Не молчи

В первый раз, когда Энджи кусает Гила, он делает это неаккуратно — жажда к тому моменту успела затуманить разум — он слишком крепко хватает Гила за шею, валит его на подушки и впивается клыками так сильно, что тот протяжно стонет. И этот стон, болезненный и прерывистый, отскакивает эхом от стен комнаты. Энджи пугается резкого звука и тут же отклоняется назад, слепо шаря глазами по свежим следам от клыков на чужой шее. Ранки глубокие, наверняка будут заживать долго даже с учетом вампирской регенерации. Края рваные и выглядят на бледной шее ужасно. Энджи так и застыл, следя глазами за тем, как Гил болезненно морщится и ладонью зажимает раны, размазывая кровь по коже. Ему чудится, будто его мир сжался до размеров кровавых рисунков под испачканными перчатками. Кажется, Энджи хочет извиниться, но кровь на клыках как будто лишает его возможности говорить, и он может только вновь смыкать и размыкать губы, захватывая самым кончиком языка алые капли. Они на вкус оказались крепче любого алкоголя, и у Энджи от этого голова идет кругом, и горло начинает саднить почти сразу, будто от перца. И тогда Гил смеется. Тихо и мягко, как будто боится испугать. И точно так же мягко приподнимается на локтях, кладет правую — не запятнанную алыми разводами — руку на шею Энджи, тянет чуть ближе, на уровень горящих алым пламенем глаз, и, наклонившись к самому уху, что-то шепчет. Хриплый голос врывается в сознание и бьет по разуму словно набатом, острый запах крови щекочет ноздри, а раны раздражают зрение, расплываясь бесформенными пятнами. Кожа, где касаются чужие губы, словно полыхает, а щеки от будоражащей близости покалывает. Фокус глаз смазывается от подступивших слез, когда пальцы, обтянутые грубой, по сравнению с кожей, тканью перчаток, проникают под майку и скользят вверх, ласкающе надавливая на каждый позвонок, пока не останавливаются на затылке, мягко оттянув волосы. Энджи даже не успевает ничего понять, потому что потом Гил аккуратно тянет его за собой, прижимая к своей шее. С другой стороны, где укуса еще не было. Слезы скатываются по щекам Энджи, оставляя соленые дорожки. В этот раз на ряду с перцем на языке разливается горечь, когда клыки вонзаются в подставленное горло, а по губам прокатывается вибрация чужого гортанного стона. Все последующие разы Энджи постарается быть аккуратнее.

***

Два маленьких шрама выглядывают из-под ворота мундира Гила, когда они в гримерке отходят от недавно проведенного концерта. Адреналин до сих пор бурлит в крови, заставляя щеки гореть от жара, а глаза блестеть от переизбытка чувств. Восхищение и горячее удовлетворение растекаются по венам как огненные всполохи. Было так хорошо ровно до тех пор, пока Энджи не замечает белеющие следы на чужой коже. Еле заметные, они, тем не менее, бросились в глаза, и Энджи так и застывает, прикипев взглядом к белым отметинам. Наглядному подтверждению тому, как он себя тогда повел. Чертово чудовище без капли самоконтроля. — Энджи? — голос Гила, такой сейчас непривычно мягкий, едва удается распознать сквозь мнимый шум в ушах, и Энджи удивленно моргает, замечая, что на периферии зрения больше нет ни Евы, ни Робина. Только он и Гил. Опять. Как в тот вечер. Энджи несмело поднимает взгляд, наконец упуская из виду шрамы на чужой шее. Гил стоит вполоборота, внимательно следя за ним глазами, а рука его оттягивает все больше ворот рубашки с галстуком, как будто те душат. И Энджи снова видит следы от собственных клыков. Горло сжимается в спазме, когда в памяти всплывает фантомное ощущение чужой горячей крови на языке, а клыки в ту же секунду царапают