Песня земли нездешней

Так издавна в Белой Земле повелось: кто полководец лучший да воинами своими почитаемый да любимый, того королём и изберут. Ни богатства, ни знатность рода тому помочь никак не могут. Так, нынешний государь Беловолк происходил из семьи вовсе бедной, из-за преступления предка неприглядного всего лишившейся, семьи изгнанников неприкаянных. От горя да бедности ушёл Беловолк юный лучшей доли искать, да ничего иного не придумал, чем в солдаты записаться. Кто ж знал тогда, как смел и отважен сей воин будет? Быстро до сотника он дослужился. Да и времена к подвигам воинским располагали. Не было прежде единства в Белой Земле, и вовсе была она Белыми Землями, многими, раздробленными, друг друга знать не желающими. Короли многие годы объединить государство свое хотели, но преуспели настолько лишь, что семь крупных земель осталось. Одна из них королевская, а прочие – каждая знатному роду подчиняется и вассалов его вокруг себя объединяет. Да зачастую так богатели эти земли, что бывала иная из них богаче да сильнее той, что королю принадлежала. А Беловолк, как сотником сделался, так во время вылазки смелой одну такую землю лишь с сотней своей захватил. Хозяина ее своевольного скрутил, себе подчинил, власть королевскую признать заставил. А после, как награждать стали его за отвагу, так крикнул толпе, что собралась на праздник: «Вот вам слово мое, объединю Землю Белую, лишь время мне дайте!» Народу то крепко понравилось. А после многое было. Границы воины Беловолка берегли надежно, да к тому еще сами много крови кочевникам степным попортили. Тем тоже Беловолк славен был. Слух о нём по всей Земле Белой полз. А как вышел генерал прежний в отставку, так сотники его, не сговариваясь, главой войск пограничных выбрали. Вскоре король прежний помер. Выбирать нового стали. Два фаворита было: сам Беловолк да друг его закадычный, генерал Полоз, что войском основным командовал. Немного лишь Полозу не хватило. Тогда и сам он голос свой за друга отдал, и сел Беловолк на трон, сын изгнанника, в нищете родившийся, а ныне – самый известный полководец Земли Белой. Обещание своё сдержал новый государь. Огнём и мечом, год не единый потратив, одну за другой объединил он оставшиеся земли под властью своей. А после в сторону Алой Земли взор свой обратил. И за то народ благодарен был ему, и ждал от него многое: устали люди от суровой природы северной, от земель скудных, давно с завистью на соседа своего поглядывали… Нелегко было народ такой в том, что государь его плох, убедить. Сложная задача перед Кречетом встала, хоть и лукавил он, говоря, что сил у него мало. Сил-то в достатке было, но не на них свет клином сошёлся. С Медянкой закончив, принялся шаман думать напряжённо. Всю ночь сычом просидел, а к рассвету вдруг расхохотался. Вышел на улицу, сил у матушки-природы почерпнул, да творить принялся со всем коварством своим. Три заклятья сильных он сотворил, три обмана великих устроил, да целью его немного не мало скинуть с трона государя Беловолка было. Первое заклятие Кречетово взошло. Утром в городе Светлине шум великий поднялся. На площади да на улицах, в домах и лавках, все одно обсуждали: знамение страшное, что в эту ночь явлено людям было. Всё началось с мясника одного, что первому покупателю на сон пугающий пожаловался. А тот слушатель возьми да ахни: и сам то же самое видел! Третьему рассказали, и там история та же. Всем до единого из светлинцев сон один и тот же приснился, лишь чужаков миновал. Как поняли то люди, затрепетали, а между собой говорят: «Коли всем оно явилось, то знак это, и грозный». А видели они вот что: точно у стен городских высоких котята рыжие играют. Да только нездоровы некоторые, у кого ухо сорвано, кто лапу поврежденную зализывает. Вдруг небо потемнело. Ворота в стенах открылись и вышел из них волк белый огромный. Ощерился и кинулся на котят беззащитных. Первыми раненых забрал, а после и прочих прикончил. И сам в крови алой вымазался, и землю ею окропил. После прыгнул волк и оказался в ином месте, погорелом, разоренном. Небо там тучами мрачными затянуто, запах гари повсюду, земля ходуном ходит. Разламывается твердь земная, языки пламени её лижут. Осыпается земля, лишь камни отдельные остаются валунами. На тех камнях волчата жмутся, скулят, а рядом с ними кошки рыжие. Эти огня не боятся, волчат собой закрывают, валуны от падения в пекло удерживают. Снова ощерился большой волк. Пасть окровавленную разинул, на кошек кинулся, брать их да ошметки мяса пожирать. И дела ему до волчат стонущих нет. Так без защитников волчата в пламени и сгорели. А волк, дело своё страшное закончив, облизнулся. Смотрит - трон перед ним высокий. Запрыгнул волк на трон, и вот уже восседает гордо в золотой короне, важный, точно король земли всей. А земли- то и нет более. Лишь пламя да камни кругом, и ни неба, ни солнца нет больше. На том сон и завершился, много ужаса на каждого, кто видел его, нагнав. Гадали ныне светлинцы, что пророчество сие означает. Хотя догадка-то на поверхности была. Что лагерь алоземельский под стенами, все в городе знали. И что за волк в короне, понять немудрено было. И получалось по сну этому что король избранный от жажды власти своей с Алой Земли начнёт, а после и Белую погубит, и всё остальное Цветоземье вслед за ними. Вдруг еще там и тут появляться умники стали. С видом важным расхаживают, о духах да путях праведных рассуждают. «Король, - говорят, - коли волю духов нарушит, бедствия великие на землю свою навлечёт»… Люди то были Старым Лисом еще прежде наняты. Да ныне сообразили быстро, куда ветер дует, да с усердием стараться принялись. А капля, как водится, камень точит. Были светлинцы верны Беловолку как один, да червь сомнения ныне камень тот подгрызать принялся… Сам же государь Беловолк о пророчестве и знать не знал. Ему иное видение было, и не ночью, а при свете дня, когда сладко он выспался да посмотреть пожелал, как Полоз приказ его выполнил. А тот, шаманом наученный, отряд солдат за стены Светлина вывел, и покуда уходили