я не хочу винить тебя, но я ненавижу твою улыбку...
***
Покои матушки очень просторны и с лёгкостью умещают всех приезжих гостей. Взгляды каждого направлены точно на молодожёнов, которые разделились на два лагеря: одни стараются вывести мужей хоть на какой-то разговор, а вторые либо молчат, либо отвечают грубо и без доли уважения. Цзян Чэна не волнует, что о нём подумают другие, совсем ни капли, наоборот, его дико раздражает всё это. Он считает, что всё это добродушие Сичэня исчезнет за дверьми его покоев, но отдалённо в глубине души понимает, что, возможно, не такой уж Лань плохой. Только вот те самые мысли уходят сразу, вслед за порывом высказать грубые слова в сторону мужа. — Насколько я погляжу, ваш сын не очень рад такому браку, уверены ли вы, что хотите повторить свою ошибку, госпожа Юй? Всё-таки, извините меня за грубость, вы сами были несчастливы в отношениях и поступаете так с собственным сыном. Он мог бы стать хорошим правителем, но вы ставите крест на его дальнейшей судьбе, делая из него женщину. Ваша любовь к власти весьма объяснима и ненависть к сыну тоже, он очень похож на покойного отца, но всё же… — мужчина, что говорит эту речь, деловито поправляет длинную бороду и лишь только когда заканчивает, поднимает взгляд на восседающую на троне женщину. Взгляд её серых глаз наполнен жёсткостью и непоколебимой жаждой власти, однако где-то отдалённо можно уловить буквально мгновение сочувствия. В покоях вмиг становится тихо, Вэй Ин и Лань Сичэнь перестают доставать мужей и устремляют взгляды на Юй Цзыюань. Если первый смотрит с неким страхом и волнением в глазах, то вот второй, скорее, с любопытностью и удивлением. Цзян Чэн и Лань Ванцзи как сидели, так и сидят подле мужей, однако взгляд Ланей одинаков, только у одного ярче выражаются эмоции, чем у второго. Ваньинь же просто застывает на месте. В голове проносится множество мыслей за это долгое и тяжёлое молчание. «Что, если она подумает, будто я жаловался кому-то из них?» Одна из самых страшных мыслей, ведь его мать вполне может такое придумать, а зная, как она не любит, когда кто-то жалуется, вполне очевидны последствия. — Да как ты смеешь так разговаривать со мной и портить столь прекрасный праздник? — спокойный, но явно раздражённый голос разрушает тишину комнаты, заставляя говорившего вздрогнуть и опустить взгляд. Конечно, он перегнул палку и теперь Юй Цзыюань выскажет всё, неважно как, но покажет свою силу. — Была я счастлива в браке или нет, не вам решать, господин Вэнь, не вам меня учить и поучать, когда у самого дочь повесилась в день свадьбы, а вторая сошла с ума, узнав, кто её будущий муж, а ведь обоим было не больше пятнадцати лет. В их смерти виноваты только вы. Мой сын вполне счастлив, ведь выходит не за семидесятилетнего деда, которому лишь бы свои потребности унять. А ты? — она резко поворачивается к сыну, заставляя его вздрогнуть и слегка вжать голову в плечи, стараясь укрыться от гнева матери. — Мы уже говорили по этому поводу! Не смей идти против меня, иначе я напомню тебе тренировку на краю. Юношу в фиолетовых одеждах словно прошибает током, голос матери заставляет только согласно кивнуть и опустить взгляд к полу. Рядом сидящий Сичэнь бросает взгляд на юношу и хочет уже взять его руку в свою, но только получает небольшой удар по пальцам и сразу же убирает ладонь, понимая, что сможет вскоре сделать всё, как им и сказали. Вэй Ин лишь бросает сочувствующий взгляд на своего почти что брата и только устало выдыхает, а ведь праздник ещё в самом разгаре, однако здесь уже успели перессориться друг с другом. Это грустно, правда, с другой стороны, ожидаемо, ведь брак по расчёту, а многие родственники не знали этого, отсюда всё и идёт. — Это было неуважительно с вашей стороны так высказываться о моих девочках! Вы не имеете права.. — Довольно! Вы гость и имейте уважение, прежде чем говорить подобные вещи и бросаться обвинениями в сторону моей матери! — внезапно подавший голос Цзян Чэн, вступившийся за мать удивляет даже саму Пурпурную паучиху, да, в