"Вы знаете, мой "друг", бывает как сегодня..."
Дилюк никогда не понимал улыбки отца, когда тот читал пропитанные дурманящим запахом цветов письма. Не понимал этой нежности, нескрываемой влюблённости во взгляде тёмных алых, усталых от бессонных ночей глаз - понял только сейчас, когда, разбирая вещи в его кабинете на винокурне, в ящике нашёл аккуратную стопку давно вскрытых, но всё ещё пахнущих писем, запечатанных когда-то незнакомой гербовой печатью. Через четыре года после его смерти, тогда, когда нехотя вернулся во владения бога ветров и свободы. Кем был тот человек, заключивший обращение в кавычки? Рагнвиндр не знал, не знал он и причину, по которой конвертов всегда было два, и один из них Крепус неизменно отдавал Кэйе. Капитан кавалерии Ордо Фавониус ни разу не заикался об этом при нём и на прямые вопросы отвечал уклончиво, и в детстве тоже, и прятал письма от мальчишки надёжно, забрал их из своей спальни в первую очередь, когда, после смерти Рагнвиндра старшего, поспешно перебирался в жилые комнаты штаба. Отложив письма до последующей свободной минуты прочтения, молодой человек не смог смириться с мыслью о молчании названного брата - под личиной Полуночного героя - какое же, всё таки, убогое прозвище - он видел раз или два в месяц, как Альберих появляется подозрительно близко к окупированному Фатуи отелю "Гёте", с неожиданно серьёзным лицом о чём-то коротко, оглядываясь шкодливо, переговаривался с мужчиной в маске, что обязательно отдавал ему конверт, иногда - посылку, или принимал то же в ответ, на вытянутых руках, уважительно. Видел, но не слышал. Несколько писем в кабинете отца не были открыты - очевидно, пришли после его смерти, и если кэйины конверты оказывались в его руках стараниями прислуги, письма, адресованные Крепусу падали на его стол. Как и Дилюк, работники винокурни тяжело переживали смерть мужчины."Мой дорогой друг, Что холод, что жара, от вас не слышно вестей. Мои шпионы, очевидно, ничего не знают и нагло врут мне в лицо. Прошу вас, отзовитесь. Ваш век, очевидно, был бы короче моего, вам известно, с чем я столкнулся в своей жизни, но не может же быть, что настолько. Я не сказал вам всего, что хотел, а многое и не посмел бы сказать. Мой сын пишет письма сам, не упоминает вас в них ни словом и мне трудно унять своё беспокойство. Я извожу чернила, надеясь на ответ. Я не знаю обстановки в Мондштадте, ведь новости доходят слишком медленно. Я всё ещё надеюсь на ответ, прошу, утешьте меня хоть одним, хотя бы коротким письмом, Крепус, я ведь обещал приехать к вам снова, и я обязательно приеду..."
Словно ударом по голове, перед глазами всплывают давние, пятнадцати, а то и шестнадцати лет давности воспоминания: дождливый вечер, отец читает совсем маленькому Дилюку на ночь, сидя в кресле перед камином, усевшегося на его коленях мальчишку заботливо укутав в плед. Мамы уже давно не было рядом - оставался только Крепус, заботливая и строгая горничная, заодно ставшая нянькой, молодой тогда Эльзер, что в тот вечер подбежал к ним, прерывая мужчину, нашёптывая что-то тихо на ухо. Сонный мальчик тогда ничего не расслышал, был спешно передан на попечение няньки, уведшей его в детскую. Он лишь мельком увидел, когда поднимался по лестнице, стоящего перед распахнутой дверью мужчину, примерно возраста Дилюка мокрого до нитки ребёнка на его руках, чей единственный глаз смотрел в душу уводимому в спальню мальчишке. Кэйа помнил эту историю иначе, но Рагнвиндру никогда не рассказывал - отмахивался смешливо, переводил тему, когда отец рассказать не успел. Дилюк готов порвать его на куски за улыбку, которой он встречает письма на собственном столе. - И? - подняв на него взгляд, щурит глаз мужчина. - Я тоже так умею. - он приподнимает стопку с просьбами жителей, отпускает, чтобы та, подчинившись законам гравитации, рухнула глухо на столешницу. - Что это должно значить, мастер Дилюк? То, что вы кинули мне на стол чьи-то письма, отнюдь не повод смотреть на меня, как на врага народа. Рагнвиндр обходит стол, наклоняется, один за другим открывает ящики под хмурым и растерянным взглядом капитана, достаёт из нижнего стопку писем, аккуратно перевязанную лентой и кидает на стол рядом с теми, что принёс с винокурни. - Пора объясниться, сер Кэйа, не думаете? - шипит мужчина брезгливо, Альберих смотрит пусто и холодно на две стопки писем. - Не тут. - отзывается он сипло. - Могу предложить вам встретиться на винокурне, когда будет окончен ваш рабочий день в таверне.***
