ID работы: 13197084

Последний хамон

Слэш
R
Завершён
24
Размер:
32 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
24 Нравится 7 Отзывы 0 В сборник Скачать

13.05.1918 - 27.02.1939

Настройки текста
Неужели всё и правда закончится именно так? Это был конец. И явно не из счастливых. И виноват в этом лишь Цезарь. Ведь как бы ни было неприятно это осознавать, Джозеф всё-таки оказался прав, и Цеппели, сам того не ведая, угодил прямиком в ловушку людей из колонн. И этим неосторожным шагом подписал себе смертный приговор. И почему только Цезарь такой упрямый и продолжает идти наперекор всем? Если бы он хоть раз, хоть один-единственный раз прислушался к словам Джозефа, то всё было бы совсем по-другому. И если так не хотелось слушать Джоджо (хотя его опасения были совсем не беспочвенны), то почему даже слова Лизы Лизы не смогли заставить его одуматься? Если бы Цезарь согласился немного подождать и нормально обдумать план дальнейших действий, исход был бы совсем иным. Тогда бы Цезарю не пришлось биться с Вамом в одиночку. Он бы не был сейчас ранен. И уж точно не находился бы на грани жизни и смерти. Снова я бесполезен. Снова ни на что не годен. Снова всех подвёл. Последние жизненные силы покидали Цезаря вместе с его кровью. Её было так много, что казалось, будто весь мир вокруг Цезаря окрасился красным. И с каждой секундой оставаться в сознании становилось всё сложнее и сложнее. Тело казалось таким тяжёлым, в голове было пусто, а глаза так и норовили закрыться. Но нельзя! Стоит Цезарю поддаться этому непреодолимому желанию уснуть, как вновь он уже не проснётся никогда. Значит это конец? Значит так я и умру, ничего не сделав? А чего вообще он успел добиться за свою недолгую жизнь? Воспоминания о прошлом замелькали где-то на границе сознания Цезаря, по крупицам собираясь в безумнейший калейдоскоп. Такие мимолётные, но в то же время яркие, будто крошечные фейерверки. Загорались и тут же гасли, едва успев задержаться в памяти Цезаря. Точно так же, как и радостные моменты его жизни. Когда-то давным-давно даже жизнь Цезаря можно было назвать счастливой. Звучит настолько невероятно, что и сам Цеппели сомневался в правдивости этих радостных воспоминаний. У него были любящие родители, уютный дом и большая семья. Пусть шумные братья и сестры иногда могли раздражать, но это не слишком портило картину беззаботного детства. Тем более и сам Цезарь совсем не был тихим ребёнком и постоянно так и норовил пошалить. Хотя по сравнению с младшими, конечно, он был менее непоседливым. Всё-таки быть старшим ребёнком в семье — это какая-никакая ответственность. Эти счастливые дни кажутся слишком нереальными, будто эти воспоминания лишь плод больного воображения Цезаря, который больше не в силах терпеть жестокую реальность. Но даже если эти воспоминания ложь, это время юный Цеппели хранит как самое дорогое сокровище. Тёплая, как летнее солнце, улыбка матери, звонкий смех младших братьев и сестёр, приятный аромат домашней еды, запах только что выструганных из дерева игрушечных животных, которые Марио когда-то делал для своих детей… И однажды всё это исчезло. Неожиданно и неотвратимо. Началось всё с болезни матери. Ничего не предвещало беды, но однажды она просто взяла и свалилась без сил. Вся семья тогда не на шутку перепугалась, вот только сама Фелиция будто не воспринимала своё состояние всерьёз и раз за разом повторяла: — Не стоит за меня волноваться. Я просто немного устала, только и всего. Вот отдохну немножко и буду как новенькая. Вот только очень скоро «немного устала» превратилось в «кажется, мне недолго осталось». Видеть, как его мать постепенно увядает будто цветок без солнца, для Цезаря было невыносимо. И каждый новый день превращался для него в пытку, ведь состояние матери и не думало улучшаться. Совсем скоро она и вовсе стала напоминать призрака, до того бледной у неё была кожа. Настолько бледной, что даже синие верёвки вен просвечивали сквозь неё. А её глаза… Эти глаза порой были такими пустыми, будто в них совсем не осталось жизни. Будто это глаза мертвеца. А ведь совсем недавно они сияли от счастья так ярко, как мерцают звёзды на ночном небосводе. — Позаботься о своих братьях и сёстрах, Цезарь, — однажды сказала ему Фелиция. Какой тихий и слабый у неё стал голос… Едва слышнее шёпота. В последние дни она особо не разговаривала, да и с кровати уже давно не могла встать. Любое движение становилось для неё непосильным испытанием, а разговоры заканчивались так и не начавшись, ведь и они отнимали слишком много сил. — Не говори так, — чуть не плача, ответил Цезарь. Он не должен плакать, он должен оставаться сильным ради матери. — Ты обязательно поправишься. — Цезарь… Мой маленький Цезарь… Мой подсолнушек… — дрожащая рука Фелиции оказалась на его щеке. Такая холодная. Будто изо льда. — Я так рада, что ты у меня есть… — Не разговаривай больше. Лучше отдохни, — сдерживать слёзы было всё сложнее. Слова матери резали словно нож. Ведь каждое слово казалось последним. Каждый тяжёлый вздох матери мог оказаться последним. — А завтра… Завтра тебе обязательно станет лучше! Вот увидишь! — Обязательно, — слабо улыбнулась Фелиция. И от этой улыбки стало лишь больнее, ведь это лишь тень её настоящей улыбки. Улыбки, что может согреть целый мир своей теплотой и любовью. Цезарь очень хотел поверить этим словам. Но оба прекрасно понимали, что никакого «лучше» уже не наступит. И от этого осознания сердце маленького Цезаря разрывалось на куски. Ведь это так жестоко и несправедливо. Чем его мать заслужила такой судьбы? Разве она была плохим человеком? Разве она сделала что-то плохое? На следующий день Фелиции не стало. Она просто взяла и не проснулась. И наутро от неё осталась лишь пустая оболочка. Цезарь отказывался верить, что её и правда больше нет. Это казалось так нереально и неправильно. Ещё совсем недавно она была жива и здорова, а теперь… Теперь от неё осталось лишь безжизненное тело, погребённое под землёй. Цезарю хотелось рыдать, но он не мог, ведь кто-то должен оставаться сильным. Кто-то должен утешить младших братьев и сестёр. Кто-то должен стать для них опорой и поддержкой. Но как же хотелось хотя бы на мгновение снова стать слабым маленьким мальчиком и заплакать. И чтобы кто-то крепко обнял и утешил, чтобы кто-то сказал ему, что всё будет хорошо. Но больше всего хотелось вернуть мать к жизни. Хотелось снова почувствовать тепло её объятий, услышать её голос, увидеть её сияющую улыбку. Пусть Цезарь и был ребёнком, но он давно перестал верить в сказки и волшебство, так что прекрасно понимал, что его желание никогда не исполнится. И от этого осознания слёзы сами предательски текли по щекам водопадом. Но на этом тёмная полоса жизни Цезаря не закончилась. Потеря матери — лишь начало. И совсем скоро вслед за матерью Цезарь потерял и отца. Вот только Марио не умер от болезни или от несчастного случая. Всё гораздо хуже. В один прекрасный день (хотя какой он прекрасный, если он принёс семье Цеппели лишь боль?) Марио ушёл из дома и не вернулся. Исчез, будто бы его никогда здесь и не было. Исчез без следа, совсем забыв о собственных детях. Но в тот день, в отличие от дня смерти матери, Цезарь не плакал. Ни единой слезинки не пролил он по отцу. Может, внутри него всё ещё теплилась надежда о том, что отец одумается и вернётся. А может, он просто не хотел казаться слабым перед младшими братьями и сёстрами. Только рыдающего старшего брата им сейчас не хватало. Им всем было больно и обидно, но кто-то должен всех успокоить. И этим кем-то должен был стать Цезарь, ведь это его долг как старшего брата. Ведь кроме него больше никого не осталось. Поначалу Цезарь и правда надеялся на возвращение отца и пытался убедить в этом младших. Но время шло, а отец так и не вернулся. Даже писем или каких-либо вестей от него не было. Будто Марио и правда просто испарился. Будто правда решил начать жизнь с чистого листа, напрочь забыв о семье. Постепенно надежда превратилась в грусть. А вместе с ней пришли и обида с непониманием. Почему отец их бросил? Почему он исчез так неожиданно? Почему он даже не попытался хоть как-то объяснить этот поступок? Сколько бы Цезарь не думал над этими вопросами, найти ответов он не мог. Постепенно грусть превратилась в гнев. Потеряв отца, Цезарь потерял и семью. Через пару месяцев после исчезновения Марио на пороге дома Цеппели стали появляться дальние родственники, о которых Цезарь раньше и знать не знал. Поначалу у него появилась надежда, ведь вдруг добрые родственники смогут позаботиться о Цезаре и о его младших братьях и сёстрах, стать заменой родителям. Тогда хотелось верить, что Цезарь снова обрёл семью, но эта хрупкая надежда очень быстро разбилась вдребезги. Добрые родственнички и думать не хотели об этих несчастных детях. Всё что они хотели — забрать дом и всё ценное, что в нём есть. А на пятерых брошенных детей им было попросту наплевать. Что с ними станет? Как они будут жить? Им просто было всё равно. Им и своих проблем хватает. Так что зачем и без того усложнять себе жизнь? И очень скоро Цезарь лишился всего, что у него было. Даже братьев и сестёр, даже тех он потерял, ведь теперь их разделили и раскидали по приютам. И самое страшное — Цезарь не знал, куда именно кого отправили, а потому даже не мог узнать, всё ли хорошо с его братьями и сёстрами, и живы ли они вообще. И эта неизвестность сводила его с ума. Вновь и вновь Цезарь сбегал из приюта в попытках отыскать своих младших. Но вновь и вновь его ждало лишь разочарование. Его братья и сёстры будто исчезли, будто их просто взяли и стёрли из этого мира. Будто жестокая судьба решила отобрать у Цезаря последнее, что было хорошего в его грустной жизни. Раз за разом побеги Цезаря заканчивались по одному и тому же сценарию: его находили и возвращали в приют, а затем наказывали, делая его и без того печальную жизнь ещё печальнее. Но не только постоянные побеги делали Цезаря проблемным ребёнком. Ведь и в самом приюте от него было проблем не меньше. Вечные драки по поводу и без сводили воспитателей с ума. Казалось, за всё пребывание Цезаря в приюте здесь не было ни одного спокойного дня. Быть может, именно поэтому однажды его просто не стали искать. Вот только даже сбежав из проклятого приюта, ставшего для юного Цеппели всё равно что тюрьмой, Цезарь так и не смог отыскать своих родных. Единственное, что он нашёл — очередную тёмную полосу своей жизни.

