Браслет с котиками

– Пап, я потеряла свой браслет с котиками! Петя замирает над посудомоечной машиной, куда как раз начал загружать тарелки и чашки. Танюха с Игорем устроились на диване с огромной чашей попкорна и уже приготовились смотреть новый эпизод любимого игорева сериала. Петя сует в посудомойку кружку с нарисованными гусями. На ужин Игорь в очередном приступе смертной скуки извращался в кулинарии, засрал всю кухню, испачкал кучу посуды, а итогом всех этих хитрых изощрений стала лазанья. Довольно сносная, на вкус Пети, пусть и не стоила стольких усилий, но Танюха была в восторге и умяла всё подчистую за пять минут, хотя особым аппетитом никогда не славилась. – Найдется, Тань, ты не переживай главное, – тянет Петя, осторожно закрывая дверцу машинки. Он нажимает на кнопку, трёт руки вафельным полотенцем и опасливо косится в сторону напрягшегося Игоря. Тот уже весь подобрался, и плечи эти… расправил, как расправляет крылья гребаный орел. Срань и блядство. Похоже дела плохи, но Петя все надеется, что ситуация не размотается на бешеной скорости, и они не скатятся в бездну игорева срыва, который зреет уже несколько дней. – Я везде поискала, – хнычет Танюшка, и голос дрожит. – Его нету! Актриса первостатейная, надо ее на курсы отдать. Глядишь потом будут, глотая слёзы, глядеть, как она через несколько лет получает приз в Каннах и трогательно благодарит своих ебанутых папаш. – А где ты его в последний раз видела? – ласково спрашивает Игорь. И ласка эта напускная, Петя слышит за ней металлический холод, потому что Игорь, как и сам Хазин, отлично помнит, где лежал гребаный браслет прежде, чем пропасть с глаз долой. В прихожей, в большой чаше с мелкими купюрами, которую только пять дней назад опустошили горе-грабители, ворвавшиеся к ним в дом посреди ночи. Неопытные какие-то, молодые, судя по голосам из-под темных масок, скрывавших лица. У одного был ствол, не заряженный, как успел заметить Петя. Игорь уже собирался вырубить его битой, подкравшись сзади, но Петя не дал. Просто толкнул Грома на пол, пользуясь возникшей заминкой, и с бешеными глазами и сильным акцентом завопил замешкавшимся было грабителям, как всегда в порыве волнения под конец фразы сбившись на русский: – Гоу, факерс! Ран! Нау! Тэйк зе факин мани и пиздуйте, ебанутые, блять. Игорь, конечно, надулся, как жаба. Весь следующий день, и потом тоже, только и делал, что слонялся мимо работающего Пети с несчастным видом уязвленного в лучших чувствах человека. Морда при этом у Грома была такая кислая, что хотелось выпереть его из офиса, но Гром закидывал свои ходули, обтянутые темной джинсой, на петин стол и смотрел щенячьим взглядом, и злость у Пети сразу вся выветривалась в приоткрытое окно вместе с дымом выкуренной только что крепкой сигареты. Нельзя было Игорю никого лупить, это напрямую угрожало их спокойной жизни примерных канадских граждан, воспитывающих дочь, имеющих собственный лесопильный завод, который неплохо кормит, и любимых всеми соседями в округе. Петя заебался помогать соседским старухам, пить их вонючий кофе и любезничать на ломанном английском с молодыми живущими рядом бизнесменами, завоевывая репутацию. И в школу на родительские собрания ходил, между прочим, чаще Игоря, который на английском упорно лыка не вязал, или просто идиотом прикидывался, чтобы скинуть с себя эту позорную повинность и возложить её на Петю. Неважно. Петя готов был и на собрания ходить, и с соседями вести милые беседы о природе и погоде, лишь бы существовать в нормальной вселенной здорового человека без ножевых и пулевых, передачек в больницу, постоянного беспокойства за жизнь сраного Игоря Грома и собственных наркотических угаров, происходивших как по часам раз в полгода. И Танюхе здесь жилось хорошо: приличная школа, друзья. В общем, терять всё это Петя категорически не желал. И ехать обратно в Питер или Москву, чтобы снова позволить Игорю там рисковать своей ментовской жопой направо и налево, переживая за его жизнь каждый день, не собирался. Не то, чтобы ему было легко строить из себя примерного семьянина, но семью из двух конкретных