Литературный жанр

      ...Чужое дыхание обожгло ей шею, и Мария открыла глаза.       Он стоял вплотную - так близко, что это уже нельзя было принять за случайность.       Девушка замерла, боясь поверить, что происходящее - не сон и не галлюцинация. Сейчас она проснется, сейчас морок развеется, оставив в ее такой сумбурной и при этом пустой жизни лишь несбывшуюся мечту, не случившийся эпизод, жалкое коротенькое воспоминание о мимолетном касании столь желанного человека.       Марии не хотелось в этом случае довольствоваться одним только целомудренным недообъятием, и она несмело подняла руки, обвивая шею мужчины - страшась, что от прикосновения он растает, словно пустынный мираж.       К ее величайшему облегчению, этого не произошло: Джошуа остался рядом - теплый, живой и вполне материальный. Он едва вздрогнул, будто от боли, и Мария, вдруг устыдившись своего порыва, попыталась отстраниться. Но он остановил ее, прижав тонкие руки к своим плечам.       Хотелось спросить, что же заставило Грэхема изменить мнение. В какой момент времени он прекратил изображать так ранившее ее дружелюбное равнодушие и признал свои чувства? И почему она не помнит этого? Ведь вот уже месяц, засыпая, Мария мечтала о недосягаемом - чтобы Джошуа наконец подпустил ее ближе, позволил себе помочь, излечить душу.... Но вспыхивающие вопросы не успевали толком сформироваться, будто кто-то, возможно, пресловутый Бог Грэхема или же сама Судьба смахивали их с сознания, словно капли утренней росы. И она была несказанно благодарна этой высшей силе, не дававшей ей опомниться, отвергнуть дар и нарушить волшебство момента. Мария просто чувствовала жар мужского тела - его тела - в такой опасной близости от себя и была этим счастлива. Да и какая разница, что произошло, если она наконец получила, что хотела....       От размышлений Марию отвлекли сильные руки, подхватившие и усадившие ее на ровную прохладную поверхность. Эти же руки смахнули позади что-то, дробно застучавшее по каменному полу, и она поняла, что находится в Пещере Ангела. Мария обернулась и, завидев край стола, за которым Грэхем сидел в самую первую их встречу, улыбнулась - она оказалась права.       Джошуа, тем временем, осторожно снимал бинты с правой кисти. Мария наблюдала за ним, затаив дыхание - боялась собственного возможного отвращения. Но все оказалось не так страшно - розоватые жгуты шрамов ограничивали темно-красные чистые язвы с чуть влажным дном. Раны Горелого выглядели не отталкивающе, а скорее... да, вкусно. Джошуа, словно угадав ее нездоровое желание, провел тыльной стороной освобожденной от бинтов руки по гладкой щеке девушки. Медленно - как раз так, что она успела лизнуть мягкую багровую поверхность незажившего ожога. На вкус оказалось чуть солоновато, но ей больше понравилось, как Грэхем снова вздрогнул - едва заметно. А то, как он попытался скрыть от нее свою боль - неумело, неловко - возбуждало особенно...       Мария поймала перевитое шрамами запястье. Поднесла к губам, целуя ладонь - извиняясь за жестокость. Взялась за липучки на бронежилете, без слов спрашивая разрешения. Он развел руки в стороны, удивительно покорный ее желаниям. Застежки с тихим треском разошлись, открывая кремовую ткань рубашки. Бронежилет пропал как-то незаметно, видимо, Джошуа привычно скинул его без посторонней помощи. Мария же прижалась к мужчине, жадно шаря руками по широкой груди, чувствуя под пальцами границы повязок, неосторожно обрывая пуговицы, стараясь быстрее добраться до вожделенного тела и раздражаясь, что на пути ее столько препятствий. Грэхем не мешал ей, продолжая снимать бинты.       Едва последняя полоска ткани спланировала куда-то под верстак, девушка решилась заглянуть ему в лицо. Джошуа в ответ поднял взгляд, и она судорожно вздохнула, чувствуя, как между ног становится не просто горячо - жарко... Глаза мужчины будто светились изнутри, отражая сокрытое в глубине пламя. Марии показалось, что на стенах позади нее заплясали тени крестов в отсветах багрового зарева, а где-то на грани сознания послышались крики - словно пытаемые грешники старались дозваться ее, умоляя о помощи; из глаз Грэхема прямо в душу девушки вглядывался запертый в нем Ад. Мария вдруг поняла, что серо-голубая радужка - единственное, что защищает этот мир от бушующего огня, и стоит Горелому только захотеть, как ревущая стихия спалит ее на месте, оставив на столе лишь горстку пепла. Наверное, поэтому он не подпускал ее к себе? Чтобы она не узнала, какая чудовищная, сжигающая все на своем пути сила сокрыта в нем?       