***

Лишь за пару лет жизни на улице Цезарь собрал в своём послужном списке все мыслимые и немыслимые преступления. Не сосчитать, сколько кошельков он успел стащить у зазевавшихся туристов, сколько ограбил домов, сколько устроил поджогов, сколько людей избил до полусмерти своим гаечным ключом. Десятки? Сотни? А может быть, тысячи? Какое бы преступление не назвали, высока вероятность, что Цезарь однажды совершил его. А может и не раз. Лишь убийство не попало в этот бесконечно длинный список. Своё первое убийство Цезарь собирался отдать самому ненавистному человеку — Марио Цеппели. Называть его отцом у Цезаря язык не поворачивался. А сама фамилия Цеппели до того стала противна ему, что он отрёкся от неё. Для всех он был просто Цезарем без фамилии, без семьи и без прошлого. Он был демоном с самых глубин Ада. Диким зверем, что жаждет крови. Жаждет мести и смерти. И встречи с этим дьяволом с гаечным ключом боялась даже мафия. И вот однажды появился шанс осуществить эту сладкую месть. Тогда Цезарю уже было шестнадцать и он уже было отчаялся разыскать Марио. Но стоило разглядеть в толпе до боли знакомое лицо, пусть и изрядно постаревшее, как огонь мести разгорелся внутри Цезаря с новой силой. Он следовал за Марио по пятам. Незаметно и тихо, словно хищник, выслеживающий свою жертву. Улица за улицей, поворот за поворотом, шаг за шагом. Цезарь последовал бы за Марио даже в Ад. Лишь бы догнать его, лишь бы свершить свою месть, лишь бы заставить его поплатиться за содеянное, лишь бы пролить его кровь. Ярость подгоняла Цезаря, заставляла затаить дыхание от предвкушения. А разбушевавшееся воображение уже рисовало кровавые картины мучений умирающего Марио. Нельзя потерять его из виду. Нельзя упустить его. Нельзя дать ему сбежать. Ведь такого удачного шанса может больше и не выпасть. Вот только стоило оказаться в лабиринте тайных проходов под Колизеем, Марио вновь будто испарился. Прямо как в тот злополучный день шесть лет назад. «Ну почему мне опять не везёт?» — от злости Цезарю хотелось уничтожить всё вокруг. Эти запутанные коридоры подземелья, этот проклятый город, весь мир. Кулаки отчаянно били по каменной стене в тщетных попытках выпустить хоть часть злости и обиды, скопившейся внутри Цезаря. Он продолжал бить несчастную стену, не замечая боли, собственной крови и разбитых костяшек. Снова и снова. Как будто это бесполезное действие вернёт упущенный шанс уничтожить Марио. Вдруг взгляд озлобленных зелёных глаз зацепился за что-то блестящее. Оказалось, в стену, которую нещадно избивал Цезарь, были инкрустированы драгоценные камни. Цезарь понятия не имел, что именно это за камни, но точно знал, что стоят они прилично. «Ну хоть что-то хорошее сегодня произошло», — подумал Цезарь, прикидывая в уме, как бы извлечь парочку драгоценностей. Всё-таки деньги никогда не бывают лишними. — Не смей! — но стоило кончикам его пальцев прикоснуться к стене, как кто-то резко оттолкнул его. То, что увидел Цезарь дальше, повергло его в шок, ведь это не поддавалось никаким логическим объяснениям. Было ощущение, что эта стена — живое существо, а статуи высеченные в ней — окаменевшие люди. И эти «люди» пытались поглотить его отца, который вдруг снова возник перед Цезарем. — Отправляйся в Венецию и разыщи женщину по имени Лиза Лиза, — вот и всё, что успел сказать Марио, прежде чем исчезнуть в каменной стене. В этот раз уж точно навсегда. А ведь он так и не узнал своего сына. Так и не понял, ради кого он отдал собственную жизнь. Цезарь получил, что хотел — его отец мёртв. Но облегчения это не принесло и жажда мести никуда не делась. Наоборот, она разгорелась лишь с новой силой. Цезарь до сих пор не понимал, зачем его отец бросил семью, но считать его плохим человеком после такого самопожертвования он уже не мог. Или же таким отчаянным поступком он решил искупить свои грехи, искупить свою вину перед семьей? Жажда мести и ярость переполняли Цезаря, но он не понимал, на кого именно был направлен этот гнев. На эту странную живую стену, поглотившую его отца? На самого Марио, понять и простить которого Цезарь до сих пор не мог и вряд ли сможет? А может, вообще на самого себя? Ведь чем он лучше отца? Бросил братьев и сестёр на произвол судьбы. Стал настолько одержим собственной местью, что напрочь забыл о них и прекратил их искать. И какой он после этого старший брат?

***

Последние слова отца ещё долго эхом отзывались в голове Цезаря, подгоняя найти эту загадочную Лизу Лизу как можно скорее. Ведь эта женщина — ключ к тёмному прошлому Марио. В Венецию Цезарь отправился первым же поездом. Вот только доехав до города, он вдруг осознал, что кроме имени у него совершенно нет зацепок. Да и настоящее ли это имя? Но Цезарь не отчаивался. Не такой он человек, чтобы сдаваться в самом начале пути. К тому же искать людей ему не впервой. Так что где бы эта Лиза Лиза ни пряталась, Цезарь обязательно её отыщет. Даже если это будет последнее, что он успеет сделать в этой жизни. Вот только сказать это было гораздо проще, чем сделать. Как Цезарь и опасался, почти никто и слышать не слышал имя Лиза Лиза. А те немногие, кому это имя было знакомо, не особо помогли с поисками, ведь Лиза Лиза оказалась весьма осторожной женщиной и редко появлялась в городе, а если и появлялась, то настолько незаметно, будто её никогда и не было здесь. Будто она лишь легенда. Сколько бы Цезарь ни искал, он просто не мог найти эту загадочную женщину. Кто она вообще такая и почему отец послал его именно к ней? Эти вопросы не давали Цезарю покоя, но он надеялся найти ответы на них вместе с самой Лизой Лизой. Вот только с каждым новым днём поисков эта надежда все угасала. Казалось, будто никакой Лизы Лизы не существует и никогда не существовало. И вся эта история с Лизой Лизой лишь предсмертный бред Марио. Ведь за пару недель Цезарь успел изучить каждый уголок, каждую улицу и чуть ли не каждый дом Венеции, но никакого даже малейшего намёка на Лизу Лизу просто не было. Лишь сомнительные слухи тут и там. Но верить слухам себе дороже, ведь в них всегда неясно, где правда, а где ложь. И вот спустя целый месяц поисков, когда Цезарь уже совсем отчаялся и собирался возвращаться в Рим (хотя смысла в этом он особо не видел), Лиза Лиза нашла его сама. — Говорят, какой-то мальчишка день и ночь ищет меня, — эта женщина просто взяла и возникла рядом с Цезарем, будто она и правда призрак, а не человек. — Кто здесь? — пусть Цезарь и не заметил приближения Лизы Лизы, но это не значит, что он не был готов дать ей отпор в случае чего. Всё-таки гаечный ключ по-прежнему с ним. Да и рефлексы не подводят. — Та, кого ты так упорно ищешь. При одном только взгляде на эту женщину, Цезарь понял — это и есть Лиза Лиза. Почему-то именно так он её и представлял. Невероятно красивой, но в то же время сильной. Всё её тело как будто излучало силу и решимость. И пусть Лиза Лиза была ниже Цезаря, но он чувствовал, что она смотрит на него сверху вниз. И этот взгляд холодных словно лёд глаз был настолько пронзительным, будто она насквозь видит Цезаря. Будто слышит все его мысли, будто знает все его действия наперёд. И что бы Цезарь ни сделал, Лиза Лиза уже это предвидела. И не просто предвидела — она уже на шаг впереди. Сражаться с ней означает неминуемый проигрыш, а может и неминуемую гибель. Но избежать этого опасного сражения Цезарь не успел, ведь без единого предупреждения Лиза Лиза атаковала первой. Эта женщина была быстрой словно молния. Как будто она исчезает и вмиг появляется уже в другом месте. И всё, что Цезарь мог сделать — уворачиваться. Снова и снова. Всеми силами стараться избежать этих стремительных ударов. И если бы не идеально отточенные рефлексы Цезарь бы не смог так ловко уворачиваться. Он не мог допустить попадания. Стоит ему хоть на мгновение расслабиться, как одна из этих смертоносных атак настигнет его. И простыми синяками он точно не отделается. Как минимум его ждут сломанные кости и выбитые зубы, если, конечно, ему повезёт выжить. Всё-таки Лиза Лиза была анормально сильной. Самым сильным противником Цезаря. А ведь за годы преступной юности ему и не таких громил довелось встретить. — Так зачем ты искал меня? — наконец спросила она, словно ей надоело атаковать Цезаря. К слову, каким-то чудом ему удалось избежать абсолютно всех ударов. Вот только это порядком измотало его и теперь он едва держался на ногах. А его дыхание сбилось так сильно, что он едва не задыхался. Неужели, Лиза Лиза просто пожалела его и решила пощадить? — Что это было? — Цезарь до сих пор был в шоке от увиденного. Да, он многое повидал за время жизни на улице, но точно не такого. Такая сила и скорость просто не поддавались логическому объяснению. — Как это вообще возможно? Неужели магия? Цезарь понимал, что такое предположение звучит слишком уж нелепо, но ничего другого в его голову просто не приходило. Как ещё объяснить нечто подобное? — Не игнорируй мои вопросы, — резко прервала его Лиза Лиза. — В зависимости от твоего ответа, я решу, отвечать ли мне. Лгать этой женщине Цезарь не видел смысла. Ведь её пронзительные ледяные глаза точно распознают ложь. И расплата за неё будет жестока. Да и лгать бессмысленно, ведь солгав ответов он не получит. — Меня послал к вам отец. Сказал ехать в Венецию и найти некую Лизу Лизу. А зачем я и сам не знаю. — Вот значит как. И кто же твой отец? Не припоминаю, чтобы кто-то из моих знакомых был похож на тебя. — Марио Цеппели, — пусть Цезарь и не мог простить его за то, что тот бросил семью, но думать о его смерти до сих пор больно. — Он… мёртв. И его смерть была такой странной. — Цеппели значит. Быть может, и ты способен к этой «магии». Если хочешь узнать больше о своём отце, то стань моим учеником. Но учти, что если согласишься, то пути назад уже не будет. Понимаю, решение не из простых, так что дам тебе время подумать. — И сколько у меня времени? — Один день. Приходи завтра в это же место в это же время. Опоздаешь хоть на минуту, посчитаю это за отказ.