людей Петя любил искренне, всей своей израненной душой. Кроме Игоря и Танюхи родных, безоговорочно и по-настоящему родных, у него никого не осталось. Нина уехала с новым хахалем, мать умерла, отец с легкостью порвал с ним всякие связи. Так что случайно захлестнувшее желание пострелять или почесать кулаки о чье-то чрезмерно пиздливое ебало на одной стороне весов никак не могло перевесить заработанные потом и кровью покой и стабильность на другой. Чтобы его вызверить должно было случиться нечто по-настоящему серьезное. Чаще всего Пете очень нравилась спокойная жизнь. Нравилось рулить лесопилкой, вечерами ужинать с Игорем и Танюхой, утрами ржать на кухне за завтраком, возить их на север к озеру в хорошую погоду, коллективно с Танюхой мечтать завести котенка и убалтывать на это ни за что не соглашающегося Игоря. А вот у Игоря с этим было потяжелее, он то и дело начинал мандеть, вспоминая былые подвиги. Но к Танюхе уж очень привязался и не отбитой своей половиной мозга понимал, что ей нужны обычные скучные законопослушные родители. Которые не ввязываются в сомнительные передряги, не бьют людей и не умеют держать в руках огнестрельное оружие. И всё равно его тянуло, Петя иногда ловил это в потемневшем взгляде светлых глаз. Поймал и в ночь горе-ограбления, когда Игорь с возбуждением истинного сорвиголовы, занес биту над башкой юнца, скрывающегося под балаклавой. Стоило ему ударить разок, и эту машину было бы уже не остановить. Петя понял, что Игорю хотелось, дико хотелось, потому и вынужден был вмешаться. Они уже пережили раунд дачи показаний канадским копам, где Игорь страдальчески кривил ебало, притворялся тугим на ухо и заставлял Петю переводить всякую херню, которую Петя, конечно же, не переводил: – Скажи ему, что хуйня их полиция! И грабители их хуйня! – Пап, Игорь сказал слово на букву “х”... – Танюш, иди в дом и телек себе включи, не мешай взрослым разговаривать. – Скажи ему, что мне срать на показания, и я прямо сейчас его взашей из дома вытолкаю… – Гром, завали ебало, как же ты достал… Yes, sir, sure, I’m listening, блять, и ты меня тоже достал, вали уже в свой участок, рожа твоя сахарная. – Я тебе говорю, он прется от того, что нас обчистили, смотри на его лыбу довольную. – Гром, иди тоже телек посмотри, хватит мне тут воздух сотрясать, сосредоточиться мешаешь. Показания пережили, насмешки соседа Спайка, который минут пятнадцать троллил Игоря на тему: как это двое здоровых мужиков не смогли выпроводить из своего дома малолетних пиздюков - тоже, с горем пополам и стиснутыми челюстями Грома (Петя всерьез собирался подкинуть дебильному соседу собачьего говна на коврик под покровом ночи, но в лицо только очаровательно улыбался, хлопая ресницами и попыхивая сигаретой, зажатой в тонких губах). А вот тот факт, что грабители, возможно, вместе с немногочисленными бабками зачерпнули из чаши любимый танюхин браслетик с котятами и случайно унесли с собой, могли не пережить. – Ну вот тут, – Таня тычет маленьким пальчиком в сторону чаши. – Тут он лежал. Игорь встает с дивана, решительно шагает в прихожую и, пошарив в шкафу, вместо привычной синей ветровки тащит оттуда старую, как говно мамонта, кожаную потертую куртку, всю истрескавшуюся. Петя всерьез надеялся, что она так и останется милым артефактом из прошлой жизни, и если Игорь и наденет ее, то может только на Хэллоуин, вместе с дядь Фединой кепкой, которая валяется где-то на антресолях. Смеха ради. Понастальгировать и снова забыть, потому что у них дочь, лесопилка и им позарез нужен котенок. Пушистик, так Танюха его решила назвать. Но Игорь хмурится, надевает кожанку, ведет плечами и грозно осматривает себя в зеркале. – Я найду браслет, – говорит Игорь Танюхе, и у Пети мурашки бегут по загривку от его тона. – Обещаю. – А сериал? – пузырится Танюха, обнимая коленки и жалостливо зыркая из-под ресниц. – Ты давай сама, потом мне расскажешь, что я пропустил, ладно? – голос его смягчается всего на мгновение, и взгляд теплеет, когда он на нее смотрит. – Только внимательно смотри. Она кивает и отворачивается к телеку, щелкает пультом. Гостиная