Песня земли нездешней

Понадеялся Оцелот, что помог, чем возможно в тот момент было, да не учел он, что Беловолку слово его в принципе не указ, а уж коли дело о собственной жизни зашло, так и вовсе. Только армия из Светлина ушла, по новой за Медянку взялись. Благо, Соловушка того подлечила, не нужно было ждать теперь, покуда выздоровеет. Всё то же требовали – мол выдай секрет противоядия да и всё тут. Медянка знай молчит, шкуру жаль, да жизнь дороже. Уж и жгли его, и резали, и всячески мучили – только беспамятства добились. Сказал тогда палач Беловолку – мол, нельзя более сегодня, не выдержит. Из мёртвого мастерство заплечное уже ничего вытянуть не сможет. Вернули Медянку тогда в темницу. Бросили на солому –в себя приходить. А темница-то по сути – мешок каменный. Ничего в ней нет, кроме стен, соломы на полу, цепей да окошка маленького под самым потолком, через которое узкая полоска света пробивается. Лежал Медянка на полу, тела своего не чувствуя, и только дрожал. Лето на улице, но холоден камень, а из одежды на пленнике рубаха одна драная. Да и жар от раны воспалившейся замерзания добавлял. Вдруг слышит – скребется кто-то. Собрал Медянка все силы свои оставшиеся, приподнялся немного, голову повернул. Видит – луч света из окошка что-то перекрыло. И клекот знакомый. Перед глазами-то всё у страдальца плыло, и окна-то он толком не видит, но чудится ему, что птица там знакомая. - Посмотреть на меня прилетел? – тихо Медянка произнес, не уверенный, что услышит его Ястреб. – Мной ныне не полюбуешься. Мне не протянуть долго. Или тут до смерти замучают, или поймёт Беловолк, что яда нет никакого, да и казнить меня велит. Так что если вытаскивать меня хочешь, не тяни. А то лишь косточки останется клану моему отправить в назидание. Ястреб еще на окошке повертелся, да и улетел. Вздохнул Медянка – может и не тот ястреб это был… Но на самом деле не ошибся он. Оборотень насмотрелся в окошко, да и к Луню прямиком. - Плохо дело, - сказал, оборотившись. – Надёжно его упрятали, хорошо стерегут. Допрашивают… тоже прилежно. Едва я его узнал. Не двигается почти. Да вот еще что, как срок указанный истечет, так поймёт Беловолк, что нет яда и не было. Тогда с эшафота нам Медянку вытаскивать, а возможность такого не слишком верится мне. - Понятное дело, не верится, - Лунь согласился. – Торопиться нам надобно. Две мысли у меня, обе не новые: стражу подкупить или силой забрать пленника. Дозорные-то, коли ты прикажешь, сделают. - Сделать-то сделают, но шум лишний поднимется, - Ястреб головой покачал с сомнением. – Нам же, напротив, внимания лишнего к делу тому не нужно, да и кровь лить ни дозорных, ни стражи мне не хочется. А вот купить стражу мысль дельная, да только получится ли? Усмехнулся Лунь странно. - То людей наших не красит, но к нашему счастью ныне не верю я, что все такие уж неподкупные. Допустим, найду я, с кем договориться. Вот только б Полоз не вернулся. Как бы не побоялись при нём посул брать, стража-то под ним ходит. - Как знать, - неожиданно прищурился Ястреб хитро. – Во вред Полоз нам будет, али в пользу. - Даже так? – Лунь удивленно бровь поднял. – Неужто надеешься с врагом своим лютым договориться? - Мне-то он враг, да обстоятельства ныне особые, - усмехнулся тысячник. Армия белоземельская между тем уже совсем неподалеку была. Торопились лодьи быстрые, чуть медленнее сухопутные воины шли. И всё равно Оцелота уже не застали – мир заключён, решено всё уже. Как прибыли, лишь лагерь раненых под стенами Светлина обнаружили. Удивился Полоз раскладу такому, не мешкая, к королю собрался. Только во дворце появился, как Ястреб ему навстречу. - Поговорить нам с тобой надобно, генерал, - сказал он недругу своему заядлому. А тот напрягся, подвоха ждёт коварного. - О чём же разговаривать нам с тобой, дозорный? - Хочу сделку я тебе предложить, - Ястреб сказал. – И сделка та, думаю, тебя немало заинтересует. Шкуру твою спасёт, да мне на руку сыграет. - Слушаю тебя внимательно, - Полоз сощурился, голову на бок склонил. - Бросили тут в темницу человека одного, - начал Ястреб. – Из Алой Земли. Медянкой зовётся. Знакомо то имя тебе? - Не припомню что-то, - недоверчиво дозорного взглядом сверля, генерал ответил. - Коротка память твоя, прям девичья, - усмехнулся Ястреб. – Я напомню тебе, кто тюремщиком моим был, кто зельем сонным меня по приказу твоему поил, да стерёг меня неусыпно. Кто стрелу в государя нашего пустил, да как спас ты короля от беды той, ибо заранее знал, где и как она случится. Кто в подчинении у шамана Кречета, друга твоего закадычного, ходил. Изменяет память тебе, генерал? - Пусты обвинения твои, дозорный, - Полоз прошипел. – Государь меня слушает, мне верит. Не докажешь ты вину мою. - Меня не послушает, в признания