– Продано прекрасной даме в красном!

Посетители аукциона стояли в дорого обставленном холле отеля небольшими группками, изредка поглядывая на Маринетт и Адриана с нескрываемым интересом. Замечательно, Дюпэн-Чен обеспечит им зрелище. Но не то, о котором можно будет потом судачить. Ковбой всё так же не сводил с неё глаз, тоже ожидая ответа. Неприятно его разочаровывать, хотя… переживет. Перевес теперь на её стороне. А как им воспользоваться, её учить не придётся. – Я вовсе не повелеваю вам удалиться, мистер Агрест, – она подняла руку, сдвинув брови, изучила показания крохотных золотых с бриллиантами часиков на запястье. – У меня намечена встреча, но… – Отмените её. Она весело рассмеялась, как будто услышала шутку. – Не думаю, что это возможно... Но я сознаю мои обязательства перед вами, – не переставая улыбаться, она легко положила руку ему на рукав. – Если вы будете так любезны, что проводите меня в зал, где сейчас начнется банкет, я дарую вам один танец. – Даруете? Маринетт чётко услышала угрозу в этом коротком слове, почувствовала, как вздулись его мускулы под её пальцами. Но она решила, что не стоит обращать на это внимание, так как ситуация находится под контролем. – Да. Возможно, я даже выкрою время для короткого интервью о вас. – Из открытой двери зазвучала музыка, и она заговорила немного громче, чтобы он мог расслышать: – А потом мне надо будет идти. Вы понимаете? "О да, – подумал Адриан, – я понимаю, конечно. Принцесса позволяет сопровождать её на банкете, но лишь согласно правилам хорошего тона. Наглядная демонстрация строго регламентированной жизни высших слоёв общества". Ему, выросшему в этой среде, сложно было не распознать привычного ритуала. Здесь она как на коне – одна высокомерная улыбка чего стоит! Не дожидаясь его ответа, она повернулась и направилась туда, откуда звучала музыка, уверенная, что он, конечно же, последует за ней. У него на щеках заиграли желваки. Мадмуазель Дюпэн-Чен держит его за дурака, разыгрывает перед ним особу благородных кровей, снизошедшую до деревенского олуха как он. Злость переполняла его через край. Но он не покажет ей этого. Ещё рано. И он пошёл за ней, словно принял навязанную ему роль. Происходящее не удивляло его. Он знал, что, не всё в порядке, уже тогда, когда она сделала свою ставку. Видел, как выражение её прелестного, просто ангельского лица поменялось, как страстное желание уступило место недоумению. Потом она попыталась улизнуть, и он уже бросился за ней, но другие участницы аукциона задержали его около сцены, поздравляя и подшучивая. Пытаясь по возможности скорее освободиться, он увидел, что мадам Плим остановила её, не позволив ей уйти. Поэтому он решил остаться там, где был, и выдержать паузу. Выслушав всё, что хотели ему сказать окружающие, и получив желанную свободу, он ощущал себя распрямляющейся пружиной. Не успел он сделать и шага от сцены, как его перехватила Роуз, Рабовладелица. – Убедился? – ликующе выпалила она. – Что я говорила, очаровашка? Тебе, совершенно, не стоило беспокоиться. – Как её зовут? – спросил он. Женщина, должно быть, услышала напряжение в его голосе, потому что не стала дразнить его и насмешничать, а просто сказала, что она сразу задалась тем же вопросом. – Дюпэн-Чен Маринетт. – Замужем? Или одинокая? – Не знаю. Он кивнул, поблагодарив, и повернулся, чтобы отойти, но женщина удержала его за руку. – Очаровашка! Она не для тебя. – Да? Спасибо за совет. – Я серьёзно. Помнишь, я говорила о ней как о принцессе-ледышке? Адриан мрачно взглянул на неё: – Ты ошибаешься... – Нет... Не думаю. Девочка, назвавшая мне её имя, добавила, что у неё кусок льда вместо сердца. Блондин улыбнулся: – Но я интересуюсь не сердцем, – и нырнул в толпу, в которой его временами похлопывали по плечу и выкрикивали что-то вслед, пока наконец не добрался до холла – и до неё. Она всё ещё беседовала с председательницей организационного совета. Девушка стояла к нему спиной, и он задержался на некоторое