Решать вам

Джен
G
Завершён
26
автор
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
26 Нравится 0 Отзывы 1 В сборник Скачать

Решать вам

Настройки текста
О том, что бессмертен, Росио узнал на Винной. Точнее, после Винной. Он хорошо запомнил то странное выражение на лице Эмильены, с которым она смотрела на него, как она думала, в последний раз. Оглушенного, окровавленного, преданного ею. Он надеялся больше никогда не видеть такого. Он надеялся никогда не увидеть её снова. Он надеялся умереть. Не повезло. …Он лежал свернувшись калачиком на траве. Он ведь помнил, что в Олларии только зацветала сирень, и её навязчивый запах провоцировал мигрени. Когда открыв глаза, увидел гудящий от деловитых пчёл куст шиповника, первое о чём он подумал, что прошло не меньше недели, а скорее две. 16 дней, подсказало что-то дотошное внутри. Он попытался встать, отбросил толкнувшийся в ладонь булыжник и без сил опустился обратно. Ноги не держали. Где-то далеко раздался не то всхлип, не то вздох а за ним и визгливый женский голос: — Госпожа графиня! Госпожа графиня! Маркиз Алвасете весь в крови! Да что же это делается-то, создатель! Надо метра Корье позвать, госпожа графиня! Голосистая прислуга умчалась, так и причитая на бегу, он полежал ещё немного, а к приходу графини Арлетты даже смог самостоятельно сесть. Он был в Сэ. Врач не нашел ничего, угрожающего жизни, кроме сильной кровопотери, раны стали шрамами, не очень впрочем давними, даже те из них, что наверняка не оставили бы ему шанса на жизнь. Теми убийцами, до которых не добрался, умирая, он сам, занялись Арно и Ли, письма им Арлетта в тот же день отправила голубиной почтой. Отлежавшись несколько дней он в закрытой карете добрался в Олларию, где стараниями всё тех же Арно с сыном, многие были уверены, что он с трудом оправился от ран. А потом пришлось снова смотреть в глаза Эмильене. В этих глазах больше не было того странного и больного, только всепоглощающий ужас. И тогда он совершенно точно понял, что мёртв. …Он взял отпуск на полгода, за которые перерыл библиотеку Алвасете сверху донизу. О том что Кэртиана на изломе хранит своих повелителей писали много, но абстрактно. Очень редко и под сомнением писали что Кэртиана, напротив, перед изломом пропалывает древние рода, оставляя в живых только одного. И только дважды, на старо-гальтарском и на языке южной Дигады, он прочёл о том, что ни на изломе, ни вне его последний в роду эорий не может умереть. Никакой конкретики. Никаких подсказок. Отпуск кончился, он вернулся в армию, и долгих пять лет не вспоминал об этом. …Он непозволительно долго стоял и смотрел, как живое становится мёртвым. Как сначала бледнеет, потом даже голубеет кожа, как разглаживаются мелкие морщинки на лице, их особенно много вокруг глаз, разжимаются пальцы. Это становилось неприличным, врач уже отошел, священника не звали, Диего скучал, то и дело прикладываясь к фляжке, и только Мишель приблизился к прочерченной на грязи линии, не раздосадованный, но удивлённый задержкой. — Чего вы ждёте, Алва? — спросил он. И Рокэ неожиданно сам для себя ответил: — Хочу увидеть, как исчезает тело. — Диего бросил на него странный взгляд, желая убедиться, что соберано шутит, но в глазах у того не было и тени улыбки. — Зря. — Бросил Мишель, так же совершенно серьёзный. — Не с ним. — Почему вы так думаете? — Алва поднял бровь, не отрывая взгляда от лица покойника. — Ричард. — так же коротко бросил Мишель. — Эгмонт не хотел хоронить сына. — Тогда почему вы с братьями здесь? — маршал всё-таки смог оторвать взгляд от окровавленной рубашки покойного и посмотрел на Эпине, прямо, и впервые за последние дни без издёвки. — Потому что Анри-Гийом спятил и хочет жить вечно, — глаза в глаза, не отрывая взгляда, ответил, будто сплюнул, Мишель, развернулся на каблуках, увязших на этом манёвре во влажной земле, и ушел распоряжаться о погребении. …Вычищая мерзкую гнойную рану на ладони своего вот уже пару часов как оруженосца, Алва гадал, знает ли парень? Была ли эта рана, и всё что с ней случилось вместо лечения, просто юношеской глупостью или попыткой самоубийства? Чего он хотел? Избежать позора или увечья? оказаться дома? Мог ли Эгмонт ему рассказать? Знал ли сам Эгмонт обо всём этом? Пока он размышлял, как сформулировать свой вопрос, юноша, так и не издавший ни писка, умудрился сбежать в беспамятство. …Глядя на предпоследнего Эпине, Алва решил, что не даст этому умереть. Жадный безумный старик Анри-Гийом не останется последним, даже если придётся запереть этого дурака в сундуке и хранить до конца круга у себя под кроватью. Впрочем, сидеть