под пытками поверит, - равнодушно Ястреб плечами пожал. – Сообщник-то твой, как думаешь, скоро ли в руках палачей о тебе вспомнит? Вздрогнул Полоз. Ярко ему правота Ястреба представилась. А и впрямь же – в чем интерес Медянке его покрывать? - Смотрю, вернулась память к тебе, - Ястреб заметил. – А теперь сотника моего еще вспомни. Которого по твоему навету в предательстве обвинили, в том, что на жизнь твою он покушался. - Так и было оно! – Полоз воскликнул. – Шрамы на мне тому доказательство! - Может и так, - дозорный сострадания к шрамам не испытывал, - Да только вот тебе слово мое. Снимаешь ты с сотника моего, Луня, обвинения, позволяешь в столицу ему вернуться. А после приказ страже своей даёшь ночью спать крепче обычного. Я сообщника-то твоего из тюрьмы и выведу, так что выдать тебя… ах, прости, оклеветать некому более будет. - Не хворь ли тебя одолела, дозорный? – кривую улыбку натянув, Полоз сказал. – Экую ерунду ты несёшь. Уходи. Потому лишь слова тебе твои прощу, что известно мне, что не вполне здоров ты. Подавил Ястреб в себе приступ гнева. В тон Полозу улыбнулся, хоть и нелегко далось ему это. - Уйду я. Да ты над словами моими подумай. Коли вздумаешь дать мне ответ, так найти меня при дворе не трудно. Беловолк тем временем, ночь в смятении и страхе проведя и глаз не сомкнувши, чуть о прибытии генерала своего узнал, немедленно за ним послать велел. Но опередил его Полоз, самолично явился. Обрадовался ему король. - Вот, - говорит, - не было в Светлине тебя, так посыпались беды на меня одна за другой! Алоземельцы подлые тайком подкрались, на мир силой вынудили. Теперь иная напасть – отравил меня убийца коварный, держусь едва. Преступник-то схвачен, да отдан под пытки – а толку и ныне чуть, не выдает он рецепта противоядия. Всё болтает «Тот меня послал, да этот» - а на вопрос главный не отвечает… Напрягся Полоз. - О ком, государь, говорит он? – с опаской спросил. - Неважно то, - Беловолк отмахнулся, болтовню Медянки с досадой вспомнив. – Ты мне лучше скажи, что с ядом-то мне коварным делать? Не понравился ответ Полозу. Показалось ему, что специально Беловолк так тему переводит, что подозревает уже в чем-то. - Шамана тебе искать нужно, государь, - вслух сказал. – Он тебя от любого яда избавит. - Верно то, да где ж взять его, шамана, - Беловолк вздохнул. – Знаешь ли хоть одного ты? Кроме Кречета, разумеется. Задумался Полоз. Вспомнился ему слух, нечаянно в дороге от крестьян услышанный. - Знаю, - ответил. – Поговаривают, будто осел один к северу от Светлина. Правда, тот шаман не из лучших: из Бурых Земель родом, да и оттуда изгнан, посох его переломлен. Но иного нет у нас. Коли велишь ты, государь, сей же час за ним отправлю. - Толку-то с шамана без посоха, - недовольно Беловолк сказал. - Толк в том, государь, - генерал возразил, - что посоха-то у него нет, да голова на плечах осталась. Не знаю я, что из правил шаманских он нарушил, за какое преступление посоха лишился, зато точно мне ведомо, что шаманами без знаний ценных не становятся, а память ему едва ли отшибло. Задумался Беловолк. - Прав ты, пожалуй, - наконец сказал. – Хуже то всяко мне уже не станет. Доставь мне шамана сего, так быстро, как сумеешь. - Сделано будет, - почтительно поклонился Полоз. - Знал я, что спасение ты мне привезешь, - Беловолк сказал. – Да дело то к тебе не единственное. Надо бы Землю Алую наказать за вторжение дерзкое. - Наказывать лучше силой военною, а у нас мир с Алой Землёй заключён, - осторожно Полоз заметил. – Или стоит мир тот временной уступкой счесть? - Скорее, хитростью военной, - король сказал. – Желаю я, чтобы тварь алоземельская в землю втоптана была. Собирай ты, генерал, воинов наших, да вслед за Оцелотом проклятым отправляйся. В спину ему ударь, армию его раскидай, его самого ко мне в кандалах привези вместе с самозваной шаманкой-предательницей, Соловушкой. - О дочери Старого Лиса говоришь ты, государь? – удивился Полоз, про себя подумывая, что Лиса-то корабли хорошая подмога в деле военном, а с таким раскладом помощи от старого генерала не дождаться. - О ней, - Беловолк подтвердил. – Да ты за Лиса-то не переживай. Прощу я дочку его, коли раскается она в предательстве своем. Мужа ей найдём надёжного, пусть за ней присмотрит, чтобы забросила выдумки свои да обиды. - Сделано будет, - Полоз кивнул. – А что с лагерем тем делать, что под стенами нашими остался? Одни раненые там. - Не нужны нам нахлебники, да те, кто в спину кинжал всадить могут, - Беловолк отрезал. – Убить всех. - Сделано будет, - выговорил Полоз. Вышел от короля он в глубокой задумчивости. Начало ей Ястреб положил, а ныне еще хуже стало. Гадал генерал да просчитывал, как быть ему? Как поступить, чтобы в пользу себе всё вывернуть да от