***

Цезарь думал над предложением Лизы Лизы весь следующий день. Казалось, даже во сне её слова снова и снова крутились в его несчастной голове как заезженная пластинка. С одной стороны, Цезарю нечего терять. Ему некуда возвращаться и больше нет цели. Тем более ему было безумно интересно узнать о прошлом его отца и хотелось понять, почему Марио всё-таки бросил семью. Он бы не поступил так без веской на то причины. Теперь Цезарь это понимал, но злость и обида до сих пор никуда не делись. С другой стороны, Цезарь до сих пор не знал, а стоит ли доверять Лизе Лизе. Что он вообще о ней знает? Ровным счетом ничего. Она с лёгкостью могла превратить его жизнь в ад или даже убить. Тем более её странная сила до сих пор волновала Цезаря. Но в то же время он желал узнать о этой «магии» больше, а может даже самому овладеть ей. Лиза Лиза же сказала, что у него может быть потенциал. Да и Цезарю было попросту любопытно увидеть, что из всего этого получится. Хуже уж точно не будет. Потому ответ родился сам собой. И Цезарь ни капельки не сомневался в принятом решении.

***

— Я удивлена. Не думала, что мы встретимся вновь, — стоило только Цезарю подойти к месту встречи, как он сразу же заметил курящую Лизу Лизу. И что-то подсказывало Цеппели, что это далеко не первая её сигарета за сегодня. А ведь до назначенного времени ещё почти час. — Я хочу больше узнать об отце. И об этой странной силе тоже. Лиза Лиза смерила его взглядом, полным сомнений. И Цезарь уже стал бояться, что вопреки вчерашнему обещанию, эта загадочная женщина оставит его без ответов. Быть, может Цезарь всё-таки перепутал время и опоздал. Но вдруг Лиза Лиза слегка улыбнулась, одними только уголками губ. — Она называется хамон. Но все подробности я расскажу чуть позже. В другом месте. Здесь слишком много лишних глаз и ушей. Пусть казалось, что кругом нет ни души, но Цезарь понимал, что это совсем не так. Никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, что тебя не подслушивают. Даже в таком богом забытом переулке. Так что решение Лизы Лизы вполне ожидаемо. Чего Цезарь не ожидал, так это того, что Лиза Лиза отвезёт его на собственный остров. С огромным особняком, больше похожим на замок. И на этом острове было так тихо, будто кроме них двоих тут и правда никого нет. Даже слуг и тех тут не было. «Да кто эта женщина вообще такая?» — с опаской подумал Цезарь. Вот только пути назад уже не было. — Для начала расскажи, как именно погиб твой отец, — вместо объяснений Цезаря ждало лишь ещё больше вопросов. — Поверь, так будет понятнее. Вспоминать об этом Цезарю совсем не хотелось. Ужасная картина смерти Марио до сих пор преследовала его в кошмарах, а иногда и наяву тоже. Пусть в тот момент всё произошло так быстро, что Цезарь и понять ничего не успел, но богатое воображение юного Цеппели дорисовало все недостающие детали. Причём настолько ярко, что воспоминания о произошедшем были гораздо хуже чем реальность. Сдавленный предсмертный крик, жуткая гримаса агонии, дрожащая рука, отчаянно тянущаяся к Цезарю в надежде на спасение… — Его… Его поглотила стена… — наконец начал говорить Цезарь. И с ужасом заметил, как сильно дрожит его голос. — В той стене были драгоценные камни. И… Я попытался вытащить один из них, но вдруг эта стена ожила. Ожила и попыталась затянуть меня внутрь, но… Отец… Говорить было всё тяжелее и тяжелее, будто кто-то перекрыл Цезарю кислород. Но Лиза Лиза не торопила его и не перебивала, терпеливо ожидая, пока Цеппели успокоится и сможет продолжить. — Отец оттолкнул меня и этим спас мне жизнь. Если бы не я… он бы до сих пор был жив. Он погиб из-за меня! Он погиб вместо меня! Дальше всё слова слились в одно. Цезарь уже и сам не понимал, что говорил. Что-то об отце, что-то о братьях и сёстрах, что-то о самом себе… Кажется, Цезарь рассказал Лизе Лизе историю всей своей жизни. Раскрыл каждую деталь своего тёмного прошлого, не утаив ничего. Рассказал о каждом своём преступлении, о каждом своём грехе, о каждой своей ошибке. И непонятном что именно это было — просто рассказ о его жизни или исповедь? Цезарь задыхался. Каждый вдох ощущался словно последний, а каждый следующий давался труднее предыдущего. Само дыхание превратилось в пытку. Каждый вдох и выдох отдавались болью, как будто грудную клетку Цезаря сжимали тиски. И стоило ему только попытаться вдохнуть хоть немного воздуха эти тиски сжимались лишь сильнее и казалось, что его рёбра вот-вот проткнут лёгкие, а сердце взорвётся. Если Лиза Лиза и говорила что-то, Цезарь этого уже не слышал. В ушах был лишь противный звон. Все остальные звуки просто исчезли на фоне этого гула. Всё исчезло. Всё. Осталась лишь боль. Боль абсолютно во всём теле. Её было так много, что определить её источник было попросту невозможно. Будто Цезарь превратился в оголённый нерв. И вся цель его существования — испытывать боль снова и снова. Вечная агония. Вечные страдания. Но вдруг эта боль начала утихать, а на её место пришло что-то тёплое и приятное. Такое же, как давно забытые объятия матери. Это тепло растекалось по всему телу Цезаря, заставляя боль исчезнуть, заставляя Цезаря вернуться в реальность. — Успокоился? — наконец Цеппели смог услышать голос Лизы Лизы. А заодно и увидеть, что она делает. Одна из её рук была на его груди, прямо рядом с его беспокойно стучащем сердцем и именно эта рука и была источником того приятного ощущения. Но самое странное — эта рука светилась. — Что это только что было? — вопрос вырвался сам собой. — Сила хамона. Ты уже видел её однажды, вчера во время нашего поединка. Но хамон подходит не только для битв. У него так много применений, что все и не назовёшь. — Значит, вот какой этот хамон… Удивительно, но тревога отступила. Цезарю стало так спокойно, будто бы никакой паники и не было. Будто бы мгновение назад он не задыхался и не чувствовал, что вот-вот умрёт. — Твой отец бросил вас не потому что хотел этого, у него просто не было выбора, — как только Цезарь полностью успокоился, Лиза Лиза начала свой рассказ. — Теперь ты знаешь о хамоне, но это не самое странное, что есть в нашем мире. Вампиры, зомби и прочие монстры из легенд существуют. И та живая стена, поглотившая твоего отца, ничто иное, как монстры. Мы называем их людьми из колонн. И они самая большая угроза для человечества. Скоро они проснутся и уничтожат весь мир. Но они не всесильны. Пусть они находятся на вершине эволюции, но у них есть слабости. Солнце и хамон. — Значит, мой отец тоже обладал этой силой? — К сожалению нет. У твоего деда, Уилла Цеппели, она была, но вот отцу этот дар не достался. Зато достался тебе. Пусть ты пока и не осознаёшь этого, но я чувствую в тебе хамон. И я помогу тебе его пробудить. Я превращу тебя в воина. И ты поможешь мне одолеть людей из колонн. Поможешь мне защитить человечество.

***

Следующие дни стали для Цезаря адом. Тренировки Лиза Лизы были не из простых, но Цезарю не привыкать. Пусть под конец дня он до смерти уставал, но зато он понемногу становился сильнее. И самое главное — каждый день он узнавал о своём отце всё больше. Тренировки не ограничивались физическими упражнениями. Иногда Цезарь несколько часов напролёт проводил в библиотеке, изучая историю хамона. На самом деле эта странная сила и правда его заинтересовала, так что Лизе Лизе даже не пришлось особо его заставлять. Стоило только закончится тренировке, как юный Цеппели чуть ли не сразу же бежал в библиотеку. И конечно же, были медитации. Поначалу Цезарь скептически относился к ним и не понимал, как они могут сделать его сильнее, если нужно часами просто сидеть и ничего не делать. Но как же он был удивлён, когда увидел результат. Может, силу они и не добавляли, но зато рассудок Цезаря стал спокойнее и во время тренировок его голова была свободна от тревожных мыслей. Но кое-что всё же раздражало Цезаря на этом острове. Оказалось, здесь были слуги, но их было так мало и они были такими незаметными, будто на самом деле их не существует. Будто призраки они иногда мелькали в коридорах, но не более того. Все, кроме одного человека. Это была девушка, примерно того же возраста, что и Цезарь. И в отличие от своих коллег она всеми силами старалась привлечь к себе внимание нового ученика Лизы Лизы. Следует за ним словно тень и постоянно пытается поговорить. Как будто ей заняться больше нечем. Цезарь уверен, что в таком огромном особняке (или всё-таки замке?) у неё предостаточно дел. Вот только ей будто всё равно и она продолжает день за днём донимать Цезаря. — И долго ты ещё собираешься меня игнорировать? — в очередной раз услышал Цезарь в ту же секунду, когда начался его перерыв. Видимо, об отдыхе можно забыть, потому что все эти десять минут свободы от тренировок придётся потратить на глупые разговоры с этой раздражающей служанкой. — Всегда, — как можно грубее ответил Цезарь, надеясь, что это отпугнёт непрошеного собеседника. Но Цезарь ошибся. Стоило ему ответить, как на него опрокинулся нескончаемый поток вопросов. Лишь одно слово, и капкан захлопнулся. — Ну почему ты такой? Разве тебе не грустно тут совсем одному? На этом острове ведь почти нет людей. Лишь ты, я, госпожа Лиза Лиза да пара слуг. Да и те такие же неразговорчивые и угрюмые, как и ты. Скука смертная! — Я здесь не ради развлечений. Так что друзья мне ни к чему. — Ещё как к чему! Как будто друзья это что-то плохое. Цезарь решил, что хватит на сегодня бессмысленных диалогов и поспешил удалиться. Тем более совсем скоро его перерыв закончится и продолжится тренировка. Вот только эта надоедливая девчонка и не думала его отпускать. — Имя хоть своё скажешь, злюка? — Дамы вперёд, — Цезарь не горел особым желанием познакомится с этой девушкой, но первым раскрывать своё имя он не хотел ещё больше. — Сьюзи Кью. Можно просто Сьюзи. — Цезарь. Цезарь Цеппели. Эта фамилия всё ещё звучит чужеродно. Как будто она принадлежит совсем не ему. Кому угодно, но точно не Цезарю. Но если раньше он ненавидел её из-за поступка отца (в те времена ещё непонятного), то теперь же считал себя недостойным этой фамилии. — Значит тебя можно звать Цеце? Миленько. Хотя Цици будет звучать ещё милее, — засмеялась Сьюзи. И этот звонкий смех почему-то не раздражал, а вызвал приятное чувство ностальгии. — Нельзя, — грубо прервал её радость Цезарь. — Мы с тобой ещё не друзья. — О, ты сказал «ещё»? Значит у меня ещё есть шансы. «Боже, во что я только вляпался?» — закатил глаза Цезарь. Хотя глубоко внутри он был очень даже рад наконец-то найти друга. Правда самой Сьюзи знать об этом совсем не обязательно.