наполняется музыкой из сериальной заставки, а Петя уже толкает Игоря к стенке в темной прихожей и шипит угрожающе, глядя на него снизу вверх: – Ты что придумал, Гром? Не смей никуда уходить. – Петь, да я на пару часиков только. – На пару часиков в этом клятом супергеройском плаще с плеча Федора Иваныча? И куда ж ты попрешься? – У мальца, которого ты мне вырубить не дал, татуха была на запястье, маленькая, я запомнил. Прошвырнусь по ближайшим салонам, опрошу мастеров, может, кто подскажет, где искать… – Игорь, мать твою… Кого ты опросишь, ты по английски двух слов связать не сможешь. – Я найду браслет и домой, обещаю. Без насилия, Петь, что я дурной, что ли? Эти воришки, они же зеленые совсем, сами струхнут, когда меня увидят. Игорь не появляется даже после полуночи. Танюха давно спит в своей комнате, а Петя на кухне цедит дорогой виски, который подарил ему кто-то из благодарных партнеров. Стрелки часов неумолимо движутся вперед, нервы у Пети неумолимо иссякают, виски в бокале неумолимо уменьшается. Без насилия. Главное, чтобы без насилия. Петя трясет лохматой головой, нервно фыркает в бокал. Ближе к трем ночи, когда Петя уже начинает дремать, уронив лоб на скрещенные на столе руки, петли входной двери чуть слышно поют. Петя вздрагивает, сонно оглядывается. Длинная фигура в кожанке пытается проскользнуть наверх незамеченной. Хуй там плавал. – А ну выйди на свет, козел ты винторогий. Слышится страдальческий, виноватый даже в полумраке вздох. Потом еще один. Игорь мнется, топчется на месте, не решаясь показаться. – Ну Петь… – На свет, я сказал. Игорь вступает в теплый желтый свет кухни, и у Пети язык отнимается от возмущения. Рожа расквашена, рукав куртки разодран ножом, из плеча сочится темная вязкая кровь, джинсы разорваны на коленях, костяшки пальцев измочалены в мясо. – Ты… Ты… – Петя вспоминает уроки дыхательной гимнастики, которые посмотрел вчера на Ютубе. Вроде помогает, и дар речи возвращается, но хочется только орать и громко от души ругаться матом. Петя собирает в кулак все остатки самообладания. – Браслет хоть нашел? – Нет. – Иисусе. В ванную пиздуй. Игорь идёт, не поднимая глаз. В ванной садится на бортик, позволяя Пете стянуть с себя поло и осмотреть критическим взглядом все повреждения. – Во что ты влез, Гром? – Долгая была ночка. – Ну я никуда не тороплюсь, рассказывай. Петя вспоминает, как штопать людей. Петя вспоминает, как промывать раны. Петя закуривает и бесконечно матерится сквозь дым, обрабатывая ссадины и порезы, пока Игорь стоически терпит, периодически затягиваясь крепким табаком из петиных пальцев. Хазин шарит в сумке, отложив тлеющую сигарету на край тумбочки. Среди пачек шприцев, систем для капельниц, упаковок с резиновыми перчатками, находит тюбик клея и степлер, деловито поворачиваясь к Игорю. Он протягивает ему оба предмета на раскрытых ладонях, совсем как Морфеус, предлагающий Нео выбрать красную или синюю таблетку. Гром смотрит побитой собакой, сразу всё понимая. Рана на плече несерьёзная, но пиздец длинная, а в больницу им, ясен пень, нельзя ни при каких обстоятельствах. – Клеем или степлером? Короткий миг мести. Петя удовлетворенно улыбается, пока взгляд Игоря панически мечется от тюбика к незамысловатому медицинскому инструменту и обратно. Клеем не больно, но заживать будет дольше. А степлером наживую больно пиздец, останется безобразный шрам, зато обрабатывать потом будет несравнимо проще. – А обезболивающее есть? Лидокаин хотя бы… – Нету. Игорь жалостливо заламывает брови домиком. Вздыхает и жестом просит еще затянуться, и кто Петя такой, чтобы не выполнить последнюю волю обосравшегося. Игорь втягивает щеки, делая одну длинную затяжку. Выдыхает дым в Петю, трет лицо ладонями, а потом подставляет плечо поудобнее. Пете на секунду становится его жалко, и он уже думает было предложить Игорю сделать глоток виски, которого в Пете по самые уши, но вспышка милосердия длится недолго. Говнюк заслужил. – Степлером. – Только не ори, Танюху разбудишь. – Не буду. Обещание Игорь сдерживает: не орёт, только мычит сквозь плотно сжатые зубы, пока Петя вгоняет в его