больно нижнюю губу. Кажется, Энджи только успевает моргнуть, как Гил неожиданно оказывается непозволительно близко. Его обволакивает тонкий запах лаванды, смешанный с острым запахом крови, что пробивается сквозь тонкую кожу и щекочет ноздри, оседая пряным привкусом на горле. В одну секунду весь мир как будто остановил свое движение, оставив для Энджи только будоражащие сознание ощущения. — Энджи, — в этот раз голос звучит настойчивее, и вместе с этим ладони в перчатках бережно обхватывают лицо, заставив наконец Энджи поднять взгляд. — Что с тобой происходит? Голос Гила совсем переходит на шепот, будто он боится неосторожным громким словом спугнуть. — Я… я не знаю, — выходит сипло, на грани свистящего хрипа, как будто горло сжало жгутами. Или это руки на лице так сдавили? Как будто бы это было действительно так, Энджи опускает голову, мягко отстраняя чужие ладони, вместо этого макушкой упираясь Гилу чуть выше ключиц. — Прости. Я… п-прости. — Чшшш, — когда на волосы опустилась чужая ладонь, ласково перебирая волосы, а после макушки коснулись губы, Энджи со всей силы сжимает зубы, чтобы не отпрянуть от прикосновений — настолько они показались ему непривычными. — Не извиняйся. Что тебя тревожит? Наверное, если бы этот вопрос был задан напрямую — глаза в глаза, то Энджи бы не смог вымолвить в ответ ни слова. Но сейчас они не смотрели друг на друга. Энджи только ощущал дыхание на своих волосах, пальцы, что мягко оттягивали пряди, и… чувствовал ток крови под кожей. Перед глазами плывет, когда он делает особенно глубокий вдох, проведя носом по ключице. Пальцы на волосах сжимаются сильнее. — Кровь, — на грани слышимости шепчет Энджи, смяв пальцами рубашку на спине Гила. — Я… Прости. Когда над ухом послышался мягкий смешок, Энджи не сдержался и поднял взгляд, чем и воспользовался Гил, снова обхватив его лицо ладонями и тронув губами переносицу. И, кажется, с этим прикосновением уходит все скопившееся между ними напряжение. — Энджи, ты вампир, — слова Гила, произнесенные этим его непривычно мягким голосом, как будто распалили в душе чернеющие угли чего-то… Жгучего. Необузданного. Живого. И они же словно заставили саму суть наконец проявить себя, отчего кончики пальцев закололо от напряжения и ощущения разливающегося по телу как будто бы жидкого пламени. — Ты можешь не сдерживаться сейчас. Я позволяю. И с этим тихим «позволяю», сказанным шепотом у самой шеи, срывает все стоп-краны. В прошлый раз Энджи зарекся быть аккуратнее, но, кажется, «следующий раз» — это явно не сейчас. Клыки входят в кожу удивительно легко — язык сначала обжигает чуть солоноватый вкус кожи на стыке шеи и плеча, а после на горле разливается острый привкус перца. Однако сейчас кровь кажется на вкус… как будто бы слаще. И от этого словно фейерверки взрываются у Энджи под веками. Руки Гила все также ласково гладят его по волосам, лишь в некоторые моменты, когда клыки погружаются глубже, сжимая пряди. Это помогает удержать сознание на плаву в те секунды, когда, казалось бы, единственное, что остается на периферии сознания — это мысль вгрызться в шею еще и еще множество раз, вытягивая по капле всю кровь из бешено бьющейся артерии. Момент, когда Гил протяжно застонал и особенно сильно стиснул явно непослушными пальцами его волосы, как будто бы растянулся в сознании Энджи на целую вечность, но вместе с тем его можно было сжать в долю секунды, потому что это отрезвило. Слишком быстро отрезвило. В мгновение ока Энджи разомкнул губы и отпрянул, придержав пошатнувшегося Гила за плечи и прислонив его к стене. Они все еще были тесно прижаты друг к