***

Знакомство со Сьюзи на этом не закончилось. Казалось, узнав имя Цезаря, девушка и правда посчитала себя его лучшей подругой и теперь донимала его с удвоенной силой. На самом деле «донимала» слишком сильное слово, ведь Сьюзи никогда не мешала тренировкам Цезаря и появлялась только в свободное от них время. Иногда даже приносила с собой что-то вкусное, вот только Цезарь каждый раз упрямо отказывался. — Ты такой странный. Совсем нелюдимый, — в очередной раз обиделась Сьюзи, когда Цезарь по традиции отказался от принесённых девушкой фруктов. В этот раз были персики. Наверняка сочные и очень сладкие. — Ну так и не общайся со мной, раз не нравится. — Я такого не говорила! Просто… Я совсем не понимаю, почему ты не хочешь дружить. И не надо опять про эти тренировки. Тренировки тренировками, но отдыхать и развлекаться тоже надо. А то без этого жизнь будет совсем грустной. А если слишком много грустить, то так и умереть недолго. Цезарь лишь пожал плечами в ответ. Он до сих пор не понимал, зачем Сьюзи так пытается подружиться с ним. Неужели, ей и правда больше нечем заняться? — Что ты вообще здесь делаешь? Сомневаюсь, что Лиза Лиза тоже тебя тренирует. — Ты прав, этого волшебного чудо-хамона у меня нет, — печально вздохнула Сьюзи, видимо, она немножко завидовала и тоже хотела использовать эту странную силу. — Я просто помогаю госпоже Лизе Лизе со всяким. Ну знаешь, стирка, уборка, готовка… Всё в таком духе. Сад кстати тоже на мне, так что обязательно сходи туда. Так такие красивые розы, ты не представляешь! Была у Сьюзи ещё одна одновременно раздражающая, но в какой-то степени очаровательная черта — разговаривать без умолку о любимой теме. Стоило случайно упомянуть цветы, литературу или ещё что-то, что нравится Сьюзи, так её было уже не остановить. И раз уж диалог зашёл о розах, то это надолго. В такие моменты девушке было абсолютно наплевать, слушает ли её Цезарь или нет. Казалось, ей просто было жизненно необходимо выдать кому-то этот нескончаемый поток слов. И даже отсутствие ответа в такие моменты ничуть не смущало девушку. Ей и не нужны никакие ответы, главное внимание и понимание.

***

Цезарь и заметить не успел, как из надоедливой девчонки Сьюзи превратилась в человека, которому он был готов открыть душу. Прошла лишь пара недель с момента их знакомства, но теперь не Цезарь выслушивал нескончаемую болтовню Сьюзи, а с точностью да наоборот. — Иногда мне правда кажется, что Лиза Лиза пытается меня убить, — в очередной раз жаловался Цезарь на тяжелейшие тренировки. И пусть с каждым днём он становился всё сильнее и управлять хамоном становилось проще, но задания почему-то становилось лишь сложнее. — Нет, я очень благодарен за возможность учиться у неё, но… Эта маска меня когда-нибудь убьёт. Под конец дня в ней вообще невозможно дышать. — Радуйся, что не носишь её постоянно, — захихикала Сьюзи. — Зная госпожу, она вполне может это устроить. — Слава Богу, что не ношу. Я бы тогда точно умер. А ты не смейся, может, Лиза Лиза и на тебя её наденет. Не ты ли постоянно болтаешь о том, что тоже хочешь хамону научиться? — Думаю, мне она не понадобится, — гордо заявила девушка, будто уже превзошла Цезаря. — Госпожа говорит, что у меня идеальный ритм дыхания. — Так я и поверил. Скажи ещё, что у тебя прирождённый талант. — Не исключено. — Сдался тебе вообще этот хамон. Так не терпится сражаться непонятно с чем? — Ну не только же тебе с Лизой Лизой страдать. Я тоже помочь хочу. Кажется, Сьюзи и правда даже представить себе не могла, с кем ему в будущем предстоит сразиться. На самом деле Цезарь и сам не до конца понимал, что именно его ждёт в битве, ведь он до сих пор знал о людях из колонн слишком мало. Можно даже сказать, он не знал ничего. Одно ясно точно — просто не будет. Может, он даже не переживёт встречу с этими созданиями. Может, все эти адские тренировки пустая трата времени. — А когда ты победишь всех этих монстров, что будет потом? Перестанешь тренироваться и больше никогда не вернёшься на Эйр-Сапплену? А ведь и правда, что потом? Раньше Цезарь даже не задумывался о будущем. Он не привык заглядывать слишком далеко. Когда-то единственной целью для него было выжить, затем отомстить отцу, теперь — отомстить за отца. А дальше… А что дальше? — До этого ещё дожить надо, — наконец ответил Цезарь, но Сьюзи такой ответ не устроил. — Помирать значит собираешься. Тогда мне точно нужно освоить хамон и защитить тебя. Я обязательно научусь его использовать. Вот увидишь! Цезарь лишь улыбнулся в ответ. Он прекрасно понимал, что мечты Сьюзи останутся лишь мечтами. Если бы у неё и правда был потенциал, Лиза Лиза бы давно это заметила. Но озвучивать этого не стал, ведь зачем лишний раз расстраивать Сьюзи.

***

В жизни Цезаря было много разочарований. И одно из них было разочарование в любви. Раньше ему казалось, что любовь — это нечто светлое и тёплое, такое же приятное, как давно забытое детство. Вот только вместо тепла и света Цезарь получил лишь боль и страдания. Его любовь была разрушительной словно ураган, едкой словно кислота и чёрной словно дёготь. Эта любовь убивала Цезаря, рвала его сердце на части, отравляла похлеще любого яда. Не такой Цезарь представлял себе любовь, совсем не такой А всё потому что Цезарь любил тех, кого не следует. Любил тех, с кем никогда не сможет быть вместе. «Наверное, мне так больно, потому что моя любовь неправильная», — так думал Цезарь, пока его сердце вновь и вновь разбивалось на мелкие кусочки после очередного болезненного расставания. С самого детства Цезарь слышал от взрослых, что любовь может быть лишь между мужчиной и женщиной. И никак не между двумя мужчинами. Но снова и снова он замечал за собой, что парни привлекают его гораздо больше девушек. И от этого осознания ему становилось плохо. Становилось противно от самого себя, но с этим непреодолимым влечением ничего поделать он почему-то не мог. Будто именно эта неправильность и привлекала его. Быть может, любовь Цезаря — это болезнь? Страшная болезнь, лекарства от которой не существует. Ещё в детстве Цезарь засматривался на соседских мальчишек и уже тогда понимал, что это что-то неправильное. В приюте он уже вовсю фантазировал о них. И далеко не всегда эти фантазии были чисты и невинны. А во времена преступной юности эти фантазии воплотились в реальность. Вот уж точно, в послужном списке Цезаря были все мыслимые и немыслимые преступления кроме убийства. А потом… А потом был Марк. И с ним всё было по-другому. То, что чувствовал к нему Цезарь действительно было любовью. Ни похотью, ни влюблённостью, ни мимолётным увлечением, а именно любовью. Рядом с Марком Цезарь и правда чувствовал себя лучшим человеком. И лишь видеть его улыбку и яркий взгляд, наполненный мечтами и надеждами, было для Цезаря лучшим подарком судьбы. И за каждое мгновение рядом с Марком, за каждый маленький разговор с ним, за каждое тёплое дружеское объятие Цезарь готов был душу отдать. Вот только Марк не разделял чувств Цезаря и считал его лишь другом. И пусть дружбы с ним Цезарю было достаточно, но его сердце болезненно сжималось каждый раз, когда Марк произносил это злополучное слово «друг», раз за разом неосознанно напоминая Цезарю о том, что его глупые мечты об отношениях всегда останутся лишь мечтами. А потом появилась она. Появилась и разрушила все жалкие надежды Цезаря окончательно. Рано или поздно этому суждено было случиться. Рано или поздно Марку суждено было влюбиться. И конечно же, в милую девушку, а не в Цезаря. Она была официанткой в кафе, где Цезарь и Марк частенько любили поужинать после работы (или в случае с Цезарем после тренировок). И стоило только Марку её увидеть, как Цезарь понял — сердце Марка целиком и полностью отдано ей. Вот только в отличие от Цезаря Марк был слишком стеснительным и робким парнем, чтобы заговорить с ней. Пусть девушки никогда не нравились Цезарю так же сильно, как парни, но для него не было большой проблемой очаровать их парой-другой сладких слов. Он просто не мог пройти мимо одинокой девушки, не одарив её вниманием и тысячью комплиментов, ведь каждая девушка прекрасна по-своему. А потому помочь Марку сойтись с его возлюбленной — дело пары минут. За это Марк был безмерно благодарен Цезарю и в ответ одарил своей самой яркой и счастливой улыбкой. А ещё разбитым сердцем и ночами нескончаемых рыданий. Цезарь никогда не мог сопротивляться самому себе и своим чувствам. Но он так же не мог не ненавидеть себя за них, ведь неспроста же каждый раз, как он испытывал это неправильное (но такое непреодолимое) влечение, как в его жизни наступала тёмная полоса. Быть может, это его наказание? Быть может, болезнь матери, уход отца из семьи и его дальнейшая жуткая гибель это всё результат грехов Цезаря? В нём ведь больше не осталось ничего святого. И Марк не стал исключением. Пусть Цезарь и смирился, что быть вместе им не суждено и смог отпустить его, но почему-то это не уберегло Марка от смерти. От мучительной гибели, которую и врагу не пожелаешь. Люди из колонн даже не заметили его. Для них Марк был не важнее крошечного насекомого, случайно раздавленного и размазанного по дороге. Им было всё равно на его крики, всё равно на его агонию, всё равно на его смерть. Но самое страшное — для Марка всё было уже кончено. Его невозможно было спасти. Только не с такими ранами. Даже хамон здесь бессилен. Всё-таки хамон не магия и не сможет восстановить половину тела. Единственное спасение для Марка — смерть. Только быстрая смерть может спасти его от дальнейших мучений. Марк и сам это понимал, а потому молил Цезаря о смерти, всеми силами сражаясь с нарастающей болью. И Цезарь подарил ему спасение. И он никогда не сможет забыть последнюю улыбку Марка. Измученную, но в то же время такую счастливую. И от неё всё внутри Цезаря заболело с новой силой, будто вскрылась давно зажившая рана. Эта улыбка отпечаталась в его памяти навсегда. И стала напоминанием об ещё одном провале. Об ещё одной могиле на маленьком кладбище Цезаря.

