Не раскачивай землю

Если безобразие нельзя прекратить, его нужно возглавить. Солнце тронулось на юг. Плевать оно на нас хотело. Серые дни становились намного короче, чем дорога от теплиц до замка, и казалось, что дорога эта занимает целые сутки. Она тянулась через квиддичное поле, пересекала двор, обвивалась вокруг замка, но к дверям никак не могла привести. Так мы и бродили под окнами по уши в жидкой грязи, пока случайно не наткнулись на крыльцо. — Вы снова опоздали, — тихо произнес Снейп, не отрывая взгляда от своего котла. Мы столпились в дверях; от волос Панси пахло сыростью, Дафна пихнула меня локтем, а Милли напирала сзади. — Как вы можете объяснить, что передо мной сидит всего треть от должного числа студентов? — На зельеварении наших по итогам СОВ оказалось большинство: Снейп был непреклонен и отказался брать тупиц в свою группу. — А остальные, — он вдруг поднял на нас глаза (две сквозные дыры в лице), — где-то плутают. Грязные следы, оставленные нами, превращались в кляксы и расползались по углам. Им тоже стало не по себе от взгляда профессора. — Мы шли с травологии… — я пожал плечами в надежде, что Снейп не станет засекать время. — На самом деле, мы были за теплицами, и Забини пытался залезть мне в трусы, — перебила Дафна. Ее звонкий голос побил колбы и шмыгнул в окно. Холодный ветер обжигал лицо и трепал волосы. Дафна мило улыбнулась, и я почувствовал, что моя рука действительно у нее под мантией. Я фыркнул, а сам подумал, что что-то здесь не так: то ли ветер в подземелье, то ли рука в трусах — одно из двух. — Минус десять баллов за опоздание. А вам, Гринграсс, плюс десять за честность. Видите, какой я справедливый? — Снейп оскалился, как будто в его черепе зажгли лампочку, и тусклый свет отразился в темных глазах. Но когда я моргнул, он снова угрюмо разглядывал нас. — Можно нам сесть? — после травологии я чувствовал себя мешком с навозом — таким же вонючим и ни на что не годным. — Мы займемся работой, иначе не успеем до конца урока. — В этом нет нужды, мой дорогой мистер Забини, — пропел писклявый голосок позади нас. Мне почудилось, что говоривший лежал на полу. — Добрый день, профессор Снейп. — Голосок щекотал пятки, отчего по телу пробегала противная дрожь. — День добрый, профессор Амбридж, — на лице Снейпа, как на гипсовом слепке, не дрогнула ни одна мышца. Мне бы такие крепкие нервы. — Вы что-то хотели? Я прикрыл глаза и представил, как Снейп в бархатном камзоле склонился, поцеловал лягушачью ручонку и растянул губы в елейной ухмылке: «Чего изволите, сударыня?» — Я забираю членов Инспекционной дружины, — прощебетала Амбридж, обмахиваясь веером. — Ах, это такая честь для меня, — просюсюкал Снейп, собрав лоб гармошкой. На лбу было написано черными чернилами: «Пошла в задницу», но Амбридж не заметила. — За мной, — взвизгнула она, и глаза пришлось открыть, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь. Снейп в простой мантии хмуро смотрел поверх розового бантика и делал вид, что в класс залетела назойливая жирная муха. Ну правильно, я же мешок с навозом, мухи такое любят. Я поправил сумку на плече и двинулся к выходу. Закрывая за собой дверь, услышал: — Поттер, судя по вашей стряпне, на экзамене вы у кого-то списали. Скажите, как вы сумели обойти министерскую защиту? — издевательски процедил Снейп и в ответ на молчание добавил: — Впрочем, такому тупице, как вы, могу поставить «превосходно» не глядя. — Что это с ним? — я чуть не выронил палочку и повернулся к Теодору. — Ты чего, Блейз, с этого года самая лучшая отметка — «отвратительно». Если получаешь «превосходно», то ты отстой. Наверное, Амбридж успела издать очередной декрет. Панси хихикнула и показала мне язык, мол, Блейз как всегда все проспал. Я бы и дальше спал, если б не разбудили. *** — Вставай, ты. Меня больно пихнули в бок, и в глаза ударил желтовато-сладкий свет. Свет, похожий на яичный желток, болтался в глубокой тарелке. Наверное, это нужно сожрать, подумал я и запустил ложку в месиво. — Так-так, кто тут у нас? — Меня зовут Гарри Поттер, — вяло отозвался я в надежде, что на сегодня от меня отстанут. — Да у нас этих Гарри Поттеров целая палата, — отмахнулся низенький человечек в лимонном халате. — Все мнят себя героями. Ну, или наоборот, — он прищурился и потряс бородкой. Смеялся. — Не делайте из меня дурака, — у этих людей лампочки в голове. Иначе как они могут так быстро выключать улыбки? — Вы заходите ко мне каждый день, и каждый день я слышу один и тот же вопрос. Неужели вы думаете, что за какие-то двадцать четыре часа я сменил имя? — Запишите: пациент подвержен внушению, считает, что в сутках двадцать четыре часа. Чую влияние Буллстроуд из палаты Льюса Долгоноса, — целитель вытянул руки, вздохнул и, закрыв глаза, пошевелил пальцами. — Так как ваше имя? — он сделал вид, что не услышал меня. — Блейз Забини. Довольны? — Я буду доволен только тогда, когда полностью излечу вас от недуга, — «халат» поднял вверх указательный палец и на всякий случай поправил очки. Мне до чесотки захотелось разбить ему стекляшки. — Да? Ну и от какого недуга вы собрались меня лечить? — Был бы пациент, а недуг найдется, — потер ладошки высокий сгорбленный старик, стоявший слева от меня. Он напоминал фонарный столб, завязанный узлом, и плевался желтовато-сладким светом. Плюнул мне в тарелку, нахаркал на подоконник, дыханием зажег вонючую свечу. — Мисс Буллстроуд рассказала нам удивительную историю, знаете ли. Хогвартс, по ее словам, был построен в десятом веке четырьмя великими волшебниками… Девчонка, державшая поднос с лекарствами, прыснула. Я никогда не бил женщин, но сейчас с удовольствием выдрал бы ей волосы. — …прекрасный замок с потайными ходами и… — целитель заглянул в пергамент: — …ста сорока двумя лестницами. Мисс Буллстроуд также сообщила, что портреты в Хогвартсе разговаривают с учениками, а нарисованные люди ходят друг к другу в гости. — Это правда, — буркнул я, зная, что за этим последует. — Никаких улучшений, — с презрительным сочувствием пожал плечами «фонарь». От него несло пылью и старыми, слежавшимися тряпками. — Значит, вы тоже утверждаете, что ранее Хогвартсом управлял сумасшедший профессор Дамблдор? — «халат» сунулся прямо к моему лицу, бородка качнулась и пощекотала мне щеку. — Он не сумасшедший. Вернее… сумасшедший, конечно, безумец с мозгами, свернутыми набекрень, но… — Вот! Вы сами признались. Альбус Дамблдор, бывший директор школы Хогвартс, был доставлен к нам в июне сего года, — я отметил про себя, что целитель все же назвал Дамблдора бывшим директором, — и пока состояние его вызывает серьезные опасения. Мисс Амбридж велела приглядывать за ним с особым тщанием. А я-то думал, куда подевался старик директор, если не в Азкабан? Вон оно что. Поговаривали, что после бегства из школы в конце прошлого года Дамблдор скрывался где-то в Лондоне под носом у Фаджа и министерских. Воображение даже нарисовало Дамблдора с павлиньим хвостом, который расхаживал под окнами министра и помахивал плакатом: «Долой правительство!» Поттера тогда оставили в покое, но Панси шепнула, что до него тоже доберутся. Длинные министерские руки, обратившиеся в короткопалые ручонки Амбридж, тянулись к нему, хватали за мантию, за лодыжки, роняли на землю и волокли в больницу. Поттеру удавалось выйти сухим из воды, хотя байки про возродившегося Темного Лорда давали сотню поводов закрыть его в палате для умалишенных. — Вы по-прежнему считаете, что оценка «превосходно» когда-то была лучшей? — целитель непрофессионально хохотнул. — Слыхали? — он обернулся к коллегам, и те схватились за животы. — Да. Я отбросил одеяло и спустил ноги на ледяной пол. Собственные ступни казались огромными, костлявыми, будто мясо содрали и сварили на обед. Спасибо, хоть жилы оставили. — Да, я по-прежнему считаю, что вы все ебанулись. Замок Хогвартс у нас украли… — И спрятали, — издевательски хихикнул старикашка-фонарь. — Я по-прежнему считаю Амбридж зарвавшейся сукой, которая увешала все стены в Хогвартсе досками с выдолбленными на них идиотскими декретами. Думаю, портреты замолкли, потому что охуели от такой наглости. Их сняли и спрятали в кладовках, а указы дражайшего директора висят и будут висеть еще очень-очень долго, я знаю, — заклятие Инкарцеро удерживало меня, иначе я голыми руками задушил бы целителя. А то и двух. — Их будет так же много, как дерьма в туалетах, и когда-нибудь эти доски погребут под собой суку Амбридж с ее законами. — Тогда как вы объясните, что никто, кроме вас, не делает подобных заявлений? — сухо спросил старикашка, поигрывая палочкой. Угрожал, верно. — Может быть, их все устраивает, — я