вреда себя обезопасить? Высоки Беловолка шансы на победу, не выстоят алоземельцы. Великую славу для Полоза то принесёт, однако ж место короля места генерала краше, а от него отказаться придётся, ибо Беловолк не король-Рысь, трон белоземельский в своих руках держит и не уступит добром никому. А гордыня-то Полоза по-прежнему ела, и короны ой как жаждал он, в сновидениях она ему являлась. А отказаться тоже нельзя. Головы лишишься. И корону надеть-то не на что станет. Раненые опять же. Добить их Беловолк велел. Не то, чтоб жалел Полоз воинов вражеских, пусть бы хоть кровью они истекали, но смысла в том не видел. В плен взять да на службу подневольную наладить, подлечив – в этом была бы польза, а бойня лишь имена тех, кто устроил ее, очернит. В общем, думал Полоз надо всем этим, думал, да наконец решение принял. Но прежде за за шаманом послал, как обещал повелителю своему. *** Издалека шаман в деревню пришел. Поначалу с почётом отнеслись к нему, как то надлежало, да после страх по деревне пополз. Шаман-то из Бурых Земель прибыл, с виду чуден да дик, в волосы кости вплетены, глаза огромные да тёмные, как ночь глухая, а нижнюю часть лица и вовсе прячет. Поселился не в святилище, как закон шаманский того требовал, а в избушке заброшенной, от деревни в стороне. Что делал там, неведомо, приближаться никому не позволял. А после люди знающие заметили, что посох его переломлен – навершие отсутствует. Означал знак этот мертвеца. В могилу опуская, посох шаманский ломали по обычаю, коли некому силу передать его хозяину при жизни было. А еще – коли преступление обладатель его совершал, да изгоняли его шаманы из общества своего. Вроде как – тоже мёртвый для них. Что шаман буроземельский совершил, никто и думать не смел, а причин для страха он предостаточно подал. Так и сторонились его, но жить у деревни не мешали. А шаману только того и надо было. Издалёка пришел он, законы своей страны нарушил, погони бояться все основания имел. Искали его скорее всего, а коли нашли бы – вернули туда, где вовсе он ныне оказаться бы не желал. Вот и сторонился он людей, чтобы никто признать его не мог, чтобы никто лица его не видел и не описал его никому. Правда, не совсем один он в глуши отсиживался. Был при шамане раб его верный. Имени тот раб не имел – имена в Бурых Землях только свободные носить могли, но толков был и полезен во многом. Он шамана по пути кормил, поил, да из передряг дорожных вытаскивал, теперь же по поручению хозяйскому шастал везде, сведения полезные вызнавал. Вот однажды солдаты к избушке шаманской явились. Этим будто страх неведом! Кругом встали, орут что-то, один, пузатый да важный, свиток развернул, зачитывает громко слова какие-то. Высунул раб нос на улицу, да к хозяину. Так и так, говорит, чего хотят, не понимаю я, уйти бы нам лучше – да поздно пожалуй. Шаман прислушался да остановил слугу своего. - Нет, подожди. Кажется, всё не так плохо, как ты думаешь. А глашатай, ответа тем временем не дождавшись, толмача позвал и перевести его попросил, а после вновь свиток зачёл: «Государь Белой Земли Беловолк ко двору шамана прибыть просит. И коли согласится шаман на то, будет ему награждение великое и почести, ибо помощь королю требуется». Скрипнула дверь тогда избушки. Шаман сам не вышел, сквозь щель тихо что-то заговорил. А голос у него странный, и слова уху белоземельскому непривычные. Даже толмач разобрал не сразу. Тогда из избушки раб вышел. Этот уже не прятался. К толмачу обратился, и смог тот перевести, что мол шаман говорит, что далёко от Светлина пути его пролегают, и коли помощь не та нужна, что он оказать захочет, придётся королю Беловолку ни с чем оставаться. Покраснел глашатай точно свёкла. - Государев приказ – шамана ко двору доставить! Занедужил король наш из-за алоземельцев проклятых, из-за Оцелота поганого, а помочь в деле том только шаман и может. Если добром не согласится, волоком его в столицу потащим! - Не буду это переводить, - толмач поёжился. - Почему?! – глашатай на него взъярился. - Шаман же… Вдруг как молнией ударит за непочтение такое? – толмач заскулил. Но глашатай непреклонен был, переводить пришлось. Юркнул раб тогда в дом. А вскоре снова появился, улыбка на лице широкая, кланяется учтиво, мол согласен хозяин с вами поехать. Распахнулась дверь избушки тогда. Показался на пороге и сам шаман. Невысок, худ он был, одежда поизносилась. Глаза только огнём горят. - Я еду с вами, - по-своему сказал. – У меня к алоземельцам немалый счёт. Кому они враги, тому я друг. Привезли его в Светлин. Провели к королю. Беловолк его увидел, удивился: ожидал он кого-то вроде Кречета увидеть, а перед ним мальчишка юный предстал. - И впрямь ты шаман? – спросил король его. Тот, взгляд от пола поднять не смея, только