Звездный ветер

      Он чувствовал себя стеклянным пустым шаром на тонкой ниточке.       Долг, гнев, боль — все осталось снаружи, за пределами гладких стенок. Внутри шел снег.       Холодно екало сердце, сжималось горло и отчаянно, нестерпимо мерзли пальцы.       Юэ Цинъюань опустил взгляд, рассматривая собственные руки. Крупные ладони, сухие выпуклые суставы. Белая полоска манжеты, черный форменный рукав с серебристой пуговицей.       Этими руками ему придется…       Не думать. Не думать. Если нет мыслей, то и чувств нету. Жалкое вранье.       Пальцы все-таки задрожали.       Перед наглухо задраенной дверью сидел Му Цинфан, скрестив длинные ноги и с отрешенным видом ковыряясь в папке с бумагами.       — Мне не понадобятся твои услуги.       Голос у Юэ Цинъюаня заржавел и теперь скрипел так отчетливо, что Му Цинфан даже отвлекся и поднял глаза.       — Без моих услуг вам не обойтись, — равнодушно заметил он и кивком указал на крошечный чемоданчик, спрятавшийся у его ног.       Снег внутри Юэ Цинъюаня превратился в толстый слой льда. Там, под синеватой прозрачной глубиной, бился человек; кожа на руках потрескалась, а ледяная преграда изнутри покрылась кровавыми брызгами.       У этого человека его лицо. Не смотреть.       — Вердикт уже вынесли?       — Разумеется, — Му Цинфан подхватил чемоданчик и поднялся. — Разве могло быть иначе?       Конечно. Конечно, не могло.       — Не думал, что решение примут в обход главы, — безжизненно объяснил Юэ Цинъюань. — В обход меня.       Му Цинфан вздернул бровь и остановился, не дойдя до двери нескольких шагов. В нем пугало все — и светлая форма, лишенная знаков отличия, и маленький чемоданчик, и холодное выражение глаз.       Зря в этом взгляде Юэ Цинъюаню иногда мерещилось сочувствие.       — Глава Юэ, — тихо заметил он. — Принимать такие решения… не в вашей компетенции. Вы ведь понимаете, что доверие к вам пошатнулось.       — Неужели в следующий раз в камере окажусь я?       — Не шутите так. В этой камере могу оказаться даже я.       Разговор был совсем бессмысленным, от него разом свело челюсти. Потеснив Му Цинфана, Юэ Цинъюань приложил ладонь к экрану.       Дверь с тихим шипением отъехала в сторону.       В камере было стерильно, ослепительно-бело и мертво. Стены, пол, потолок, стол — все казалось сплошным средоточием белизны. Колючий свет с неприглядной безжалостностью вырезал их лица, выделяя каждую морщинку или след усталости.       — А вы не спешили, — лениво процедил арестованный и стукнул магнитными наручниками о край стола.       Белый костюм, белая кожа. Только глаза горят двумя бирюзовыми провалами, карстовыми озерами на теле неизвестной планеты.       Волосы срезаны так коротко, что голова напоминает колючий шар. Даже волосы белы. Последние капли цвета остались на темных ресницах и росчерках бровей. Еще немного, и они сдадутся тоже.       — Выйди.       Юэ Цинъюань не узнал своего голоса. Му Цинфан, уже раскрывший чемоданчик, с недоумением нахмурился.       — Я не могу оставить вас наедине с ним, — спокойно напомнил он. — Вы и сами прекрасно знаете.       Юэ Цинъюань закрыл глаза. Человек под слоем льда медленно сполз вниз, оставляя кровавые полосы.       Теперь у этого человека не было ни лица, ни имени.       — Выйди.       — Да, оставьте нас наедине, уважаемый старший дознаватель, — пропел арестованный и передернул плечами. — Что я могу сделать с вашим дорогим главой?       — От тебя всего можно ожидать, — неприязненно буркнул Му Цинфан и обернулся к Юэ Цинъюаню. — Вам придется потом изымать записи. Я выйду, но покрывать вас не буду. Когда закончите, позовите.       — Что, прямо вот так? Неужели не будет красивой казни, м? Может, выбросите в открытый космос?       