Смерть

-Лена! Я обернулась. Прямо передо мной стоял Гарольд. Молодой, чуть младше меня, с золотисто-каштановыми волосами и совсем без веснушек, но с абсолютно Гарольдовым выражением лица. –Елен? - я сначала его не узнала. В последний раз мы виделись, когда ему было лет пятнадцать... –Лена... я должен сказать вам... его величество мертв. Меня холодный пот прошиб. На секунду я дар речи потеряла. –К-как?.. –Идем, - он протянул мне руку. Не раздумывая, я взяла его за руку — и едва мы сделали шаг... Я стояла в кабинете Гарольда. Это место почти не изменилось — за множество лет никто так и не удосужился убрать весь этот бардак. Старший маг дороги восседал за столом. –Это правда? - с места в карьер бухнула я. –Да, - очень тихо сказал он. Я задохнулась. Я хотела было броситься вон, бежать, бежать без оглядки, а потом найти Оберона и пожаловаться ему, что про него все снова забыли, но Елен меня опередил. Он встал прямо передо мной и загородил собою дверь. Я развернулась обратно. –Извини, - сказал Гарольд. - Ты не можешь выйти отсюда в таком виде. –Я должна увидеть... –Увидишь. Но сначала переоденься. На его лбу пролегли глубокие морщины. Оберон в его возрасте не казался мне таким старым... хотя... сколько ему вообще было лет? –Гарольд... –Я все расскажу, но сначала переоденься. Он таким тоном это сказал, что я подумала, что, если я сейчас не соглашусь с ним, он меня насильно переоденет. Я кивнула. Он встал из-за стола и повел меня по коридору. Прежде, чем я вышла вслед за ним за дверь, Елен шепнул мне: «Извините». Гарольд привел меня в просторную комнату, где ко мне тут же подошли две служанки и увели за ширму. Гарольд принялся расхаживать по комнате взад-вперед, гулко стуча каблуками. –Что это? - спросила я, едва увидев приготовленную мне одежду. –Твой траурный наряд, - ответил из-за ширмы Гарольд. –Я это не надену. Где моя форма мага дороги? –Лена, не дури. Тебе все равно придется. –Почему это? –Я все объясню. Только одевайся. Болезненные тиски ощущения неотвратимой беды сжимались все сильнее. Это был второй раз за все время, что я была в Королевстве, когда на мне действительно было платье с кринолином. В любое другое время я бы восхитилась, но сейчас... –Гарольд, что произошло? - на мне затягивали корсет. Это было невозможно. Больно и неприятно к тому же. Косточки больно врезались в ребра, да и нехватка кислорода не утешала («Похоже, модницы Лондона обходятся без воздуха») - Гарольд! –Он тяжело болел. Мы так и не поняли, чем. Болезнь развивалась слишком быстро... –Не ври! –Чума. - он умудрился так это сказать, что на меня будто камень с горы свалился. Да так и остался на моей голове, давя вниз, вниз, вниз, желая превратить меня в лепешку. –Что?! –То самое. Принц-Чума. Мы так думаем. –Как?! - я выскочила из-за ширмы в одном только корсете да кринолине поверх нижней юбки. –Не знаю, - ответил он, отводя взгляд. Меня тут же затолкали обратно за ширму продолжили одевать. –Гарольд, зачем на мне этот маскарадный костюм? –Затем, что тебе отведена главная роль. –Что? –Как ты не понимаешь? Ты не человек, Лена, ты символ. Символ Королевства, символ добра и света, и, некоторым образом, доброты нашего короля. Тебя все любят. Все хотят в эту трудную минуту видеть тебя... Я не слушала его. Я вообще очень плохо понимала, о чем он говорит. Возможно, недостаток кислорода сказывался, а может — еще что-то... Я действительно очень плохо соображала. Он не мог умереть! Не мог! НЕ МОГ!!! Я посмотрела на себя в зеркало. На мне было красивое черное платье с кринолином, волосы заплетены во что-то невероятное, а поверх лежала черная вуаль, как фата невесты. –...