принципе, не только её. Все присутствующие смотрят на юношу, что внешне пусть и похож на отца, но выказывает материнский характер. Не каждый осмелился бы сказать слово против взрослого и посмел бы так дерзко себя вести и вступать в разговор, но это не считается плохим воспитанием, наоборот. Серые глаза с прекрасным пурпурным отливом сейчас мечут молнии на всех, кто может хоть как-то задеть матушку. Юй Цзыюань, широко распахнув глаза, смотрит на сына и в глубине души её берёт гордость за такого прекрасного мальчика, как Цзян Чен, что, несмотря ни на что, защищает её даже в такой ситуации. Это не может не радовать женщину. Вскинув подбородок, она впервые за столько лет улыбается сыну, заметив это, он не может не улыбнуться в ответ мягкой, совсем детской и невинной улыбкой. По-детски пухлые щёки слегка приподнимаются, а где-то чуть ниже образовываются ямочки. — Думаю, на этой ноте, хоть и не очень приятной, мы закончим. Супругам нужно время, чтобы познакомиться поближе и уединиться в покоях. Не будем же заставлять их ждать, — регент, поднявшись со своего уже законного трона, подходит к двум юношам: Вэй Ину и Цзян Чэну. Они встают рядом, чтобы обменяться парочкой слов, пока их мужья что-то обсуждают неподалёку. — Завтра вы покинете Юньмэн уже навсегда, но я буду рада видеть вас в гостях. Не смейте опозорить честь нашей семьи. Всё зависит целиком и полностью от ваших действий и поведения. Особенно это касается тебя, Вэй Ин, если смеешь опозорить нас, самолично выпорю тебя и брошу в темницу, — с каждым брошенным словом голос женщины становится грубее и строже, заставляя Усяня постыдно склонить голову ещё ниже и почти полностью втянуть шею в плечи. Для Усяня это уже привычно, точно так же, как и для Цзян Чэна. Ещё будучи маленькими, они оба поняли, что не получат любви и ласки от этой жестокой женщины, которой нужна только власть. Сейчас она её получила и даже проявила каплю заботы и внимания к сыну, что все эти годы питал надежды. Только вот между ними одно отличие: у Вэй Ина был дядя Цзян, а у А-Чэна только шицзе, что впоследствии уехала. Это несправедливо, и Усянь это понимает. Он старался привлечь внимание отца к сыну, но в итоге сделал только хуже, ведь мысли мальчика понимали по-другому — будто Цзян-младший жаловался на недостаток внимания, и каждый раз после такой выходки Вэй Ина, Ваньиня во всех смыслах загружали тренировками и учёбой. — Конечно, матушка. Я сделаю всё, чтобы нашу семью и империю не опозорить, — смирившись со своей скорбной участью, Цзян Чэн кланяется матери, что отворачивается и медленным, но грациозным шагом удаляется из покоев в сопровождении остальных гостей, молодожёнов оставив на слуг.***
Фиолетовые оттенки повсюду, это один из любимых цветов Цзян Чэна, но, кажется, с этого момента он ненавидит этот цвет и всё, что с ним связано. В окно льёт лунный свет, освещая большое ложе, что придётся делить с мужчиной. Огонь свечи мягко колыхается, обращая на себя внимание самого младшего из присутствующих. Его покои украсили в цвете его наряда, и от этого тошнит, но еще больше тошнит от присутствия незнакомого чужого человека. Ваньинь чувствует взгляд и, пересиливая себя, ступает дальше, вглубь покоев. Кровать и вправду большая, подойдя ближе, Цзян Чэн в этом убеждается. По бокам от неё небольшие столики, заставленные самыми разными маслами, и сразу осознав, зачем они здесь, Цзян Чэн ощущает, как щёки мгновенно розовеют, а тело пробивает лёгкой дрожью от скорой участи. Молчание старшего Цзян Чэн переносит тяжело, по его прямой спине это можно прочесть, по напряжённым мышцам, по тому, как расправлены плечи, как руки сжимают подол одеяний, а сам А-Чэн чувствует текущие по венам дикий страх, тревогу и панику. Ваньиню стоит тяжёлых усилий развернуться лицом к мужу, но взгляд серых глаз всё равно не поднять. Он опускается на кровать, чувствуя, как мнется ткань. Мягкий матрас слегка проваливается вниз, а слуха касается шелест одежды. Казалось, Сичэнь снимает с себя верхние накидки, но нет, это наряд «невесты» так