Beta: Aurum recludit cuncta

      Уныло нога на ногу, локоть в стаканах пунша, взгляд под чужими каблуками. Низкие частоты плавят мозг, розовая муть плавит желудки, и только её размытое внимание никого не касается. Окна заперты, лента давит, расслабляет галстук под чужие визги и морщится от калейдоскопа в спортзале. Директор обещал полицию за спиртное, Дэнни обещал вернуться тридцать минут назад, Кэтти не обещала ничего, и только Марк сдержал обещание — кружит судороги в окружении туфель и витых кудрей, бабочек и сумок. Ему даже не придётся покупать корону бала. — Ты, типа, здорово выглядишь.       Сэм с привычным холодом поднимает взгляд, но её лицо преображается быстрее, чем сменяются цвета в припадке ламп. — Ты какого здесь? — встаёт резко и выпаливает ещё резче, свернув пустой картон, прервав чужой стыд из-за идиотского слова «типа». Он даже сбивается и едва не делает шаг назад, но вовремя вскидывает ухмылку: — Эта компашка сдала нормативы за всю старшую школу, а? — со стаканом оглядывается на центр площадки и заливает улики, уже не морщится. — Хуй на, Крис, — уже перед ним, сияет золотом; россыпь звёзд под ресницами, вспышки легких цепочек на шее и близ ушей, рубашка янтарь, — у тебя мозг отказал? Аэропорт заминировали? — ряд оскорблений готов, но Сэм вдыхает и затыкается, вернув палёное равнодушие в виде полуприкрытых век и сжатых губ. — Сэм. У меня рак.       Девушку бьёт в мозг, всё тело вздрагивает. — Мог бы сказать я, но не сегодня. Хотя, — глядит на дно картона, — ещё не вечер. Если хочешь, ты скажи, я уйду, — «лучше уже не будет». — Ты бы сейчас открывал личный кабинет с табличкой, а через год церемонию вручения нобелевки. Крис, ты можешь мне объяснить хоть что-нибудь вообще? — Необязательно быть на другом континенте, чтобы вести исследования. Тем более, я говорил с ними, они не давали бы изучать то, что хочется. Эксплуатация, суды, смерть. А у меня в планах наш проект. Ты же ещё не нашла мне альтернативу? — «горит как олень со своими веснушками. Даже не в кроссовках. Даже не в мятом».       А всё внимание — на неё. А вся музыка — вокруг. Крис белыми нитками сшивает её отшибленность с ювенальной пром-оргией, заставляет подавиться смыслом и наконец захлебнуться в этой логике, как всякий раз, когда целесообразность жизнедеятельности падает за ноль, и вовсе не потому, что университет не выдаёт гранты, или что родители шлют разочарование по почте, и не потому что Кэтти в очередной раз переносит редкие встречи, а Дэнни заливает про учёбу и экзамены, пока Вэнди заливает их совместные фотки в хлам. Нет, вообще всё очень даже здорово, у неё есть рекомендации, есть перспективы, есть выцветшие фотографии, есть заглохнувший бластер даже.       «Не то, что нынешнее племя» — Пересобрали отдел, короче, сдайте оборудование и всё такое. Синглтаун стабилен, но всякое упоминание будет уничтожено, ну, вы понимаете.       «MBC — не вы» — Но мы продолжим быть командой, мы теперь, простите за поэтику, единое целое. Хватит вздыхать, ладно, ладно, да, я выпендриваюсь.       Выпускной восторг, что ещё можно желать? Всё восторг. Всё хорошо и под контролем.       Кто-то толкает Криса, он натыкается в выставленные кисти девушки и оставляет меньше полуметра между их скулами: — Пиздец ты банальный, Крис. — Клише всегда работают, — он подмигивает, по-тупому, как бэдгай в трёх кепках и дюжине очков. То есть как Крис. А это яд, который травит даже трёхлетние сомнения, даже тараканов, даже в голове Сэм. Обнуляет стыд и вину, потому что «эта маё ришенийе», ослепляет, потому что клыки белые, и бьёт меж рёбер стабильность, чтобы зашлась кашлем и слезами.       «I'm a bad guy» — это пиздец как неактуально в спортзальном гуле и как клише, и поэтому убирает одну пуговицу с пиджака и с воротника, вскидывает руки и улыбается, тупо, как Сэм. — Я же говорил, — тоже убирает пуговицу, бросает ткань на стул, где была Сэм, и отсвечивает своей бирюзовой жилеткой и кобальтом, что ли, бля, в прядях, и память забывается, забивается, и ничего: только золото-золото-золото.