время, наслаждаясь зрелищем: тёмными волнами волосы падали на хрупкие плечи, прямая изящная спина, обнаженная почти до талии, округлая попка, подчёркнутая шелковой, гранатового цвета, юбкой; ножки, упакованные в чёрные чулки и туфельки на высоченных каблуках… Интересно, что обнаружится под этим соблазнительным одеянием, притворяющимся платьем, когда он сегодня ночью его снимет? Чёрный шелковый бюстгальтер? Узенькая полоска шёлка, гордо именующаяся трусиками? Его тело напряглось. Или вообще ничего не окажется, кроме чулок на поясе? Его пальцы заныли. Слишком хотелось поскорее узнать это. Он смело шагнул к ней, но потом замедлил шаги. Что-то не так. Это читалось в развороте её плеч, наклоне головы. Он взглянул мимо, на её пожилую собеседницу. Та улыбалась, но выражение её лица было...просительным? Он подошёл ближе и услышал достаточно, чтобы убедиться в своей правоте. – Это не займет много времени, – поймал он фразу. – Если бы вы и ваш холостяк позволили людям с телевидения немного поснимать вас и дали короткое интервью… Это была бы великолепная реклама для аукциона. – Он не «мой холостяк», – ответили ей. – Вы не поняли, мадам Плим… Я не могу. Правда не могу. Адриан выступил вперёд и сказал ей, что она останется и сможет. Он начал говорить, по-техасски растягивая слова. Медлительность произношения слов помогала справиться ему с участившимся сердцебиением. Он назвал её «Принцессой», с удовольствием наблюдая, как вспыхнули при этом огнём страсти её ледяные глаза. Было видно, что она была сбита с толку и её раздирали внутренние противоречия… Но потом внезапно всё переменилось. Занавес! Как будто бы женщина опустила вуаль. Или надела маску. Да, именно так. Мадмуазель Маринетт исчезла за маской, и нынче вечером уже не в первый раз. Она перешла от неприкрытого томления к смущению, от жажды к недоумению. Она или не знала, что способна на столь сильное желание, или даже не желала этого знать. Теперь она скрывается за маской хозяйки аристократического салона. Инстинкт и злость говорили ему, что надо сжать её в объятиях и поцелуями стереть с лица эту наигранную надменную улыбку. Он самодовольно подумал, что способен не только заставить её снова захотеть его, но даже умолять об этом. Стоит лишь обнять её... Здравый смысл – жалкие остатки, уцелевшие после разыгравшейся бури желания, – предупреждал его, что это будет ошибкой. Лучше пока подстраиваться под её правила игры и поглядеть, как планирует её закончить она. Когда они вышли в центр танцевального зала, раздались аплодисменты и возгласы. Оркестр прекратил играть, и председательница подошла к микрофону. – Дамы и господа, с удовольствием представляю вам Маринетт Дюпэн-Чен и её обаятельный приз! Смех и снова аплодисменты. Она улыбнулась на камеру и обернулась к Адриану, но её улыбка быстро померкла, когда она увидела, как он смотрит на неё. Оркестр начал играть. Полилась вкрадчивая романтическая мелодия. – Вы хорошо танцуете, мадмуазель Дюпэн-Чен, — кажется, Адриан был единственным человеком, который предпочитал звать Маринетт по её девичьей фамилии. Он придвинулся навстречу к ней и чуть склонился, чтобы слова звучали как можно вкрадчивее: – Вы знаете, как найти свой ритм, – мягко прошептал он. – Я прекрасно танцую. Но мне не нравится, когда меня так сильно прижимают. Адриан улыбнулся ей и лишь прижал её ещё сильнее. – Мне кажется, вы зря переживаете. Не потому ли это, – он сделал нарочито длительную паузу, – что вы недостаточно танцевали в последнее время? Маринетт покраснела. – Не понимаю, что вы хотите сказать... – Возможно, вам просто не попался подходящий мужчина. Для танцев, я имею в виду. И она покраснела ещё больше. Какое удовольствие видеть, как тает её надменность и улетучивается всё высокомерное пренебрежение всем окружающим! – Я мог бы провести вас шаг за шагом в страну вашей мечты, мадмуазель Дюпэн-Чен. Вы лишь должны признаться, что хотели бы, чтобы я был вашим учителем. – Довольно! –Маринетт