Лена, ты все поняла? Ты поняла, что ты должна сделать? Я рассеянно кивнула. Я вообще умудрилась прослушать все, о чем он говорил. Меня проводили к тронному залу. Пока мы шли — вечность, не меньше — меня не покидало ощущение безысходности, гнетущей пустоты и горечи. Это все не реально. Все, что происходит вокруг — просто дурной сон. Ведь по-правде он не мог умереть... Я остановилась перед массивными деревянными дверьми. Подняла руку. Двери распахнулись, будто отвечая моему молчаливому приказу. Я застыла на пороге. Казалось, здесь собралось все Королевство. Огромная толпа людей одетых в черное заполняла зал так, что, казалось, яблоку негде упасть. Но едва я сделала шаг вперед, все взгляды устремились на меня. Сотни глаз разглядывали меня в полной тишине. Мою грудь сдавило в прямом и переносном смысле. Боль разливалась в моей душе, затопляя меня. Я выпрямила спину и прикусила губу изнутри. И сделала еще шаг. Я медленно шла сквозь толпу — и все расступались передо мной. Постепенно я начала ускорять шаг, а живой коридор все не кончался — и не кончался. Наконец, мне начало казаться, будто я иду так уже несколько часов, и никогда уже не смогу отсюда выйти — до конца жизни передо мной будет расступаться эта черная толпа — и снова смыкаться за моей спиной. Наконец, последние люди разошлись в стороны — и я увидела его. Он лежал в гробу, весь бледный, с посиневшими губами и впавшими щеками. Я едва не закричала от ужаса. Нет... нет, это все ложь, этого не может быть, нет! Я понятия не имела, чего там от меня хотел Гарольд, мне вообще было все равно. Осознание смерти Оберона, человека, заменившего мне отца, обрушилось на меня, как девятый вал — на тонущий корабль. Мои ноги подкосились и я упала на колени и зарыдала от безысходности. Сидеть так было очень неудобно, и я заплакала еще сильнее. Давно я так уже не рыдала. Слезы все текли и текли, и никак не хотели останавливаться. И я сама не хотела останавливаться. Мне было плевать на всю эту толпу за моей спиной. Почему-то до этого момента я и сама не осознавала, как много он для меня значил, и как же, в сущности, меня успокаивал тот факт, что где-то там, далеко, есть Оберон, который, если со мной что-то серьезное произойдет, сможет мне помочь. А теперь его нет. Жизнь кончена. Я больше никогда не смогу улыбаться. Я просто задыхалась от рыданий. Корсет больно сдавливал грудь, не давая сделать полный вдох. Так безумно больно мне еще не было никогда в жизни. Как-то я видела в каком-то фильме, как из груди человека вынули сердце, а затем сжали в кулаке — и оно рассыпалось в пыль. Сейчас со мной происходило то же самое. Я прямо чувствовала, как оно разрывается на маленькие осколочки и рассыпается в прах. Как это было бы хорошо — просто взять и умереть прямо сейчас. Чтобы не было больше никакой гнетущей горечи, боли и пустоты, ссор, скандалов, истерик, некромантов и магов дороги. Просто уснуть бы здесь на холодном полу — и никогда уже не проснуться. Сейчас все кончено. Каждый день моей жизни теперь будет напоминать мне об этом тяжелом дне... каждый листочек в Королевстве будет шептать: «Оберон мертв... ты уже не спасешь его... он даже не простился с тобой... ты виновата...» Все, что мне теперь остается — просто сидеть здесь на холодном полу и плакать, плакать, плакать... жаль, слезы не могут вымыть всю боль из сердца... и никто не сможет мне помочь, никто теперь не утешит меня, никто не подберет нужных слов — их просто нет. Я никогда не думала, что смерть окажется так близко... никогда... Оберон был сильным, был хорошим, был... он не мог умереть! Это просто не укладывалось у меня в голове. Как? Как?! Что мне теперь делать? Только не говорите «жить дальше» - это невозможно. Невозможно жить дальше с ощущением этой безумной пустоты: никогда он больше не улыбнется, никогда не заговорит со мной, никогда не позовет меня в Королевство. Никогда. Никогда. Никогда. Мне казалось, будто в моем сердце кто-то проковырял дырку, и теперь эта дырка напоминала о себе при каждом вздохе — ее рваные края трепыхались и из них сочилась кровь. Колени затекли сидеть в неудобной позе, мне казалось, что я сижу так уже много часов. Откуда у меня вообще столько слез? - они все текут и текут, стекают по рукам, капают на платье... я же такая маленькая — в меня столько жидкости по любому бы не влезло. Ах, какая же я дура! Это не Ритке нужно взрослеть, а мне! Дура я, дура! Как же это все получилось? Почему столько несчастий сыплются на мою голову? Я же хорошая! Я же положительный персонаж! Я же умру теперь из-за этого! Рано или поздно мое сердце не выдержит и разорвется... что ж, пусть так оно и будет... Мне бы упасть здесь — и не просыпаться никогда. И едва я об этом подумала, как почувствовала, что мои веки слипаются и я проваливаюсь в долгожданную спасительную тьму.