головой кивнул. Польстил Беловолку трепет такой. - Что ж, тогда умения свои примени, - сказал он шаману. – Коли вылечишь меня от яда коварного, золотом тебя осыплю да при дворе оставлю, а то с некоторых пор нет у меня в королевстве кудесника. Но если ошибешься и хуже мне станет, полетит голова твоя с плеч. Вскинул голову тогда шаман, сверкнули глаза его, но испугался он тут же и взгляд снова потупил. Но слова его уверенно прозвучали: - Не нужны мне, пресветлый государь, ни богатства, ни милости, которыми ты можешь меня осыпать. Если мне будет сопутствовать успех в твоем излечении, я попрошу тебя только об одном. Я знаю, что враждуешь ты с Алой Землёй. Есть и у меня там ненавистный враг. В генералах ходит, Оцелотом его кличут. Пообещай мне смерть его, и я для тебя всё сделаю, не только яд вылечу, но и луну со звёздами с небес достану да к ногам твоим брошу. Выслушал это Беловолк, потом сказал с удивлением лёгким: - Чем же тебе так досадил Оцелот тот? - Человека родного в плену держит, - вздрогнул шаман. – Он тем его обесчестил, так как на нашей родине не верят в плен, а верят в предательство. А может, уже и жизнь его отнял. - Вот как, - Беловолк протянул. – Ну что ж, коли выпадет оказия такая… впрочем, прежде ядом займись. А то быть может, не обещания мне давать тебе надо, а в шею гнать. Смел был король, ибо знал, что посох у гостя его переломлен… Принялся тогда шаман за лечение. Прежде осмотрел короля. Сказал, что яд, что в крови его течет, силен да страшен, но на приготовление лекарства время требуется. Велел трав собрать, намешал из них микстуру, чтобы продержался король до того времени, как противоядие сделано будет настоящее. Затем шаман позвал к себе своего раба, закрылся с ним и долго о чем-то беседовал, а после раб быстро удалился – в лес отправился, травы нужные собирать. Рисковал тот шаман сверх меры всякой. Наобум короля лечить ведь принялся. Коли б яд и вправду наличествовал, могло плохо дело кончиться, но то спасло, что на деле-то яда не было. А с веры в то, что лечат его, Беловолк прилив сил почувствовал. - Похоже, действует противоядие твое, - довольно шаману сказал. – Коли так все и будет, озолочу тебя и другом своим назову. Подумал я было, что слишком юн ты, а ныне смотрю, на знаниях твоих не сказалось это. - Слишком ты ко мне добр, государь, - пролепетал шаман, взгляд потупив. Показалось Беловолку на мгновение странное что-то. Но пока еще не понял он, в чем дело. *** В тёмный час ночной, когда лишь дозорные на стенах Светлина бодрствовали, у ворот тюрьмы трое встретились. Двое стражники с виду, а третья девица белокурая, красоты невероятной. Сама девица в плащ тёмный куталась, да только сапожки алые, разукрашенные, из-под плаща виднелись. Не бедствовала Кукушка на ремесле своем –а то именно она была. - Ну и мерзок сей комендант тюремный, - брезгливо носик сморщив, к «стражникам» она обратилась. - Ты разбираешься разве? – один из них усмехнулся. Она глазами сверкнула: - Разве не помнишь? Сама я тебя выбрала. Насчет нутра твоего не уверена, а внешне получше да почище ты будешь, - парировала. – Вовсе я тут сегодня не для себя, а для того, кто в тюрьме томится. И ты, Лунь, головой мне за жизнь его отвечаешь. - Ты, девица, не переживай, - подал голос Ястреб. – Жизнь его и я сберечь прежде всего заинтересован. Лунь фыркнул. - К делу давайте. Так значит, Кукушка, исполнила ты просьбу мою? - Исполнила, - она согласилась. – Не слишком он сговорчив оказался, пришлось спектакль ему разыграть небольшой. Слёзы женские порой сильнее денег оружие. Значит, дело так обстоит. Стерегут пленника, конечно, усиленно, посторонних и близко не пускают, лишь караульных – в момент, как меняется у камеры охрана. Сегодня не пошлёт комендант смену. А вы идите. Вас пропустят. Я же у себя ждать буду. Ко мне Медянку везите, как говорено было: надежнее места, чтобы укрыть его, во всём Светлине не сыщите. Зря опасался Ястреб, что обманул комендант Кукушку. Видимо и впрямь уговаривать она умела. Охрана, на посту задержавшаяся, смене обрадовалась, без лишних проблем место уступила. Спросили, правда, в мешках что. - Ужин, - Лунь ухмыльнулся. – Ночь всю здесь торчать, скучно, а спать на посту нехорошо как-то. - Знаю я ваш ужин, - охранник загоготал, - смотри, чтоб с утра следов его на роже наглой твоей не осталось, иначе батогами получишь. Ушла охрана. Как за поворотом скрылась, Лунь с Ястребом переглянулись, и к двери. - Здесь останься, - командир велел. – Сторожить, вдруг что. А я внутрь пойду. Нырнул он к Медянке в камеру. - Всё, - говорит, - просыпайся. Свободен ты, Медянка, хватит взаперти сидеть. А Медянка и не отвечает. Ястреб к нему склонился, а тот в бреду мечется, лицо его потом холодным покрыто, да что