алоземельцы в леса, от столицы подальше, велел людям своим между собой поединки устраивать, тренировать умение воинское. Второе заклятие Кречета взошло. Ведут солдаты бои потешные, а государю глаза мороком застлало. Видит он, как кровь чужаков проливается, как воины Полоза лагерь алоземельский разоряют, никого в живых не оставляя. Увиденным Беловолк доволен остался, местью сполна наслаждаясь да о том, что с подданными его происходит, вовсе не догадываясь. - Хорошо, не решил ты, генерал, откладывать, - похвалил он Полоза. - Если бы стали представление с проводами этими устраивать, только время бы упустили. Теперь так же незамедлительно со Старым Лисом на Оцелота выступайте. Полоз, ни взглядом случайным себя не выдав, повеление короля выполнять принялся, теперь уже с усердием всем. Армию собирал, смотры ей на площади городской устраивал. Красиво да зрелищно, да так, чтоб никто в Светлине в цели похода не усомнился. Вновь генерал хитрый ухо по ветру держал: чувствовал, змей подколодный, что трон королевский покачнулся, вновь сам на него сесть возжелал. Одна беда была: как стали бы нового короля избирать, Лис с Ястребом, да шаманка нынешняя, Соловушка, скорее арбалетчика Пустельгу в короли избрали бы, чем врага своего заклятого. Понимал то Полоз и на победу лёгкую не надеялся, зная, что и Беловолка скинуть не так-то просто выйдет, и после того лишь первый шаг сделан будет. Но и Лис, и Ястреб слабее противниками ему казались, чем друг некогда верный, потому вместе с ними на сей раз действовать Полоз решил. Через несколько дней выступила армия. Бодро равнину к востоку от Светлина пересекла, быстро берега реки достигла, тут-то с сюрпризом новым и столкнулась. Старый Лис помощь на переправе лодьями своими оказать должен был. Поначалу хорошо всё вышло: вовремя корабли пришли, людей на борт грузить стали. Да только стоило им от берега отчалить да середины реки достичь, как напасть приключилась. То ли дурно днища рабочие ленивые законопатили, то ли враг на лодьи пробрался и дело злое сотворил, начала вода в них набираться стремительно, и потонули они быстро, едва люди спастись успели. И всё. Ни туда ни сюда. Перекрыли затонувшие остовы реку. Да и уйти так просто нельзя, Лис сказал, покуда причину беды не узнает, с места не сдвинется, ибо прочие лодьи гробить не дело вовсе, да и преступников поймать не мешало б, коли такие имеются. Говорит, расследование надо, да имущество со дна речного поднять, казна-то чай не бездонная всё это восстанавливать. Посмотрел на то Полоз. Снова задумался о том, что ныне предстояло ему. Не тот он был человек, что всё на карту ставить легко может. Исподтишка да безопасно действовать генерал любил, а тут хочешь не хочешь, шанс истинное лицо свое Беловолку явить раньше времени велик был. С Лисом, однако же, спорить не стал. Флот-то, да еще Оцелот с воинством алоземельским, коли удастся его не обидеть, хорошими союзниками виделись. Так, войско остановилось, и работы начались тщательные. *** Тем временем в доме Кукушкином всё своим чередом шло. Шаман о задаче сделанной Ястребу доложил, но лишь о том, где договор меж ними был, умолчав про прочее. Дозорный, впрочем, догадаться об утаенном никак не мог. Выслушал он внимательно шамана, кивнул без улыбки: - Спасибо тебе, шаман, за помощь. Ты дальше лечением теперь занимался. Коли занадобится что, скажи, отказу тебе ни в чем не будет. Фыркул Кречет на это. - Мой то помощник. Поболее твоего в его здравии я заинтересован. Деньги твои и милости не нужны мне. Ты генерала моего, Оцелота, о вероломстве уведомь, за то благодарен я буду. Сам бы сделал, да только не разорваться мне, тут я нужнее. А армия ваша вот-вот выступит. Не откажи мне в помощи, крылатый, в одной лодке мы ныне. Не слишком искренен шаман с собеседником своим был. Видел он, что гнетёт что-то Ястреба, видать, нелегко тому было через преданность свою многолетнюю перешагивать, и, чтобы пути назад командиру дозорных отрезать, непременно хотел Кречет, чтобы Ястреб предательство своё перед всеми обнаружил. На удивление, легко тот согласился: - Сделаю это. Лишь дела здесь немногие закончу. Не бойся, шаман, армия выступит скоро, да после задержится, раньше боя, чем я до Оцелота доберусь, не случится. Сказал так и ухмыльнулся загадочно не хуже самого Кречета. В то самое время в комнатке соседней Кукушка от Медянки отходить не желала. Ночью-то, как очнулся алоземелец, Ястреб её отогнал, мол, ранен он, живого места на нем нет, негоже к нему с поцелуями да объятиями лезть. Ну и Медянка и впрямь от боли застонал, пришлось девице уйти. До утра дождалась - и обратно к нему. Овладело ею чувство сильное, незнакомое прежде, презираемое. Никогда не любила она, телом своим торгуя, а ныне сама не своя стала. Медянка то её лишь в делах своих пользовать хотел, а любезен был с той целью, что так вернее она ему будет, да о том Кукушка не думала, сказку себе выдумав и крепко в нее поверив. Вот и снова она у постели его сидела, руку его целуя, чтобы боль ненароком не причинить, да в глаза преданно заглядывая, любовь в них видя несуществующую. Так и застал ее Лунь, что раненого проведать заглянул. - Много же ты, Кукушка, себе позволяешь, - сказал он ей строго. – Сказал бы, что стыд ты вовсе потеряла, да знаю, что слово такое вовсе тебе неведомо. Ты разрешения-то спросила бы хоть, прежде чем руками грязными его постели касаться, а? Командир Ястреб вчера сказал, что пожалел тебя, и лишь потому из дома на улицу ночевать не выставил. Но коли станешь ты добротой его пользоваться, я первый тебя отсюда вышвырну. Блеснула очами Кукушка, на сотника взгляд оскорбленный кинув. Возразить словами не смела: в праве своем дозорные были, Медянка хоть и алоземелец и вовсе наемник, а всё выше самой Кукушки безмерно стоял, и подходить без разрешения ей к нему не позволено было. Но с места не двинулась. На Медянку полный надежды взгляд кинула. А тот и говорит: - Ты не шуми, сотник. Зачем помощницу мою напугал? Оставь лучше нас ненадолго, я сам все улажу. Лунь кивнул