откинулся на спинку кровати и уставился в потолок. — Тяжелый случай, — вздохнули они вместе и как по команде покачали головами. Воображение нарисовало головы, насаженные на колы, и вопросительно поглядело на меня. Я одобрительно кивнул. — Вот, выпейте, — сладко улыбнулся целитель, и свет в тарелке задергался в судорогах. Мне под нос сунули плошку с зельем. Воняло оно протухшим мясом и рыбными очистками. — Вы хоть помните, почему оказались здесь? Хотелось заорать: «Я в своем уме, и с памятью все в порядке!», но я вовремя спохватился — мне же никто не верит. — Кажется, я украл какой-то декрет со стены. На самом деле, я обозвал Амбридж дурой, поджег библиотеку и столкнул Дафну с лестницы. Случайно, само собой. И декрет украл, каюсь. Зелье растекалось по языку слизью и липло на нёбо. Кровать покачивалась подо мной, как лодка на волнах, и стены в серых разводах вздувались парусами. Они, похожие на белесые мыльные пузыри, лопались, и я видел людей в соседних палатах. Я видел Миллисент. Издалека она казалась маленькой, ее распущенные волосы скрывали лицо, а руки, связанные невидимыми веревками, безвольно лежали на коленях. И целитель наверняка допытывался, за что же она оказалась в госпитале Святого Мунго? По-моему, она покалечила кого-то. Но точно не скажу. — Замок Хогвартс был построен в прошлом веке, мистер Забини, а Альбус Дамблдор никогда не занимал пост директора. Вы прямо как Гарри Поттер, который твердит о возрождении Того-Кого-Нельзя-Называть. Еще скажите, что Гарри Поттер врет. Да все население волшебного мира знает, что Темный Лорд возродился, но все, все до единого, молчат, охают, а сами думают, как бы обмануть соседа. А сосед думает, как обмануть своего. — Верните декрет на место, — мягко посоветовал целитель и поднялся на ноги. Остальные уже ушли, пока я наблюдал за Милли. — Будьте здоровы. Издевка спустилась с потолка и веревочной петлей повисла перед носом. В дверях целитель обернулся: — Не старайтесь, мистер Забини. В одиночку раскачать землю очень сложно. И захлопнул дверь. *** Хогвартс-экспресс никогда не казался таким огромным. Он походил на ржавую гусеницу с безумными глазами-окнами. Гусеница лениво ворочалась в земляной лунке и дергалась, когда ее тыкали пальцами. На рыжеватых боках неумелые детские руки выводили «мы едим в Хогвортс» и «В задницу Хогвартс». Я подошел и подписал: «… вместе со всеми, кто туда едет». С нами, то есть. Платформа под ногами пошатывалась, будто на бревна кое-как настелили доски, прибили табличку «девять и три четверти» — да так и оставили. Сойдет, мол, какая разница, откуда уезжать, лишь бы подальше от этого города. — А ну-ка по вагонам! Это Хагрид, он огромный и невоспитанный. И кажется, ненавидит нас всех. — Каждый год встречай вас, провожай, и чего опять собрались? Ничо хорошего вам здесь не светит. Так-то. Так-то. Это как точка в конце каждого предложения, как Ступефаем по башке. «С платформы не прыгать!» — значилось на деревянной табличке, и этот призыв порождал зудящее желание сигануть с платформы сию же секунду. Я засмотрелся на объявление, оступился и чуть было не столкнул Асторию, мелкую Гринграсс, вниз. — Смотри, куда идешь! — буркнула она, украдкой глянув на меня, и тут же отвернулась. — Аккуратнее, детка, твоя сестренка надает мне по заднице, если с тобой что-то случится. Мне нравилось, как Астория смущается и бормочет под нос. Она ведь еще маленькая, мало понимает, а я старше, мы все старше. А она маленькая, и ее нужно опекать. Дафна, правда, не любит этим заниматься и вообще не хочет, чтобы сестрица к нам приближалась. У нас своя компания, а Астория сама по себе, нечего тут подслушивать. Может, Дафна и права. — Хотя знаешь, — я преградил ей дорогу и шепнул на ухо: — Я не против. — Она вспыхнула, отшатнулась и едва удержала равновесие. — Меня это не касается, — повторила фразу сестры. У нас свое королевство, и границы его охраняют дементоры в белых мантиях. Потому что Дафна не любит черное, говорит, что черный цвет ее старит, в шестнадцать-то лет. Однокурсники, родители и преподаватели рыщут вокруг королевства и пытаются прорваться в наши замки, но мы выстроили надежную защиту. — Вот будет здорово, если Хогвартс-экспресс уедет пораньше, и половина этих бездарных тупиц и магглокровок опоздают на поезд, — Панси скинула тесные туфли и вытянула ноги. Пальцы на ногах были длинными, а мизинцы — скукоженными, как эмбрионы в утробе матери. Мне нравились ее ноги, вернее, только ступни, колени там или бедра меня мало интересовали в тот момент. — Наивная мисс Паркинсон, — Драко зевнул и растянулся на скамье, положив голову на колени Панси. — Грязнокровные тупицы залезут в этот поезд, даже если все места будут заняты. Ты разве еще не поняла, милая, что они готовы ехать в Хогвартс на багажных полках, лишь бы не быть изгнанными из волшебного мира? Они уже узнали о нем и не хотят забывать. Паркинсон легко провела ладонью по его волосам и пощупала лоб. Хогвартс-экспресс медленно тронулся, и мы тронулись вместе с ним. Гойл и Нотт наконец добрели до купе, запихали тяжеленные чемоданы на полки и рухнули на скамью, как кули с мукой. Я ясно представил себе поезд, который мчится по равнине, и вагоны его переполнены. Нет, не так. Вагоны забиты доверху, как бочка — рыбой, студенты сидят друг у друга на головах; лица, прижатые к оконным стеклам, искажены от натуги. Еще чуть-чуть — и Хогвартс-экспресс лопнет. — Странное желание, если вспомнить окончание прошлого года, — пожала полными плечами Миллисент. Она сидела у окна и задумчиво смотрела, как Уизли прощаются со своими полоумными родителями. — Вряд ли Амбридж будет рада им. Милли подросла еще на пару дюймов. Темные волосы рассыпались по плечам тяжелыми прядями, а мантия едва сходилась на груди. Дафна на ее фоне казалась высохшей веткой. — Но и запретить грязнокровкам обучаться в Хогвартсе они не могут. — Думаете, Амбридж оставят директором? — Так или иначе, — я подвинулся, оставляя место для Крэбба, — Дамблдору и мечтать не стоит о возвращении в школу. А жаль, мне нравился этот старик. Друзья посмотрели на меня как на умалишенного. — Еще скажи, что скучаешь, — прыснула Дафна. — Скучаю, — я подсел ближе и прижался к ней бедром. — Я любил наблюдать, как вы все реагируете на его выкрутасы. — Придурок, — прошипела Гринграсс, не давая себя поцеловать. — А ты-то сам? — громко спросил Малфой. — Тебя разве не задевало, что он за магглолюбцев, а не за нас? Только профессор Снейп вставал на нашу сторону, это что, по-твоему, справедливо? — По-моему, ты слишком много думаешь и сравниваешь, Малфой. Он фыркнул. Судя по заметкам в «Пророке», Дамблдор до сих пор скрывался от властей, а Макгонагалл валялась в больнице. С неделю назад мать, вернувшись из очередного путешествия, радостно сообщила, что министерство намерено полностью реформировать систему магического образования. Что уважаемое министерство понимало под полным реформированием, я не мог предположить. — Вчера отец беседовал с министром, — первым заговорил Драко после продолжительного молчания. — И тот обмолвился, что хочет забыть о том времени, когда школой управлял Дамблдор. Якобы Дамблдор распустил учеников, и теперь требуется введение жестких мер, чтобы вернуть их в... — …стадо, — сказала Миллисент, смахнув все остальные слова в мусорку. — Направить в нужное русло, — недовольно поправил Малфой и сбросил с себя руки Панси. — Пора патрулировать коридоры, не то стадо, — он сделал ударение на последнем слове, — заскучает. Крэбб и Гойл как по команде встали и потопали за Драко, словно без охраны его могли покалечить. Мы остались вчетвером. Нотт уткнулся в учебник по трансфигурации. Наверное, он хочет стать великим волшебником, превратить окружающих в тараканов и собрать их в банку, чтобы не разбегались. Милли расчесывала вьющиеся волосы, выдирая клоками и аккуратно складывая клоки на столе. Вскоре голова ее смахивала на грозовую тучу — лицо в обрамлении синюшно-черного облака. — Дафна… В дверях купе, переминаясь с ноги на ногу, стояла мелкая Гринграсс. — Чего тебе? — резко спросила Дафна и сжала мою руку до боли. — Профессор Амбридж велела всем членам Инспекционной дружины собраться в вагоне старост. — Она что, здесь, в поезде? — вырвалось у меня. — А ты-то здесь при чем? — презрительно спросила Дафна. От нее пахло недоверием и злостью. Кисло-приторный запах. — Меня тоже позвали, — тихо ответила та, и мне захотелось успокоить мелкую, погладить по спине и подбодрить. — Тебя? Позвали? — Дафна выпустила мою ладонь и подскочила к сестре. — Профессор, видно, с ума сошла. — Мир вообще нельзя назвать нормальным, — заметил я и