вокруг не слышит явно, видениями своими поглощенный. - Делать что будем? – обратился Ястреб к Луню, камеру ненадолго покинув. – Как вывести его отсюда? Не прикинется он стражником, как мы хотели. С ним говорить ныне без толку. Да вот еще боюсь я в принципе, до утра протянет ли… - Вот и пригодился ужин наш, - вздохнул сотник да принялся мешок развязывать. Ястреб смотрел на него непонимающе, пока не извлек тот бутыль полную. - Так ты что ж, не шутил, когда охране отвечал? – Ястреб воскликнул. Лунь плечами пожал: - Вдруг бы откупаться пришлось? Ты вот что, командир, время зря не трать. Переодевай пленника нашего. План меняется слегка, за здорового стражника ныне Медянку не выдать, а вот за пострадавшего самое то сойдет. Тут уж пришлось Ястребу сотнику своему подчиниться. Медянку кое как переодели, рубаху на лоскуты изодрали, перевязали и раны ему, и лицо заодно – чтоб не узнал его никто. А после Лунь содержимым бутылки всю камеру залил, дверь и подход к ней тоже и огниво достал. - Ты Светлин-то не спали, - Ястреб строго заметил. - Не бойся, командир, тюрьма каменная, - поджигатель усмехнулся. Как занялось, подняли они шум. - Пожар! Горим! Пожар! Тревога началась, беготня…. Стража и все, кто поблизости тюрьмы были, тушить кинулись, на улице колокол зазвонил, об опасности предупреждая. Шутка ли: Светлин – деревянный город, огня тут даже малого боялись до смерти. Лунь с Ястребом, как пошло веселье, Медянку под обе руки подхватили да вон из тюрьмы. - Раненый, от огня пострадавший, - если требовалось, отвечали. Так в суете общей и проскользнули. А за углом повозка их ждала. Прыгнули в нее да к Кукушке не мешкая. Дорогой Медянке лучше не стало. Всё так же метался да горел что то пламя, которое солому легко пожирает. Кукушка как увидела – в слёзы, мол что сотворили. - Не время сейчас рыдать, - мрачно Ястреб сказал ей. – Ты лучше постель ему постели да воды вскипяти. Думать будем, что делать. Долго возиться пришлось. Много ран на Медянке было, да кровь везде запекшаяся и свежая. Хуже всего с рукой было, в которую болт арбалетный воткнулся. Воспалилось все, гной с кровью вперемешку из раны сочится, не останавливается. Знали дозорные раны такие, да и Кукушка смекнула, что к чему. - Что же, не жилец он? – срывающимся голосом спросила. - Выйди-ка ты отсюда, - Лунь подхватил ее под локоть да к двери повёл. – Поговорить нам надо. И слёзы не лей преждевременно, придумаем что-нибудь. Не убедили ее его слова, но сотник на то уже внимания не обратил. Дверь притворил да на Ястреба взгляд вопросительный кинул. - Права она, - тихо тот сказал. – Мало тут знаний человеческих, мало здесь чутья оборотня, даже если перекинусь я да по наитию травы целебные искать примусь, боюсь лишь немного жизнь страдальца продлить их хватит. Разве что шаман бы здесь справился, раны гнилые залечил, да далеко Соловушка, Куница в могиле, а иного и вовсе нет. - Лечила же его Соловушка, - Лунь вспомнил. – Что ж теперь дурно так стало? - Знать не могу, - Ястреб отозвался. – Может, после врачевания уже его повредили, а может в том дело, у кого силу Соловушка берёт. - Ладно, - сотник в затылке почесал. – Сколько смогут травы твои силы его поддерживать? - Знать не знаю, - Ястреб на него воззрился, - часы может, может дней пару. - Значит, перекидывайся, командир, собирай травы свои, да лечи его, сколько можешь. А я тем временем за шаманом отправлюсь. Не так далеко он, быть может, и коня не загоню. - Думаешь, недалеко ушли они? - А я не за Соловушкой, - Лунь криво улыбнулся. – Забыл ты еще одного шамана, того, что до сих пор на болотах болеет ленью великой, да зуба на Медянку не имеет. - Кречет, - Ястреб догадался. - Он самый, - Лунь кивнул. *** Поутру шаман к Беловолку явился ни свет ни заря, о здоровье государевом справиться. Государь от яду здоров был, зато мигренью за ночь бессонную обзавёлся да злостью великой. Тюрьму стражники пьяные подпалили да бежали. Хотел было Беловолк приказ отдать, чтобы коменданту тюрьмы голову отрубили, но тут Полоз вступился. Увещевать начал короля, пока шаман тому виски средством от боли головной натирал. - Не шуми, государь, - Полоз сказал, - что начальник за подчиненных своих в ответе, то верно, но и лучших командиров порой не слушают. Убьешь этого, человек новый придет, пока то да сё, разберется да уважение к себе вызовет... а этот сейчас, как о помиловании услышит, землю за тебя грызть будет, готов я поручиться, что более в тюрьме караулы бесчинствовать не станут. - Мудр ты, генерал, - подумав, Беловолк ему ответил. – И то верно, негоже людьми разбрасываться. Ты вот что мне скажи, велик ли ущерб пожар причинил? - Если и был кому ущерб, так заключенным, - Полоз склонился подчительно. – Пара камер выгорела, да вот