***

Говорят, история циклична. И Цезарь убедился в этом на собственной шкуре. Снова ему не повезло влюбиться в того, с кем быть вместе ему не суждено. Снова ему остаётся лишь наблюдать в стороне за счастьем возлюбленного. Снова ему приходится скрывать боль и слёзы за улыбкой. Чёртов Джозеф. Вот зачем, просто зачем? Зачем нужно было в него влюбляться? Было бы гораздо проще, если бы Цезарь по-прежнему ненавидел его. Было бы гораздо проще, если бы они до сих пор были соперниками и на дух друг друга не переносили. Было бы гораздо проще, если бы Джозеф действительно был таким придурком, каким Цезарь считал его изначально. — За что мне такое наказание? — непонятно у кого раз за разом спрашивал Цезарь. Быть может, у самого себя. Быть может, у Бога, в очередной раз испытывающего его. Быть может, у кого-то ещё. И когда только их с Джозефом отношения так сильно изменились? Слишком быстро их вражда переросла в дружбу, слишком быстро ненависть Цезаря превратилась в любовь. Хотя с Джозефом и не могло быть иначе. Обычный темп совсем не для него. Он ведь постоянно несётся вперёд сломя голову и вечно не думает о последствиях. Хотя кто бы говорил. Как будто Цезарь сильно от него отличается. В первую их встречу Цезарь принял Джозефа за невоспитанного дикаря, считал его безответственным и жутко ленивым, и очень сомневался в его умениях пользоваться хамоном. Тогда Цезарь решил, что этот Джостар победил одного из людей из колонн на чистой удаче, и очень сомневался, что даже такой великолепный наставник как Лиза Лиза сможет исправить это недоразумение по имени Джоджо и научить его хотя бы основам владения хамона. Но чем дольше продолжалось их знакомство, тем сильнее менялось мнение Цезаря о Джозефе. Естественно, в лучшую сторону. Уже в первой драке он успел понять, что пусть опыта у этого идиота почти никакого, но он совсем не глуп. Раз уж Джозеф смог застать Цезаря, того самого Цезаря, которого боялась даже мафия, врасплох, то это о чём-то да говорит. Голова у этого парня явно работает, и работает весьма хорошо, просто он слишком ленится, чтобы использовать свой потенциал полностью. Был бы Джозеф хоть чуточку серьёзнее, цены бы ему не было. Первое столкновение с людьми из колонн только сильнее улучшило мнение Цезаря о Джозефе. Пусть тогда они и были знакомы от силы пару часов (и то, что эти двое не поубивали друг друга за это время было каким-то чудом), но Джозеф несмотря на это готов был пожертвовать своей жизнью ради спасения Цезаря и Спидвагона. И несмотря на весьма слабый хамон и отсутствие опыта каким-то чудом умудрился выжить в битве с людьми из колонн. И даже смог отсрочить свою гибель на целый месяц. Просто немыслимо! В тот момент Цезарь и правда испугался за жизнь Джозефа, а когда люди из колонн погрузили в его тело кольца с ядом, то сердце Цезаря чуть не остановилось. Может, тогда он всё ещё недолюбливал этого идиота, но совсем не желал ему смерти и был искренне рад, что тот всё-таки выжил. Ещё одной смерти в этот день Цезарь бы просто не вынес. Смерть Марка и так слишком большой удар для него. А потерять ещё и Джозефа… Этого бы Цезарь точно не пережил. Затем была Колонна Адского Подъёма. И за те три дня, что Джозеф и Цезарь взбирались по ней, Цеппели тысячу раз успел мысленно похоронить Джостара. Слишком уж он переживал за него. Пусть раньше Цезарь и не сомневался в методах обучения Лизы Лизы, но бросать в эту смертельную яму совсем неподготовленного Джоджо — это слишком жестоко даже для неё. Цезарь не раз и не два слышал истории о том, сколько человек полегло в попытках покорить эту чёртову Колонну. И попав сюда, Цезарь лишь убедился в их правдивости (разве что Сьюзи немножко всё приукрасила, чтобы лишний раз напугать своего друга). Но даже в такой ситуации Джозеф умудрился выжить. — Везучий же ты ублюдок, — произнёс Цезарь, помогая Джозефу выбраться на поверхность. Пусть он устал не меньше Джостара, но он ни за что на свете не отпустит его руку. И как же Цезарь был рад видеть его живым. Так рад, что не смог сдержать улыбки. Такой яркой и искренней, что даже солнце так не сияет, как эта счастливая улыбка Цезаря. Затем начались мучения тренировки. И во время них Цезарь и Джозеф сблизились лишь сильнее. Теперь и подумать было нельзя, что эти двое когда-то враждовали. За месяц совместных тренировок они и правда стали лучшими друзьями. Вот только чем ближе они становились, тем сложнее приходилось Цезарю. Сложнее оставаться лишь друзьями. Но как бы сладок ни был запретный плод, вкусить его Цезарю не суждено. Ради его же блага. Ради Джозефа. Ради их дружбы. Ради победы над людьми из колонн. Так будет лучше. Кажется, больше никто не понимал Цезаря настолько, насколько его понимал Джозеф. Даже Сьюзи, с которой Цеппели был знаком уже несколько лет, не могла сравниться с Джозефом. И дело вовсе не в том, что Джоджо читает людей, как открытые книги. Вовсе нет. Тем более прочитать Цезаря до конца у него не получилось до сих пор, ведь Цеппели не пускал его дальше первых страниц. Однако Джозеф всё равно будто бы добрался до самой глубины души Цезаря. Иным не объяснить ту странную связь, которую Цезарь чувствовал при каждом разговоре с Джозефом. А вместе с ней появлялось давно забытое чувство, которое Цезарь уже и не надеялся испытать. Чувство запретной любви. Вот только оказалось, что эта связь совсем не взаимна. И любовь тоже. Снова. Ведь Джозеф смотрел на него лишь как на друга. Не больше и не меньше. Да и на что только Цезарь надеялся? Знал же, что его любовь неправильная. Его любовь извращённая и поломанная. Её и любовью-то назвать нельзя. Это врождённый порок его гнилой души. Это страшная опухоль, пустившая метастазы по всему его телу. Тем более зачем Джозефу любить Цезаря, если на острове был вариант получше Цеппели. Гораздо лучше. Ведь на острове была Сьюзи Кью. Сьюзи… В такую девушку так легко влюбиться. Она словно создана для того, чтобы её любили все вокруг, ведь это чудо, а не девушка. Маленькое солнышко, которое дарит всем лишь тепло и радость. Само воплощение любви и нежности. Цезарь бы и сам влюбился в неё, если бы только мог полюбить женщину. Но судьба распорядилась иначе. На самом деле Джозеф никогда не говорил о том, что Сьюзи ему нравится. Да и вообще он крайне редко говорил о ней с Цезарем. Но ведь Цезарь не был слепым и сам всё прекрасно видел. Видел, каким счастливым он выглядит рядом со Сьюзи. Видел, как широко улыбается Сьюзи и как она звонко смеётся от его глупых шуток. И от всего этого сердце Цезаря болезненно сжималось, а внутри что-то медленно умирало. «Ну почему я такой? Почему я не могу просто порадоваться счастью друзей? Почему мне так хочется видеть на месте Сьюзи себя?» — от таких мыслей Цезарю становилось тошно. Эти мысли не давали Цезарю покоя даже ночью, а потому бессонница снова стала верным его спутником. Вот только в отличие от голода, холода и боли от собственного разума никак не сбежать. Как будто других проблем ему не хватало. Как будто одних только кошмаров прошлого, горьких сожалений и воспоминаний о непростительных ошибках ему не хватало. Как будто одного Марка было мало… Как будто кто-то вроде тебя заслуживает любви. Ты ничтожество, жалкое ничтожество. Ни на что не способен. Только ныть и жаловаться на жизнь, только портить всё, к чему прикасаешься — на большее ты не способен. Снова этот назойливый голос, вечно насмехающийся над Цезарем, мешает ему спать. Мешает ему жить. Но Цезарь к этому привык. Ко всему ведь со временем привыкаешь. Тем более Цезарь уже давным-давно нашёл способ заткнуть этот доставучий, вечно осуждающий голос в голове. Единственное, что может помочь отвлечься от роя назойливых мыслей — сигареты. Пусть Цезарь прекрасно знал о том, что курение вредно для лёгких, а значит и для хамона, но избавиться от этой вредной привычки он не мог, сколько бы ни пытался. Ведь стоит только вдохнуть этот горький табачный дым, как жизнь перестаёт казаться такой ужасной и тяжёлой. Иногда даже появляется желание жить, вот только исчезает оно так же быстро, как и появляется. Такое маленькое и хрупкое, словно пламя горящей свечи, затухающее от самого слабого ветерка. И стоит сигарете превратиться в тлеющий окурок, как иллюзия счастья рассеивается и жизнь вновь становится такой же ужасной, как и прежде. Такой же пустой и бессмысленной. Хотя кого Цезарь пытается обмануть? Никогда он и не пытался бросить курить. Не пытался и не собирается. Ведь зачем лишать себя последней радости? И каждая «последняя» сигарета становится последней лишь на сегодня, а на следующий день Цезарь открывает новую пачку. И так день за днём. — Чего это мы не спим? — оказалось, Цезарь не единственный, кто не может уснуть в эту ночь. — А сам-то? В такое время маленьким деткам давным-давно пора в кроватку. — Таким дедам как ты тоже, — недовольно скривился Джозеф от сигаретного дыма. Но уходить с балкона он явно не собирался. Только Джозефа здесь не хватало. Судьба явно не любит Цезаря, раз постоянно издевается над ним. Или же это снова испытания Бога? Или же голос в голове прав и Цезарь не заслуживает и минуты спокойствия и тишины? Ведь рядом с Джозефом об этом можно забыть. Ведь не умеет Джоджо молчать дольше пяти минут. Этим он так походил на Сьюзи. Она ведь тоже любит болтать без умолку. Вот только болтовня Сьюзи почему-то не раздражала в отличие от болтовни Джозефа (ну может быть, лишь в самом начале их знакомства). Вот только прошло уже гораздо больше пяти минут, а Джозеф и слова не сказал. Дурной знак, очень дурной. — Что, даже не будешь донимать меня сегодня? Не похоже на тебя. — А ты что беспокоишься? Мне казалось, ты меня ненавидишь. — Так и есть. Вернее, было в самом начале. Ты до сих пор меня бесишь, но всё-таки ты не самый плохой человек в мире. От таких слов Джозеф довольно заулыбался. Пусть маска и скрывала эту улыбку, но Цезарь за время тренировок успел научиться распознавать выражение лица Джоджо лишь по его глазам. Тем более они у него очень выразительные и в них видна каждая эмоция Джозефа: и радость, и грусть, и удивление, и злость и всё остальное. Не зря же говорят, что глаза — это зеркало души. — И всё-таки почему ты не спишь? — повторил свой вопрос Джозеф. — А тебе всё неймется. — Знаешь же, что не отстану. Ну же, Цици, расскажи, что за невероятная причина заставила такого порядочного ученика как ты забыть о важности сна для тренировок. Опять это прозвище. До знакомства с Джозефом так Цезаря называла лишь Сьюзи. Она вообще любила придумывать для него разные странные прозвища, но Джозеф превзошёл её. И теперь к Цезарино, Цеце и Цици добавились и такие странные имена как Цез, Цези, Цезя, Цезарёнок, малыш Цезарь, Чиза, Шиза, все возможные и невозможные вариации имени Антонио, мистер Салат (за это прозвище Цезарь едва не убил Джозефа, но Джоджо урок не усвоил и нет-нет да вспомнит эту проклятую кличку), Император, подсолнушек (откуда Джозеф узнал о любви Цезаря к этим солнечным цветам, Цеппели так и не понял, но это прозвище нравилось ему больше прочих, ведь именно так называла его мать) и миллион ещё не менее странных и нелепых прозвищ. И как только Джозефу фантазии на это хватает? Лучше бы потратил это время на тренировки или ещё что полезное. Стратегию против людей из колонн придумал бы, в конце концов, раз фантазия такая богатая. Хотя в каком-то смысле это было даже мило, но Джозефу об этом знать не обязательно. Не хватало ещё, чтобы он на радостях придумал ещё тысячу странных прозвищ. — Бессонница у меня. Доволен? — О, так у тебя тоже кошмары? Мне вот каждую ночь снятся. То эти пидоры из колонн сраные, то ещё какая жуть. Я ведь рассказывал про Штрохайма, да? Так вот иногда мне снова и снова приходится отрубать его чёртову ногу. И ещё эти кольца… И маска… Я так устал от всего этого. Поскорее бы это всё кончилось. Может, с виду и не скажешь, но Джозеф и правда волнуется за своё будущее. И как бы он ни пытался храбриться и отшучиваться, было ясно, что он боится. Боится людей из колонн, боится смерти, но больше всего он боится неопределённости будущего. Ведь кто знает, что будет завтра и наступит ли это «завтра» вообще. Вот только вечно весёлая маска Джозефа, ставшая его новым лицом, почти смогла одурачить Цезаря. Иногда он и правда забывал, что внутри тела его друга две маленькие бомбы замедленного действия, что меньше чем через месяц Джозеф может погибнуть. Ты такой эгоист. Снова думаешь только о себе. Думаешь, только у тебя всё так плохо? Да твои проблемы ничто по сравнению с его. Не тебе же постоянно угрожает смертельная опасность. Не ты же можешь умереть в любой момент. — Но знаешь, наверное, было бы странно, если бы у меня не было кошмаров, — продолжил Джозеф, чему Цезарь был очень благодарен. Ведь голос Джоджо пусть и немного, но мог заглушить противный голос внутри головы Цезаря. — Всё-таки вся эта хуйня с этими пидорами из колонн тот ещё кошмар наяву. Было так непривычно слушать о кошмарах Джозефа. Нет, Цезарь уже давным-давно привык к тому, что Джоджо любит болтать без умолку и рассказывать историю всей своей жизни. Но раньше было не так. Пусть Джозеф говорил много, но возникало ощущение, что самое важное так и остаётся несказанным. Поэтому слушать о его переживаниях Цезарю было в новинку. На самом деле он и сам хотел поделиться кошмарами, но что-то его останавливало. О них Цезарь не рассказывал никому, даже Сьюзи, которая стала его лучшим другом, даже Лизе Лизе, которой он доверил всю свою биографию, даже Марку… Но Джозеф будто и не ждал слов Цезаря в ответ и лишь продолжал говорить о своих снах, а затем плавно перешёл к очередной невероятной истории из своей жизни. Цезарь и опомниться не успел, как Джозеф замолчал. Видимо, голос Джоджо настолько его успокоил, что сам того не заметив, Цезарь умудрился уснуть прямо на балконе. И если бы Джозеф не разбудил бы его, то проспал бы тут до рассвета. — Цез, кажется, я нашёл лекарство от твоей бессонницы, — довольно заулыбался Джозеф. Хотя по его уставшему взгляду было ясно, что он тоже вот-вот уснёт. — Завались. Но ты прав, нам обоим надо идти спать. Завтра тяжёлый день. — Не напоминай.