подошел к ним ближе. Такие разные, они глядели на меня с одинаковым недоверием. Асторию нельзя было назвать худой, и грудь у нее была гораздо больше, чем у Дафны. Астория собирала волосы в два хвостика, а Дафна оставляла свои распущенными — длинные, черные, они спускались до середины спины и походили на огромных пиявок. А вот глаза — голубые, широко распахнутые — выдавали их родство. — Ну а почему нет, Даф? — Я обнял Асторию за плечи и почувствовал, как она напряглась. — Думаю, твоей сестре понравится в нашей компании. Правда, детка? Астория как в рот воды набрала, зато Дафна, крикнув: «Ну вот и оставайтесь, придурки!», выбежала из купе, больно пихнув меня локтем. — Она всегда такая? — Дома еще хуже, — пролепетала мелкая и поплелась в головной вагон. Я пошел следом. Амбридж ничуть не изменилась, и розовый бантик вызывал все ту же тошноту. — Мистер Забини, — обнажила она мелкие зубки, — добро пожаловать на первое собрание Инспекционной дружины в этом году. — Добрый день, профессор Амбридж. Все те же лица с факультета плюс противная рожа хаффлпаффца, стройные ноги какой-то девчонки с Равенкло и незнакомый волшебник, завернутый в мантию до самого носа. По возрасту он явно не тянул на студента; его маленькие глазки, похожие на навозных жуков, зыркали туда-сюда, будто уже искали провинившихся. — Позвольте представить вам моего помощника, заместителя директора Литуса Квирелла. Литус дернул головой. Скорее всего, это означало, что он желает всем нам сдохнуть в мучениях. А может, Квирелл просто поздоровался. — Знакомая фамилия, — шепнул Малфой. — Да-да, Драко, — слуху Амбридж могла позавидовать летучая мышь, — брат Литуса преподавал в Хогвартсе несколько лет назад. — Говорят, он плохо кончил, — невинно захлопала глазами Панси. То ли угрожала, то ли без задней мысли заметила. — Несчастный случай, — припечатала Амбридж, и Литус мелко закивал. Больной, что ли? — Предлагаю за это выпить! — она взмахнула палочкой, и наполненные медовухой бокалы поплыли по воздуху. — За несчастный случай? — За новую эпоху в истории Хогвартса, мистер Забини, — и Амбридж первая осушила бокал. *** Меня выворачивало наизнанку. Медовуху до того дня я пил всего один раз в жизни, да и то по случайности: в детстве спутал ее с тыквенным соком. Мать причитала, а я блевал. Я блевал, а она причитала, так и дожили до следующего утра. Сейчас, как в детстве, мне казалось, что кишки завязаны узлом, стянуты веревками и вспороты. Я хотел быть пустым, чтобы внутри не осталось ничего, кроме легких, потому что без них не выжить, и сердца, потому что им можно любить. Шучу, конечно, в жопу любовь, просто без сердца, говорят, как-то неудобно. Скажут тебе: «Ты бессердечная тварь» — и даже возразить нечего. — Забини? — Дафна стояла далеко-далеко, на другом конце земли, ее голос долетал до меня сквозь сотню слоев ваты. — Мы подъезжаем. — Ладонь легла на плечо. Я всегда знал, что у нее длинные, загребущие ручонки с цепкими пальцами, достанут везде. — Хочешь сказать, что пора прекращать кормить унитаз? Прости, это не в моих силах. Она погладила меня по голове. Больше не обижается, значит. — Этот Литус будет преподавать трансфигурацию, — невпопад сообщила Гринграсс. Я догадался, спасибо, мне это очень помогло. Липкий комок застрял где-то в горле, между желудком и глоткой. Колени болели, будто я прополз несколько километров, от Дафны несло удушливо-сладкими духами, и спертый воздух кружился вокруг нас, густея с каждой секундой. Я вытер губы ладонью и с трудом поднялся на ноги. Вагон тряхнуло, но никто, кроме меня, этого не заметил. Скрип рельсов вырвал душу из тела и тут же вернул ее обратно. Не понравилась, наверное. Мне моя душа тоже не больно-то нравится. Эльфы, дюжиной запряженные в карету, поглядели на нас, пошевелили длинными ушами и дружно вздохнули. Я протер глаза и обернулся в поисках нормальных повозок с теми существами, что везли нас в прошлом году, но не нашел ни одной. Все кареты были запряжены эльфами. «Это возмутительно!» — крикнула Грейнджер, и я почти согласился с ней. Потому что эльфы бредут гораздо медленнее, чем фестралы, а значит, мы доберемся до школы за полночь. — Что бы это значило? — задумчиво протянул Драко, наступая на подножку. — Думаю, Амбридж первым делом приказала всем обитателям замка не сидеть без дела: приготовили ужин — прикинулись ступеньками. А фестралов можно отправить вспахивать землю на грядках Хагрида. — Думаю, нам всем тоже найдут занятие, — предсказала Миллисент, втискиваясь в двери. Места на скамье как раз хватило, и дверца захлопнулась. — Кстати, о Хагриде. Он даже гриффиндорцев своих обожаемых проигнорировал, велел лезть в поезд и не разговаривать с ним. — Империо? — пропела Панси. — Если только в наказание за бегство из-под носа министерства в прошлом году. Помните, Амбридж тогда чуть не лопнула от злости, несмотря на то, что ей все же удалось отправить Макгонагалл к Святому Мунго. — Тут-то до меня дошло, что Квирелл будет преподавать вместо нее. Повозки двигались еще медленнее, чем ожидалось, и я с нетерпением смотрел на часы. Нет, не для того чтобы набить живот, просто очень хотелось упасть в кровать и заснуть, забыть о выпитой медовухе. «Добро пожаловать в Хогвартс обратно!» — замок приветствовал своих гостей. Не хозяев, нет. Надпись над входом показалась мне неказистой и удивила намного больше, чем тот факт, что мы приехали слишком быстро. То ли эльфы воспользовались своей магией, то ли дорога от Хогсмида стала короче. — Ой, какие часики, — хихикнула Дафна и указала пальцем в темноту. Крохотные песочные часы факультетов в этом году наполнились не изумрудами или рубинами, а обычными круглыми шариками, каждому факультету их полагалось десять. Десять кругляшей, скопившихся в нижней части часов. С голых стен на нас вместо портретов смотрели жирные пауки, а лестница, ведущая к подземельям, была заколочена крест-накрест досками. — Что за херня? — прошептал Теодор и наступил мне на пятку. — «Добро пожаловать в Хогвартс обратно», — процитировал я и прибавил шагу. Большой зал ничуть не изменился, и я уже обрадовался, но в ту секунду меня грубо пихнули в бок. Мне показалось, что в бок за последние несколько дней меня пихали слишком часто. Мимо протопал невоспитанный Хагрид: растолкав младшекурсников, обругав девчонок с Равенкло, хмыкнув в ответ на замечание Флитвика, он водрузил на табурет новенькую Шляпу из фетра и крикнул через весь зал: — Эй вы, мелкота! Сюда давайте, долго я ждать буду?! Новички послушно потянулись из коридора вереницей. Шли они как на каторгу, чуть ли не придерживая дрожащие коленки руками, отчаянно потели, и лбы их блестели в неверном свете свечей. Мы с Малфоем переглянулись, и он пожал плечами, мол, не понимает ничего. Панси тянула шею, чтобы лучше видеть, а Дафна возила пальцем по столу и жалась ко мне, но я не обращал внимания. Когда творится непонятная круговерть, как-то не до нее. — Слизерин! — гаркнула Шляпа хриплым, как у курильщика, голосом. У моего третьего отчима был такой и жутко меня бесил. Мы по традиции похлопали, хотя никому не было дела до присоединившейся к нам малявки. — Хаффлпафф! — Мальчишка, услышав вердикт, чуть не потерял штаны и пронесся мимо нашего стола быстрее «Молнии». — Торопится к тупицам, — фыркнул Гойл, которому самое место среди тупиц. Пятеро первокурсников подряд отправились в Слизерин, и даже Крэбб заинтересовался прибавлением. Такого урожая факультет не собирал давненько. — Кажется, Шляпу держали в теплице номер девять, — Малфой ерзал на месте, словно под задницу попал еж. — И она теперь не того… не может дать объективную оценку и все такое, — он с подозрением посмотрел на слишком высокую для одиннадцати лет девицу. Та ковыряла в носу и выглядела еще более сумасшедшей, чем Лавгуд с Равенкло. В теплице номер девять росли растения, по словам Спраут, «способные нанести непоправимый вред психике». Они применялись для изготовления приворотных зелий и лекарственных настоек (в минимальных дозах, разумеется), а их пары считались дурманящими и опасными. Факультет умников заполучил двух студентов, Хаффлпафф — еще трех, а остальные достались нам. Будет где развернуться. — Жрите, — Хагрид швырнул на стол Гриффиндора котел с противно пахнущим рагу и, громко топая, прошел на свое место. Никаких директорских речей, никаких пожеланий и указов. Все это будет позже, не так ли? Гриффиндор остался без новеньких, и я жаждал получить ответ, почему? — Приятного аппетита, — жеманно добавила Амбридж, взяв вилку, и осушила бокал вина. Уизли уже запихивал в рот все, до чего мог дотянуться, Грейнджер аккуратно возила ложкой по