преступник, и без того на смерть осужденный, в дыму задохнулся, а может и заживо сгорел. - Алоземелец этот? – Беловолк кулаком по подлокотнику кресла с досады стукнул, шаман отшатнулся от него испуганно. – Что за день сегодня проклятый! Хотел я казнью наглеца этого насладиться, а ныне и этого не получу. - С другой стороны, во всем польза своя, - Полоз заметил. - И какая же? – недобр был взгляд Беловолка исподлобья. - Обещания ты держишь свои, государь. Если не ошибаюсь, генерал Оцелот за пленника этого просил, мол, возвращения его дождаться. А так и генерала мы не обманем, и казнен преступник, как и желал ты, государь. Только не нашими руками, а огнем, следовательно, само Солнце-саламандра наше ему приговор вынесло. Прищурился король с подозрением. - Что ты задумал, генерал, лучше сразу мне расскажи. С чего вдруг мне держание слова Оцелоту презренному понадобилось, коли ударить в спину ему вероломно планирую? - Задумал я то, - Полоз улыбнулся едва заметно, - что не ты, государь, вероломство проявишь, а сам генерал Оцелот. Хочу так сделать я, что якобы сам он на нас первый напал. Мы защищаться вынуждены были. Коли генерал вражеский договор нарушил, так его же собственный король-Рысь рад тому не будет. А мы избавимся сразу от врага столь сильного, чтобы никогда более генерал этот под стены Светлина не явился. Посветлело лицо Беловолка. - То хорошо ты придумал, - одобрил он. – А лагерь, что под стенами нашими стоит? Как с ним ты поступишь? Раненых сих живыми я видеть не желаю. Едва заметно Полоз поморщился. Взгляд шамана поймал подозрительный, быстро спрятал выражение лица неподобающее. - Я бы, государь, отправил бы их в Землю Алую по добру по здорову. Да и перебить их, коли ты желаешь, в дороге проще будет да незаметнее. - Делай, как знаешь, - Беловолк отмахнулся. Когда ушёл Полоз, взглянул на шамана своего. А у того глаза тёмные огнём горят. Хоть взгляд он быстро потупил, успел король заметить это. - Что, крови врагов своих предвкушаешь, шаман? - Это так, государь, - шаман низко ему поклонился. - Может расскажешь, наконец, чем так досадил тебе генерал Оцелот? Да кого он в плену удерживает? – строго Беловолк сказал. – Коли помощи моей хочешь, не должно секретов от меня быть. Да хватит в пол смотреть, будто виноватый. В глаза мне смотри, видеть хочу, что ничего от меня не скрываешь. - Не смею! – шаман воскликнул, голову вскинув. – Изволь же, государь, я тебе расскажу свою историю. Но дай мне слово, что лишь ты узнаешь о ней. Усмехнулся Беловолк, но пообещал слово держать. Вздохнул шаман и начал рассказ свой. - Происхожу я из степного знатного рода, - сказал он. – Кровь во мне течет ханская, мои старшие братья хану наследуют. Я же родился на свет не того склада, какой для наследника нужен, потому не удивляйся, что о них я отдельно говорю. Братьев у меня трое старших, Сервал, Каракал да Фелис. Сервал самый старший из них, наследник отца нашего прямой, от первой жены. Каракал средний, а Фелис младший – от другой жены происходят. Я сам от третьей, но моя мать умерла, когда я еще был почти младенцем, потому взяла меня на воспитание Лань, матушка Сервала. Она-то меня и вырастила, точно я тоже ее сыном был. Так всё бы ничего было, почти взрослым я успел стать, когда посетила нас бескрайняя беда. В жестоком бою с алоземельцами пал наш хан, наш отец. Всё тот же Оцелот проклятый духам степным его отдал! – выкрикнул шаман это со злостью, кулаки его сами собой сжались. - За то и ненавидишь ты Оцелота? – Беловолк уточнил, на руки шамана внимательно глядя. - Не только, - шаман нахмурился. – Беды наши на том не кончились. Жизнь отца он отнял. Брат Сервал отцу наследовал. Алоземельцам жестоко мстил, преследовал их и на Бурой Земле, и на Алой. Но однажды и он из похода не вернулся. Братья сказали, что умер, но я чувствовал, что неправда это, что жив он. И тогда они мне признались. Сказали, что верно, не умер он, а на сторону врага перешёл. И так они уверены в этом были, ты, государь, представить себе не можешь. Только мы с Ланью не верили. Знали, как алоземельцев Сервал ненавидит. Не могли поверить, что предал он. Тут мог быть лишь один ответ: что взял его Оцелот в плен, где доныне удерживает, да слух чёрный распустил. Так вот, государь. Потому и отправился я в путешествие далекое. Брата найти хочу, да из беды его вызволить. - Вот оно как, - Беловолк задумчиво бородку оглаживал. – А с чего же братья твои легко так навету поверили, коли все знали, что ненавидит этот твой Сервал алоземельцев? Вздохнул шаман. - Не очень ладили матери их с нашей. И хоть и дружили братья между собой, слово матери нет-нет да в душе и осядет. - Вот оно как, - повторил король Белой Земли. – Что ж, за то, что сделал генерал Оцелот, пожалуй что достоин