Руки, блуждающие по ее телу, забрались под водолазку. Джошуа взял небольшие груди в ладони, осторожно поглаживая соски. Девушка судорожно вздохнула - она и не подозревала, что ее грудь настолько чувствительна. Грэхем правильно расценил реакцию - его ласки стали жестче, сильные пальцы теперь сминали податливую плоть, терли затвердевшие бутоны сосков, заставляя Марию глухо стонать. Она почти легла на него, утыкаясь лицом в шею, вдыхая терпкий, возбуждающий запах мужского пота, оружейной смазки и пустынного ветра и окончательно теряя голову.       Джошуа, не церемонясь, сорвал с нее одежду - теперь девушка сидела перед ним полностью обнаженной, млея от умелых прикосновений. Мария широко развела ноги, подпуская его вплотную, бесстыдно выгибаясь под его руками, каждым своим движением униженно прося большего, доверчиво предлагая мужчине всю себя... беззащитная и абсолютно открытая.       У Марии было множество любовников, но никто из них не мог так быстро подвести ее к острому краю блаженства, да еще одними лишь прикосновениями: Крэйг был слишком груб, Рауль - слишком осторожен, Бенни - слишком эгоистичен, а Аркейду не хватало какой-то искры. Горелый же оказался идеален - словно герой ее влажных девичьих снов, он был груб и ласков, нетерпелив и осторожен, горяч и холоден одновременно.       Девушка не отводила обожающего взгляда от лица мужчины, уже не замечая багровых язв, уродующих когда-то правильные черты. Она едва не плакала от болезненного удовольствия, наблюдая, как Джошуа чуть покусывает и облизывает ее соски, как его пальцы выводят круги на нежной коже живота. А когда Грэхем опустился на колени и внутренней поверхности ее бедра коснулся вдруг горячий язык, Мария не сумела сдержать крика. Она судорожно вцепилась в короткий ежик опаленных волос, попытавшись направить любовника к средоточию своей страсти, но Джошуа не поддался, скинув ее руку, и продолжая медленно, чудовищно медленно приближаться к своей цели, дразня ее неторопливыми движениями. Лишь спустя невыразимо долгое время он сжалился над откровенно хнычущей Марией и, наконец, невесомо коснулся самой сокровенной точки ее тела - очертил влажной дорожкой чувствительную горошину, прерывисто прошелся по нежным складочкам, пробуя на вкус истекающее влагой женское естество. Мария уже не могла себя сдерживать. Она то подавалась навстречу его алчному языку, желая, чтобы он проник глубже, заполнил ее изнывающее тело, то пыталась отстраниться от сводящих с ума жарких ласк. И едва на грани ее сознания промелькнула мысль, что обладающий невообразимой силой воли легендарный воин, палач и убийца послушно вылизывает ее, будто пес хозяйку, как тело сотрясла первая судорога сильнейшего оргазма. Она забилась в мужских руках, задыхаясь и шепча слова благодарности.       Дожидаясь, пока схлынет волна ее удовольствия, Грэхем лениво вычерчивал на теле Марии одному ему известные знаки. Одежды на нем уже не было, и едва девушке удалось выровнять дыхание и смахнуть невольные слезы, как она замерла, не в силах отвести глаз от крепко сбитой, жилистой фигуры. Она с восторгом наблюдала за перекатывающимися под кожей тугими мышцами. Рассматривала не видевшие солнца, чуть не светящиеся в полумраке мраморно-белые участки тела. Ее завораживала, почти гипнотизировала оставленная огнем мозаика из темных ожогов и светлых шрамов. Марии хотелось провести губами по каждой полоске гладкой рубцовой ткани, поблескивающей в рассеянном свете. Поймать языком каждый танцующий по чуть влажному дну ран яркий блик... Горелый походил на драгоценное произведение искусства - словно он не живой человек, но частично сохранившаяся довоенная статуя. Неправильно собранная и в своей чужеродности еще более прекрасная той недоступной, почти уродливой красотой, что понятна только развращенным людям - «культурной» элите любого общества, отринувшей любые моральные нормы.       