тарелке, а Поттер глотал из стакана тыквенный сок. Меня до сих пор тошнило от еды и от вида жрущих и пьющих однокурсников тоже. Миллисент комкала в потных ладонях салфетку и часто сглатывала. — Что, тоже аппетита нет? — я мастерил из салфетки кораблик, чтобы уплыть на нем через Атлантику, наверное. — Все в порядке, — хмуро возразила она. — Если жрать хочется, почему не жрешь? — Кораблик получился кособоким и сломался бы еще до выхода из порта. — Не твое дело, — Милли заерзала на скамье и продолжила пожирать глазами жареную картошку. — А она хочет быть худой, как Дафна, — ляпнула Панси, облизывая ложку. — И красивой, как ты, да? — передразнил я, не сдержав смех. — Да пошел ты, — лампочка в голове Паркинсон потухла. Ее бровь пересекал еле заметный шрам, полученный в детстве. Не знаю, по какой причине, но Панси жутко стеснялась его и считала, что шрам ее портит. Дурища. — Кхе-кхе, — стук вилок и тарелок прервало покашливание, и аппетит разом пропал у всех. Ну, кроме Гойла, пожалуй, потому что Амбридж была его троюродной тетушкой и частенько захаживала на обед в их дом. — Прошу минуточку внимания. Сейчас, когда вы сыты и довольны… Я оглянулся и, вопреки ожиданиям, увидел счастливые лица. Сыты и довольны. — …и готовы слушать директора, хотелось бы осветить основные новшества. — Почему забита лестница в подземелья? — я поднял руку, и все головы повернулись в мою сторону. — Членам Инспекционной дружины, мистер Забини, следовало бы знать, что перебивать нехорошо. И показывать пример остальным. Правила непреложны. За лето министр подписал несколько важных указов, касающихся внутреннего распорядка школы чародейства и волшебства Хогвартс. Прежде всего, позвольте представить вам нового преподавателя трансфигурации Литуса Квирелла, который будет заменять… Конец фразу потонул в возмущенном свисте. Поттер вскочил на ноги, сжав в руке палочку, Грейнджер потянула его обратно, но безрезультатно. — Хотите сказать, что вы взяли в Хогвартс родственника Квирелла? Того, кто помогал Волдеморту? — Поттер за лето вытянулся и теперь возвышался над остальными ржавым гвоздем. Гвоздь торчал из стула Амбридж и не давал ей покоя. Зал ахнул, а я с интересом наблюдал за представлением. Сейчас Амбридж воспользуется моментом и назначит Поттеру длительную отработку. — Минус один, мистер Поттер, — она растянула губы в улыбке, и гул стих. Всего один балл? Как демократично. Студенты примолкли, будто выключили звук, и обратились в слух. — Многие из вас заметили, что факультетские часы изменились. Отныне все проступки студентов одного факультета суммируются, и после десятого, — Амбридж выдержала театральную паузу, — наказание постигнет весь факультет. Позвольте зачитать вам приказ, подписанный министром магии Фаджем, — она покопалась в папке и выудила оттуда пергамент. — Кхе-кхе, так, это неважно… где же… ах да. «Первое. Изменить систему поощрений и наказаний в школе чародейства и волшебства Хогвартс». Думаю, при таком настрое, мистер Поттер, скоро вы станете первым, кто испытает новую систему, выработанную министром… — Поди все лето вырабатывал, — ухмыльнулся Малфой, глядя на ошарашенные лица. — «Второе. В связи с реставрацией здания школы Хогвартс приказываю: оставить в эксплуатации первые четыре этажа замка, остальные, за исключением гостиных факультетов, закрыть на ремонтные работы…» Школа не реставрировалась со дня основания, — прищурилась Амбридж, отложив пергамент в сторону, — поэтому провинившиеся будут оправлены на исправительные работы. На верхние этажи. Скоро «верхние этажи» станет синонимом «кабинета Филча». Что-то типа умного пера Амбридж, жрущего твою руку. Уже к ночи декрет номер один был заключен в тяжелую резную раму и прибит к стене в холле. Чтобы все видели и помнили. — Список декретов будет пополняться, — пообещала Амбридж и велела всем разойтись по спальням. «Мы и не сомневались», — подумал я, спускаясь в подземелья по боковой лестнице, которую раньше не замечал. Лестница смотрелась новой и пахла краской. — А что, разве прошлогодние декреты не учитываются? — задумчиво протянула Астория, оказавшись рядом. — А что, разве они были? — грубо оборвала ее сестра и взяла меня под руку. Правда, удивилась она искренне. Были, Дафна. Скорее всего, они тоже в ремонте. *** — Ну, смотри… И добавил про себя: «Малявка». Астория зажмурилась и на всякий случай закрыла лицо руками. Я стянул с себя рубашку через голову и начал расстегивать блузку Дафны. Узкая юбка обтягивала бедра, и я задрал ее повыше. — Нет, Забини, — она отталкивала мои руки, — ты с ума сошел, я не хочу при сестре. — Да брось, разве тебя не возбуждает мысль, что она все увидит?.. Дафна помотала головой. — Может, после этого у нее пропадет всякое желание подглядывать и выслеживать? Каждый вздох никуда не исчезал, а отлетал под потолок, и вскоре таких вздохов накопилось слишком много. Они, как икра, липли к стенам, нависали над головой, рвались сквозь щели, но выбраться наружу не могли. Дафна дышала через рот, словно хотела заглотить половину обратно, цеплялась за меня, за стену, за стол, на который я ее толкнул. Поглядывала на сестру и в то же время старалась на нее не смотреть, но это выше человеческих сил, я знаю. Невозможно сдержаться, невозможно остановиться, но человек, что стоит рядом, притягивает внимание, будоражит кровь. Вызывает желание проткнуть его острой спицей да так и оставить, лишь бы перестал пялиться. И все же остался, пусть мертвый, пусть бессловесный, ведь ничто так не волнует, как третий лишний. Стон Дафны — короткий и возмущенный, как импульс — всколыхнул вздохи под потолком, и они медленно поползли вниз по стене. Как раз по той стене, к которой прижималась Астория. Дафна обнимала меня за шею одной рукой, а другой схватила за запястье, не давая залезть ей в трусы. Конечно, не могла решиться, Астория же, сестра, хоть и нелюбимая, никаких непристойных предложений и тем более действий. Одной рукой тянула к себе, а другой отталкивала, моя непостоянная Дафна. Ее глаза, черные в темноте, широко распахнуты, а колени стиснуты не так крепко, как минуту назад. Виски, блестящие от пота, напряженная шея и мокрые трусы. В прошлый раз за теплицами она была не против. — Я все расскажу маме! — в отчаянии выкрикнула Астория. Она цеплялась за детскую угрозу, как за сломленную ветку, но руки соскальзывали, пропасть утягивала вниз и поглощала целиком. Я ждал этого. Я слишком хорошо знал Дафну. — Рассказывай, — прошипела она скорее мне, чем сестре, и выпустила мое запястье. Уже можно было открыть дверь, выпустить малявку, чтобы не мешалась, и я сунул руку в карман за палочкой, но Дафна не позволила: пусть смотрит, раз так. Пусть. Я вторгался в липкое тепло, Дафна обхватила мои бедра ногами и откинулась назад, опираясь на локти. Я не снял брюки до конца, не стал стягивать юбку с нее, ведь нужно соблюдать приличия, не одни же. Астория застыла около стены и бормотала себе под нос. Она напомнила доспехи, расставленные в коридорах. Доспехи заводили песню с самого утра, бурчали днем, во время занятий и даже ночью не успокаивались. «Замок построен в восемнадцатом веке по приказу Министерства магии… Министр Фадж покровительствует развитию магического образования… Нельзя подниматься на пятый этаж… После девяти все студенты должны находиться в своих гостиных, за исключением дежурных членов Инспекционной дружины…» С каждым днем песня становилась все длиннее. Каждый подписанный указ добавлял в нее пару слов, а мантра звучала и звучала, бесконечная как окружность, длинная как прямая. Я почти поверил, что замок построен два века назад, а не четырьмя древними колдунами. Если бы в школе на мгновение установилась тишина, мы все сошли бы с ума. Зачем министру забивать наши головы мусором? Только для того, чтобы там больше ничего не поместилось. Дафна сцепила зубы, как если бы я сделал ей больно, и вытянулась в струну, выгнулась, вместо стона издавая приглушенное шипение. Все же она не забыла об Астории, которая прикрывала лицо руками, а сама пялилась, приоткрыв рот. Мне померещилось, что слюна стекает из уголка ее рта; пот на верхней губе выдавал малявку с головой. Я застегнул брюки и засунул трусы Дафны в карман ее мантии. — Я все маме расскажу, — шепотом повторила Астория, не обращаясь ни к кому конкретно. — Давай-давай, — издевательски ответила Дафна, — и вот это маме можешь отнести, — она выхватила из кармана смятые трусики и повозила ими по лицу сестры. Та никак не отреагировала, а я поморщился. Ну и зачем это? — Видишь, ничего красивого, — я немного задержался после того, как Дафна вышла из класса, — совсем не так, как