согласно. Вышел за дверь. И получаса не прошло, как вслед за ним Кукушка выскочила. - Не забуду вам это, помяните слово моё, - точно проклятие прошипела. - Думаете, коль власть у вас, а я дорожкой нечистой на взгляд ваш иду, так и сердца у меня нет? Сказала и ушла. Не придал тому значения большого Лунь, только головой покачал осуждающе. ••• Время пришло, Оцелот с людьми своими места несчастливого наконец достиг. Страшная картина глазам их открылась. Земля почерневшая, щели в ней, всё то, что прежде Ястребу видеть довелось. Только огня уже меньше стало, стоны подземные стихли, да уцелевшие люди кое-как обживаться пытались в тех местах, где сиё возможно было. Испугались поначалу местные солдат алоземельских. Но пока те лагерь разворачивали, Соловушка говорить со страдальцами отправилась. Вскоре уже помощь они спокойно от врагов вчерашних принимали, не опасаясь ничего. Выросли на месте пепелища новые домики, маленькие пока да простенькие, но к жизни вполне пригодные. С едой алоземельцы помогали: охотились да то, что с собой привезли, пострадавшим раздавали. Быстро и умело оцелотовы люди обернулись, всего несколько дней прошло, а место уже преобразилось. Чуть позже собрал Оцелот отряды специальные, чтоб по окрестностям разъезжали, искали там беженцев да пострадавших, привозили и их в городок. Так, понемногу, собрали тех, кто уцелел, да кому уйти некуда было. Оцелот, по привычке своей с людьми запросто обращаясь, сам по городку ходил, с поселенцами беседовал, помогал им посильно. Вскоре уже принимали его с радостью, точно был он белоземельцем и знакомым издавна. Полюбили генерала люди, подружились с ним. А уж что Соловушка-шаманка его во всём поддерживала, так то особое значение ему придавало. Дни шли, рос городок, а поскольку беда с мест этих, как ныне казалось, отступила, расслабились все. И было так, покуда не наткнулся отряд поисковый на пару мертвецов вида странного. Головы беднягам будто оторвал кто-то, тела пообглодал, и можно было бы сказать, что зверь лесной сиё учудил, да только при этом точно огнем опалены останки были. Солдаты меж собой переглянулись. Даже их испуг обуял. Оцелоту доложили, но тот велел им в секрете держать, дабы не пугать людей почём зря. Может, и схоронился б секрет этот, да очень вскоре крестьяне новых убитых находить стали, в том же состоянии и качестве. А после однажды дети пропали. Родители в горе великом к Оцелоту на поклон отправились, мол помоги, генерал, пропадут чада наши, сгинут, коли не найти их. Детей к счастью живыми нашли, чумазыми только. Расспрашивать стали. А те говорят мол: - Клад мы искать отправились. Известно же, где разломец в землю ушёл, там клад ищи. Нахмурился Оцелот. - Какой еще разломец? – детям говорит. – Сказки всё это, нет на свете твари такой. Что еще вы придумали, зачем родителей своих огорчили? - Как так нет, - дети ответили, - своими глазами видели его. Думали, стог сначала, да зашевелился он, голову с рогами золотыми поднял, а после нырнул да в землю ушёл. Там мы копать и начали. - Что думаешь про это, душа моя драгоценная? – когда ушли все, Оцелот Соловушку спросил. - Странные вещи в мире творятся, - та ему ответила. – Думаю, что не знаем мы многого. Недовольна Мышь-земля войной, то наверняка мне ведомо. А что породить из недовольства она способна, как знать? - Думаешь, правда оно, про разломцев? – Оцелот усомнился. Разломцами чудищ подземных звали сказочных. И в Алой Земле, и в Белой матери детям непослушным сказку ту рассказывали. Так говорили: «Есть зверь чудный, дракону и мыши единовременно подобный. Кожа его как чешуя, тело его шерстью покрыто, рога голову венчают, а те рога, когти и зубы у него золотом покрыты. Кого ранит – того огнем опалит, потому что живёт зверь под землёй и горяч больно. Норы роет, а выходит наружу через пещеры, ямы глубокие да разломы земные, от того и разломцем его кличут. Вы, дети, далеко от дома не ходите, в пещеры да овраги не заглядывайте, а то попадёте зверю в когти. Хороших-то и послушных не трогает он, а коли ребёнок озорничает, так то самая лакомая добыча для разломца огненного». А про то, что «где разломец в землю ушёл, там клад зарыт» матери не добавляли, конечно, но ходила и такая приговорка. Вот только кроме нее да сказки страшной никто больше ничего о разломцах не знал, живьём никогда их не видел, потому верили в них лишь малыши несмышленые. Вот генералу и странным рассказы показались. Он-то и сказку уже смутно припоминал, забыл с возрастом. Соловушка же только головой покачала: - Дети-то и придумать могли, чтобы ругали их не сильно. Но что с несчастными, которых мёртвыми находят, делать? Похожа ведь смерть их на ту, о которой сказка говорит. - Думаю, разбойники в лесах завелись, - Оцелот, поразмыслив, свое разумение высказал. – Грабят тех, до кого дотянуться могут. А чтоб боялись их, огнём тела опаливают, дескать вот смотрите, думайте, что это чудище сказочное. А обглодать тела и звери могли. - Может, и прав ты, сердце моё. Только неспокойно мне вовсе, - покачала головой Соловушка, хмурясь и посох невольно сильнее, чем нужно, рукой сжимая. – Ты вот что, людей береги, остереги их от того, чтобы в леса в ночное время захаживали. Не нужно пока. А я пропаду ненадолго. За меня не волнуйся, мне лес не страшен. Отправлюсь туда, с духами поговорю, может, и Лесной Хозяин мне встретится. Узнаю, что к чему, да делать что нам, решим, как оттуда вернусь. Вздохнул Оцелот. Поцеловал любимую крепко, да и отпустил ее. А наутро, как ушла она, новая напасть на него свалилась в лице командира дозорных из Земли Белой. Договорённость у Ястреба со Старым Лисом была: как дела свои в Светлине дозорный закончит, так немедля в путь отправится, да прежде генерала предупредит, а до того Старый Лис каждую щепочку с затонувшей лодьи самолично описывать станет, чтобы только слишком быстро Оцелота не настигнуть. Ястребу, правда, гнев Беловолка на себя принимать предстояло. Король каждый день спрашивал, не продвигается ли войско, докладывать приходилось, что не завершены