***

Как бы сильно Цезарь ни уставал на тренировках каждый день после ужина он помогал Сьюзи с уборкой. За время дружбы с ней это уже стало привычкой. Вот и сегодня Цезарь не стал изменять традиции и снова помогал подруге с посудой. Тем более в такие моменты Джозеф его не доставал, а это значит, что можно немного от него отдохнуть. Ну и посплетничать со Сьюзи о всяком. Они разговаривали обо всём подряд, но в последнее время диалог всё чаще и чаще заходил об одной-единственной теме. О чёртовом Джостаре, о ком же ещё. Снова и снова Цезарь ненароком упоминал его имя, снова и снова все возможные и невозможные темы возвращались к Джозефу, будто ничего на свете больше не существует. И это так раздражало Цезаря. — А что ты думаешь о Джозефе? — вот и сегодня вдруг спросил он, сам не зная почему. Разговор ведь был совсем не о том, но вновь в мыслях у Цезаря лишь Джозеф, Джозеф и только Джозеф. И на какой только ответ он рассчитывает? Хочет услышать, что Сьюзи он неинтересен? Или же наоборот, чтобы точно понять, что его жалкие надежды на отношения с Джозефом никогда не воплотятся в реальность. — О Джоджо? — удивлённо захлопала ресницами Сьюзи, явно не ожидала такого резкого перехода темы (хотя пора бы уже привыкнуть). — Ну он забавный парень. Шутки у него странные правда. А так… Сложно сказать. Мы слишком мало знакомы. А с чего это ты опять о нём спрашиваешь? Ты будто им одержим. Прям как влюблённая девица. Не ты ли недавно жаловался, что он тебя бесит? — Бесит до сих пор, — на автомате ответил Цезарь, хотя оба знали, что это неправда. — Мне просто интересно, что ты о нём думаешь, только и всего. Надеюсь, он тебя не обижает. — Обижает? Меня? — рассмеялась девушка. — Ой, шутник ты, Цезарь. Ты же знаешь, я могу за себя постоять. — Я и не сомневаюсь. Просто не хочу, чтобы этот придурок тебя расстраивал. — А мне кажется, что ты просто ревнуешь, — усмехнулась Сьюзи. — Не волнуйся, не собираюсь я его у тебя забирать. Такого Цезарь услышать совсем не ожидал. Что угодно, но не это. Неужели его чувства настолько очевидны? Неужели Джозеф был прав и у Цезаря всё на лице написано? И пусть такой ответ подтверждал надежды Цезаря о том, что Сьюзи не интересуется Джозефом в романтическом плане, но поверить в это Цеппели не мог. Что если это ложь во благо? Что если Сьюзи просто не хочет ранить Цезаря и решила уступить ему? Всё-таки Сьюзи слишком добрый человек и это вполне в её характере. Но Цезарь не мог поступить так жестоко. Он не мог просто взять и забрать счастье у своей подруги. Он же видит, всё прекрасно видит. Видит, что Джозеф и Сьюзи идеальная пара. И если бы они встретились в нормальных обстоятельствах, где никакие монстры из колонн не угрожают человечеству, то они бы сразу стали парой. Цезарь в этом уверен на сто, нет даже на двести процентов и ничто на свете не сможет убедить его в обратном. Даже сама Сьюзи. Что бы она ни сказала, всё для Цезаря будет звучать одинаково. Тебе и Джозефу быть вместе не суждено. — О чём ты? Чтобы мне нравился Джозеф? Это не смешно, Сьюзи, совсем не смешно, — нервно затараторил Цезарь, едва не задыхаясь от волнения. — Во-первых, мы оба парни, а парни должны любить девушек. Только так и никак иначе. Во-вторых, сейчас совсем не время для отношений, ведь на нас могут напасть в любой момент и отвлекаться на какую-то глупую влюблённость никак нельзя. Мы оба должны сохранять холодный рассудок и всегда быть готовы к битве. А в-третьих… Мы же о Джозефе говорим, в конце-концов. Он же ничего не воспринимает всерьёз! Всё для него лишь игра. И мои чувства тоже. Просто пустой звук. Если он узнает… Если узнает, то… Это будет конец! Он точно возненавидит меня. Когда Цезарь наконец закончил говорить, ответа от Сьюзи не последовало. Девушка лишь ошарашено смотрела на своего друга, не в силах и вымолвить и слова. Да и что тут вообще говорить? — Цезарь ты… — Нет, не отвечай. Я и сам всё знаю. Просто забудь этот разговор и всё.