представляется. Астория не моргала и молча ковыряла носком ботинка пол. С того дня она стала краснеть еще гуще, завидев меня, а Дафну и вовсе избегала, чему последняя несказанно обрадовалась. Октябрь пролетел в ветрах и дождях, а в ноябре вместо снега с неба посыпались декреты — один за другим. Декрет номер пять запрещал Флитвику демонстрировать на уроках действие заклятий, и теперь на заклинаниях мы читали учебники и зубрили правила. Шестой декрет принуждал всех до единого учить новую, переизданную историю Хогвартса наизусть и сдавать зачет мадам Пинс. Нервная, дерганая мадам Пинс судорожно кивала и ставила зачеты, не слушая, только морщилась и бормотала нечто невнятное. А вот седьмой указ большинству пришелся по вкусу: разрешалось спускаться в Большой зал когда угодно и «принимать пищу в удобное время». Недовольными остались только Грейнджер, возмущенная нечеловеческим отношением к эльфам, и худеющая Миллисент. Время от времени вопрос, почему Гриффиндору не досталось ни одного студента в этом году, повисал в воздухе. Чаще всего это случалось на истории магии, когда от монотонного гудения Бинса хотелось лечь на парту и уснуть. Чем больше я думал, тем больше убеждался, что совпадение неслучайно. Что, если в течение шести последующих лет Шляпа не отправит на Гриффиндор ни одного человека? Нынешние второкурсники закончат Хогвартс, и факультет прекратит существование. Не то чтобы я расстроился, но это, по крайней мере, странно и непривычно. Впрочем, замысел Амбридж и министра понятен: если закрыть факультет официально, поднимется волна дерьма, крики, шум, возмущение, осуждение, общественное мнение и прочие ненужные правительству вещи. А так все законно, так получилось, нет смелых людей, все кончились, Гриффиндор мы упраздняем. Очень осторожная и грамотная политика. Из раздумий меня вывело знакомое «кхе-кхе». — Я извиняюсь, профессор Бинс, — громко перебила Амбридж нудное гудение. — Сегодня в семь состоится собрание Инспекционной дружины. Большая просьба не опаздывать, — она обвела нас взглядом. — И спешу напомнить, что факультет Слизерин находится в одном шаге от наказания. Стыд и позор. Да-да, стыд и позор. Учите историю магии, спускайтесь в Большой зал чаще, сдавайте зачеты… профессор Флитвик, вы ведь помните, да?.. «Стыд и позор» тоже нужно включить в песню доспехов. Другим факультетам Амбридж не напоминала о шариках в часах и с удовольствием назначала наказания. Силами студентов уже были отремонтированы башни, девятый этаж и левое крыло восьмого. Если кто-то из слизеринцев обосрется еще раз, правое крыло за нами. — А давайте запретим всем учиться, разрисуем стены и вернем портреты на место, а? Без них скучно, мне нравилось наблюдать, как сэр Кэдоган задирает платье Полной Даме. — Давайте вы не будете нести чушь, мистер Забини, и волновать умы своих однокашников. Если их не волновать, совсем скиснут. — Скажите, профессор Амбридж, а вы знаете, что мадам Пинс даже не слушает, когда ей рассказываешь новую историю Хогвартса? — В таком случае, она будет уволена, — отрезала Амбридж, сложив ручонки на пузе. — А когда я сказал ей, что Хогвартс был основан в десятом веке, она затряслась и… и все. На самом деле, она мелко закивала, приложила палец к губам и поставила галочку напротив моей фамилии. В установившейся тишине я слышал, как дрожит бокал Панси. — Зачем ты сказал ей неправду? — подняла брови Дафна, и мой желудок сжался до размеров горошины. Тревога играла на нервах как на гитаре. — Ваш факультет будет наказан, мистер Забини. — За что?! Думай, Блейз, думай, что могло ее так взбесить. Ты ведь затеял все это ради того, чтобы понять. Я всего лишь сказал, что Пинс обманывает начальство, а новая история Хогвартса обманывает нас. — За клевету и провокацию, — вместо Амбридж в кресле сидела жаба, обмазанная слизью. Я почти не разбирал слова, только кваканье. — Я не вру. Вы что, считаете, что Хогвартсу так мало лет? — я вскочил на ноги и оглядел друзей в поисках поддержки, но все прятали глаза. Кто-то пожимал плечами, кто-то едва заметно кивнул, другие отмолчались. — Да что с вами такое?! Я думал… Я думал, что все мы играем по одному сценарию и в любой момент можем прекратить. Это как с Гарри Поттером — все знают, что он на самом деле видел Волдеморта, и что тот возродился, но вслух никто не говорит. Мы слишком увлеклись и поверили в муть. Министерство приготовило муть, а мы сожрали без соли, прожевали и проглотили. Заразились ею. — Панси, скажи мне, что вы все пошутили, — я теребил ее за рукав, а она шла впереди и дулась. — Панси, ну разве ты не помнишь, что в прошлом году «превосходно» считалось лучшей отметкой, а? Восьмой декрет, изданный на днях, переворачивал систему оценивания с ног на голову. Представляю, что было с отличниками, в одночасье превратившимися в худших студентов. — Из-за тебя нам теперь придется работать наравне с домовиками, — процедила она, резко остановившись. — Чего ты добился своими сказочками? — Паркинсон сунулась к моему лицу, ноздри ее гневно раздувались. Я глубоко вздохнул и дождался, пока успокоится Панси. — Скажи, дорогая… просто ответь на вопрос. Когда был основан Хогвартс? — В тысяча семьсот девяносто третьем. Доволен? — насупилась она и уткнула руки в бока. — Эм. Хорошо, — мурашки пробежали по спине. — Кто такой Дамблдор и куда он делся? — Ты издеваешься? Ну хорошо, я отвечу на твой идиотский вопрос. Альбус Дамблдор — бывший преподаватель трансфигурации, хотел занять пост директора, пытался захватить его, используя недюжинные магические способности. Но силами министерства попытку пресекли и назначили Амбридж, а Дамблдора… ну не знаю, наверное, в Азкабан посадили. Еще что-то? — кривлялась Панси. — Да, последнее. Ты шутишь? Отвечай честно, — я стиснул ее запястья. Мурашки пританцовывали и бегали кругами. — Нет. В глазах Панси мелькнула тревога, и я отпустил руки. Она не врала, она действительно принимала творившийся пиздец за чистую монету. — Увидимся вечером на отработке. — Мне необходимо было хорошенько подумать. Вытрясти из головы весь мусор. Учите историю магии спускайтесь в Большой зал чаще сдавайте зачеты профессор Флитвик вы ведь помните да к экзаменам СОВ допускаются только студенты с оценками отвратительно и слабо будьте вежливы учите историю магии спускайтесь в Большой зал чаще… За три месяца с начала учебного года я ни разу не замечал за друзьями странностей. Они ходили на занятия, учили кое-как историю, иногда заглядывали в библиотеку, ржали над новыми декретами и патрулировали коридоры. Когда они успели поверить в происходящее? Я отлично помнил, какую заварушку устроили министерские, как бежал из Хогвартса Хагрид, как Амбридж назначили директором после того, как Дамблдор покинул школу. Сам, конечно, при бегстве Дамблдора не присутствовал, но слухи распространялись быстро, уже к вечеру того дня вся школа знала о произошедшем. — Не отвлекайтесь, Блейз, ваше Экскуро и без того не совершенно. — Низкий голос выхватил меня из спальни и перенес в коридор восьмого этажа. «За вами по традиции проследит декан», — сообщила Амбридж, прежде чем выставить всех за дверь. Профессор Снейп ничуть не изменился. Поменялось все вокруг, а он — нет. Казалось, что ухмылка на тонких губах и длинные черные волосы — вечны. Снейп умрет, а они останутся и отправятся к следующему декану как знамя. Профессор Снейп, крайне недовольный тем, что ему приходится торчать здесь вместе с нами, раздавал указания и, наверное, обдумывал, что бы еще рассказать на уроке о дурманящих зельях. Дело в том, что третий месяц мы изучали одно и то же зелье. Вернее, настойки, вызывающие помутнение рассудка, создающие ложные образы, ведущие к расстройствам психики и сумасшествию. Снейп настойчиво втолковывал нам, что применять их ни в коем случае нельзя, если у нас нет намерения навредить. И тут же замечал, что использовать такие зелья нужно в строгой последовательности, иначе должного эффекта не дадут. Объяснял, то есть, как правильно навредить. «Если пациент, — Снейп всегда называл жертву пациентом, — не принял первый компонент, не стоит стараться и давать ему последующие — все равно не подействуют. Без первого компонента такие зелья теряют свою силу. Вы меня поняли, мистер Забини?» — он скалился желтоватой улыбкой и вгрызался в меня пристальным взглядом. Наверное, он считал меня самым тупым. «А вы меня поняли, мисс Буллстроуд?» Ах нет, не самым. Милли медленно кивала, а Снейп вздыхал после звонка: «Ничего вы не поняли». — На сегодня достаточно, — Снейп махнул рукой, и мелкота, побросав тряпки, унеслась прочь. Никогда бы не подумал, что они осмелятся так быстро ускользнуть