работы. - Что, нелёгкая задача тебе досталась, командир, Полоза перед государем выгораживать? – Лунь по вечерам посмеивался, когда заглядывал Ястреб в дом Кукушки чтобы его да Медянку с Кречетом проведать. - Старого Лиса, во-первых. А во-вторых, не сложнее, чем тебе без общества девичьего взаперти томиться, - Ястреб отшучивался. Медянка, тем временем, понемногу в себя приходить начал на кречетовом попечении. Конечно, до полного выздоровления далёко ему было, но наёмнику от себя самого слабого быстро противно стало. Понемногу, через силу порой, стал он пытаться вставать, по дому хотя бы передвигаться. Однажды за попыткой такой Ястреб его застал. - Не рано ли? – с осуждением дозорный спросил. - Ты, Хвостик, матушкой моей быть не стремись, - Медянка ехидно улыбнулся, - мне Кречета более чем в сей роли довольно. Или забота твоя оттуда идёт, что выгнать из Белой Земли тебе меня не терпится? - Конечно, - Ястреб отмахнулся, - для того из тебя из тюрьмы и вытащил, а ты как думал? Хватит уже, друг сердечный. Довольно с тобой во врагах мы ходили. Не хочу я прошлое более поминать, к тому же ныне мир между Землями нашими. Прощён ты, и я у тебя прощения прошу ныне. - Ну что ж, принимаю я слова твои, - Медянка согласился. – Только как быть с тем, что задачу свою я ныне более, чем прежде, выполнить стремлюсь? Настолько ли ты от государя своего отвернулся? Нахмурился Ястреб. Опечалился. - Тошно мне, Медянка. Присягу я давал, слову своему изменять не в моих правилах. А верным оставаться, Белую Землю на гибель обречь. Духи недовольны, продолжится война, могут вовсе от нас отвернуться. Да только государь того понимать не хочет, даже шаманке не верит, лишь о мести думает. Вот как быть? - Ну, выбор свой ты уже сделал, - Медянка ответил. - А коли выбрал, так следуй ему и не оглядывайся. От сожалений с ума спятить можно, да толку в том чуть. - Что ж, и на убийство пойти? Зная, но глаза закрыв, соучастником его стать? - У тебя свои дела, Длинный Хвост, у меня свои, - развел руками Медянка. - Давай так договоримся. Я торопиться не стану, а ты думай. Пусть духи волю свою обозначат. Коли им угодно будет, сами короля мне в руки отдадут, а нет... Ну так мне с ними ссориться тоже удача невелика. - Согласен, - кивнул Ястреб. - Так то оно вернее будет. Вскоре после того разговора собрался Ястреб к Оцелоту. И достиг его в то утро, как ушла Соловушка на тропы Лесного Хозяина. Оцелот как раз с поселенцами беседовал. Ястреб спустился, не мешкая облик человечий принял, да сразу к делу, так, чтоб и прочие слышать его могли. - Недобрый я ныне вестник, - говорит. - Закончилось перемирие хрупкое. Государь наш Беловолк дело подлое замыслил, войско тебе вслед послал, и пары дней не пройдёт, как оно тебя настигает. Только войны мы ныне не желаем. Генералы и солдаты приказу выступить подчинились, да меня вперёд быть просили с известием. Нахмурился Оцелот. Крепко предателей, слово своё не держащих, не любил он. - Что же король ваш не благодарен вовсе. Я город и его самого пощадил, хотя раздавить мог запросто, и ныне люди мои шею гнут, его подданных спасая, а он вместо помощи погибель прислал? Ястреб голову опустил, сказать ему нечего. Стыдно за короля своего, а с другой стороны за себя стыдно, сам ведь не лучше, в спину ударить того, кому верным быть поклялся. - Что же ты, генерал, делать станешь? - тихо спросил. - Бой примешь или в земли свои отступишь? Близко граница. - Негоже теперь отступать, - Оцелот резко ответил. - Много дел здесь еще. - Значит, вновь кровь прольётся? - Ястреб с горечью произнёс. - Не хочу я и воинов наших гибели, но у них хоть ремесло такое, а с мирными как быть? И их беда коснется. Увести людей надобно! И Соловушку-шаманку спрятать. Желает государь вас обоих в оковах перед троном своим увидеть. - Да что же стоим мы, слушаем?! - голос из толпы раздался. - Коли король наш лицемер оказался, подданных собственных на гибель обречь задумал, неужто его поддержим?! - Что же за речи ты ведешь, окаянный! - женщина какая-то отозвалась. - Всех нас из-тебя государь смерти предаст за измену! - Пусть поймает сначала! - третий зло выкрикнул. А после уж и остальные вторить ему начали, мол что же мы, спасителей наших в беде бросим, неблагодарностью им чёрной отплатим, матушку, Лесным Хозяином нам в защиту назначенную, опозорить разрешим? - Никуда это не годится! - люди кричали. - Надо будет, сами топоры и вилы возьмём, справедливость отстаивать! Коли править по чести да уму король не желает, скинем короля такого, ненадобен он нам! Ястреб, взглядом людей окинув, так сказал: - Дурно, коли снова Землю Белую кровь окропит. Я тебе, Оцелот, и нашим генералам тоже скажу: коли можете добром договориться, так то для всех лучше будет. - Измучились люди, - Оцелот Ястребу тогда ответил. - Подумать ты можешь, дозорный, что это я их к оружию призываю, но знает Лесной Хозяин, не так это. Я крови, как и вся Алая Земля, не желаю. Сделаю, что от меня зависит, а ты на своей стороне постарайся. Подали они руки друг другу, а после Ястреб вновь в птицу обратился и направился теперь к белоземельской армии вестником. А Оцелот собрал всех мирных жителей и сказал им так: - Слышали и вы, что войско сюда идёт. Коли страшно вам, можете уходить, прятаться, мои люди всем, кто того пожелает, помогут. А я тех, кто остаться на думает, сам о помощи просить намерен. Если выстоите, как я прошу, одержим мы верх над планами вероломными. Полетел тем временем Ястреб к генералам, сказал им, чтобы запруду снимали, да выступали на запад далее. Вздохнул Старый Лис, с грустью на остов лодьи взглянув: в роль слишком вошёл, но приказ отдал. За Полозом тоже дело не стало. Легко армия через реку перебралась, а там на твёрдой земле маршем выступила. Впрочем, где ястреб пару часов летит, там человеку день нужен, так что не сразу ещё армия алоземельцев настигла. Чем ближе место назначенное было, тем больше пылающего на пути воинам попадалось, так что несмотря на опыт немалый, некоторых в дрожь бросало. Сначала деревья вокруг изменились. Стволы