другу, так что Энджи чувствует чужое сбитое дыхание на своем лице и видит прямо перед собой помутневший взгляд цвета аметиста. — Энджи-и, — протяжно тянет Гил и тяжело приваливается к плечу. Дыхание его такое громкое, что, кажется, даже заглушает истеричное биение сердца Энджи — единственного звука, что существовал до этого в комнате. — Укуси… Укуси еще раз. Неверующе Энджи вглядывается в чужое лицо, пытаясь найти на нем… что-то, что может опровергнуть сказанные только что Гилом слова, но взгляд только цепляется за аккуратные — в этот раз — ранки на шее. Они выглядят что кровавые цветы на слишком бледной коже, и кровь струится из них ниже, минуя ворот распахнутой рубашки, оставляя за собой узоры. На принятие решения уходит, кажется, всего мгновение, и в следующую секунду Энджи склоняется ниже, ловит языком кровь на тяжело вздымающейся груди, хмурится и прижимается сильнее, ведя вверх, чтобы не осталось ни следа кровавых отпечатков на коже. Гил на это откидывает голову назад, кажется, ударяясь о стену и открывая еще больше незащищенное горло, и рвано выдыхает. Энджи словно следует за этим звуком — размашисто проводит языком по следам укуса, закрывая ранки, и мягко ведет губами выше, пятная поцелуями с едва заметными кровавыми следами кожу. Маленькие красные отпечатки остаются на всей левой стороне шеи, на мочке уха рядом с серьгой, на линии челюсти и в уголке губ чуть выше места, где размазалась помада. Энджи по-кошачьи слизывает ее остатки с губ и ловит языком свое имя, произнесенное на выдохе. Потом он прижимает Гила еще теснее к стене, отчетливо чувствуя дрожь его тела и наконец наклоняется к другой стороне шеи. Прямо к шрамам. Сначала Энджи целует, как будто хочет стереть их с кожи, а после аккуратно погружает клыки. Он пьет медленно и осторожно, прислушиваясь к чужому дыханию, чтобы вовремя остановиться. И, когда чувствует, что руки на его волосах слабеют, а голова тяжело откидывается, то действительно останавливается. Энджи проводит языком по ранам, чтобы собрать всю кровь и аккуратно садит Гила на пол, подхватив за плечи и опускаясь следом на колени. Гил приваливается к стене расслабленно, закрыв глаза и откинув голову, и дышит тяжело, сглатывая слюну при каждом вдохе. — Гил, — тихо зовет Энджи и тянется рукой к этому невозможному лицу. Он кладет ладонь на чужую щеку и стирает пальцем в уголке глаза потекшую из-за подступивших слёз стрелку. — Ты в порядке? — Да, — произносит тихо Гил и льнет ближе к прикосновению, ловя и удерживая руку, которую Энджи уже было хотел отдернуть. — Просто давно никому не давал своей крови… Непривычно. Но я в порядке. И словно в подтверждение он обхватывает свободной рукой Энджи за шею и тянет на себя, укладывая себе на грудь и обнимая. И Энджи расслабляется, льнет ближе доверчиво, обхватывая руками в ответ и чувствуя как слезы собираются в уголках глаз. — Гил, я… прости… — Тебе не за что извиняться. Я же сам тебе позволил укусить, — тихо говорит Гил, подцепив Энджи пальцами за подбородок и заставляя посмотреть на себя. И Энджи видит. Видит кровавые, еле видные отпечатки губ на лице и шее, видит размазанную стрелку, видит губы с остатками помады на самом уголке — и слезы сами срываются с ресниц, а слова, такие сейчас важные, застывают в горле. Гил мягко улыбается, большим пальцем стирая солёные дорожки со щёк, и глаза его как будто сияют. Наклонившись к самым губам Энджи он шепчет, касаясь кончиком носа щеки: — В следующий раз не молчи. Просто скажи — и я позволю. В следующий раз… В следующий раз Энджи не будет молчать. Он обязательно скажет. И не только про жажду.