попыталась освободиться из его рук, но тщетно. – Так зачем вы заплатили за меня двадцать тысяч, солнышко? – блондин усмехнулся сквозь зубы. – По вашему лицу можно читать как по раскрытой книге. Вы разрываетесь между желаниями врезать мне в челюсть и, поджав хвост, удрать, как испуганная кошка. – У меня нет привычки удирать! – её голос зазвенел от ярости. – Но в первой части вы не ошиблись. – В любом случае за нами наблюдают пять сотен человек и телекамера. Неужели вы действительно хотите дать повод для скандала? – Вы ужасный человек! – Я просто честен с вами. Вы заплатили за меня кучу денег, и явно не только из соображений благотворительности. – Вы переоценили свое обаяние, мистер... – Вы просто заплатили, чтобы лечь в постель с человеком, который пробудил в вас какие-то чувства, а потом струсили. Маринетт перестала двигаться. Адриан тоже остановился. Она глядела на него, бешено сверкая глазами. – Я презираю вас! Адриану смешно: – О, дорогая, куда девалась ваша надменность? Да, я знаю, что ковбою не пристало замечать такие вещи, но ведь я не выдавал себя за ковбоя, мадам. Это вы так решили. Музыка сменилась. Теперь это был вальс и Адриан начал двигаться в такт. Выбора не оставалось, и Маринетт последовала за ним. Он кружил ее по залу всё быстрее и быстрее, прижимая так, что она касалась его всем телом. Её грудь, её бедра… Боже, как он хочет её! Он ощущал её тепло, жар её кожи. Да, в её глазах блестела ненависть, но, если он хоть чуть-чуть разбирается в женщинах, ненависть смешивалась с диким вожделением. – Почему вы боитесь признаться, Принцесса? Его шепот был мягок, как бархат. Маринетт задохнулась. Как это произошло? Когда он овладел ситуацией? – Я ничего не боюсь, – даже ей самой была слышна дрожь её голоса. – Тогда скажи мне правду, – резко ответил он. – Признайся, что ты хочешь меня! – Нет! Блондин засмеялся. – Лгунья, – сказал он, с новой силой закружив её в танце. Внезапно у него в голове зазвучал голос отца. «Ты думаешь, что теперь будешь бороться за правду и справедливость, – сказал он в тот день, когда Адриан стал дипломированным юристом. – Очень мило, но хочу кое о чём предупредить тебя, мой мальчик. Справедливости добивается только победитель! Лжецы не будут замечать правду до тех пор, пока ты жёстко не ткнёшь их в неё носом». «Да, – подумал Адриан, – впервые в жизни Габриэль высказался правильно». Есть только одно верное решение, и он поступил именно так... Оттеснив Маринетт Дюпэн-Чен в уголок, он притянул её к себе и прижался своими губами к её. Послышался слабый возглас возмущения. Она отчаянно пыталась вырваться… а потом со слабым вздохом приоткрыла губы. Он прошептал её имя, обнял… Её сердце билось рядом, тонкие прохладные руки поднялись, обвиваясь вокруг шеи. На вкус она была как мед и пахла весной. Боже, как он хочет её! Как она ему нужна!.. Радостные возгласы. Аплодисменты. Одобрительные смешки. Он слышал, но ему не было до этого дела, в отличие от неё. Она оторвала свои губы от его и попыталась высвободиться. – Прекратите, – прошипела она. Он поднял голову и одарил её похотливым взглядом, обещавшим куда больше, чем простой поцелуй. И почему нет? Она содрогнулась. Она целовала его так, как никого и никогда, но ему-то откуда об этом знать?.. Целовала прямо тут, перед всеми этими людьми. А он нагло улыбался ей. – Уикенд предстоит грандиозный, Принцесса... Его низкий, хрипловатый голос смущал, но так манил её. Он всё не отпускал, удерживая за талию, и, наверное, это было хорошо, потому что её тело вдруг перестало слушаться. Все вокруг куда-то уплывало… – Маринетт? Адриан? Не угодно ли взглянуть сюда? Она повернулась. На них была направлена телевизионная камера, и улыбающаяся журналистка совала ей в лицо микрофон. Ее всегда раздражала навязчивость газетчиков. Но в данный момент постороннее вмешательство оказалось для девушки спасительным. – Да, – просияла она, шустренько отшатнувшись от Агреста, – конечно! Мы будем чрезвычайно рады!..