шумит, ведь по силуэту видно, как мужчина молча стоит напротив, явно о чём-то сильно задумавшись. Медовые глаза смотрят на Ваньиня. Для Лань Сичэня это не юноша, что стал ему мужем, а ребёнок, попавший под горячую руку старших и теперь вынужденный страдать. Его пухлые губы искусаны, и это хорошо видно даже через полупрозрачную ткань. Глаза смотрят в пол, он не желает даже мимолётный взгляд кинуть на супруга, а тело говорит само за себя — Ваньиню страшно. Лань Сичэнь понимает его и то, как не хочется делать это при первой встрече, очень хорошо понимает. Для старшего Ланя Цзян Ваньинь больше младший брат с разницей в десять лет, но никак не муж. При всём желании, Сичэнь не хочет причинять этому ребёнку вред. Ему как старшему хочется обнять и успокоить юношу, не насиловать и не использовать как наложника, Ваньинь слишком хорош и слишком хрупок для такого, но больше всего он напуган. — Пожалуйста, давай не будем этого делать... Я не хочу...— едва слышимый шёпот из уст Цзян Чэна вызывает у Сичэня грустный вздох, а глаза чуть ли не наливаются слезами от картины перед ним. А-Чэн сидит на большом ложе, плотно сведя колени, сжимая края свадебного наряда в пальцах, а голову опустив низко, отчего прядки длинных волос спадают на лицо. Его губы дрожат, будто он вот-вот заплачет, а руки слегка трясутся, будто перед ним стоит не человек, а монстр. Сердце сжимается, заставляя пропустить удар, и Лань Сичэнь опускается перед Ваньинем на одно колено, чтобы оказаться одного роста, и мягко, почти невесомо касается пальцами кулака юноши. Мужчина чувствует его напряжение, чувствует страх и готов поклясться, что тот может вот-вот потерять сознание от переизбытка эмоций. Они оба переоценили себя, один думал, что взять мужа ничего не стоит, до тех пор пока его не увидел, а второй считал, что переспать будет как раз плюнуть. Оба слабы и беспомощны в этот момент, только у кого-то психика устойчивее, а у кого-то вот-вот сдаст и будет истерика. — Хорошо, ты только не плачь, ладно? Я не сделаю ничего без твоего на то согласия, я не изверг и не насильник, Ваньинь. Пожалуйста, не надо слёзы, я принесу сейчас одежду, и мы переоденемся и ляжем спать, хорошо? Я не прикоснусь к тебе, пока ты не разрешишь мне это сделать, — старший смотрит, как по щеке Цзян Чэна медленно катится слеза, и хочется её как можно скорее убрать с этого прекрасного лица, но своё слово Сичэнь нарушать не привык, поэтому, встав с пола, отходит к дверям в покои и стучит два раза. Входит та самая служанка. — Да, господин Лань? — девушка кланяется и бросает взгляд на Ваньиня, всё ещё сидящего на ложе, хныкающего и с подрагивающими плечами. Она впервые видит таким бывшего наследника, поэтому слегка задерживает взгляд на нём, но сразу же после того, как понимает это, переводит на дрожащую тень на полу. — Принесите сменную одежду, что-нибудь перекусить и воды, — тон всё такой же нежный, но ласковым назвать его нельзя, взгляд старшего Ланя говорит сам за себя — он не намерен терпеть, нужно выполнить указания прямо сейчас. После ухода девушки прошло около десяти минут, всё это время Ваньинь так же сидит на кровати, сжимая фиолетовые одежды, чуть приоткрытыми глазами наблюдая за тем, как слёзы медленно скатываются с кончика носа и падают, разбиваясь о скрытые под слоями одежды колени. Всё это время каждый думает о своём. Сичэнь мысленно читает лекции самому себе о неприкосновенности этой нераскрывшей полностью себя луны, а Цзян Чэн пытается верить в то, что его сегодня не тронут. Стук и громкое «Входите», что произносит Лань по инерции, выводит обоих из раздумий. Сичэнь переводит взгляд на служанку. Та, поклонившись, ставит поднос с едой и напитками на столик, а сменную одежду кладёт на край кровати и так же тихо с поклоном удаляется. — Держи, — взяв комплект, что поменьше, старший протягивает его Ваньиню, и когда тот принимает их из рук, медленно снимает с себя верхние одежды. Слои медленно и плавно спадают фактически с императора. Каждое движение нежное, но точное и быстрое, порой совмещает