Этот сладкий вкус крови

Кровь. Её сладкий и манящий вкус дурманил разум не хуже опиума… Хотелось не только испить её, хотелось рисовать на бледном теле причудливые узоры, либо утончённые и такие символичные ликорисы — вестники смерти. Самой манящей, сводящей с ума была кровь лишь одного человека. И он жаждал испробовать её, испить в таком же прекрасном как и её обладатель бокале, произнести осевшим от наслаждения и больного удовольствия голосом слова признания в трепетных, невинных чувствах и заглянуть в глаза единственного родного человека, что так щедро… хоть и с небольшой оговоркой, поделился алым «нектаром». Он ведь тоже любит его в ответ? Яркие, полные «холодного» безумства и жадности глаза с чуть раздваивающимися зрачками скользили медленно и поглощали каждую частичку тела и лица человека перед собой. Столкнувшись через пару мгновений с такими любимыми глазами цвета самого сочного и спелого персика, что смотрели на него с неприкрытым беспокойством, лишь усмехнулся на это и протянул руку, чтобы легонько подцепить длинными пальцами прядку шелковистых волос цвета самой глубокой ночи…цвета подобного его душе. — Ифу… Напряженную тишину резко оборвал тихий вздох и юноша в тёмных одеждах, с изысканным золотым узором величественных Императорских драконов, сделал полшага вперёд подобно голодному волку, что решил загнать свою жертву в угол, не забыв перед этим ослабить чужую бдительность. Его маленький глупый ифу. Почему он отступает? Хочет сбежать? Может он боится его? Нет. Его ифу не может боятся. Протягивая уже две руки, одним точным, выверенным движением Император Тай Ши обхватывает такую по своему утончённую и гибкую талию, заключая в, казалось, жаркие объятия. И вновь с губ срывается томное «ифу» прямо над ухом мужчины с моноклем на кончике носа, вынуждая того вздрогнуть и несколько резко схватить юношу за предплечья, чтобы хоть немного отстранить, увеличить дистанцию между телами. Но Ли Минь был сильнее. Ослабшее от вечных сражений и тяжёлых, часто смертельных, несовместимых с жизнью травм тело мужчины больше не могло давать полноценный отпор. Каждый раз при сильном напряжении шрамы тянуло, а рёбра прошибала резкая фантомная боль, разносясь по телу и вынуждая расслабляться. Отвратительно. Великий Аньдинхоу извёл себя в конец. А-Минь сразу же реагирует и притягивает Гу Юня к себе, склоняясь к уху, мочку которого так соблазнительно и вызывающе украшала поблёкшая киноварная точка, толкающая к безрассудному действию. Сжимая талию в пальцах до слабой боли, Его Величество оставляет поцелуй совсем рядом с «объектом» его внимания, успевая уловить ещё и тихое шипение на его действия. Хотелось и вовсе довести момент до апогея и заставить его любимого Маршала не шипеть, а кричать. А вот от боли или наслаждения это был совершенно другой вопрос. Понизив голос, Чан Гэн всё же с насмешкой тянет: — Слушай своего Императора и он будет нежнее. Его слова наглая ложь. «Белоглазый волк» держится из последних сил от дикого порыва завалить мужчину на пол и просто вцепиться в хрупкую шею, где так открыто пульсировала сонная артерия, утолив свою жажду и зверский голод. Услышать как тот кричит от боли и звонким голоском зовёт его по имени. Как же он хотел это осуществить. Но ещё рано… Нужно немного подождать. Он потерпит и найдёт идеальный момент, чтобы поступить по варварски. Какая ирония.