он смертного приговора. Правильный ты, шаман, выбор сделал. Я врага твоего жестоко накажу за вероломство его, которое и мне он уже во всей красе явил. - Благодарю тебя, государь, - глаза шамана заблестели, на сей раз радостно. Тем временем Полоз, от короля вышедший, с Ястребом едва не столкнулся. - Генерал. - Командир дозорных. Тебя-то и ищу я ныне, - усмехнувшись, Полоз сказал. - Я весь внимание, - Ястреб отозвался. Впрочем, не укрылось от генерала, что взгляд его блуждает где-то от дворца государя Беловолка далековато. - Пленник твой мёртвым объявлен. Так что не надейся более меня с его помощью очернить, - с нажимом тогда Полоз произнес. – Все отрицать буду, а Медянку самозванцем объявлю, не докажете ничего. - Что ж, придётся способ мне иной искать к возмездию тебя подвести, - дозорный ему ответил, с трудом радость сдержав. Полоз бровь одну поднял, от чего лицо его крайне насмешливое выражение приняло. - Про Луня твоего помню я. Но не так-то просто. Проступок его многие видели, а я самолично обвинял его. Но как ты умолял помиловать его, ввиду я имею. Чем смогу, помочь вам попробую. И вот еще что. Чем о возмездии думать, ты лучше вот что к сведению прими. Лагерь под стенами Светлина стоит. Государю нашему не слишком угоден он. Как бы не… отправили алоземельцев долечиваться восвояси. - Что же дурного случится, коли домой они отправятся? – Ястреб нахмурился, угрозу в словах Полоза слыша. - Мало ли, - тот плечами пожал. – Леса место опасное. Ловушки там всякие, люди дурные. Раненым да хворым сложно противостоять такому, а ну как многих смерть там поджидает? Он сложил руки за спиной, прошествовал мимо Ястреба гордо, да удалился, более ни слова не проронив. Оставил он Ястреба в раздумьях великих, о Медянке да Кречете, о генерале алоземельском доблестном, которому союзник нож в спину всадить собрался в благодарность за спасение своих подданных, да вот еще о последних словах Полоза туманных. Помаялся Ястреб, да за советом к Старому Лису направился. В конце концов, дочки генеральской все это напрямую касалось, коли против Земли Алой мог тот играть, то кровь родную не обидел бы. Выслушал Лис дозорного внимательно. Улыбнулся. - Рад я, что наконец открылись глаза твои. А то уж и не знал, как тебе в том помочь. - Мне то не к радости, - грустно Ястреб ответил. – Делать-то что теперь? Полетел бы я, генерала предупредил о вероломстве государя Белой Земли, да к раненому я приставлен, оставлю – не доживет до лечения он. Поручить-то его некому, Кукушке этой не доверяю я, сегодня она Медянке верна, завтра Полозу, а то и еще кому похуже… - Ты вот что, - Лис успокаивающе руку ему на плечо положил. – Делом своим занимайся. Шамана дождись. Постараюсь я нападение на генерала Оцелота задержать. Отменить не обещаю, если на такое и способен кто, так только Полоз. - Хорошо, - Ястреб хмуриться перестал, чуть легче себя почувствовал. – Жду тогда. И как возможность будет, самолично вслед Оцелоту полечу, предупрежу его. Соловушке передать что-нибудь? - Что уж теперь передавать ей, - Лис вздохнул. – Шаманка она ныне. Не мне ее, а ей меня учить теперь впору… *** Без отдыха Лунь коня гнал. Знал, что счет на часы и минуты идет, за Кречетом торопился. Но наконец добрался до землянки лесной. Опасаясь, что покинул ее шаман давно, сразу внутрь пошёл. А Кречет сидит себе там как ни в чем ни бывало, ножички точит, заговоры над ними читает – значит, чтобы в драке не подвели. Услышал, что вошёл кто-то, усмехнулся криво: - Всё под чужой личиной шастаешь, сотник? Нахмурился Лунь. - Собирайся, шаман. Помощь твоя требуется. У Кречета аж брови на лоб поползли. - Ничего себе, экую честь я заслужил, Белая Земля помощи у меня просит! – сказало он насмешливо. - В той помощи ты сам первый больше нас заинтересован, - Лунь отозвался, да принялся объяснять, что к чему. Долго Кречет его расспрашивал, что да как в Светлине случилось. Не только про Медянку – про всё прочее тоже. - Ладно, ледяная хозяйка с вами, поеду, - под конец согласился. – Медянка зарвался, конечно, да служил мне неплохо. Лунь выдохнул с облегчением – незаметно от шамана. Как вернулись они в Светлин, так не мешкая в дом Кукушки направились. Встретил их Ястреб на пороге. С Кречетом недобро переглянулся, но вслух сказал лишь: - Торопись. …Не знал Медянка даже, что освободили его. С тех пор и в сознании толком не был. Как Беловолк уверился, что яд не грозит ему больше, так палачу велел пленника более не жалеть – вот и оказался наёмник алоземельский на грани жизни и смерти. Еще бы день и опоздали б освободители безнадежно. Ныне же витал он в плену боли да сновидений жестоких, счет времени потерял. Боль чувствовал, точно пытают его до сих пор. Мгновения недолгие, как жар ослабевал, да перед