Мария не удержалась - провела пальцами по груди Джошуа, царапая уцелевшую кожу и с наслаждением наблюдая, как темная, почти черная кровь заполняет глубокие провалы ожогов. Как вздрагивает сильное тело, покорно принимая жестокую ласку. И счастливо рассмеялась, почувствовав между ног твердую, горячую плоть. Но триумф ее длился недолго - Грэхем резко подался вперед, входя в нее сразу и до конца, заполняя собой, вбивая в металл стола. Девушка попыталась сдержать его натиск, уперлась ладошками в широкую грудь, но Джошуа лишь грубо притянул ее ближе.       - Моя... моя... - хрипло шептал он, и Мария понимала: да, отныне и до конца своих дней она принадлежит только ему. Наконец-то она нашла настоящего мужчину - дикого и опасного, отринувшего сдержанность и самоконтроль ради того, чтобы насладиться ею. Не спрашивающего разрешения, не вымаливающего доступ к телу, но берущего все, что ему заблагорассудится. Не было больше набожного мормона, не было бескомпромиссного вождя племен, не было легата, и даже Горелый растворился в этой ярости, в чистейшей агрессии, заложенной в Грэхема самой природой. Бушующий внутри него пожар нашел выход в жестких ударах и в глухом зверином рычании. Олицетворением безжалостного мужского начала, требующим беспрекословного подчинения - вот кем он сейчас представал перед ней...       Мария никогда не замечала за собой тяги покориться кому-то, отдаться целиком на чью-то милость. Она привыкла отвечать за все сама и рассчитывать только на себя, но грубая, жестокая сила Джошуа словно пробудила ее - он смял символическое сопротивление девушки, даже не заметив. Тем самым заставляя ее вспомнить, что значит чувствовать себя женщиной, осознать свое изначальное предназначение - быть завоеванной раз и навсегда.       И она сдалась, признавая над собой его власть, принимая ее.       - Я люблю тебя, - прошептала Мария.       Джошуа не ответил, но услышал - движения его ускорились, дыхание стало рваным. Он без труда поднял ее, удерживая на весу и насаживая на себя еще глубже.       Мария вжималась в мужчину, будто пыталась слиться с ним в единое целое. Казалось, что надвигающаяся лавина головокружительного экстаза сведет ее с ума. Она исступленно царапала покрытую шрамами спину, заходясь в восторженном крике и едва не теряя сознание от сладостных судорог, прошивающих все ее существо...       На этот раз Грэхем не дал ей времени опомниться - девушка ахнула, обнаружив себя лежащей животом вниз на верстаке. Металлическая поверхность слегка холодила кожу, остужая разгоряченное тело, но Мария забыла о неудобствах, стоило Джошуа войти в нее снова. На этот раз медленно - так, чтобы она прочувствовала каждый дюйм его плоти. Он удивительно подходил ей размером и формой, словно кто-то специально создавал их взаимно дополняющими друг друга половинками - идеально подогнанными деталями чего-то цельного.       Он неторопливо покинул ее тело, и Мария издала хриплый разочарованный возглас - мгновение, когда она перестала ощущать Грэхема внутри себя, показалось ей пыткой. Джошуа за ее спиной хмыкнул, снова наполняя её резким коротким рывком. Он что-то неразборчиво прошептал ей в затылок и опять почти лениво вышел. Мария всхлипнула в ответ, пытаясь выгнуться навстречу, удержать его внутри и достичь, наконец, столь желанной разрядки. Но Грэхем, видимо, решил окончательно утвердить свою власть над ней, избрав для этого весьма жестокий способ - удар, достигающий самых потаенных глубин женского естества, и он покидает ее тело. Снова удар - и вновь мучительное отступление...       Джошуа сдерживал ее порывы, жестко вжимая в стол, не давая контролировать процесс, пока Мария не захныкала, умоляя позволить ей кончить.       - Хм... моя девочка устала? - хриплый голос Грэхема разрядом прокатился по позвоночнику, вызывая в ее измученном теле дрожь предвкушения.       - Да... Твоя... пожалуйста, Джошуа, - она хотела прокричать это, но получилось лишь еле слышно прошептать.       Но он понял ее - из его движений тут же пропала снисходительная ленца, сменившись вдруг каким-то диким, бешеным напором. Резкие, все более рваные удары причиняли боль, но недостаточную, чтобы заглушить подступающую волну удовольствия, грозящую на этот раз действительно лишить ее рассудка, превратив в послушную рабу Грэхема.       Джошуа слегка развернул голову девушки к себе, впиваясь в ее рот жадным, требовательным поцелуем, и она потеряла счет времени... Да какое там, Мария потеряла саму себя! Растворилась в жестоком ритме, плача от облегчения и всепоглощающей нежности, крича и без конца повторяя его имя в затопившем все ее существо экстазе...       - Ты писал? - удивленно спросил Грэхем, захлопнув маленькую записную книжку в кожаном переплете и шлепнув ею по грубо оструганным доскам стола.       - Издеваешься? - Даниэль возмущенно поперхнулся и отставил стакан с травяным чаем от греха подальше. - Я что, по-твоему, похож на «Марию»? - имя он произнес, жеманно растягивая гласные.       - А чьё тогда... творчество? - Горелый поставил локти на стол, сплел пальцы в замок, положил на них подбородок и задумчиво уставился на мирно лежащую перед ним книжицу. Даниэль тоже глянул на нее, но с опаской, как на кусачее насекомое. Сказать по правде, он, в отличие от Джошуа, не смог дочитать до конца: остановился на том, как с главного героя - молодой миссионер даже мысленно не способен был назвать его именем друга - снимали броню.       - Я думал, ты в курсе.       - Это же не дневник, - Грэхем фыркнул. Даниэль по привычке насупился - его всегда раздражало, что Джошуа знает гораздо больше, чем рассказывает. - Это, можно сказать... литературный жанр. Женский роман. Они, кстати, были весьма популярны до войны, удивительно, что ни один не уцелел...       - А природа не терпит пустоты, - философски заметил Даниэль.       Грэхем согласно кивнул.       - Стоило бы вернуть владелице, - протянул он. - Да и вообще, чужие записи читать невежливо. А ты еще и мне подсунул...       - Ну, там же явно про тебя написано! Я, честно говоря, думал, ты знаешь автора, - под насмешливым взглядом старшего друга Даниэль смутился. - К тому же, Джош, у нас война на пороге! Мало ли... разведчики обронили, - он стушевался окончательно, понимая, что начинает оправдываться.       - А многие из твоих писать умеют? - улыбнулся под бинтами Горелый.       - Да почти все! - Даниэль гордо расправил плечи, будто лично обучил грамоте каждого Скорбящего.       - Тогда подумай, кому это могло бы принадлежать? Облаку?       - Ну, знаешь, Облако - приличная женщина, - обиделся Даниэль за свою подопечную. - Замужем, к тому же. Зачем ей это? Она пишет, конечно, и неплохо, кстати. Сказки для детей. Давала мне почитать - знаешь, они такие первобытно жестокие. Легенды еще записывает об этом их Отце-из-Пещеры. Но подобное...       - А мои люди буквы-то разбирают через одного, - сокрушенно покачал головой Грэхем. - Разве что Ведомый...       Оба мормона как по команде уставились в спину сидящего у входа в пещеру Ведомого-Мелом. Вокруг него хлопотала лекарша - обрабатывала глубокие царапины, оставленные ногтями Курьера. Юный следопыт вертелся на месте и все порывался сбежать от ее назойливой опеки. Дикарка хлопала его по рукам, заставляя сидеть смирно, и вполголоса ругалась на родном наречии. Грэхем автоматически перевел вслух несколько эпитетов - самыми мягкими из них оказались «бешеный таракан» и «копье в заднице».       - Мда... это дитя природы, кажется, еще не доросло до подобных вещей, - Даниэль с усмешкой толкнул Горелого плечом. - А кто его так?       - Наша гостья с Большой земли.       - Курьер, что ли? - удивился Даниэль.       - Угу, - Грэхем в раздражении побарабанил пальцами по столу. - Твой шаман напоил ее какой-то дрянью, да, видать, дозировку не рассчитал. И моему парню пришлось тащить ее на себе от самого двадцать второго лагеря. Рассказывал еще, что еле ноги унес от гигантского огненного яо-гая.       - Да, везет мальчишке на паленых чудовищ, - ухмыльнулся Даниэль - поддел-таки! И вдруг замер: - Слушай, а я ведь примерно там и нашел эту книжку. Может, она...       - ...принадлежит Курьеру, - закончил за него Горелый.       - Которую, кстати, зовут Мария, - хохотнул Даниэль.       - Серьезно? Мария?       - Прости, из головы вылетело, - он хлопнул себя по лбу. - А тебе она имя свое не сказала, что ли?       - Да я как-то и не спрашивал, - Грэхем пожал плечами.       - Ну и какой из тебя после этого «Мужчина Мечты»? - расхохотался Даниэль. - Пойдем, прогуляемся, герой-любовник...       Джошуа что-то неразборчиво проворчал - кажется, его друг на ближайшие пару месяцев обзавелся новой темой для шуток.       Тем временем где-то в сумраке пещеры над бессознательным телом раскачивался в трансе шаман Мертвых Лошадей - он звал заблудившуюся в грезах душу, пытаясь вернуть Курьершу обратно в реальный мир.