плечо одну скобу за другой. После на кухне (Петя все-таки расщедрился и налил Игорю аж на два пальца) Игорь рассказывает, что в одном из тату-салонов ему повезло увидеть фотографию той самой татуировки, которую он запомнил на грабителе. Разговорить мастера особого труда не стоило… – И как это ты его разговорил, мастер тонкой беседы на языке Шекспира? – Петь, вот чё ты доебался? Умею я… – Ах умеешь. Ну раз умеешь, сам в следующий раз на родительское пойдешь! – Петь… – Не петькай! … и имя человека, который набил себе эту татуировку, Игорь узнал почти сразу. Найти адрес тоже было не сложно… – Ну прямо Шерлок Холмс, блять. – Ты слушаешь или нет? – Слушаю, слушаю. …но у двух пацанов дома браслета не оказалось. Игорь смог забрать часы отца, которые они в вечер ограбления сняли с его запястья, а вот добиться вразумительного ответа насчет браслета с котиками так и не смог. Кроме того, у пацанов в спальне обнаружилась больная мать под капельницами… – Вот срань-то. – Ага, жалко их стало даже. …Игорь поспешил ретироваться, расстроенный сел в автобус, а там какие-то мудаки пьяные… – Они по-русски разговаривали, Петь! – Сколько их было? – Пятеро. Пятеро отбитых наглухо дебилов. …приставали к бедной напуганной девчонке, а Игорь конечно вступился… – Один против пятерых? – Петь… – Они тебя замочить могли нахуй! – Но не замочили же! – Правильно, потому что я тебя сейчас сам замочу! – Ай! Ты чё дерешься? – Не ори, Танюху разбудишь! – Сам не ори! …вступился, и всех их нокаутировал. Кому-то просто челюсть выбил, а кого-то и посерьезнее приложил. Петя вздыхает, пряча лицо в ладонях. Бубнит очень тихо, но Игорь ловит каждое слово: – Значит так, Гром. Всё это нужно забыть как страшный сон. Браслет новый купим. И больше никаких драк с русскими гопниками, которых ты каким-то невероятным везением нашел в гребаной Канаде! Понял? – Да, конечно. Ты меня прости, Петь. Но все равно здорово же было, а? Ты меня штопал… Как в старые добрые. Нихуя себе добрые. Петя тогда в Питере чуть с ума не сошел. – Хватит лыбиться, Игорь. Ничего нет в этом хорошего. Выгулял своего внутреннего бешеного хомячка? Теперь давай, запихивай эту кровожадную сволочь обратно. Нам с тобой проблемы не нужны. – Всё, всё, не буду. Иди ко мне. Игорь затягивает Петю на колени, обнимает за плечи, трется носом о шею, как большой дружелюбный пёс. Петя выдыхает, тянет за подбородок, целует горячо. Ему через два часа ехать на лесопилку, но спать совсем не хочется, а Игорь уже нагло лезет ладонью за резинку пижамных штанов. – Давай по-быстрому? – Ладно. И вроде всё правда налаживается, жизнь течет в привычном русле. Петя планирует новую поездку на озеро, Танюха клянчит взять с собой школьную подружку, Игорь снова засирает кухню в попытках приготовить что-то по рецепту Гордона Рамзи. И пока Петя тянет вино из пузатого бокала на тонкой ножке и расслабленно улыбается, Игорь мурлычет под нос песню из “Бременских музыкантов”, раскладывая еду по тарелкам, а Танюха возбужденно тарахтит о том, что они с Кларой будут делать на озере, и как всё это здорово. Идиллию рушат внезапные автоматные очереди, которые задорно дырявят стекла в оконных рамах, попадают по вазам, слышится резкий звон разбивающейся посуды. – На пол! Петя тащит вниз Танюху и накрывает её собой, чувствуя, как рядом падает Игорь. – Что за херня? – Понятия не имею. Танюху надо в подвал. – Пап, я не хочу. Папочка! Мне страшно! Игорь, пожалуйста… – Танюшка разевает рот в рыданиях, и Игорь гладит ее по голове пару раз, ероша сбившиеся косички. По детскому лицу ползут горячие слезы. – Не бойся, Танюш. Это игра такая. Будешь сидеть как мышка, а мы с папой быстро разберемся и тебя выпустим. Как только дверь закрывается, Игорь дергает рубильник, погружая дом в темноту. Петя подбирается, по-деловому шаря в тайнике под лестницей, где у них спрятано оружие. – Прости, Петь, наверное, это по мою душу. Гопники те. Будто в подтверждение с улицы орут на чистейшем русском: “Игорь Гром, выходи с поднятыми руками! Потолкуем с тобой! И без глупостей!”