В тот холодный и дождливый вечер, напротив себя, за порогом распахнутой двери Крепус увидел седого рослого мужчину с ребёнком на руках. Половина его лица была скрыта подобием маски, но за весь вечер человек, представившийся Рагнвиндру именем Пьеро, так и не снял её. - Я прошу вас помочь мне. - голос ночного гостя был хриплым, усталым, взгляд - пустым, будто обречённым. - Я не... - Прошу вас, давайте поговорим потом? Вам принесут сухую одежду, я прикажу заварить чай... - перебив его, предлагает с мягкой улыбкой Крепус, наблюдает, выдыхая, как мужчина опускает взгляд на смуглое личико мальчишки, что смотрит в ответ растерянно. - Эльзер, распорядитесь подготовить гостевую спальню. Пойдёмте, Пьеро, я могу одолжить вам свою одежду, наверняка вы прошли длинный путь, отдохните немного, я обязательно выслушаю вас и попробую помочь чем смогу. Мужчина был бледным. Ребёнок на его руках, которого, Рангнвиндр слышал, он называл тихо и ласково Кэйей, смуглым, маленьким, щуплым, и будто бы напуганным. Они остались в гостиной, сидели в креслах рядом с камином, пока маленький Кай допивал неожиданно вкусный чай со сладким печеньем, которое ему с улыбкой протянула молодая девушка лет, может, шестнадцати, которую рыжий незнакомый мужчина назвал Аделиндой. - Спасибо за гостеприимство, мастер Крепус. - обнимая бережно закончившего с чаем и полусонного сына на своих коленях, улыбается Пьеро, ему улыбаются так же мягко в ответ. - Вам не за что благодарить меня. - он качает головой, складывает руки в замок. - Вы хотели о чём-то попросить. В Мондштадте есть рыцарский орден, они наверняка помогли бы вам, почему вы обратились ко мне? - Я и не стремился в город, даже наоборот, хотел бы уйти подальше. - отзывается Педролино, бережно поглаживая большой ладонью синие волосы мальчика. - Я хотел бы попросить вас позаботиться о моём сыне. - словно гром среди ясного неба, звучит его голос - Кай не спит, но не реагирует, уже знает, и тонкими ручонками кутая себя в плед, нащупывает под рубашёнкой горелый, сложенный вчетверо листок. - Мне придётся вернуться, моя работа трудоёмка и требует личного присутствия, я не могу уследить за ним, а самое ужасное - я не могу присмотреть за ним в месте, где каждый идущий мимо либо безумен, либо убийца, либо всё вместе. Я понимаю, как это выглядит, я безответственный отец, но будет лучше, если эти люди не смогут найти его. - отчаяние, которое видит, встретившись взглядом с чужим, Крепус, искреннее - такое нельзя сымитировать. - Я буду отсылать письма ему - есть вещи, которые он должен знать, но вы объяснить не сможете. Вместе с ними я могу отсылать финансовую поддержку - это не проблема для меня, просто... - Прошу, не продолжайте, я вижу, что вам тяжело говорить об этом. - прерывает его в очередной раз Рагнвиндр, растерянно, но мягко улыбнувшись. - Если есть какие-то вещи, которые должен знать только ваш сын - вы можете отсылать письма на винокурню, а не в особняк, я буду передавать их Каю лично, чтобы их не прочёл без его разрешения мой сын. Моих финансов более чем хватит на содержание двоих детей, не беспокойтесь об этом, я могу писать вам в ответ, рассказывать о его самочувствии, мне только надо знать, куда. - Вы представить себе не можете, насколько я вам благодарен. - на выдохе шепчет гость, Крепус улыбается добродушно. Время было позднее - проводив Пьеро и его сына в гостевую спальню, мужчина прячется в кабинете. Этот разговор был последним, что помнил Кэйа о том вечере, и это была последняя его личная встреча с родным отцом, ведь утром он проснулся один и долго, долго плакал, раздражая незнакомого рыжего мальчишку, с которым ещё вечером встретился взглядом. Не то чтобы теперь он хотел бы увидеть Пьеро снова - этот человек оставил его в чужом доме, с чужими людьми, и мастер Крепус теперь был ему ближе, и смерть его он переживал совсем плохо - не напоминал себе о ней даже в письмах кровному отцу, что всё спрашивал, и спрашивал, и резал по живому этими вопросами. Выслушавший его рассказ Дилюк смотрел теперь в его потерянное и опущенное лицо. - Мне жаль, Люк, я так виноват перед тобой... - сипло выговаривает капитан. - Все эти годы я висел у вас на шее, а потом... - неловкая усмешка накрывает его губы, мужчина совсем по детски шмыгает носом, подняв голову. - А потом не смог спасти его. - Ты и не смог бы. - отзывается Рагнвиндр почти холодно. - Ты поддерживаешь связь с ним? Напишем вместе. О том, что случилось. Альберих кивает, опускает взгляд и улыбается. Как странно, должно быть, будет чувствовать себя тот бедный мужчина, когда вместе с кровным сыном их дражайшего первого предвестника на площадку перед отелем шагнёт прячущий лицо под маской таинственный герой Мондштадта.