из-под носа декана. Мы по привычке задержались. — До следующего раза, — ехидно напутствовал он. — Надеюсь, что нет, — проворчал Малфой. — Не надейтесь, — Снейп выразительно смерил меня взглядом и пошел прочь. Мантия вздулась у него за спиной. К следующей среде штрафы накопились вновь. Но в этом виноват не я, а декрет номер девять. *** Декрет номер девять появился на стене рано утром — позолоченная резная рамка, листок пергамента и тонкие строчки: «Ученикам запрещается…» До конца я не дочитал, потому что торопился на завтрак. Очередной запрет погоды не сделает, вряд ли я за время завтрака успею нарушить новый приказ, подумал я и втиснулся на скамью между Миллисент и Малфоем. — Двинься, — буркнула Панси, которая встала не с той ноги. Утром она уже успела обругать горгулью, Филча и декрет номер три. — Двинься, жирная, я сказала. Миллисент напряглась, но не ответила и даже не подумала выполнить приказ. Она пила тыквенный сок и зыркала в сторону пудинга. — Ты плохо слышишь? — Всего лишь навязчивый комар, Блейз, песня доспехов гораздо хуже. Песня не смолкает который месяц, и, спроси меня ночью об основании Хогвартса, я без запинки отвечу — восемнадцатый век, какие проблемы, конечно, восемнадцатый. — Панси, не легче ли сесть на другое место? — мне надоело слушать истерические визги. В конце концов, полупустые скамьи давали такую возможность. — Я разговаривала не с тобой, Забини. Это во-первых, а во-вторых, я хочу сидеть здесь. Кто-то слишком жирный, и потому места не хватает. Я видел, как капля пота скатилась по виску Буллстроуд, и отодвинул свой стакан подальше. Проглотив желчное «вспомни себя года два назад» я предложил: — Садись на мое, а я пойду вон ту… — Нет, я сяду туда, куда хочу. Я наконец заставил себя посмотреть Панси в глаза. Злоба выступила на ее коже уродливыми прыщами. — Ну ты чего, Панси, — я коснулся ее коленки и потихоньку погладил. — Нельзя быть такой вредной. Лучше поцелуй меня, глядишь, Малфой с Дафной проснутся, — подмигнул ей и приподнял краешек юбки. — Полегче, Забини, — предостерег Драко. — Кажется, ты уделяешь Панси недостаточно внимания, и она нервничает, — просто ответил я, не убирая руки. — Кажется, кто-то нарывается. — Кажется, кто-то здесь слишком жирный, — тянула свое Панси. — Убери от нее лапы, — взъярилась Дафна и отвесила мне звонкую пощечину. Щека горела, десятки лиц обратились на нас, и сердце стучало где-то в горле, толкая кровь прямо на язык. Вкус ржавчины вязал рот. — Да садись ты, дура! — не выдержала Миллисент и подскочила со скамьи. Стаканы звякнули, когда она задела столешницу. — Подавись! — Милли выбралась в проход и зашагала прочь. Ее широкая спина быстро исчезла за дверями. — Ну, добилась? Панси тяжело дышала и глотала воздух. — Да. Теперь можно завтракать. — Мне что-то расхотелось. А ты, Малфой, трахай Панси лучше, чтобы не срывалась на людях, — я отбросил вилку. — С каких это пор ты стал таким правильным? — Драко невозмутимо откусил от тоста. — Забини… мразь, — выплюнула Паркинсон. — Драко, сделай что-нибудь! — Сядь и успокойся, — велел тот. — На нас смотрят. — Да мне насрать! — она размахнулась, чтобы врезать мне еще раз, но я вовремя увернулся. На щеке осталось несколько царапин, хотя Панси явно нацелилась выдрать мне глаза. Вот сучка. — А мне нет. — Малфою не насрать на репутацию. Воспитание, знаете ли, оно сильнее нас. Драко перехватил Панси поперек талии и попытался оттащить от меня. — Опять за свое? — пропел приторно-кислый голосок. Я ненавидел этот голосок как человека, и гораздо больше. — Вы нарушили декрет номер девять, мистер Малфой, мистер Забини, мисс Паркинсон, и я вынуждена взыскать штраф. Да вы что! Какое совпадение. — Вот, Долорес! — Квирелл вышел вперед, подняв резную рамку с декретом повыше. — Если юнцы не верят, — он потрясал кулаком. Да верим мы, верим, не суетись. «Ученикам запрещается драться во время завтрака». Совпадение? На самом деле, ничего не изменилось. Мы всё такие же придурки. Учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается учите историю ученикам запрещается… Порой мне казалось, что ученикам запрещается учить историю. Чаще — что Флитвик должен жить в Большом зале и жрать-жрать-жрать. Мысли превращались в кашу, путались, варились и тлели, загнивали, разлагались. Даже ночью на ухо нам напевали колыбельную, чтобы лучше запомнилась. Спасение я искал в библиотеке, там мантра звучала чуть тише, потому что шуметь в библиотеке запрещено. Приходил в хранилище пыльных томов рано утром, до завтрака, возвращался после обеда, во время свободных пар и вечером, все чаще напоминая себе заучку Грейнджер. «Новую историю магической Великобритании», как и «Новую историю Хогвартса», я выучил наизусть. Встречались там занимательные вещи, например, упоминание двенадцати способов использования драконьей крови, открытых Корнелиусом Фаджем. Хотя я точно знал, что заслуга эта — Дамблдора. Да-да, того самого, что пытался незаконно захватить власть в Хогвартсе. Встречалось и откровенное вранье про полоумную старуху Макгонагалл, якобы пособницу Дамблдора, выдававшую себя за ученую даму, а на самом деле замышлявшую переворот. Книжонка кусалась, царапалась и не давалась в руки. — На вот. Я чуть в штаны не наложил. — Миллисент! — Она протягивала мне рукавицу. — Напугала, блин. — Извини, — дернула уголком рта, будто сдерживала улыбку. — Я тут сказать хотела… Спасибо тебе. Ну, за то, что заступился и вообще. — Да брось, — я фыркнул и сдул со лба челку, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Никогда раньше этого не делал. — А еще… Я тут заметила кое-что. Помнишь, Снейп заставил нас оттирать краску со стены? Ну, мы типа самые тупые бла-бла-бла. — Ага, хотя мое зелье соответствовало описанному в инструкции, — мне бы наплевать на Снейпа и растереть, но у Малфоя зелье правда получилось в разы хуже. — Мое тоже, — отмахнулась Милли. — В отличие от варева той же Дафны, но не суть. Так вот, помнишь, что сказала Амбридж? Краска осталась с тех времен, когда имена провинившихся записывали на стену, позорили типа. — Угу. — Она соврала. — Почему я не удивлен? — я потянулся и перелистнул ветхую страницу. — Краска осталась с тех пор, как выпустили василиска. Кто-то писал от имени наследника Слизерина, соображаешь? Я медленно кивнул, наблюдая за пауком, спускающимся на незримой ниточке. Второй курс, всеобщий переполох, страх и паника, как же, соображаю. — К чему ты клонишь? — мы склонились друг к другу, чтобы никто не украл ни единого слова. — А к тому, что никто этого не помнит, Блейз. Никто не помнит события четырехлетней давности, как такое может быть? — она шептала страстно, хватая меня за руки, жаждала убедить, боялась, что я засмеюсь и обзову ее двинутой. — Подожди, хочешь сказать, что ты… что ты… помнишь? — я не верил ушам и хотел расцеловать Миллисент. Она кивнула и шумно сглотнула. — Я пыталась расспросить народ с других факультетов. Никто не помнит, все крутят пальцем у виска и ржут. — А Поттер с компанией? — У них я не спрашивала, но Поттер всегда рассказывал небылицы. Я бы не стала на него полагаться. Кого ты обманываешь, Милли? Поттер, несмотря на жажду внимания, часто говорил правду. И сейчас говорит. Мы довольно долго сидели, не издавая ни звука, а после одновременно вздохнули. Я ощущал, как тугой узел где-то в желудке расслабляется, и иголки в моей голове превращаются в спички, как на первом уроке трансфигурации, только наоборот. У нас теперь все наоборот. — А тебе не приходило в голову, что это мы сошли с ума, а остальные — нормальные? Я сам не пускал эту мысль дальше задворок сознания, но тут расслабился, и она вскочила на язык. — Приходило, но Снейп меня переубедил. Я поперхнулся слюной и придвинулся совсем близко, почти коснулся ее лба своим. — Ты говорила со Снейпом? — Нет. Это он говорил с нами обоими. Миллисент объясняла и объясняла, а я кивал, смотрел на книжные полки и не видел ничего, кроме белесого пятна, словно перед глазами повисла пелена, обернулась жидким киселем и стекла на пол. С обложки «Ядовитых растений» на меня смотрел Снейп, губы его шевелились, произнося: «Если пациент не принял первый компонент, не стоит стараться и давать ему последующие — все равно не подействуют. Без первого компонента такие зелья теряют свою силу. Вы меня поняли, мистер Забини?» Я понял вас, профессор Снейп, теперь я все понял. Мы с Миллисент единственные не ели на ужине первого сентября. А я-то уже готовился поверить, что Хогвартса вообще не существует. *** Я чувствовал себя шутом, что пляшет на площади и собирает за это кнаты. Кнатов мне никто не дал, зато попинали языками и отвесили