Рада, что ты жив, капитан

Невозможно оценить чужое безумие не погрязнув в чём-то подобном. Ло понимает это как никто другой и почти с сочувствием смотрит на пациентку. Худющая, сутулая. Почему-то в смирительной рубашке. Странно, Трафальгару кажется, что в клинике их перестали использовать лет так дцать назад. Очередное доказательство того, что сидящая перед ним — исключительный случай. Кисараги Шинья ведет себя почти адекватно. Не дергается, не заикается, не рычит. Только бессвязный бред вырывается из груди и странное обращение к психиатру — капитан. Ло хмурится, чиркает что-то в своем блокноте и задает следующий вопрос. — Я рада, что ты жив, капитан, — брошенная фраза звучит странно и совсем не вписывается в контекст. Пациентка ведет себя так, словно знает психиатра давно. Не с малых лет, но доверие у них точно хорошо прокачано. Шинья улыбается слабо, одними уголками губ, и щурит кошачьи глаза. «Угрозы не представляет» — проскальзывает мысль, но тут же оказывается выброшена в топку. Стоит только вспомнить диагноз и причину попадания на прием к Ло. Врач фыркает и в открытую язвит — совсем не соблюдает навязанную наставниками субординацию. Даром проходили пары по биоэтике в университете, Трафальгар материалом не пользуется и, признаться честно, не помнит. Но Кисараги фыркает и язвит в ответ. Совсем не злится, скорее вступает в дружескую схватку. Даже удивительно видеть такое осознание ситуации от человека с шизофренией. — Ты жалеешь о сделанном? — Знаешь, капитан. Единственное о чем я жалею, так это о том, что не смогла завершить начатое и задушить ублюдка, — Шинья щурится, улыбается шире обычного, а в ее взгляде проскальзывает нежность. Ло невольно вспоминает историю попадания девушки сюда. После долгих проверок и расследований ее привезли, кое-как надели смирительную рубашку и поручили Трафальгару. Позже он узнал, что все было не просто так. Пациентка напала на местную крупную шишку — Донкихота Дофламинго. Поразительнее всего то, что она смогла пробраться через кучу охраны к мужчине и остаться незамеченной. Еще одной примечательной деталью стало то, что Кисараги в момент нападения вопила что-то об убийстве своего капитана. Которым, как позже выяснилось, оказался сам Трафальгар Ло — ее психиатр на данный момент. Шинья отказывается принимать таблетки и плотно сжимает губы. Машет головой так активно, что очки едва не падают, но врач успевает их поправить, и капризно высовывает язык. Кажется вот он — подходящий момент, но Ло на все сто уверен, что все не так просто. Чего стоит только донесение медбрата о том, что пациентка пыталась отгрызть себе язык. Эффективный способ прервать свое пребывание в больнице, честно, Ло оценил. Но недовольство во взгляде читается слишком хорошо, чтобы списать на простое «показалось», а плотно сомкнутые губы выдают напряжение. Кисараги хохочет — смешное же лицо. Сложное такое. — Лицо попроще, капитан. Он хочет возмутиться, отвесить хороший такой подзатыльник, крикнуть в конце концов. Но довольство на лице собеседницы заставляет задушить злобу в себе. Трафальгар безумно устает на работе, уходит с облегчением, но каждый раз возвращается с сильнейшим желанием увидеть подопечную. — Рада, что ты жив, капитан.