***

Дни адских тренировок подходили к концу. День экзамена с Мессиной и Логгинсом уже завтра, а это значит, что и до последней битвы с людьми из колонн осталось не так много времени. А значит очень скоро Джозеф вернётся домой, на другой конец света. И покинет Цезаря навсегда. Пусть Джоджо и обещал, что даже когда всё закончится, они продолжат общаться и продолжат быть друзьями. — Мы же всегда можем писать друг другу письма. И я обязательно найду время, чтобы иногда навещать своего друга, — одной ночью сказал ему Джозеф. Но Цезарь знал, как это обычно происходит. Какое-то время они и правда будут общаться, но постепенно письма будут приходить всё реже и реже, пока Джозеф окончательно не забудет о нём и не перестанет писать их вовсе. И обещание навещать Цезаря так и останется невыполненным обещанием, за которое Цезарь будет держаться так, словно от этого зависит его жизнь. Он не готов попрощаться с Джозефом. И вряд ли когда-нибудь будет готов. И пусть Цезарь никогда не сможет рассказать ему о своих чувствах, но он всё равно хочет быть рядом с Джозефом. Просто быть с ним вместе и всё. Даже если они всегда будут лишь друзьями… «Ну почему всё именно так? Почему я полюбил именно его?» — в очередной раз пытался понять Цезарь. Но ответ был очевиден: Цезарь просто не мог не полюбить его. Он влюбился в него ещё в тот день, когда только увидел Джозефа в том проклятом ресторане. Влюбился в его слишком громкий голос, в его слишком выразительные глаза, в его слишком широкую улыбку… Да даже его несмешные шутки и миллион дурацких прозвищ, даже их Цезарь успел полюбить и не променяет ни на какие богатства мира. «Что же ты делаешь со мной, Джоджо? Ну зачем ты сводишь меня с ума?» Цезаря тянуло к Джозефу словно магнитом. И если бы не стальная выдержка Цеппели, он бы давным-давно сорвался. Хотя о какой выдержке может идти речь, раз день за днём голову Цезаря наполняет тысяча мыслей о Джозефе? Тысяча мыслей и почти ни одной приличной. Цезарю хотелось не просто быть вместе с Джозефом. Этого было уже недостаточно. Ему хотелось прикоснуться к нему. Руками, губами, зубами… Чем угодно. Да хотя бы самыми кончиками пальцев. Хотелось ощутить Джоджо как можно ближе. Так близко, как только возможно, чтобы даже атомов между ними больше не осталось (и плевать, что это физически невозможно). Хотелось слиться с ним в единое целое, раствориться в нём без остатка, исчезнуть в нём и забыть обо всём на свете. Какие его губы на вкус? Какая на ощупь его кожа? Насколько громкими будут его стоны? Воображение Цезаря в самых ярких красках нарисовало это всё. Но как же хотелось воплотить эти фантазии в реальность. Как же хотелось действительно поцеловать Джозефа. Его соблазнительно пухлые губы, почти постоянно спрятанные за маской. Его густые брови, которые так мило хмурятся, когда Джоджо чем-то недоволен. Его нежные веки, которые точно будут очаровательно подрагивать от каждого касания губ Цезаря. Его щёки, покрытые бесчисленным множеством созвездий веснушек. Его горячую кожу со всеми синяками и ссадинами от тренировок. Его странное родимое пятно в виде звезды. И Цезарь мечтал не только о невинных лёгких поцелуях. Этого недостаточно. Хотелось целовать Джозефа так страстно и глубоко, чтобы полностью прочувствовать его невероятный вкус. Ощутить мягкость его бархатных щёк изнутри, изучить каждую ямку и выемку зубов, сплестись языками в страстном танго. Целовать так глубоко, чтобы можно было задохнуться. Хотелось зацеловать каждый сантиметр его тела. Зацеловать, а затем покрыть засосами и укусами. Искусать его так, чтобы на нём живого места не осталось. Чтобы весь мир видел, что Джозеф принадлежит Цезарю и только Цезарю. От одних лишь мыслей о подобном возбуждение накатывало с невероятной силой. Эти грязные фантазии были такими яркими, будто Джозеф и правда сейчас в объятиях Цезаря и позволяет ему делать с собой всё что угодно. И не просто позволяет. Позволяет и наслаждается этими укусами-поцелуями. Наслаждается этой сладкой болью. И жаждет большего. «Наверняка, его стоны будут такими же громкими, как и сам Джоджо, — с улыбкой подумал Цезарь, пока его рука неосознанно потянулась к промежности. — Он такой громкий, что весь остров услышит, как он кричит от наслаждения». Наверное, это единственная ситуация, когда Цезарь не хотел бы затыкать Джоджо. Ведь эти стоны, больше похожие на крики, словно музыка для его ушей. И он хотел бы слушать эти стоны вечно. До тех пор, пока Джозеф совсем не охрипнет. До тех пор, пока больше не сможет издать ни единого звука. А какое у Джозефа будет выражение лица… Опухшие от постоянных поцелуев и блестящие от слюны губы. Затуманенный похотью взгляд, умоляющий о большем. И Цезарь даст Джозефу это «большее». Ему и самому мало поцелуев и касаний. Хотелось почувствовать Джозефа изнутри. Хотелось ощутить, как горячие стенки Джоджо крепко сжимают его пульсирующую плоть будто капкан. Сжимают так сильно, что лишь от этого ощущения можно кончить. А может, и почувствовать Джозефа внутри себя, Цезарь так и не определился. Оба варианта звучали слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы воплотиться в реальность. — Господи, да что же я творю? — осознание ударило Цезаря словно молния. И в очередной раз ему стало противно от самого себя. Какой же ты мерзкий. Мало того, что рукоблудие само по себе грех, так ты ещё занимаешься этим думая о мужчине. Отвратительно. — Замолчи, — прошипел Цезарь, чувствуя как скручивает его желудок и горькая желчь медленно поднимается ко рту. Вот только как бы противно ни было Цезарю, его рука и не думала останавливаться. Быстрее. Жёстче. Всё ближе и ближе к разрядке. И даже сейчас Цезарь жалел лишь об одном — лучше бы это была не его рука, а рука Джоджо. А ещё лучше рот. А ещё лучше задница. Быстрее. Быстрее. Ещё быстрее. От наслаждения Цезарю сносило крышу. А перед глазами мелькал Джозеф, Джозеф и только Джозеф. Его глаза-хамелеоны, не то лазуриты, не то малахиты. Его сияющая словно летнее солнце улыбка. Его каштановый вихрь волос. Его прекрасное сильное тело, сравнимое с древнегреческими богами. И вместо назойливого собственного голоса в голове Цезаря звучал звонкий смех Джоджо. Его сладкие стоны. Его сдавленные крики. Было так хорошо, будто Цезарь умер и вознёсся на небо. Было так хорошо, будто он заново родился, словно феникс восстал из пепла. Будто вместе со спермой из тела Цезаря выплеснулись все его тревоги, страхи и сомнения. Но вдруг на смену эйфории пришло отвращение. Лишь за одно мгновение Цезарю стало так плохо, насколько ему было хорошо лишь пару секунд назад. Так противно и мерзко от самого себя, что хотелось умереть. А лучше просто исчезнуть без следа, забрав все свои грехи в небытие. Ведь никакие молитвы не способны очистить его душу. Сколько бы Цезарь ни молился — прощения и искупления получить он не сможет. Потому что он понимает, что снова сорвётся. И не раз. Ведь это минутное наслаждение слишком восхитительно, чтобы отказаться от него. И от этого осознания было только хуже. Если до этого желудок Цезаря лишь немного скручивало, то теперь его несчастный орган будто бился в конвульсиях, словно бомба, которая вот-вот взорвётся. А внутри было так горячо, будто внутри Цезаря разгорелся самый настоящий пожар. Так горячо, что его внутренности будто плавились. Будто он горел заживо. Вязкая слюна заполнила рот, заставляя Цезаря снова и снова сглатывать. Но всё тщетно, ведь с каждой секундой этой гадкой горькой слюны было лишь больше. Больно. Жарко. Тошно. Так тошно от собственной слабости. Он ведь поддался искушению. Поддался греху. И не просто поддался — потерял рассудок от похоти. Так тошно от собственных желаний. От своего неправильного влечения к Джозефу. От своей извращенной любви. Так тошно, что сдерживать рвоту было невозможно. Цезаря рвало долго. Так долго, что в желудке уже ничего не осталось, но горло снова и снова болезненно сжималось в тщетных попытках извергнуть из себя что-то ещё. Будто вместе с содержимым желудка Цезарь пытался избавиться от всех своих грязных мыслей. Будто он хотел выблевать собственную грешную душу, настолько грязную, что её уже не очистить и единственное спасение — избавиться от неё. Но облегчение всё не приходило. С каждым рвотным позывом Цезарь чувствовал себя всё более и более мерзким. Он был опустошён во всех смыслах, но даже это не смогло его очистить. Ведь даже теперь в его проклятой голове был Джозеф… Может, однажды Цезарь всё же сможет воплотить свои фантазии в реальность? Может, хотя бы на одну ночь он сможет испытать всё это по-настоящему. Лишь одна ночь — большего Цезарю и не надо. Вот только исполнить эту отчаянную мечту невозможно.