тумаков. — Забини, если ты не прекратишь нести ересь, за которую наказывают весь факультет, нам придется тебя заставить, — Малфой вздернул острый подбородок, и Крэбб с Гойлом вытянулись в струнки. Если так можно сказать о двух горах мышц. — У нас, благодаря твоим стараниям, опять восемь шариков в верхней части весов, так что, будь добр, засунь язык себе в задницу и помалкивай при Амбридж. И тебе того же желаю, Малфой, я и не рассчитывал на помощь. Трудно рассчитывать на поддержку человека, который не помнит, что случилось в прошлом году. И нельзя его в этом винить. — Я сказал правду. Кареты раньше везли фестралы, а эльфы готовили и убирали. — Да какая разница, За-би-ни?! — Панси постучала по лбу сначала себе, потом мне. — Какая разница, чем занимаются эльфы? Ты откуда такой взялся-то, а? Сколько тебя помню, тебе всегда было все равно, хоть взорви гостиную. — Мне и сейчас похуй на гостиные, хоть все четыре взорви. Кстати, хорошая мысль, может быть, Амбридж немного удивится. Ой, а где это наши гости-и-иные? Дафна демонстративно меня не замечала, все еще обижалась после ссоры в Большом зале, но тут не выдержала и хихикнула: — Я поняла, Забини решил перевернуть Хогвартс с ног на голову, стать новым Гарри Поттером. Перевернуть с ног на голову обратно, потому что один раз его уже кто-то постарался, опрокинул школу и перетряхнул ее чуланы. Добро пожаловать в Хогвартс обратно. «Запрещается объявлять себя новым Гарри Поттером», — в холле на всякий случай повесили еще один декрет, вроде бы на месте девятого. Какая предусмотрительность. — Прекращай, Забини, — серьезно попросил Малфой, отойдя от пергамента с неизвестным номером. — Пока не поздно. Не было никаких дурманящих зелий на праздничном обеде, мы бы почуяли… — Ты плохо учил, Драко, «превосходно» тебе. Эти настойки не имеют ни запаха, ни вкуса, — слова спешили, язык заплетался. — Второй обязательный компонент нужно принимать ровно через два месяца после первого, — я схватил Малфоя за грудки и встряхнул, словно надеялся, что его протухшие мозги заработают. — Хочешь сказать, что в Хэллоуин тоже сожрал все, до чего дотянулся, и не заметил? — Минус девять, мистер Забини. Следующий штраф станет роковым для Слизерина. Если я убью Амбридж, меня обязаны оправдать. В Визенгамоте тоже люди сидят, они поймут. Жаба. — Что на этот раз?! — рявкнул я, не поворачиваясь, иначе блеванул бы прямо на жабу. — Декрет номер девять, мистер Забини. Декрет номер девять. — Там ведь сказано, что нельзя драться во время завтрака, — съязвил я, — а сейчас вечер. Амбридж вытащила длинный язык и проглотила муху. — Вы уверены? Облизнулась и вытерла лапки о розовую кофтенку. Задушить бы ее бантиком, а после спрятать тело в Выручай-комнате, где его никогда не найдут. Я сорвался с места и, перепрыгивая через три ступеньки, помчался вниз. Быстрее, быстрее, быстрее, пока Амбридж не опередила, налево, направо, бежать, бежать, быстрее, холл, позолоченные рамки. Декрет номер один, семь… благодарность, объявленная Амбридж самой себе — смешно, да, очень… ну где же… — «Декрет номер девять, — пробормотал я под нос. — Ученикам запрещается хватать за мантии своих однокурсников и встряхивать их. Кроме того, запрещается вести пропаганду и распространять лживые слухи. Подписано: директор школы чародейства и вол-шеб-ства», — обессилено закончил я по слогам и опустился на пол прямо там, где стоял. — А утром там значилось: «Запрещается выдирать волосы сестрам», — я узнал Асторию по голосу и, подняв голову, уставился на нее, но видел лишь размытые очертания. Глаза слезились. — Дафна опять?.. — Ага. Неважно, — она села рядом. — Текст декрета меняется, если это удобно администрации, — мелкая Гринграсс обхватила колени руками. — Так нечестно. — Расскажи маме, — вырвалось против воли, но тут я опомнился: — Извини, я… — Нормально. Цифра девять стала волоском, на котором висел весь факультет. Волосок порвался, когда Дафна упала с лестницы. Столкнул ее я. *** Декрет за девятым номером пропал утром в пятницу. Висел-висел, а потом исчез, сразу после завтрака. — Вряд ли кто-то заметит пропажу раньше обеда, рамки-то все одинаковые, — заговорчески просвистела Милли, округлив глаза. Миллисент была жирной. Бока свисали над резинкой юбки, и мои пальцы просто увязли в них. Казалось, жир сейчас пропитает ткань, потечет на пол, я поскользнусь на нем, упаду и потеряю сознание. В тайне я надеялся на это. Как мы оказались в классе, я плохо помнил, словно от памяти отрезали кусок, и хромая память поковыляла дальше. Наверное, мы с Милли желали спрятаться ото всех. — А помнишь?.. — каждая наша фраза начиналась с этих слов. — А помнишь, в детстве мы закрывались в комнате и представляли, что это наше королевство? — Ты был королем и издавал указы. А Драко отказывался им подчиняться и заявлял, что он главнее. — Прямо как сейчас, — я не знал, что делать дальше, что сказать. Какая-то дурацкая ситуация. Миллисент ведь не Дафна, совсем не Дафна, с которой намного легче. — Пусти ты уже, ну, — решение нашлось само. Миллисент отстранилась от меня и отошла на пару шагов, заправляя блузку обратно в юбку. — Ну, мы решили, да? Как только Амбридж обнаружит пропажу девятого декрета, она соберет всех в Большом зале, и мы… — …объявим всем, что нас обманывают. И покажем декрет. Можно будет даже разрушить что-нибудь и продемонстрировать, как текст поменяется на «нельзя разрушать что-нибудь», — я засунул руки в карманы и незаметно вытер скользкие от жира пальцы о шелковую подкладку. — А если не получится… — …обращаем все в шутку, отбываем наказание всем факультетом и валим отсюда. Не возвращаемся с рождественских каникул, — я открыл дверь, пропустил Милли вперед. План казался таким простым и продуманным, таким легко выполнимым, словно был игрушечным. — Она же жирная! — возглас прорезал тишину коридора. Раздражение волной поднялось из желудка и изжогой отдалось в горле. — Что ты имеешь в виду, Даф? — громко спросил я, не убавляя шага. — Ты что… вы трахались там, да? — Дафна, судя по голосу, приближалась. Милли плелась рядом, опустив голову. — Отвечай, мудак, ты трахал ее, что ли? — Даже если так, тебя не касается, — присвистнул я и не дал ее цепким пальцам сомкнуться на моем плече. — Да ты совсем того… — Дафна забежала вперед и пихнула меня в грудь. — Ты шутишь? Скажи, что ты шутишь, и я тебя даже прощу. — Да не надо меня прощать. Мне и так хорошо, — я позволил ей свалить, радовалась бы, потому что вокруг меня плавало одно дерьмо. — Я на тебя обиделась, мы поссорились, и ты решил мне отомстить. Чтобы меня оскорбить, ты специально выбрал ее, да? Дафне бы сказки сочинять. Или статьи в «Пророк» — сама придумала, сама поверила, сама объяснила. — Отстань, Дафна, — я устало провел пятерней по лицу. — И дай пройти, пожалуйста. Порой тот, кто сидит наверху, измывается над нами и посылает вот такую настырную Дафну, не дает уйти от нее незамеченным. Порой мы отвечаем тому, кто сидит наверху, тем же. — Не дам. — А раньше давала, — оскалился я самой противной своей улыбкой. Специально покопался в кладовых и достал самую избитую, самую истрепанную, сальную улыбочку. — Ты никуда не пойдешь! — прошипела Дафна, схватив меня за мантию. Вдали часы начали бить полдень, скоро Амбридж поймет, что девятый декрет исчез со стены. А я, блин, стою здесь и пытаюсь убедить Гринграсс, что с Милли у меня ничего не было. Дафну вообще не просто убедить, если она втемяшила что-то в голову, а сейчас к тому же нет на это времени. — Уйди с глаз, — прошипел я и рванулся в сторону. Как бы не так. — Уйди по-хорошему. — Ты совсем того, — она покрутила у виска. — Двинутый. Полоумный. Безумец. — Не смей называть меня безумным, — злость вспенилась в уголках рта. Слишком часто мне говорили, что я сошел с ума, впору поверить, честное слово. — Вы сами нихуя не видите вокруг, а я в своем уме, смекаешь?! — я, что было сил, толкнул ее в грудь, и в тот же миг Гринграсс разжала пальцы. Постоянная бдительность, рявкнул бы Хмури, но говорить всегда проще, чем делать. Дафна падала медленно, точно время остановилось, растянулось жвачкой, но рука моя двигалась еще медленнее, и палочку я доставал целую вечность. Дафна лежала у подножия лестницы изломанной куклой, и ноги ее, вывернутые под неестественным углом, были бесстыдно раздвинуты. А мы с Миллисент стояли наверху и не решались сдвинуться с места. Гринграсс, конечно же жива, она ведь волшебница и не могла пострадать, упав с лестницы. Сейчас Дафна встанет, отряхнет мантию и обзовет меня мудаком. Приближающиеся шаги глухим стуком отдавались в затылке. — Что ты наделал, Блейз? — Панси вышла из темноты