глазами то Ястреб, то Кукушка оказывались, за сон казались. Кречет как увидел, что с помощником его стало, аж присвистнул. Велел после этого свечей больше принести, воду, простынь на лоскутья порвать. Колдовать принялся над раненым, заклинания нашептывать, мази замешивать да порошки в ступке толочь. Ястреб с Кукушкой за тем молча наблюдали, помешать боялись. А вот Лунь отлучился куда-то. За общим волнением и не заметили того, да только вернулся сотник сверх меры взволнованный. -Эй, командир! – Ястреба позвал, взгляд ненавидящий Кукушки незамеченным оставляя. - Чего тебе? – вышел Ястреб к нему, сам мрачнее тучи. - Новости дурные. Старый Лис передал. Этой ночью Полоз отряд собирает. Говорят, лагерь, что под Светлином остался, на Алую Землю вернуть хотят. Да только вооружены солдаты до зубов, на мирное сопровождение не сильно похоже. - Проклятье! – с досады Ястреб ногой топнул. – Что же все сразу оно навалилось! Вот что, друг мой. Лети быстрее ветра в лагерь алоземельский, сыщи там конницы командира, Ирбисом звать. Скажи, генерал Оцелот велел чуть что, к нему обращаться. Предупреди о том, что готовится. Верно Лис говорит, не мирные проводы там ожидаются, перережут их, как от столицы подалее отойдут. О том сам Полоз меня предупреждал, да не думал я, что так быстро оно случится. - Предупредить то я их предупрежу, - Лунь засомневался, - да будет ли толк? Кто там совсем лежачий, себя не защитит, прочие же за оружие схватятся. Драка будет… Не на их стороне перевес, но не верю я, что воины так просто уйдут, сопротивления не оказав. - Нельзя драки допустить, - с болью Ястреб процедил. – Беду на головы наши призовём. Что там случилось, где Оцелот ныне, то и тут, в Светлине случится. То доподлинно я знаю. - Что же тогда делать? Сжал Ястреб кулаки. Но тут мысль светлая в голову ему пришла. - Делай как я сказал. К Ирбису иди. Все как есть ему объясни. И про дракона подземного грозного, и про волю Лесного Хозяина, и про Оцелота напомни, что не для того он ныне собой рискует, чтобы кровь литься продолжала. А если мало того будет… хоть приври, но убеди только. Готовы пусть будут к отступлению. И вот еще что. Нашим приказ отдай. Пусть дозорные подле лагеря соберутся. Дескать, мы тоже безопасность обеспечиваем. А я тем временем отвести беду постараюсь, но время мне нужно. Кинул он взгляд в сторону двери, за которой Кречет с раненым возился. - Понял тебя, командир, - Лунь кивнул да бросился поручение исполнять. Минуты бесконечно потянулись. От лечения Кречета отрывать не решился Ястреб, а тому делу еще конца и края не видать. Далеко за полночь зашло, когда наконец отвлекся шаман. Пот со лба отерев, сказал: - Всё на сегодня. Утра теперь ждать требуется. Коли переживет ночь эту, значит на поправку пойдёт. Сделал я всё, что от меня зависело. Есть тут у вас отдохнуть где? С ног валюсь. - Рад бы я отдых тебе предоставить, - сказал тогда дозорный, - да только спать ныне не время. Рассказал он всё как есть. Взъярился Кречет. - Сил у меня не осталось, что же, за вас я проблемы решать должен все?! Коли король ваш из ума выжил, так не место ему на троне. Убить я его могу, да дело с концом, коли у вас самих смелости на то не хватает! - Ну убьешь ты его, шаман, и что мы получим? – в тон ему Ястреб отозвался. – Кто бы на место его не сел, в глазах народа нашего предателем будет. Ты да я знаем, что Беловолк неправ, да поддержки мало у нас ныне. Только гнев на себя да на Алую Землю вызовем, тогда уже от расправы людей никто не удержит. - Может, тогда ты решение предложишь, оборотень? – сощурился Кречет ядовито. - Может, и предложу. - Слушаю тебя внимательно. - Дружен ты с Полозом, я знаю, - Ястреб тогда сказал. – Влияние на него имеешь. Убеди дружка своего в обмане поучаствовать. Пусть он и воины его вид сделают, будто исполнили приказ королевский. А на деле людей не трогают. Можешь ведь ты иллюзию бойни создать? Хмыкнул Кречет, задумался. - Сил у меня ныне маловато, но попробовать могу. Только дальше что? - А дальше увидеть люди должны, чего государь их стоит, - дозорный взгляд отвёл. – Земли разорённые в том быстро их убедят. Пусть думает Беловолк, что удалось ему все по замыслу. Пусть Полоз вслед Оцелоту выступает. А там видно будет, что скажут солдаты, как поймут, кто людям нашим помогает, хоть и не должен делать того, а кто лишь о славе своей печется. Ахнула вдруг Кукушка, к Медянке бросилась. Кречет и Ястреб подскочили было в волнении, думали, худшее случилось. Но оказалось, напрасна тревога была. Кукушка рядом с постелью раненого на колени кинулась, шею его руками обвила, лицо его поцелуями покрывает: - Очнулся, очнулся любимый мой! Кречет с Ястребом переглянулись. - То знак добрый, - сказал шаман. – Будь по-твоему, белоземелец.