...» – утешающе зашептал голос в голове. Мальчик сомкнул веки и глубоко вдохнул, прикусывая нижнюю губу. За дверью раздался приближающийся топот и сопутствующее ему металлическое позвякиванье. – «Слишком много лиц. – Тилль сначала зажмурился, а после приоткрыл глаза, – Всех и не запомнишь сразу. Алёша, Сказочник, Доберман... Серолобый с другими состайниками, ещё парнишка тот, в коридоре. Много. Много всех. Не надо больше!» Он вдруг зажал голову обеими руками и сжался, словно бы желал превратиться в крохотный ежиный комочек, спрятаться за надёжным колючим одеялом, не подпускающим посторонних ближе. – «Не надо больше!» Доберман бросил в его сторону беглый, но внимательный взгляд, и тихо, беззлобно фыркнул. – Вы чего тут сидите? – в дверной проём просунулась стриженая под горшок голова, – Алёша в Центральник гитару сейчас вытащит, идёмте скорее! Тилль ослабил кисти, услышав знакомую кличку, но с места не сдвинулся и взгляда не поднял. Чужие голоса зазвучали громче и бодрей, по полу затопали ноги, заскрипели колёса инвалидной коляски... Да, кажется, коляска была всего одна. Потом стало потише. Только нос снова уловил запах хозяйственного мыла. – Беспокойник. Голос прозвучал совсем рядом. Тилль съёжился. На плечо опустилась суховатая кисть. – Оглох, что ли? Тилль медленно поднял глаза к лицу наклонившегося над ним Серолобого: – Ты... меня так назвал, что ли? – Считай, не я. Добер. Я, конечно, первый к тебе так обратился, но... Короче. Пошли, нефиг от стаи отбиваться. Мальчишка неохотно опустил руки и медленно слез с кровати. – Выходит, меня теперь так зовут? – Вот это ты гений логики, конечно, пацан, блин. Магистр. – усмехнулся старший, – Пошли, тебе говорят. Крёстного своего потом поблагодаришь. – Крёстного? – Хорош тупить, а. Двигай в коридор. Струны тихо дрожали под мягкими щипками мужских пальцев. «Меня тогда едва втиснули в толпу, буркнув что-то про отбой через час и про то, что я обязательно должен послушать. Я слушал. И потихоньку ловил себя на мысли о том, что вообще ничего не понял. В смысле... Не понял, что вообще сегодня произошло. Мне всё ещё странно. И страшно. Но я толком не понимаю, чего именно я боюсь. Я не знаю... Алёша красиво играет, мне нравится то, что я слышу, когда я выныриваю из своих мыслей. Теперь я живу здесь, и он мой воспитатель. У меня есть крёстный, и я вообще без понятия, что это такое, и почему крёстный... Вообще в тринадцать нормально «быть без понятия». Сейчас я уверен только в том, что меня зовут Ти... Нет. И как тут быть хоть в чём-то уверенным, когда даже твоё имя уже не твоё?! Вот так. Приходишь ты фиг знает, куда, Тиллем – а под конец дня ты уже не Тилль. Беспокойник. И живи с этим, как живётся...»
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.