кривые, ветви почерневшие, точно огонь их опалил. Все меньше птиц и зверей вокруг становилось, тем больше ручек пересохших по дороге попадалось. Один вот встретился. Хотели воды из него набрать. Но тут кто- то запах странный учуял. Бросили в ручей ветку - она и истлела! Отшатнулись солдаты, поняли, что яд, а не вода, в русле течёт. Порадовались, что выпить оттуда не успели. А вскоре после того гул подземный слышен стал. Приглушеный, рокочущий, точно ворочается под землёй тварь огромная. А ночью тени странные часовые у лагеря заметили. Разглядеть не успели, правда, сгинули они в темноте, ясно только, не люди то были. Задуматься о том никто не успел правда. Поутру вышли на поляну открытую, а там их уж войско оцелотово поджидает. Грозно воины растянулись. Знамена алые ветер развевается, доспехи да копья на солнце сверкают, готовы алоземельцы к бою, точно предупредил их кто-то заранее. Ну что же, коли так, Полоз вперёд войска своего выехал, команду к атаке подать. Коня пришпорил, пролетел вдоль первого ряда для поднятия духа боевого у воинов, а после остановился, мечом взмахнул, приказ отдал. Повторили за ним приказ сотники, разнесли по всему войску, и ринулись оно в атаку. Ряды алоземельцев тоже в движение пришли, и слаженно так, точно того и ждали. Зашевелились живой рекой, расступились, пропуская противника в полукруг образовавшийся... Белоземельцы на всех парах неслись, готовые звон оружия услышать, да вдруг мечи по воздуху скользнули. Алоземельцы-то взяли и вовсе расступились, в тыл к себе неприятеля спокойно пропустив. А за спинами их деревня новая, жизнь в ней кипит мирная. Строят что-то жители, едой вкусно пахнет, дети играют. А жители то свои, белоземельские! Остановились воины в замешательстве. А крестьяне возьми да выйди им навстречу. Да не с вилами, ка прежде хотели, а со словами мирными, к разуму вызывающими. - Что же делаете вы, братья-белоземельцы, зачем с оружием сюда вы пришли? – так сказали. – Бросил нас государь Белой Земли на произвол судьбы, спасать нас Земля Алая явилась, да не за посулы и службу, а так просто, по сердцу человеческому. Вы же в спину спасителям нашим, что за вас работу всю выполняют, ударить решили! Тем временем Полоз рядом со Старым Лисом наблюдал за тем, как атака захлебнулась. - Не поднимет меч брат на брата, - Лис Полозу сказал. – Что теперь делать станешь, генерал? Нет дороги назад тебе отныне. Воротишься в Светлин – головы лишишься за то, что не сумел войско, тебе вверенное, в подчинении удержать. На сей раз не простит тебя Беловолк. Полоз то и без Лиса понимал прекрасно. Но ответ на то давно готов у него был. Велел генерал первым делом флаг белый вывесить, вроде как, поражение свое признать и на мирные договоры рассчитывать. А покуда разговор с Оцелотом готовился, Полоз самолично к воинству своему вернулся и так заговорил: - Отказались вы приказ государев и мой выполнить. О том говорить не стану я вам, что за преступление военное положено, то сами знаете. Не о себе думайте, а о тех, кто дома остался. Видите, что на землях этих творится? О том думайте. И об алоземельцах, что в леса уходили, покуда мы маневры устраивали. Думаете, просто так было то? Отдал приказ мне государь раненых да хворых добить. Думаете, вас он пощадит? Точен расчет генерала был. У солдат с командирами почти у каждого семья, у кого родители, у кого детки малые. Кто за себя испугался недостаточно, тому красочно Полоз картину описал, что с близкими за уже содеянное станется. Выбирайте, говорит, что вам более угодно: до конца идти, коль уж мятеж начат, или сдаться на милость государеву, коей ничтожно мал шанс дождаться. Всё своё красноречие и влияние Полоз использовал, чтобы людей убедить. Впрочем, Лис тоже с тем старался, но тому проще было: и прежде он людям своим вольнодумие позволял да мысли их в нужную сторону подталкивал. В итоге многие, но не все, конечно, речам этим поддались. Остались и те, кто верил в милость государеву. И лидер у них свой нашелся, сотник по имени Хорь. Стал он людей призывать с раскаянием к Беловолку явиться, а прежде приказ исполнить и тем самым вину максимально свою исправить. Не поддержали его на собрании общем, так не унялся Хорь. Пока у генералов переговоры шли, он свои переговоры устроил. Собрал людей себе верных да тех, кто поддержал их горячо, и говорит: - Генерал наш Полоз государя предал, и многие его послушали. Расправы не избежать им, но что, если ускорим ее мы и тем королю Беловолку поможем? Наша вина от того убавится. Надо Полоза и сподвижников его скрутить да государю выдать. - Много их, а нас-то меньше, - возразили ему. – Попробуем генерала схватить, нас самих быстрее скрутят и убьют поди ж. Задумался Хорь, а после, с другими еще советуясь, затаиться решил. Сторонников поболее на сторону свою склонить, союзников найти, затем уже бунт поднять. Только Полоз сотника дерзкого запомнил. И среди тех, кто верным Хорю показался, уже были шпионы генерала. Донесли они ему о планах мятежников. Полоз тогда Хоря схватить приказал, но тот, видимо беду учуяв, ночью сбежал, да не один, а с частью сподвижников. Преследовать их отряд послали, но тот ни с чем вернулся: ушли мятежники в горы, следы надёжно запутали. - Дрянь дело, - Полоз Лису сказал. – Помяни моё слово, генерал, услышим еще о них мы. Оцелот, что тоже при разговоре том присутствовал, усмехнулся: - Пожрут их разломцы. - Что? – Полоз и Лис дружно на него уставились, смысла сказанного не поняв. - Сказка старая вспомнилась, - Оцелот тогда отозвался. – По уму, мятежников поймать нужно. Но коли ныне этим займемся, время драгоценное потеряем. Выступайте, генералы, к столице своей, а мои люди спину вам прикроют. Коли мятежники успеют так обернуться, чтобы вам вдогонку отправиться, сначала с моей армией пусть справятся. На том и порешили. Вот только Полоз, осторожности своей верен, еще донесение одно отправил, да прочим о том не сказал. *** Земли Бурые, что к востоку от Алой Земли лежат, да и с Белой Землею краем граничат, края недобрые, неприветливые. Степи