несовместимое. Пальцы длинные и тонкие, быстро справляются со шнуровкой в некоторых местах и поясом. Взгляд янтарных глаз не касается супруга, лишь только после того, как он полностью облачился в лёгкую одежду специально для сна, Сичэнь поднимает взгляд. — Можешь мне помочь? Я не смогу сам снять с себя эту одежду, — по речи юноши слышно, как тяжело ему даются эти слова, с каким трудом и страхом всё это сказано, отчего сердце Ланя вновь и вновь чувствует уколы боли. — Конечно, можешь встать, так будет проще, — лёгкая и приятная улыбка, что обычно всегда озаряет лицо старшего из братьев, сейчас веет теплотой и заботой, заставляя Ваньиня чувствовать себя немного неловко, он не знает, как реагировать. Выполнив просьбу, А-Чэн, ощущает, как к нему тянутся руки, и зажмурившись, понимает, что с него снимают эту мешающуюся фату, положив на кровать, а дальше принимаются медленно и аккуратно убирать всё остальное. Верхние слои соскальзывают легко, будто ничего не весят, но именно из-за них Ваньиню тяжело передвигаться, они длинные и вечно мешаются под ногами, поэтому велик шанс упасть. Опустившись на колени, Сичэнь стал развязывать шнурки на обуви, и только сейчас Цзян Чэн приходит в себя, вырвавшись из раздумий. Он сразу же отходит вбок, ловя на себе непонимающий взгляд. — Спасибо, дальше я сам в состоянии переодеться, — повернувшись спиной ко всё ещё непонимающему Ланю, Цзян Чэн снимает с себя одежды, пока не остаётся в нижних и босым. Он до сих пор стоит спиной, потому приходится вслепую водить рукой по кровати в поисках комплекта сменной одежды. Лишь только когда Сичэнь сзади подаёт халат с лёгкими брюками, юноша быстро надевает их на себя и только тогда разворачивается. Лицо всё ещё красное, а на щеках виднеются засыхающие дорожки слёз. Глаза постепенно припухают от влаги, а под ними образовываются темнеющие синяки. До этого их скрывал макияж, сейчас же, когда он вместе со страхом сплыл куда-то на пол, перед старшим стоит замученный подросток, что наверняка просто хочет отдохнуть от всего на свете. — Подай воды... Пожалуйста, — сказав это, Ваньинь зарывается пальцами в волосы, доставая оттуда заколки, что приносят дискомфорт и царапают кожу головы. Получив некую свободу и поняв, что ему ничего не угрожает, бывший наследник вскидывает подбородок, подобно матери, поправляя волосы и делая подушечками пальцев массаж кожи головы. Уверенность медленно возвращается к нему, заставляя чувствовать некое превосходство перед старшим. Слишком переменчивая личность, что к хорошему не приведёт. — Конечно, — улыбка Сичэня дёргается, но остаётся на лице. Нежность, ласка и забота почти моментально испаряются, как было с приходом служанки, но Ваньинь этого не замечает, поэтому, лишь сев на кровать, ожидает, пока Лань нальёт из кувшина воду и подаст ему. — Держи. Протянутый стакан сразу оказывается в ладони юноши, и под пристальным взглядом жидкость сразу выпивается. Однако протянутый обратно стакан не принимают, а лишь сжимают запястье, дёргая на себя, заставляя Ваньиня наклониться вперёд, почти что коснуться носом носа старшего. Стакан падает куда-то на ковёр, но, кажется, сейчас это не очень-то и важно, что там с ним. Испуганно распахнув серые глаза, Цзян Чэн свободной рукой хватается за крепкое плечо мужчины и пытается вырвать запястье из жёсткой хватки. — Не трать мою доброту понапрасну, малыш. То, что я был добр и отказался выполнить супружеский долг, ещё не значит, что я стану тебя беспрекословно слушать. Ещё одна такая выходка, и ты сильно пожалеешь об этом. Понял? — рука сжимает запястье сильнее, заставляя Ваньиня взвыть и согнуться пополам, почти полностью облокотиться на Сичэня. Активно закивав, Цзян Чэн, после того как его руку отпустили, моментально залезает на кровать и отползает подальше к изголовью, следя за действиями старшего. — Умничка, а теперь ложись спать, завтра тяжёлый день, тебе надо отдохнуть, — с привычной улыбкой на лице Сичэнь поднимает стакан с ковра и ставит на столик, где так и остались стоять нетронутые угощения.