в сундуке маркиз Эр-При вряд ли станет. И свои первоначальные планы — помиловать властью проэмперадора и отправить в Торку — маршал даже озвучивать не стал, всё равно откажется. Тогда пусть убирается в свой Агарис. …Только во Фрамбуа, когда столичные ызарги разошлись по комнатам, а соскучившийся Ли утащил Эмиля, Рокэ вдруг вспомнил, о чём так и не спросил. Мальчишка разомлел от еды, выпивки и победы, всего нескольких шутливых фраз хватило, чтоб он расслабился и Алва поинтересовался, не приходилось ли юноше просыпаться в самых неожиданных местах, и не помнить как засыпал? — Не считая того вечера, весной, у вас в кабинете? — Он вдруг улыбнулся, и Алве понравилась его улыбка. — Было дважды. Один раз я плохо помню, я болел, тяжело, простыл после похорон, — улыбка погасла. — Тетя Аурелия, графиня Ларак, принесла мне настойки на травах, я удивился, ведь Дейзи уже приносила лекарство, но всё равно выпил. Тётя ушла, а у меня заболел живот… и следующее, что я помню, как я лежу в лесу, на мокром мху, положив булыжник под щеку, как подушку, зато совершенно здоровый. Все решили, что я удрал, даже Айрис. А второй раз зимой перед Лаик, мы с Айрис катались наперегонки, и… лопнула подпруга на повороте, я вылетел из седла на крутой склон и, кажется, вызвал лавину. Очнулся далеко внизу в расщелине, в снегу, с каким-то камнем в кулаке, наверное, попытался схватиться, когда скатывался, уже после того как потерял сознание. Я его хорошо запомнил, он был округлый, будто окатыш, а у нас такие редки… А место было тем же самым, там дерево приметное такое. Белое, высохшее. Но это, наверное, не считается, я ведь не заснул, я ударился, пока летел. Разговор заглох, маршал отправил юношу спать, предстоял тяжелый день и очевидно было, что тот ничего не понимает. Как странно, он каждый раз говорил о камне. Потому что скалы? А ведь и сам маршал очнулся с камнем на ладони, хотя ему, как повелителю ветра, больше подошло бы… так и не придумав, что именно, Рокэ тоже заснул. …Потягивая так бездарно испорченное вино, Рокэ Алва думал не о проклятье и не о предательстве. Он думал о том, что зря наговаривал на соберано Алваро. Раньше Рокэ считал, что тот не захотел делиться с негодным младшим семейными тайнами, но похоже он просто не знал о них, иначе вряд ли тратил бы столько времени на приучение того к ядам, ведь когда очередь дошла до младшего, Карлос был уже мёртв, и самому Алваро оставалось не долго. Нет, он не обделил сына ничем, он просто не знал. Если в их роду и были устные придания о странном временном бессмертии, то круг назад, между двумя Рамиро — Предателем и Вешателем — они были утрачены. По вине Алана Окделла отец погиб ещё до рождения сына. И снова Окделл, какая злая ирония! А ведь Рамиро младший родился почти через сутки после смерти старшего. Не успел ли тот за это время очнуться где-то среди гранатовых деревьев? Да какая теперь разница? Вернувшись мысленно в свой круг, сосредоточившись на настоящем, Рокэ осознал: то, что перекатывалось сейчас на его языке, вряд ли убило бы его и без отцовских усилий. Он знал этот яд, не из банальных, но и не из редких, доза была недостаточной, а само вино — антагонистом яда. То есть покушение было на самом деле не на первого маршала, а на Окделла. Впрочем, что это меняет? Выбивая бокал из руки отравителя, Алва думал о том, что не даст тому так просто сбежать. Очнуться в своей расщелине, в своём Надоре, вернуться в облупленный замок под юбку к безумной матери. Нет уж. Это было бы слишком просто и бессмысленно. Пусть убирается к Леворукому и его кошкам, а точнее в Агарис, к предпоследнему Эпине и раканьей бабушке. …Когда он всё-таки прорвался к эшафоту, ни на что он так не надеялся как на пулю. Он расшвырял караул, поделил надвое Люра, посмотрел на помост и понял, что попался. Теперь уже последний Эпине был слишком благороден, чтоб пристрелить того, кто его отпустил, и слишком Человеком Чести чтоб отпустить, как отпустили когда-то его. Потянулись долгие дни в тюрьме, потом чуть более весёлые дни суда, краткая — на одну ночь — передышка в честь побега Придда и недели медленной агонии в Нохе. Рокэ умирал и не понимал от чего. Стоило ли Левию спасать его там, на суде, чтоб потом медленно травить тут? К тому же он не мог ни обнаружить, ни опознать яд, ничего похожего он не встречал и даже не читал ни о чём похожем. Возможно, это был один из тех легендарных, а может и мифических ядов, что не вредят человеку, пока он принимает их, но медленно убивают, когда приём прекращается? Ведь даже сменив пропахшую шадди Ноху на вино и сыры урготского посольства