Флирт с драконом

      Восемь.       Это было количество вечеров и ранних утра, которые я насчитала, когда Эймонд отсутствовал, поскольку он настаивал, что у его матери не было никакой информации, которую можно было бы разглашать о местонахождении Эйгона или Мейлора после ее визита. Если это вообще можно так назвать.       Это было количество случаев, когда я притворялась спящей или отсутствующей, занимаясь восстановлением Королевства, в то время как он хранил свои собственные секреты.             Секреты, которые вовсе не были секретом.       Именно столько раз я посылала сира Эррика в башню, чтобы он доложил о своих находках до возвращения моего мужа. Я никогда не просила Каргилла рассказать мне о том, что он слышал, или о разговорах, которые велись. Чем больше я позволяла себе эти приватные беседы, тем светлее становилось настроение Эймонда. Его собственная игривость начала возвращаться ко мне с каждым проходящим вечером его не столь уж секретных приходов и уходов. Настолько, что я была почти против того, чтобы сир Эррик отчитался об этих разговорах. Я должна была представить, что простое пребывание с Хелейной и его матерью, хотя и вызывающее в некоторых случаях, было для него утешением. Даже если они были привязаны к Замку и содержались как пленники.       Я испытывала некоторую вину за то, что не поделилась своими планами с Эймондом и не заставила его принять участие в моих попытках вытянуть информацию из его матери. Но с каждой улыбкой и блеском полной и безмерной радости, которые сияли в глазах моего сына, когда я держала его на руках, это чувство исчезало, и даже легкий ветерок не мог его унести. Я пришла к пониманию, что это было необходимо. Если бы манипулировать моим мужем ради нашего сына было тем, что требовалось, я бы приняла это решение сто раз.       Я провела руками по замысловатым деталям, украшавшим бюст моего платья, настолько сосредоточенная на своем появлении в Совете, что едва заметила маячащее позади меня присутствие, пока мягкие и внимательные губы не коснулись моей шеи.       — Неужели ты так решительно настроен заставить меня отказаться от своего долга перед Королевством? — я рассмеялась, когда Эймонд прижался лицом к моей коже.       — Пожалуйста, — усмехнулся он мне в ухо. — Это твой долг перед Королевством.       Я приподняла бровь.       — Исполнять все прихоти и желания моего мужа, как только они у него появляются? Прости меня, если я… Ох!       Он издал рычание и прикусил мою мочку.       — Укреплять твое правопреемственность. Обеспечение того, чтобы этот замок в каждый данный момент кишел маленькими принцами и принцессами. — я должна была поаплодировать его чувству долга, даже если это было с язвительностью.       — Мы уверены, что не говорим о твоем предполагаемом долге перед Королевством? Потому что, насколько я помню, я проснулась без того, чтобы кто-нибудь согрел мою постель. — я дерзила. Эймонд в ответ ущипнул меня за попу, заставив меня взвизгнуть.       Он проигнорировал мою легкую попытку получить информацию, грубо схватив меня за руки.       — Дерзкая девчонка, — пробормотал он, крепко прижимая мой зад к своему возбужденному телу. Я ахнула, когда он повел бедрами, его нуждающаяся длина умоляла о моем внимании. — Как бы мне это ни было противно, мы должны дать королевству принцессу.       — И ты ненавидишь это, потому что? — я простонала, поворачиваясь в его объятиях и обвивая руками его шею, любопытствуя, почему мысль о дочери так мучила его.       — Потому что она неизбежно будет отправлена на Север… из-за моего собственного глупого эгоизма. — пробормотал он, встревоженный и желающий, чтобы руки лапали меня, несмотря на его барахтанье.       — Кажется глупым раздражаться из-за того, что произойдет через много лет. — я вздохнула, расслабляясь от его прикосновений, руки сжимали ткань вокруг моих бедер в его руках.       — Не ошибись, принцесса. Единственное, что меня раздражает, это ты, — промурлыкал он, без особых усилий поднимая меня на свои бедра. — Это всегда была ты. — он ухмыльнулся мне в губы, укладывая меня на кровать, в то время как его руки работали, чтобы расстегнуть платье, в которое Амира зашнуровала меня всего несколько мгновений назад. — Ты тоскуешь по мне, Висенья? — его тон был мрачным и злым, когда он насмехался надо мной.       — Всегда, — вздохнула я, притягивая его дразнящее тело к себе — нежное приглашение к нашему собственному виду безумия. — Я хочу, чтобы они слышали мои крики всю дорогу до башни Десницы. — я соблазняла, покачивая бедрами напротив него, вырывая у него сдавленный стон. — Если только ты не хочешь, чтобы я нашла какого-нибудь любовника, который доставил бы мне удовольствие… — предложила я, озорно прикусив нижнюю губу. Выражение его лица потемнело, и его рука поднялась, эротично сжимая мое горло.       — Я был серьезен, когда сказал, что ты никогда не узнаешь, как доставить удовольствие другому мужчине. — он запечатлел обжигающий поцелуй на моих губах. Его слова вызвали дрожь во мне, когда я потянула его за брюки, взяв его напряженный член в руку и заставив его зашипеть мне в рот.       — Интересно, что бы они сказали… Что сказал бы двор, увидев, как их хорошенькая наследная принцесса, их Алмаз, ублажает мужчину, который оставляет ее желать лучшего ранним утром? — я затаила дыхание, запустив свободную руку в его волосы, резко дернув, заставив моего мужа застонать. Я ничего не могла с собой поделать. — Где ты был? — я прошептала, пытаясь вытянуть из него информацию без применения силы. — Куда ты идешь, когда я жажду тебя глубокой ночью и при утреннем свете? — я знала, где он был. Мне нужно было, чтобы он это сказал. Я не могла объяснить свою врожденную потребность в том, чтобы он признался мне в лицо в моем собственном плане. Мне просто нужно было подтверждение, что это работает. Что он медленно разжигал огонь, который должен был раскрыть местонахождение Эйгона и, наконец, успокоить меня за моего сына. Эймонд проигнорировал мой вопрос, потерявшись в собственном удовольствии, когда начал двигать членом в моей руке. — Эймонд. — огрызнулась я.       — Висенья, какое это имеет значение? — он застонал, когда я убрала руку. — Я сейчас здесь. Или ты выставишь меня злодеем за то, что я не потакаю каждой твоей прихоти в тот самый момент, когда она у тебя появляется? — он злобно улыбнулся, повторяя мои собственные слова, прежде чем попытаться оставить поцелуй, от которого я уклонилась.       — Мои прихоти? — я усмехнулась, кивая на его член, который так требовал моего внимания. — Скажи мне; тогда мы обсудим, какие прихоти следует выполнять.       Он перекатился на спину.       — Ты жестокая женщина. Жестокая и прекрасная. Это довольно неприятное сочетание для жены.       — Приношу извинения за то, что не была более сговорчивой. — язвительность явно слетела с моего языка, когда Эймонд недоверчиво ухмыльнулся мне. Несмотря на его игривость, я знала, что он хотел скрыть это от меня. На поздние вечера, ранние утра и таинственные исчезновения, нужно было дать однозначный ответ. Что он действительно присматривал за своей матерью и сестрой и что мой метод сработал.       Он глубоко вздохнул, потирая переносицу рукой.       — Я ходил в башню. Чтобы увидеть мою мать… и сестру. — мое сердце треснуло под давлением и мягкостью его признания. На его лице отразилось сожаление, и чувство вины, которое я отогнала от себя, медленно вернулось вместе с его печальным выражением.       — О, любовь моя. — я прижалась к нему, положив руку ему на грудь. — Почему бы тебе просто не сказать мне об этом? — я уткнулась в него носом, его пальцы легко плясали на моем плече, когда он обнимал меня. — Я убегала со своими мыслями, думая о худшем… — я замолчала со своей ложью, пытаясь сохранить свое ложное чувство понимания мягким, чтобы он не разгадал мой обман.       Его пальцы замерли на моей руке.       — Ты не сердишься? — искренняя озабоченность, смешанная с оттенком удивления.       — Кто я такая, чтобы удерживать женщину от ее внука? — я вздохнула, перекатываясь на него и начиная снова с того места, где мы остановились, с приправленных поцелуев вдоль его шеи. Руки Эймонда замерли на моих бедрах, когда он напрягся.       — …я не упоминал, что брал с собой Эймона…       У меня кровь застыла в жилах.       — Что? — я едва пробормотала, осознав, что я выставила теперь напоказ.       — Я никогда не упоминал о том, чтобы взять с собой нашего сына, чтобы повидаться с ней. Чтобы увидеть их. — он сел, слегка оттолкнув меня от себя. Мое сердце застряло в горле, когда я пыталась найти слова, чтобы объясниться, но Эймонд нашел их за меня. — Это все было уловкой? Еще один план, в который ты не подумала посвятить меня? — он усмехнулся, беря себя в руки. — Они должны были сделать из тебя притворщика. Действительно.       — Ты сказал мне, что отказался лгать ей! — воскликнула я, прижимая простыни к своей обнаженной груди. — А какой еще у меня был выбор? Эймонд, ты, конечно, должен понимать, что я привела в действие только то, что было необходимо Эймону. — я с тревогой наблюдала за ним, когда он откинул волосы назад, продолжая поиски своего пояса, чтобы в ярости выбежать из наших покоев.       — Значит, вместо того, чтобы заставить меня лгать ей, ты лжешь мне? — воскликнул он громким голосом, разбудив Эймона криком. — И ты используешь нашего сына в качестве разменной монеты… невероятно. — пробормотал он, его взгляд упал на пояс и кинжал рядом с кроватью.       Я рванулась к кожаной сумке, которая лежала на соседнем ночном столике, вырывая ее из его рук.       — Ради его безопасности, Эймонд! Чтобы уберечь его! — на моих глазах выступили слезы. — Скажи мне, что все это было не для того, и я без вопросов приму от тебя свои удары плетью, клянусь в этом. — скомандовала я как можно более твердо, прижимая его ремень к своей груди.       — Как долго ты собираешься, чтобы я оставался твоей пешкой? — спросил он тихо и угрюмо, полностью избегая моего вопроса. — Ты доверяешь мне нашего сына, свое сердце, и все же ты так легко лжешь мне в лицо, как будто я тебе не ровня. — я не сопротивлялась, когда его слова ударили меня по лицу, почти грубые и достаточно острые, чтобы вызвать кровь, но вызвали только слезы. Он осторожно взял кожу и кинжал из моих рук и прикрепил их к своему телу. — Мне везет, если я могу выдавить из Хелейны два связных слова. Она не знает о том, где Эйгон или Мейлор, и мысль об этом неизвестном мучает мою мать днем и ночью. — его ледяное поведение вселило страх в мою душу, когда он выпрямился и заложил руки за спину, угрюмо нахмурившись. — Теперь… если это все, принцесса…       — Эймонд, — тихо позвала я, когда он склонился над колыбелью Эймона. — Эймонд, пожалуйста. — он произнес что-то неразборчивое нашему сыну, какой-то иностранный валирийский, который я не совсем поняла, и ушел, не взглянув на меня еще раз или не сказав напутствия. — Ох, мой дорогой. Ш-ш-ш-ш-ш. — я шмыгнула носом, беря себя в руки так быстро, как только могла, и взяла Эймона на руки, чтобы успокоить его нежными шепотками. Когда его слезы утихли, мои собственные тоже, мы вдвоем нашли утешение в объятиях друг друга. Я тихо напевала, устраиваясь перед очагом, пока Эймон убаюкивал себя, снова засыпая, слегка посапывая у меня на груди, пока я смотрела на танцующее пламя.       Я понимала боль моего мужа. Он пожертвовал всем ради Эймона и ради меня самой. Он обманул своего брата и тех, кто был ему верен, его месяцами держали под пристальным вниманием, в то время как его семья считала его пленником, и ему приходилось сидеть сложа руки, в то время как двое из единственных людей, которые когда-либо проявляли к нему хоть намек на сострадание и доброту, находились в плену в месте, которое он продолжал называть домом. У него было полное право злиться на меня. Выглядеть настолько униженным и недоверчивым, что я могла бы манипулировать им таким образом…       Это разбило меня вдребезги.       Но чем дольше я чувствовала крошечное сердцебиение на своей коже и видела маленькое тело, прижатое к моему собственному, которое доверило мне быть его защитником… тем меньше все это имело значения.       Мог ли Эймонд признаться в этом самому себе или нет, это было больше, чем любая из наших предыдущих жертв. Наш сын был следующим королем Вестероса, и, имея Семерых в качестве свидетелей, я бы никому не позволила бросить моего ребенка.       Даже его собственному отцу.