там, что днём солнце выжигает, а по ночам ветры злые леденят, лишь один кочевой народ в обиталище превратить сумел. Народ тот сильно от прочих отличен. Кожа людей желта, солнцем обожженая да ветром высушенная, волосы жестки и черны, глаза точно у зверя дикого раскосы. Да и нравом степной народ краю своему подобен. Жесток и воинственен, даже сам с собою в мире жить не может, потому поделен издавна на племена различные. Есть среди племён тех главное, над коим Великий Хан властвует, и все прочие ханы ему дань платить обязаны, и коли надумает он войной на кого пойти, поддержать его должны. Богат Великий Хан, длины его обозы, золотом груженые, много у него лошадей, рабов и жен. Роскошны его одежды, хлебосольны пиры, и ни один иной род так в Бурых Землях не почитается. Кто в степной земле родился, тому навеки жизнь вольная в сердце запала. Не сможет он жить ни в дворцах, ни в замках, тянуть его будет на волю вольную. Вот только далеки Земли Бурые, враги ныне ближе, чем степь родная. Так думал шаман пришлый в тереме светлинском сидя да о местах родных тоскуя. Кому страшны земли кочевников, а им самим дом родной, и печаль их берет вдали от племени. Так и шаману стоило веки смежить, как вставали перед взглядом памяти степи, коим конца не видно, кони, что там резвятся, да лица людей, с детства знакомые. В тот самый миг, как думы шамана далеко от Светлина полетели, дверь скрипнула и зашёл сам король Беловолк. Один, без слуг, непривычно тихо ступая. Улыбка на лице короля загадочная, а взгляд радостный. Не сразу шаман его заметил, а как понял, что уже не один в горнице, так вздрогнул, на ноги вскочил да сразу глаза в пол перед государем, плечи от волнения подрагивают. Улыбка короля ещё шире стала. - Не бойся меня, - Беловолк сказал. - Не как государь, а как друг пришёл я к тебе. Произнёс и руку протянул, мягко по щеке шамана провёл. Тот затрепетал весь от этого прикосновения. - Да, государь, я тебя рад видеть, тебе требуется моя помощь? Беловолк на лавку опустился, что разговор долгий предвещало. - Расскажи, - говорит, - о себе мне, друг любезный, подробнее. Мало знаю я о верном слуге моём, интересно мне. Да не смущайся и не бойся, коли есть на тебе проступки в прошлом, так судить за них тебя не стану, спас ты жизнь мою и тем все искупил. - Что же мне тебе рассказать, - шаман осторожно взгляд на него поднял, а во взгляде- то огонь полыхает, - Ты и так обо мне и моих братьях всё знаешь. А больше в моей жизни ничего интересного и не происходило. - Ой-ли, - Беловолк усомнился, - у шамана жизнь скучна? Вот хотя бы посох твой за что переломлен? Вздрогнул шаман от вопроса этого, точно ударили его. Беловолк головой покачал: - Не хочешь, не говори. О другом ответь. Догадался я, шаман, о секрете твоём, да ныне от тебя самого правду услышать желаю. - Ни словом тебе не солгу, государь, - шаман как смерть побледнел, одними губами помертвевшими слова эти прошептал. Беловолк было рот открыл, чтобы вопрос свой задать, как в дверь колотить принялись. - Государь! Государь! Донесение срочное от генерала Полоза! - Что там ещё? - Беловолк улыбаться перестал, нахмурился, спросил раздражённо. - Подождать не можете? Но все же войти разрешил. И привели к нему гонца запыхавшегося от скачки стремительной, и донес тот гонец предупреждение грозное, мол взбунтовались войско государево под предводительством генерала мятежного Старого Лиса, против Светлина обернулось, не Оцелота алоземельского, а собственного короля в оковы одеть хочет. Полоза-то одели уже. Беловолк на ноги вскочил, вон из комнаты стремительно направился, в миг про шамана забыв. Крикнул, чтобы немедленно Ястреба к нему позвали. Ястреб давно в Светлин вернулся, почти сразу, как ясно стало, что битвы великой не будет. Так что ждать себя не заставил, быстро явился. - Немедленно войско дозорное собирай, - Беловолк ему велел, - выпал вам шанс, о котором давно вы мечтали. Идут на нас мятежники, будете город Светлин оборонять. - Государь, - Ястреб ему возразить попытался, - была нас сотня лишь в городе Светлине, а ныне и того меньше, часть ведь армии в помощь ушла. Как же осаду от двух воинств огромных мы удержим? Посмотрел на него Беловолк странно. - Думаешь, из ума государь выжил, что в жертву бесполезную вас кидает? То сам я знаю, что сил дозорных недостаточно, но вам начать лишь да время продержатся. Не верю я, что все войска меня предали, а коли и так, есть ещё отряды пограничные, есть народ белоземельский, которому я угоден. Лишь весть кинуть следует, придёт Светлину подмога. Понял теперь задумку мою, Ястреб? Помрачнел Ястреб. А затем как на духу высказал все, что в мыслях ему думалось: - Воевали с соседями мы и знали, зачем нам то надо, и все же духам неугодна война оказалась, страшным бедствием наша земля поплатились за ошибку эту. А ныне что же, друг друга резать начнём и на том ты, государь, процветание своё множить надеешься? Али вовсе власть глаза тебе застлала, что ни с людьми ты не считаешься, ни с духами? Побледнел Беловолк. Гнев его охватил страшный. - Трус жалкий! За шкуру свою трясешься ты, Ястреб, а смеешь это за волю духов выдавать? Думаешь, коль оборотень ты, так выше короля вознёсся?! Ах да, дружбу же издавна ты водил со Старым Лисом, мятежником и с дочкой его, шалавой. Сам поди заодно с ними? Этого уже не выдержал Ястреб. Помутилось в голове у него и прежде, чем успел он то осознать, размахнулся да что есть силы Беловолка ударил, так что покачнулся тот, едва на ногах удержался. Не стерпел такого государь. Хотел было за меч схватиться да вспомнил, что без оружия к шаману пришёл. Крикнул тогда стражу. Двери распахнулись, на пороге дозорные показались. А среди них сотник Лунь при полном параде. Беловолк прищурился, силясь припомнить, когда сотника этого помиловать успел, наглость-то пред очи его без прощения явиться не представлялась государю. Не вспомнил. Рукой махнул, скомандовал: - Сего мятежника, что руку на государя поднял, лишаю я всех должностей и привилегий. Схватить его, в темницу кинуть