бокового коридора, на негнущихся ногах доковыляла до неподвижного тела Гринграсс и опустилась рядом с ней на колени. «Я очень торопился сказать Амбридж, что она дура, — ответил я про себя. — А Дафна пыталась мне помешать». Я вынул из-за пазухи табличку с декретом номер девять и, не помня себя, прочел: »Нельзя толкать однокурсниц с лестницы». — Это случайность. Такая же случайность, как то, что мы с Милли не ели за праздничным столом первого сентября. Панси в забытьи качала головой и шевелила губами, пристально глядя на нас, и от почти осязаемой ненависти я лез на стену. — Стой, — припечатала Паркинсон, когда Миллисент сделала шаг назад. Мы подпрыгнули и выставили палочки вперед. — Я позову профессора Амбридж. — Не позовешь, — ноздри Миллисент раздувались, как у Макгонагалл в гневе. Даже мне стало не по себе. — И не смей больше называть меня жирной, — взмах палочкой, и теплый всполох воздуха подхватил протяжный крик. На щеке у Панси расцветала, расползалась тонкими трещинками рана. Кровь закапала на пол, марая тускло-бордовым цветом каменные плиты. Мы что-то натворили и пока сами не поняли, что. Миллисент схватила меня за руку и потащила за собой, оставляя Панси далеко позади. Замок трясло, щепки летели сверху, путались в волосах, камни кидались под ноги испуганными зайцами, но когда я открывал глаза, все исчезало, а мы бежали, неслись, мчались по коридорам в Большой зал, где Амбридж наверняка уже собрала всю школу. Шум ударил по ушам, словно плетью, и обрушился с потолка. — Вот вы где, мистер Забини, — прокряхтел Литус Квирелл, появляясь из бокового коридора второго этажа. — А мы вас заждались, — он потер сухонькие ладони. — А мы вас — нет! — выдохнул я, увернулся от заклятия, послал свое в ответ и, не оборачиваясь, свернул на винтовую лестницу. Милли топала рядом, не отставала, а доспехи твердили свое: Учите историю магии спускайтесь в Большой зал чаще сдавайте зачеты профессор Флитвик вы ведь помните да к экзаменам СОВ допускаются только студенты с оценками отвратительно и слабо будьте вежливы учите историю магии спускайтесь в Большой зал чаще… Говор преследовал нас по пятам, показывал направление и освещал путь. Мы плутали по закуткам, заваленным мусором, как наши головы. — Остановитесь, Забини! — Амбридж тяжело дышала, будто пробежала дюжину километров, а на самом деле просто спешила поймать неугодного ученика. Литус Квирелл, прихрамывая, подошел чуть ближе и спрятался за жабой. А за моей спиной открылась дверь в библиотеку. — Заткнись, дура! Не смей подходить, — эхо разнесло буквы по залу и распихало по книгам. Я выставил палочку вперед и мотнул головой, призывая Милли скрыться за дверью, потом попятился сам, а Амбридж с Квиреллом зашли без приглашения, суки. Справа и слева в миг выросли библиотечные полки, они возвышались над нами башнями, вонь от свечей поселилась между тысяч страниц, корешки книг возмущенно поскрипывали, но я перебил их ропот: — Заткнись и слушай меня… профессор Амбридж, — надеюсь, плевок долетел до нее. — Да, твой декрет украл я. Я заберу его с собой и отнесу в министерство, чтобы министр посмотрел, чем ты тут занимаешься. — Ах, дорогой Блейз, так ведь вся прелесть в том, что он знает, — хохотнула Амбридж. Я сглотнул и провел языком по сухому нёбу. — А теперь смотри, что будет с новой эпохой в жизни Хогвартса, — раз министр знает, терять нечего. — Ах да, мне очень жаль, что когда-то я пил за нее. — Я взмахнул палочкой, сосредоточившись на одном-единственном заклятии. Перед глазами заплясали языки пламени, под ногами пылал пол, ладони горели, а палочка раскалилась как кусок железа. — Нет! — вопли встретились, ударились и разлетелись искрами. Амбридж и Квирелл инстинктивно прикрыли головы руками, вместо того чтобы спасать древние тома. От истошного вопля мадам Пинс, кажется, лопнули барабанные перепонки. Библиотека полыхала в абсолютной тишине. Языки пламени пожирали книгу за книгой, а я с удовольствием швырял в огонь журналы и подшивки «Пророка», в которых каждый день писали о хорошем и справедливом министре Фадже, о мудром директоре Хогвартса Амбридж и поливали дерьмом тех, кто считал иначе. — А в каком это декрете сказано, что ученикам запрещается поджигать библиотеку? А? А-а? — я орал что было мочи, но даже сам себя не слышал. — Ну как же, милый мистер Забини! В декрете номер девять и сказано, — Амбридж пятилась к выходу и не забывала сладко улыбаться. — Декрет номер девять гласит, что ученикам запрещено драться в Большом зале. Разве нет? — я чуял, чуял как зверь, что правда на моей стороне. Не могли мои глаза меня обмануть. Я взобрался на стол, чтобы пламя не лизало пятки, как вонючая псина. Распинав книги и подсвечники, вытащил из-за пазухи рамку и уставился на слова: «Ученикам запрещается поджигать библиотеку». Мои глаза меня все же обманули. — Не старайтесь, мистер Забини. Пока вы один, вам никто не поверит. Я споткнулся от неожиданности. Мне послышалось, или Амбридж только что признала мою правоту? — Двоим тоже, — добавила она, растоптав мои догадки. — Взять их. Литус Квирелл, похожий на дементора, взметнул руки вверх, словно готовился взлететь, и рамка с декретом выпорхнула у меня из подмышки прямо в лапы Амбридж. Литус надвигался на нас, как нюхлер, почуявший золото, готовый перегрызть горло всем, кто встанет на пути. Он сделал выпад, и библиотека, тонувшая в клубах дыма и запахе гари, пошатнулась, завертелась и покатилась. Столы сложились, как карточные домики, погребая нас под собой, и мы вместе с ними рухнули вниз. Все ниже и ниже. *** — Кажется, я потерялся. Мне снилось, что я брожу среди одинаковых домов, выкрашенных в синий цвет. Я иду по улицам, сворачиваю, бегу, но все равно оказываюсь на том же месте. Я обессилено опускаюсь на сухую землю в тот самый момент, когда из-под земли вырастает ярко-желтый дом. Дверь со скрипом открывается, и из нее выходит волшебник с длинной седой бородой. Дамблдор? — Что случилось, мальчик мой? — Кажется, я потерялся, — произнес я вслух и — проснулся. Поэтому не услышал, как Дамблдор ответил: «Ты, мой мальчик, как раз на правильном пути». Флаконы на тумбочке выстроились в ряд, и содержимое каждого необходимо было вливать в себя по часам. Целитель равнодушно поглядел на меня и не ответил. — Ничего, мы все потерялись, — утешил позже кругленький сосед по палате. Его круглое лицо будто бы сдулось, и сам он похудел в одночасье. — Госпиталь Святого Мунго превращается в место для потерянный вещей. Или специально забытых. — Вы хотели сказать — людей? Место для потерянных людей. — Может, и так. А вы знаете, что дедушка уважаемого министра Фаджа победил Гриндевальда?! — почти выкрикнул он и указал глазами на дверь. Я и без того понял, что в коридоре стоит целитель и подглядывает в щель, они такое любят. — Нет, Гриндевальда победил Дамблдор, — перебил я, повысив голос. — Все об этом знают, но боятся сказать. Дверь распахнулась, и милейшая мисс Пуф, присюсюкивая, поставила на тумбочку еще одну колбочку. — Прими быстренько, совсем бледненький весь… лучше станет, прими. Я незаметно опрокинул настойку себе на грудь. Высохнет, останется лишь пятно. — А здесь, министр, у нас пациенты с тяжелой формой психических заболеваний, — прервал щебетание мисс Пуф главный толстяк больницы, целитель Долиш. Он распахнул дверь с такой силой, что та ударилась о стену. Если мне не изменяет память, когда-то Долиш был аврором. И может, остается им по сей день. — Их сознание населено отвратительно-ложными образами и небылицами. Не знаю, как Забини и Буллстроуд из палаты Долгоноса договорились, но оба рассказывают длинную сказку про Хогвартс, каким он якобы был всего пару лет назад. Они опасны для общества, и профессор Амбридж настояла на том, чтобы поместить их сюда. Корнелиус Фадж грустно улыбался. Я вытянул ноги и спросил, пристально глядя ему в глаза: — Хотите сказать, что Дамблдор не сбегал из-под вашего носа, да? В прошлом году. Когда вы пришли за Гарри Поттером, Инспекционная дружина помогла вам его поймать, неужели запамятовали, министр? — Бедный мальчик, — улыбка Фаджа увяла. — Думаю, Долорес права, здесь он будет в безопасности. В первую очередь, от самого себя. Все покивали. Я начинал думать, что министр искренне верит в свои слова. — Если вы хотите упрятать в госпиталь всех, кто перечит вам, то у вас ничего не выйдет! — выкрикнул я ему в спину и попытался вскочить с кровати, но невесомые веревки держали крепко. Кровь бросилась в лицо, никто даже вздохнуть не смел, а Фадж замер, взявшись за ручку. Он обернулся и, толкнув дверь, тихо произнес: — А я думаю, что у меня получится. Конец Декабрь 2012