Бирюзовая гладь его глаз была спокойной, а рот кривился в улыбке. Слова сыпались и сыпались, словно не его жизнь оборвется через несколько минут.       Юэ Цинъюаню было страшно заглядывать в эти глаза. Даже страшнее, чем в глубину своего разума, где сейчас корчилась душа. Душа в ледяных оковах, отделенная только рационализмом и чувством долга.       Му Цинфан вышел, прикрыв за собой дверь. Напоследок он оглянулся и посмотрел на главу с неясным сомнением, но ничего не сказал.       Стоило им остаться наедине, как воздух в камере зазвенел. Он, стерильный и отфильтрованный сотни раз, вдруг сделался плотным и сладко запах апельсинами и огромными цветами, под которыми они разбили лагерь в прошлой своей миссии.       Те цветы тоже были голубовато-бирюзовыми и полупрозрачными. Свет чужого солнца проникал сквозь них и узорчатой тенью ложился на обнаженное бледное тело, пока Юэ Цинъюань выпутывался из комбеза и отключал камеру, микрофон и датчик контроля за здоровьем.       — У меня две недели не сходил засос, — вдруг признался арестованный и устало улыбнулся. Без длинных волос он казался маленьким и легким, как клочок хлопка. — Прямо под ухом. Животное.       — Молчи, — тяжело уронил Юэ Цинъюань. Пальцы снова задрожали. — Как давно ты стал предателем? Шэнь Цинцю — твое настоящее имя?       — Предателем? — Шэнь Цинцю округлил глаза и тихо рассмеялся. — Я им родился, глава Юэ. Помните все эти крошечные планетки, которые вы присоединяете к своей империи, высасывая из них все ресурсы? Их еще все время пытаются освободить какие-то мелкие содружества или альянсы. На одной из таких планет и погибли мои родители. А дед воспитывал в ненависти к поработителям, душегубцам и бла бла бла. К вам всем, да.       Губы совсем онемели.       — Как ты попал к нам на корабль?       — Как, — Шэнь Цинцю пожал плечами и прищурился. — Через Общий экзамен. Я и вправду талантлив, глава Юэ. Ты не мог не заметить.       Юэ Цинъюань отвел глаза.       — Шэнь Цинцю — твое настоящее имя? — настойчиво повторил он.       Лед внутри с тоскливым скрипом трескался, и не хватало никакой силы воли, чтобы удержать его.       — С недавних пор мое настоящее имя сменил позывной, — ощерился вдруг Шэнь Цинцю. — Ты сам дал мне его, помнишь?       Конечно, он помнил. Никакое слово не слетало с его губ так часто, как короткое «Цзю».       — Взрывы в двух отсеках. Твоих рук дело?       — Если скажу, что нет, разве поверишь?       Юэ Цинъюань только покачал головой. Он и рад бы поверить любому бреду, да только его доверчивость обернется болью еще большей. Хотя куда уж больше.       Ему хотелось задать всего один вопрос. Его нужно было задать.       Только Цзю слишком легко читал по его лицу, а еще никогда не стеснялся ударить по больному.       — Хочешь спросить, почему я с тобой спал? — по-птичьи наклонив голову, Шэнь Цинцю пошевелил тонкими пальцами. — Было ли это заданием? А об этом я тебе не скажу. Унесу с собой на тот свет. Должен же я отомстить?       С каждым словом, с каждым поворотом головы решимость Юэ Цинъюаня таяла. Перед ним враг, пробравшийся в самое сердце империи. Враг, который стал его правой рукой и несколько раз командовал крупнейшим кораблем вместо него. Враг, который все это время изнутри подрывал благополучие…       Глава Юэ казнил бы его своими руками. Юэ Цинъюань готов был разорваться на части. Ци-гэ отпустил бы.       — Я уже ничего не смогу сделать. Даже если хотел бы… уже не смогу. Но мне обещали помочь.       — Что, неужели отпустишь? — насмешливо бросил Шэнь Цинцю и медленно облизнул губы.       — Нет. Отпустить не смогу.       Драгоценные секунды таяли. Пискнул датчик — Му Цинфан снова открыл дверь.       — Пора, — холодно бросил он. — Наверху немного поменяли решение. Извлечение души.       Шэнь Цинцю впервые дрогнул. Ресницы затрепетали, но он не позволил себе зажмуриться. Только улыбнулся еще безмятежнее.       — Значит, мое тело останется отрабатывать, — пробормотал он. — Будет ходить тут, словно живое. Только что не произнесет ни слова.       — Твоя душа будет извлечена, — обрубил Му Цинфан. Выложив чемоданчик на стол, он щелкнул застежками и вытащил наполненную голубой жидкостью капсулу. — Это благая смерть. Никто не знает, куда занесет твою душу после отделения и куда она упадет, но у тебя будет шанс возродиться.       — Как вы добры, — ехидно отозвался Шэнь Цинцю. Он не сводил глаз с капсулы и постоянно облизывал губы, а голос просел. Ему страшно, понял вдруг Юэ Цинъюань. Страшно до тошноты и черноты перед глазами, но он никогда не признается.       Да и не с врагами говорить о страхе. Для них он предатель, но они для него — кто?       — Благодари императорский Высший совет за милость, а звездный ветер проси о надежде, — Му Цинфан обошел стол и склонился над арестованным. Короткий удар тока прошел по наручникам, и Шэнь Цинцю зашипел от боли. Му Цинфан осторожно вложил капсулу в его рот и накрыл губы ладонью. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, и не было никакой необходимости стоять так долго и не отнимать руку, капсула распадалась мгновенно.       Если только Му Цинфан не тянул драгоценное время.       Запустив руку в чемоданчик, Юэ Цинъюань нашарил еще одну голубую капсулу и закинул себе в рот. Глаза Шэнь Цинцю расширились, но он не успел даже протестующе замычать.       Лишившееся души тело тупо моргнуло и едва не опрокинулось вместе со стулом. Координация у пустых тел оставалась нарушенной до месяца, пока в мозг не внедрялись все нужные микросхемы.       Услышав за спиной грохот рухнувшего тела, Му Цинфан только поджал губы и зажмурился.       — Пусть звездный ветер будет милостив к вам обоим, тупые вы идиоты, — пробормотал он, смаргивая влажную муть              Тощий мальчишка кривил рот, но не плакал. Он уже полгода слонялся по улицам и знал точно, что за слезы сделают только больнее.       Ему было около шести или семи, но выглядел он младше. Настолько мелкий, что в общей дележке ему не на что было рассчитывать, а богатые господа подавали только детям постарше — тем, кто жалостливо клянчил или пел песенки.       Маленький Цзю петь не умел и молча смотрел на куски несвежей булки, которые исчезали в чужих голодных ртах.       Сухо сглотнув, он отвернулся и побрел вдоль забора, старательно огибая глубокие лужи. Совсем рядом шумела улица, грохотала колесами и копытами лошадей, звенела голосами торговцев…       Надо только выйти из подворотни и поискать что-нибудь еще. Может, сегодня ему повезет.       Когда перед ним остановилась богато изукрашенная карета, он испугался до колик в пустом животе. В таких каретах обычно разъезжали злые женщины с не менее злыми слугами, от которых можно было получить только хлыста.       Распахнув дверцу, на мостовую выпрыгнул ребенок. Он был одет в чистый наряд, украшенный золотой вышивкой, но глаза казались больными и темными. На вид ему было не больше двенадцати, но по сравнению с тощим Цзю он казался великаном.       Замявшись, он молча смотрел на крошечную фигурку в пятнистом от грязи рванье.       — Здравствуй, — наконец заговорил мальчик и присел на корточки. — Ты здесь совсем один, да? Меня зовут Ци, Ци-гэ.       На крошечной планете, которая еще не открыла тайн космоса, жизнь текла своим чередом. Маленький Цзю заснул в карете и даже во сне не выпускал из рук кусок свежего хлеба. Другой еды он не признал и трогать ее отказался.       Звездный ветер и вправду оказался милостив к ним.