да стеречь неусыпно, покуда не решу я, какой кары он достоин. Сказал так. Ястреб голову гордо вскинул, готовый наказание заслуженное понести, но видит: стоит Лунь, усмехается, дозорные с места не двигаются, приказа сотника ждут, королевским пренебрегают. - Что замерли? - Беловолк рассвирепел. - Всех обезглавлю, коли немедленно не выполните! - Прости, государь, но права на то не имеем, - Лунь вперёд вышел со свитком в руках, а на свитке печать государственная, не королевская, но военная. - Получено мной иное распоряжение. За несправедливость твою, ко многим подданным явленую, за жестокость незаслуженную , за то, что подданных своих ты в беде бросаешь да жизни их смертельной опасности по прихоти своей, а не государственной необходимости, подвергаешь, за оскорбление шаманки, покровительницы Светлина и всей Земли Белой, решено недоверие тебе выразить да права короны тебя лишить, временно покуда, до общего совета генеральского, по закону Белой Земли проводимого. Распоряжение то со всем усердием составлено, тремя генералами подписано, четвертому я его на подпись принёс, да только и без неё непреклонному исполнению оно подлежит. Так что не шуми, государь Беловолк, добром лучше подчинить, глядишь тебе оно зачтется. - Врёшь ты все, - Беловолк грозно на него надвинулся, - Поверю я, что Лис Старый мерзость эту подписал, но Полоз, генерал первый, верен мне до гроба самого... Не шелохнулся Лунь, не испугался. Бумагу развернул, вроде как перепроверил: - Вот Полоза подпись, первая идёт. Ты, государь, сам взгляни, авось ты её лучше, чем все прочие, узнать можешь. Ныне генерал Полоз и сам в Светлин возвращается, во главе армии, что его во всем поддерживает, дабы вместе с другими генералами суд над тобой учинить. Позже Ястреб Луня за горло-то взял. - Ты чего творишь? Откуда у тебя документ сей да с подписью генерала третьего? А Лунь хохочет: - Кроме Полоза государь никому не верит, а Полоза подпись Медянка так нарисовал, что сам генерал наш подколодный от сходства вздрогнет. - Ты ещё Медянку впутал, ещё и документ подложный?! - воскликнул Ястреб в гневе. - Ума ты лишился, сотник Лунь?! Лунь обиду изобразил, правда вышло у него фальшиво: - Подлинный документ. По всем правилам составленный. Лиса подпись как есть истинна, а Полоз свидетельств не оставляет, вновь сухим из воды уйти хочет, вот и пришлось другую змею о помощи просить. - Не сильно то лучше, - не унимался Ястреб. - Что делать мы станем ныне? Народ узнает, что король в темнице, взбунтуется, а коли Полоз ещё сюда явится, да от подписи своей отречется, представить можешь, что станется? - Понимаю я это, - Лунь наконец серьезен стал, - и не торопился бы, но ты командир себя в руках не сдержал, гнев Беловолка на себя обратил. Спасать тебя пришлось. Ныне что... Молчать пока будем, пусть не знает народ. Генералы подойдут, там все и решится. Будь спокоен, командир. Предоставь то мне да генералу Лису. Порешили они покуда о случившемся громко не рассказывать, так что не знал никто в Светлине, кроме дозорных горстки, что государь не на троне, а взаперти сидит. Правда, в темнице его держать не стали, все же не преступник он, так что оставили Беловолку покои его собственные, присматривали лишь, чтоб далеко покуда не отлучался. Государь, впрочем, и сам выходить не рвался, сидел мрачнее тучи, говорить ни с кем не желал. А в первую же ночь его заточения разбудил тех, кто спал чутко, странный рокот подземный. Ястреб сразу тот рокот узнал. Медянке, который от Кукушки в его дом теперь перебрался, сказал со страхом: - Не к добру это. Как бы не вышло беды Светлину великой. Не спросили мы Хозяина Лесного, угоден ему Беловолк али нет, а самоуправство уже учинили. Медянка, на мягкой постели нежась, потянулся лениво: - Запамятовал ты, Ястреб, что сам-то прежде говорил. Война духам неугодна, а Беловолк коли на троне останется, мира не будет. С чего решил ты, что нам это беду несёт, а не ему да сторонникам его? - Легко ты, Медянка, рассуждаешь, - Ястреб с укоризной сказал. - Ты шаманку убил и гнева духов не убоялся, да только я так их волей пренебрегать не желаю. - Убил, - наемник согласился, - но жив, как видишь, и цел вполне. - Лишь Кречета старанием, - Ястреб напомнил. Отмахнулся Медянка: - Полно тебе. Я шаманку убил не со зла, а потому что приказ нанимателя свято выполнять обязан. Ты против Беловолка по воле Лесного Хозяина пошёл, на тебе нет вины, а лишь заслуга. А коли передумают духи, так думаю знать тебе дадут прежде, чем Светлин в бездну огненную обрушить, то мера крайняя. - Твоя правда, - Ястреб согласился. – Только всё равно неспокойно мне. Предчувствие будто дурное. Медянка на живот перевернулся, щеку ладонью подпер. - Шёл бы ты спать, Хвост. Хватит себе голову ерундой забивать. Да и рокот прекратился уже, кстати... *** Был человек еще, кто кроме дозорных о случившемся не понаслышке знал. Шаман буроземельский за стеной находился, когда случилось всё, слышал, что Лунь сказал. Обуял шамана гнев великий, праведный. - - Где это видано, чтобы рабы против своего господина бунтовали? – так он слуге своему верному сказал, а у самого даже голос от ярости дрожит. – Он духами отмечен, духами у власти поставлен, а кто они такие, людишки жалкие? У нас в иных племенах бывает, что и хан так себе, трусоват да глуповат для властителя, и то сторонники ближайшие даже слово ему поперёк сказать боятся, а тут наглость такая! Государь Белой Земли силён и властен, умён и решителен и собой хорош безмерно, как можно в здравом уме от такого короля отказаться? Видимо, ума они все лишились. - В Белой Земле свои законы, не то, что у нас, - раб тихо ответил. – Позволено им королей свергать, если их правление народу не нравится. Шаман ногой топнул в возмущении. - Глупы эти законы! Кто же такую власть глупым простолюдинам даёт? - Не в нашей власти изменить их. Шаман по комнате прошёлся, руки в бока уперев. Потом развернулся решительно на каблуках. - Хочу государя Беловолка видеть. Веди меня к нему. Со стражей договорись, заплати им, сколько