Рассеченное дерево
16 октября 2013 г. в 17:13
Карлос возвращается на поляну снова и снова, наблюдая за тем, как одинокий страж стремительно ползет в разные стороны, оставляя после себя две неравномерные половины. Рассеченное надвое дерево, ветви которого разрастаются с пугающей скоростью. Мертвое и сухое дерево.
Ученый касается пальцами снежной коры и ведет по причудливому узору. С каждым прикосновением пробуждаются какие-то старые, давно ушедшие в глубину подсознания, воспоминания: такие деревья он видел лишь однажды, будучи маленьким мальчиком на берегу древнего, как мир, океана. Ствол древа, прибитый к берегу волнами был таким же гладким и таким же белым, как чьи-то огромные кости. Такие кости он мог видеть в доисторическом музее, в скелетах древних чудовищ. Но кости тех чудовищ, что жили на земле, всегда были только там. Это было что-то огромное, огромное и в то же время оно жило в воде.
На одной из очередных вечерних встреч Карлос решает рассказать Сесилу о своих детских страхах. Разговор не подразумевал эту тему, ни в коей мере, просто они пили абсолютно разный кофе и пытались доказать друг другу абсолютно разные вещи.
-Так всегда было, Карлос. – Сесил посмеивается в своей привычной, но невероятно светлой манере, заставляя ученого улыбаться в ответ.
-Даже когда ты был мальчишкой? Даже тогда все было именно так?
-Я не помню, но я знаю, что так оно было всегда. – сколько бы Карлос не пытался вести свою игру в разговоре с Сесилом, радиоведущий всегда переигрывал его, отвечая так, что нельзя было подобраться и к слову. Время от времени это походило на ограничение информационного потока, даже не смотря на доверительные отношения.
-А вот когда я был маленьким, все было совсем не так, каким является сейчас. Даже я изменился! – Карлос говорит с завидным энтузиазмом и Сесил смотрит на него удивленно.
История Карлоса несет в себе оттенки темно-синего и бледно-серого, каким было бы небо, если бы на улице собирался пойти снег. Он говорит, что в детстве боялся заходить в море, потому что был уверен в существовании Лиоплевродона, который мог в любую секунду выплыть из темно-синей черноты и проглотить его:
Это был ранний юрский период и девственные моря планеты Земля, в которых обитали огромные по современным меркам чудовища. Лидсихтис – величественная, гигантская костная рыба того периода, размером с современного кита, была частой добычей хищных гигантов, и чаще всего именно Лиоплевродона. Карлосу не трудно было представить и описать ужас своего детства - это было существо, по современным меркам размером с самого крупного кашалота, и являлось самым огромным хищником из всех, что обитали на Земле. Это была машина для убийства с зубами с диаметром в девять сантиметров и в длину до сорока, торчащие, словно колья из огромной вытянутой морды на короткой шее. И Карлос, маленький Карлос, каждый раз заходящий в воду и теряющий свой взгляд в темно-синей бездне, уже видел эту огромную пасть, спешащую открыться навстречу легкой добыче.
Радиоведущий долго смотрел на ученого заинтересованным взглядом, а потом произнес что-то вроде: “Ты боишься чудовища с озера Лох-Несс? Все боятся Лох-Несского чудовища!”.
А гладкое дерево пахло сладостью, пылью и затхлостью. И звездное небо было идеальным сопровождающим в бесконечной дороге по пустыне, далеко за пределы разума и возможного.
Со временем Карлос стал очень любопытным, очень трепетным по отношению к странностям Найт Вейла. Он не верил, не чувствовал, он просто пытался перевести стрелки часов в другое положение, тем самым получив нечто иное, чем окружающая его действительность.
Стефан, Уилсон и Фокс были одними из первых, кого коснулись стрелки часов.
Стефан, сбежавший от своей прошлой жизни, нашел в Найт Вейле отражение её же, погрузившись в глубокую бездну хаотичного пространства. Карлос почти не видел его, хотя лаборант, по обыкновению, пропадал в лаборатории. Уилсон и Фокс всегда были плечом к плечу, даже когда случалось действительно что-то ужасное, но сейчас Карлос видел их поодиночке, сделанными из пепла и странности, с привкусом горьких семян.
Все разлеталось в разные стороны, раздваивалось и срасталось вновь, стоило Карлосу подумать о том, что он снова делает все не так. В конце концов, ученый ставит эксперимент, снимающий любые ограничения. Он перестает понимать грани, графики и считать числа после того, как целует Сесила в машине.
Губы у радиоведущего тонкие, сухие и потрескавшиеся. Они не сладкие, не кислые, не горькие и не соленные. Карлосу приятно целовать Сесила.
Он влюбляется.
Ученый больше не приезжает к дереву. Оно не кажется ему неправильным, не кажется странным. Это не дерево вовсе, это кость гигантского монстра. Не страх, а чувство ожидания. Не симпатия, но, возможно, привязанность. Не любовь, но нечто большее.