. Вечернюю тишину оглушает очередная автоматная очередь, выпущенная в воздух для устрашения. – Пизда им всем, – тихо цедит Петя, разом забыв о своих страданиях по спокойной жизни. Ноздри раздуваются от гнева, пульс зашкаливает, адреналин бешено гонит кровь по венам. – Я каждого сейчас нахуй порешу… Врываться в наш дом… Палить по окнам… Пугать Танюху. Вам пиздец! – орёт уже громче, во всю глотку, чтобы его услышали на улице. – Лучше ноги уносите, твари! На улице издевательски смеются, свистят и улюлюкают в ответ. “Это что там за Рембо нарисовался? Выходи, крикун, с тобой тоже побеседуем!”. – Петь… – Не петькай! Они пробудили древнее зло, вот так вот. Игорь тихо смеется, притягивая его к себе и целуя в губы. – Давай как тогда в засаде на Петроградке, помнишь? – Такое забудешь. Погнали. Дом на время превращается в ужасную мясорубку, но Пете хорошо, как никогда. Игорь рядом, выносит одного за другим бандита, врукопашную, пока Петя глушит их прикладом ствола и сажает на пол. Пару раз приходится выстрелить, и кого-то Петя даже ранит, но ему так похеру. Впервые за столько месяцев плевать на всё, в голове блаженная пустота, как от прихода после долгого воздержания. На стены брызжет красным, ломается мебель и челюсти, выбиваются стекла и суставы. Последний из головорезов истошно орёт, когда Игорь, усевшись сверху, заламывает его руку за спину, налегает всем весом и ломает с глухим треском. – Веревку тащи, в кладовке есть. Они пыхтят, связывая каждого, усаживая рядком на диван и кресла, затыкая рты тряпками. Одного, самого прыткого и всё еще пребывающего в сознании, Игорь привязывает к стулу, вынимает кляп изо рта и дает Пете пару раз ударить наотмашь, прежде чем спрашивает: – Кто вас послал? Наемник давится слезами, соплями и текущей изо рта и носа кровью, когда со всхлипами рассказывает, что Игорь в своей зарубе в автобусе убил родного брата местного русского мафиози, и тот теперь задался целью отомстить. – Русский мафиози? – неверяще смотрит на Игоря Петя. – Пиздец, Игорь. – Гарик вас порешит, – скулит наемник. – Лучше бегите, он больной, он ненормальный, он такое с людьми делает… – Ой, да завали, – хмурится Игорь, вырубая пиздливого бандита рукояткой пистолета. Тот сникает, затихает, роняя голову на грудь. – Петь, давай улетим? Прямо сейчас билеты возьмем и обратно в Россию. Не поедут же они туда за нами… Ты сам говорил, проблемы не нужны и все такое. Петя губами вытаскивает сигарету из пачки, подпаливает кончик и затягивается. Дым завитками уносится под потолок, Петя чешет затылок. Уехать? Не тут-то было. Не раньше, чем он разберется с этим обсосом мафиози, который разнес им весь дом. – Помнишь Марту, мамку этой Клары, подружки Танюхиной? Давай их на озеро отправим. – Петя. – Чё Петя? Доставай сумку с заначкой, бери Танюху и поехали. Я же знаю, ты тоже этого хочешь. Как в старые добрые и всё такое. Когда вещи собраны, а Танюха втыкает в мультик на планшете, сидя в тачке, Петя роняет зажигалку. – Срань! Он опускается на колени, шарит по ковру, но вместо зажигалки нащупывает круглые бусины. – Чё там, Петь? Помочь? Игорь опускается рядом, смотрит на охуевшего Петю, вздергивает бровь. Петя показывает ему находку, обнаружившуюся под пуфиком, на котором любит сидеть Танюха. Гребаный браслет с гребаными котятами. Лежал тут всё это время. Слышно, как у Игоря шестеренки скрипят в голове. Петя выкатывает на Игоря глаза так, что кажется, еще немного, и они просто вылезут из орбит. Игорь смотрит в ответ, пытаясь вложить в свой взгляд всю силу, с которой он раскаивается и признает себя конченным долбаебом. Все “Если бы ты не…” повисают в воздухе. – Не ори на меня, – бормочет Игорь, все продолжая стоять на коленях перед Петей и пуфиком. – Я молчу, – удивляясь своему спокойствию, парирует Петя. – Ты так смотришь! Я знаю, что внутри ты орешь! Это правда. Была бы петина воля, он бы Игоря пнул. Но не сейчас, потом. Когда разберутся со сраным мафиози, невесть что о себе вообразившим. – Да похуй, – Петя пихает браслет в карман. – Поздно пить “Боржоми”. Погнали. Он мысленно обнуляет свой воображаемый счетчик “Дней без хуйни”, стирая аккуратное 447 и рисуя смачное жирное зеро.