требуется, пусть меня пропустят. Склонился слуга в почтении великом. Отвёл затем своего господина к покоям Беловолка, а там у дверей двое дозорных сидят, Пустельга да Сойка. А рядом не то собака крупная, не то даже волк свернулся, спит, носом в лапу сопит так, что от самых дверей то слышно. - Стой, кто идёт! – Сойкин арбалет дорогу вошедшим преградил. - Пускать к государю Беловолку никого не велено, - Пустельга тоже встрял немедленно. – Убирайтесь восвояси! Тут слуга буроземельский-то на Пустельгу и напустился. - Государя Беловолка, - говорит, - желает видеть его собственный шаман. А ты, дозорный, задумайся, что для тебя предпочтительнее: сейчас волю шамана выполнить и получить с того похвалу, а может и драгоценную прибыль, - здесь в доказательство он кошель из складок одежды извлек да потряс им, чтобы монеты зазвенели, - или до конца своей жизни лягушонком в подполе прыгать. Пустельга от возмущения вспыхнул, на кошель с деньгами едва не плюнул. - Не продаётся, - кричит, - честь дозорная за посулы грязные! А Сойка, тем временем, внимательно на шамана глядя, вдруг смеясь ему отвечает: - Полно тебе, Пустельга, пусти этого шамана. - С какой такой радости?! Ты никак лягушонком стать убоялся? Да я не робкого десятка, меня не запугать болтовней глупой! Волк, который до того момента лишь ухом подёргивал, прислушиваясь, морду поднял и оскалился угрожающе. - Пусти, говорю. Безопасен шаман этот, видишь, посоха нет у него. Да и знаю я, зачем к Беловолку он рвётся, - смех Сойку так и разбирал при словах этих. – Я тебе потом кое-что расскажу про них. Шаман кинул на Сойку взгляд гневный, но в ответ лишь усмешку очередную поймал. Расступились дозорные, шамана со слугой его пропуская. Раб буроземельский было кошель свой кинуть дозорным хотел, но тут уж от Сойки волной презрения окачен был: - И я честь дозорную продавать не намерен. Не обольщайся, буроземелец, просто нет у нас запрета такого, никого к государю не пускать, то лишь его собственная воля, коей ныне мы подчиняться не обязаны. В то время самое государь Беловолк по-прежнему сидел, погружённый в мысли свои, местами гневные, местами горькие. Привык правитель Белой Земли к тому, что врагов у него немало. Не только военные противники крови его жаждали, но и те, кого силой или страхом подчинил он власти своей, и те, кто завидовал успехам его и славе. Потому-то доверял он мало кому, Черному Псу да Полозу, сторонникам давним, с ним вместе до власти дошедшим, да шаманам, кои от дел мирских чаще далеки бывают. Теперь же Пёс по несчастью мёртв был, как и Куница-матушка, а Полоз неужто против друга и владыки своего обернулся? Не верилось в то Беловолку, но документ своими глазами он видел. Досада государя грызла обидная. Власти лишиться по умыслу мятежников одно, по предательству друга иное вовсе. Размышлял государь о том дни напролет, думал, что делать ему, а порой и надеждами себя тешил. Потому видеть никого не желал, ждал Полоза, чтобы в глаза его посмотреть и тогда уже правду понять, клевету возвели на генерала или сам Беловолк обманулся страшно. Тут дверь скрипнула, на пороге шаман возник вместе с рабом своим. Беловолк даже поднялся с места своего. - Запретил я, - сказал, - дозорным пускать ко мне кого-либо, да не слушает меня никто ныне. Впрочем, коль ты ко мне пришёл по доброй воле, рад я даже тому неподчинению. Шаман в ноги ему кинулся. -- Я тебя не уберёг, государь, эту беду не предвидел. Позволь мне искупить мою вину, помочь тебе, из заточения тебя вызволить, вернуть тебе власть. Удивился Беловолк. - Как же власть ты мне вернёшь, шаман, коли решение о ней генералы Земли Белой принимают? - Не имеют права рабы решение о власти принимать, - шаман воскликнул, голову вскинув. – Только духи это решать могут! - Тише, - Беловолк палец к губам приложил, - не кричи так, услышат тебя. Всё же на вопрос мой ответь, как власть ты вернёшь мне? - Очень просто, мой господин, - шаман ответил, глаза его со злостью сверкнули. – Если ты отсюда уйдёшь, тем самым ты выразишь своё презрение к мятежникам и несогласие с их судом. Получится, что они тебя совсем уж незаконно короны лишили. А дальше… Есть у меня два брата, оба ныне – Великие Ханы. Им все кочевники подчиняться обязаны. Уйдём отсюда и поедем в Бурые Земли. Там я тебя братьям представлю, всё им объясню. Дадут они тебе армию, и силой вернёшь себе власть. Задумался Беловолк. Нахмурился. - Хотел я в глаза генералу моему мятежному, Полозу, в глаза прежде взглянуть. - Прошу тебя, государь! – шаман взмолился. – Недостоин раб сей и взгляд на тебя поднимать! - Ты-то что так обо мне беспокоишься? – Беловолк заметил. – Знаешь меня недолго, милостей особых не видел, а вижу, готов за меня в огонь и в воду. Али корысть ты в том имеешь? Думаешь, коль Белая Земля Бурым Землям обязана так будет, то дань я вам платить стану, как на трон вернусь? - Что ты! – шаман сначала от смущения вспыхнул, а после руками всплеснул. – Как подумать ты мог обо мне такое, государь! Дорог ты мне стал, и что с того, что я совсем недолго тебя знаю, мне времени хватило, чтобы… - Чтобы что? Говори, - Беловолк велел. …Но в тот же миг земля под ними содрогнулась. Рокот из-под земли страшный вырвался. Заскрежетали брёвна в стенах, свернулись с мест своих, покатились. Раб едва успел к шаману кинуться да в сторону его оттолкнуть, иначе завалило бы того брёвнами. Беловолк тот шустрее был, сам увернулся. - Что это, шаман? – крикнул, грохот перекрыть голосом пытаясь. - Не знаю… - со страхом пролепетал шаман, но в тот же миг раб ему что-то на ухо зашептал. Повеселел шаман, вмиг ужас в глазах его погас, радостью сменившись. – Это наша возможность, государь! Не знаю, что это, но шуму оно наделало и панику поднимет. Самое время нам уходить! В тот самый миг Пустельга с Сойкой в дверь колотить принялись, испугавшись, что живых в покоях завалило. А дверь-то заклинило, снаружи не открыть. На секунду Беловолк задумался. Затем решительно к дыре, что в стене противоположной образовалась, шагнул. - Будь по твоему, шаман. Уходим.