***

Ну почему я всем нужна? Все от меня чего-то хотят? - Чтобы я прочла речь на похоронах, чтобы я утешала скорбящих, чтобы я оставалась в Королевстве, когда мне больше всего на свете хочется послать всех к черту и бежать, бежать, бежать, пока ноги могут меня нести, а потом упасть в какую-нибудь пропасть и умереть. Я ведь не Скарлетт О'хара. Я не могу «подумать об этом завтра»... Прошло два дня в Королевстве — и я снова дома. Там прошли похороны Оберона, а здесь — одна секунда. И вот я иду по дорожке к дому Максимилиана. Что я ему скажу? Как? Понятия не имею. Поверить не могу, что мне сейчас придется снова об этом говорить. Отсюда мысль о смерти Оберона кажется мне еще более глупой. Конечно, он не мог умереть. А его лицо в гробу мне просто приснилось в кошмаре. Я пнула ворох грязно-желтых листьев. Примерно в это же время я познакомилась с Обероном шесть лет назад. А теперь... Я так устала за последнее время — кажется, прошло уже не меньше недели, а не каких-то дня два. Я абсолютно не высыпалась и теперь чувствовала себя избитой и брошенной. Я свернула во двор. Еще совсем чуть-чуть, два шага — и я увижу его. Я должна буду с ним говорить — почему-то мне казалось, что именно я должна ему об этом сказать... как будто у меня и без того мало проблем. Я оттягивала время, как могла — шла медленно-медленно, делала крюки и выписывала зигзаги по улицам. Зачем? Зачем оттягивать неприятный момент — он же все равно никуда не денется... Я нажала на кнопку звонка. Что мне сказать ему, что? Что мне сделать, что бы не было так больно? Кто мне теперь сможет помочь?.. Максимилиан долго не открывал, и я уже начала было подумывать не вернуться ли мне домой, как вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял Макс. Только он может стоять с таким лицом. Только он. Макс просто не мигая смотрел на меня своими угольно-черными глазами. Просто стоял и смотрел. Безо всякого выражения. Я открыла рот, чтобы сказать что-то и слова застряли у меня в горле. Все мысли сбились в кучку и запутались в клубок. Я несколько раз пыталась начать говорить, но вместо этого, как рыба, открывала и закрывала рот. А он все смотрел и смотрел на меня. И я чувствовала себя полной дурой. Наконец я тяжело вздохнула и сдалась: –Он... он мертв, - очень тихо наконец сказала я. Будто что-то оборвалось внутри меня. Как будто до того, как я произнесла это вслух, это не было настоящей правдой. Осознание смерти Оберона нахлынуло на меня с новой силой. Я опустила голову. Мне снова захотелось плакать, но слезы не шли. Видимо я все их уже выплакала за истекшие два дня. Я не могла заставить себя поднять голову и посмотреть на него. Как же больно. Ничто и никто на свете меня больше не спасет... –Входи, - произнес он наконец так же тихо. За всю свою жизнь я столько не пила и, наверное, больше никогда не выпью. Но тогда мне это не казалось плохой идеей. Я плохо помню тот вечер. Помню лишь, что выпила и правда слишком много. Макс наливал — и я пила. В голове шумели степные травы... Помню, что за весь этот вечер мы не сказали друг другу ни слова, за исключением сказанного в дверях. Мы просто сидели рядом и пили. Молча. Нам обоим было о чем подумать. Помню, что потом мы лежали рядышком на диване в его гостиной. Я лежала, положив голову ему на плечо, а он гладил меня по волосам. И тогда мне казалось, что мы оба находимся в небольшой прозрачной сфере. За ее стенами — все мои проблемы, горести и печали. И если я сейчас хоть пошевелюсь, барьер лопнет — и все это вновь обрушится на меня. Пусть дыра в моем сердце так никогда и не затянется, пусть эту боль время никогда не сотрет, пусть... сейчас рана затоплена вином и присутствие рядом Максимилиана немного снимает это безумное ощущение пустоты. И пусть завтра будет болеть голова, а не сердце. Пусть... пусть.