Алва, не почувствовал себя лучше, скорее наоборот. Последний раз сознание возвращалось, кажется, в лодке, Марсель что-то горячо шептал, просил потерпеть, но в следующий раз Алва пришел в себя уже в Сэ. Под кустом шиповника с булыжником на ладони. Он плохо помнил, как добрался по сожженной провинции в Валмон и как объяснял Бертраму и Марселю, как там оказался. Заодно выяснил, что Арлетта всё же не умеет держать язык за зубами: если Марсель, был искренне удивлён и раздосадован сначала его смертью, потом пропажей тела, а потом чудесным воскрешением, про которое ему заранее не рассказали, то Бертрам удивления не просто не показывал, но по всей видимости и не испытал. Потом водоворот безумных предъизломных дней закружил его и заставил забыть о своём странном бессмертии, просто с благодарностью принимая его. Он пару раз даже всерьез думал, что убив себя, снова очнётся в Сэ и сэкономит несколько недель пути по дороге из Кагеты в Ноймар. Он усмехнулся тогда, и решил что если и будет искушать Абвениев, то по более серьёзному поводу. Но чувство, будто случилось нечто непоправимое, настигло его раньше. …Он бесстрашно отправился дорогами выходцев туда, где он ещё мог что-то исправить. Единственной проблемой был Марсель, однажды уже решивший было, что потерял его, и теперь отказавшийся отступать. Его было жаль, но не возможно переубедить, Алва сдался. Они оказались где-то на севере. Живописные, почти скрытые лесом руины лежали в распадке старых невысоких гор. Впереди маячило побелевшее от времени сухое дерево. «Мало ли таких деревьев?» — подумал Алва. Он уже понял, примерно, где они находятся, а теперь понял с чем, или скорее «с кем» было связано то непоправимое, но верить всё ещё не хотел. Он не понимал, что здесь произошло. Они поднялись к дереву и оттуда увидали тесный строй бредущих из ниоткуда в никуда камней. Под выбеленными временем корнями что-то блеснуло. Маршал нащупал странной формы диковинку, и вытащил на свет. Это была половинка жеоды горного хрусталя, целиком камень должен был бы быть чуть больше кулака. Неужели тот самый камень, о котором когда-то давно в прошлой жизни говорил его бывший оруженосец? Он огляделся, но второй половины так и не нашел. Где он теперь, ходячая неприятность? Что непоправимого могло случиться, даже если его вдруг убили, как совсем недавно самого маршала? Хотя разве мог он сам узнать, как чувствовали остальные не найденные ещё повелители на его собственную смерть? Он так и не поговорил об этом с Эпине, и так и не нашел куда ушла кровь повелителей волн. А теперь было окончательно и бесповоротно поздно. Он зажал жеоду в руке и помчался вслед за камнями. Марсель отстал и Рокэ успел обрадоваться тому, что во тьму вслед за камнями он полетел в одиночестве. …Было темно, и только одинокая изломанная фигура впереди стояла в столбе света. Алва приблизился и пусть с трудом, но узнал Окделла. Нужно было что-то сказать, спросить, съязвить или наоборот, успокоить его, но слова не шли, а ощущение непоправимого, свершающегося прямо сейчас, стало почти нестерпимым. Он подошел к бывшему оруженосцу, встал рядом с ним, плечом к плечу, в столбе света. Перед ними лежал погасший очаг, или может кострище, в круге камней плескалось озерцо серого пепла, пахло мокрой золой и отчаянием. Ричард бросил странный взгляд на стоящего рядом, рвано выдохнул, как будто всё это время стоял, задержав дыхание. Алва повинуясь порыву, вложил в в чужую холодную ладонь ту половину жеоды, что так и не выпустил в падении. — Спасибо. Эр Рокэ. — Чуть слышно прошептал юноша. Он соединил руки и сложил из двух половин ровный округлый камень. — Что мы делаем здесь, юноша? — всё-таки не удержался Алва. — Меняем мир. — Очень тихо и очень серьёзно ответил Окделл. — Механизм всё равно не работает. Вы можете уйти, если хотите. Вас отпустят — ещё тише прошептал он. — Растянуть агонию ещё на круг, чтоб через 400 лет эта безумная машина снова выкосила всех, оставив по одному на развод, и запретив им умирать. — А вы? — А я хочу всё это прекратить. — И что будет с вами после этого? — Со мной больше ничего не будет. В любом случае. — Вы же эсператист, вам не пристало самоубийство! — в голос сами собой пролезли ноты сарказма, юноша их как будто не заметил. — Я готов чтить свою жизнь, но пока она единственная, а не бег по кругу. Я… не могу больше. Всё что мог, я отдал чтоб сюда попасть. Но этого мало. — Юноша замолчал и осторожно, как что-то одновременно хрупкое и смертельно опасное, вложил свой булыжник в ладонь Рокэ. — Теперь решать вам.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.