***

Смотреть Джозефу в глаза на следующий день было невыносимо. Цезарю казалось, что Джозеф снова обо всём догадался. Снова читает все его грязные мысли. И снова мысленно осуждает. Его взгляд — рентгеновские лучи. И под ним Цезарь чувствует себя словно вскрытое тело на столе у патологоанатома. Полностью раскрытым и уязвимым. Все его самые страшные тайны на виду и спрятать их невозможно. Но почему же голос Джозефа звучит с такой теплотой? Почему его пожелание удачи перед экзаменом звучит так искренне? Почему его взгляд наполнен не презрением и осуждением, а нежностью и добротой? Этот чёртов Джостар точно сведёт Цезаря с ума. А может и в могилу, ведь от этого «удачи на экзамене» всё внутри Цезаря затрепетало и стало так тепло и приятно, так легко и хорошо, будто он заново родился. — И без твоей удачи справлюсь, — но вместо ответного пожелания с языка Цезаря сорвались совсем другие слова. Правда судя по довольному выражению лица Джозефа, он смог расшифровать эти слова правильно. — Ну конечно, о великий мастер хамона. — Иди уже. А то опоздаешь. И хотя бы раз будь серьёзен, ладно? — Я всегда серьёзен. Можешь не волноваться. — Я и не волнуюсь, идиот! — но предательски заалевшие щёки и кончики ушей говорили об обратном. Но, к счастью, Джоджо не стал больше донимать его и всё-таки направился к Логгинсу. Мысли о Джозефе не покидали Цезаря и на экзамене. Пусть он успешно блокировал все атаки Мессины и ещё более успешно атаковал сам, но это всё было словно на автомате. Тело двигалось само по себе будто отлаженный механизм, а сознание Цезаря было далеко-далеко, на другом острове, где сейчас должен проходить экзамен Джозефа. Когда Мессина остановил его и сообщил об успешном завершении последнего испытания, первой мыслью Цезаря было проверить, как там дела у Джоджо. Почему-то результаты Джоджо волновали его больше собственных. И такое странное поведение не осталось незамеченным. — Ну и ну, тебя правда больше беспокоит этот идиот? Разве ты не рад, что сам прошёл своё испытание? — Конечно, рад. Просто… — Цезарь не знал, как это объяснить. Джозеф стал его путеводной звездой, благодаря нему Цезарь и сам достиг такого невероятного прогресса за столь краткий срок. Три недели — почти ничто, но навыки Джозефа и Цезаря совсем не те, что раньше. Прям небо и земля. — Если бы не Джоджо, я бы не смог достигнуть таких успехов. Я просто не мог позволить стать ему сильнее, вот и тренировался как проклятый. И может, он и правда идиот, но… Пусть по нему и не скажешь, но он хороший человек. — Надо же, если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты влюбился. Ты не так-то легко заводишь друзей, но когда это случается… Хуже любой бабы, честное слово. «Неужели и правда так заметно?» — испугался Цезарь. Всё-таки не так давно и Сьюзи говорила нечто подобное. Неужели… Неужели весь мир знает о его самом страшном секрете? Но все эти страхи исчезли, стоило Цезарю увидеть Джозефа. Дела у него были совсем плохи, ведь вместо Логгинса его противником стал Эйсидиси, один из людей из колонн. Хотелось бросится ним на помощь сию же секунду, но Мессина не позволил. — Это бессмысленно. Он слишком далеко, мы не успеем. Нужно вернуться к Лизе Лизе и защитить камень Эйши. Звучало разумно, но Цезарь так хотел ослушаться своего учителя. Хотя бы раз. Хотя бы сейчас. Ведь может, он и правда сможет помочь? Хотя бы немного. Ведь если… Если с Джоджо что-то случится, Цезарь окончательно потеряет рассудок. Только не ещё одна смерть. Только не ещё одна могила на кладбище Цезаря. — Верь в Джозефа, — продолжил Мессина, заметив, что Цезарь всё равно собирается идти за Джоджо. — Он обязательно справится. Ты же его знаешь. Этот дурак весьма смышлёный, придумает очередной гениальный план и с лёгкостью победит. Цезарю очень хотелось в это верить, но верилось с трудом. Однако спорить с наставником он не мог, поэтому ему пришлось довериться невероятной удаче Джозефа.

***

Когда-то Джозеф назвал своё родимое пятно своей счастливой звездой. Тогда Цезарь лишь горько усмехнулся, ведь он знал о проклятии рода Джостар. И дед и отец Джозефа ведь погибли ещё совсем молодыми. Слишком молодыми. Едва успели почувствовать вкус жизни и уже смерть. Да и сам Джозеф в последние месяцы то и дело находится на волоске от гибели. Так что эта звезда на плече какая угодно, но точно не счастливая. Или всё-таки счастливая? Ведь Джоджо, как и предполагал Мессина, выжил в битве с Эйсидиси. И не просто выжил, а одолел его. И при этом почти не пострадал. Чудо, не иначе. Стоило только Цезарю увидеть Джозефа живым и невредимым, ему захотелось наброситься с объятиями и не отпускать больше никогда. И такое странное желание возникает у него уже далеко не впервой. И с каждым разом оно лишь сильнее. Но воплотить это дерзкое желание, к счастью (или к сожалению?) не удалось, ведь оказалось, что битва с Эйсидиси ещё не окончена. От него остался лишь мозг и немного сосудов с нервами, но даже этого хватило, чтобы взять под контроль Сьюзи. А ведь без хамона человек совершенно беззащитен перед людьми из колонн. Но самое страшное — чтобы победить Эйсидиси придётся пожертвовать жизнью Сьюзи. Пусть Цезарь и немного (на самом деле очень даже много) завидовал ей, ведь Джозеф заинтересован именно ей, а не Цезарем, но ненавидеть её за это Цеппели её не мог. И тем более не желал ей смерти. Как только можно ненавидеть такую замечательную девушку? И пусть её смерть может помочь человечеству выжить, для Цезаря это была слишком высокая плата. Он бы целый мир отдал ради её спасения. Готов был пожертвовать собой ради неё. Вот только спасти Сьюзи невозможно. Или всё-таки возможно? Идеи Джозефа по большей части до смешного нелепы, но вместе с этим они поистине гениальны. И именно его идея и позволила совершить невозможное. Убить Эйсидиси и спасти Сьюзи одновременно. Но Цезаря поразило совсем не это. За время тренировок он успел привыкнуть к образу мышления Джоджо и к его странным идеям. Но то, как хорошо они работают вместе — вот это действительно шок для Цезаря. Они действовали как единое целое, как слаженный механизм. Движение одного было продолжением другого. Да даже ритм их дыхания был абсолютно одинаковым. Идеальная синхронизация. Будто у них было одно сознание на двоих. Будто бы это резонанс их душ. «Может, у меня всё-таки есть шанс?» — с надеждой подумал Цезарь. Вот только эта надежда умерла чуть ли не в момент своего рождения. Ведь снова взор Джоджо обращён в сторону Сьюзи. Снова его улыбка светит для неё. А это обещание… Лишь пара слов. Но от этого «Дождись меня, Сьюзи» сердце Цезаря вновь разбилось на куски.

***

А дальше всё завертелось в безумнейший водоворот событий. Дорога в Санкт-Мориц, столкновение с немцами, сражение с Карсом за камень Эйши… Всё происходило так стремительно, будто само время ускорило ход. Кажется, Цезарь, Джоджо, Лиза Лиза и Мессина совсем недавно прощались со Сьюзи в Венеции, и вдруг они уже в снежной Швейцарии совсем рядом с логовом врагов. Кажется, ещё секунду назад было раннее утро и вот уже успела наступить ночь. И эта ночь была наполнена тревогой, страхом и предвкушением. Цезарь чувствовал, что совсем скоро всё закончится, что эта ночь — последняя передышка перед финальной битвой. Ещё одна ночь и его месть наконец-то свершится. И Цезарь одновременно желал и боялся завтрашнего дня. Что если завтра их ждут лишь провал и смерть? Что если все эти тренировки были бессмысленны и лишь оттягивали неизбежное? Что если все их усилия были напрасны? Из-за этих тревожных мыслей Цезарь всё никак не мог уснуть. И в этом он был не одинок, ведь Джозеф тоже мучался от бессонницы. Снова. — Чего тебе? — проворчал Цезарь, стоило только Джоджо появиться на пороге его комнаты. — Уснуть не могу. Не идёт сон и всё. — А я тут причём? Хочешь, чтобы я колыбельную тебе спел или сказку на ночь прочитал? Диалоги Цезаря и Джозефа всегда были такими. Они всегда были наполнены колкостями, глупыми шутками, а иногда и вовсе оскорблениями (но эти оскорбления стали уже такими родными, что разговоры без них уже не те). Но в этот раз Джоджо проигнорировал реплику Цезаря. — Можно поспать сегодня с тобой? Пожалуйста? Услышав такое, Цезарь решил, что ему всё-таки повезло уснуть. Ведь не каждый день увидишь вежливого Джозефа. На самом деле это не первый раз, когда Джозеф ведёт себя странно (тот разговор на балконе до сих пор не даёт Цезарю покоя). Но может, такой Джоджо и есть настоящий? Может, не такой уж он и беспечный на самом деле? Может, за его вечно счастливым и смеющимся лицом скрывается нечто большее? — Ладно, только не вздумай толкаться. И не смей отбирать одеяло. Будешь мне мешать — вышвырну! Ты меня понял? Цезарь ожидал услышать что-то вроде: «Конечно, Цезарино, я буду хорошим мальчиком», но в ответ Джозеф лишь мягко улыбнулся и с несвойственной ему аккуратностью лёг на кровать. Чуть ли не на самый краешек. — Нормально ложись давай. Хочешь свалиться с кровати во сне? Не особо хочется просыпаться посреди ночи от грохота. — Ты такой заботливый, — а вот это уже походило на прежнего Джоджо. Но лишь отдалённо, ведь вопреки ожиданиям Цезаря Джозеф не стал занимать всю кровать и оставил место для Цеппели. Через пару минут Джозеф уже спал. Будто все его тревоги и страхи испарились, стоило только его голове коснуться подушки. «Счастливый. Я бы тоже хотел просто взять и уснуть», — подумал Цезарь, разглядывая спящего Джоджо. Этот Джозеф так отличался от бодрствующего. Такой тихий и умиротворённый, будто совсем другой человек. И сейчас он выглядел таким маленьким и беззащитным, что Цезарю хотелось крепко-крепко обнять его и защитить от всех ужасов этого жестокого мира. Забрать всю его боль и печали себе, лишь бы никогда не видеть на лице Джозефа грусти. Лишь бы никогда не видеть его слёз. Но ещё больше Цезарю хотелось поцеловать Джозефа. Он был слишком близко. Так близко, что Цезарь ощущал на своих губах тёплое дыхание Джоджо. Между ними были жалкие сантиметры, которые так хотелось превратить в ничто. И один-единственный раз Цезарь решил поддаться искушению. Ещё один секрет. Ещё один грех. Ещё одно предательство. Но сейчас всё это стало для Цезаря неважно. Он бы предал хоть целый мир, если бы это позволило целовать Джозефа вечно. Этот поцелуй длился едва ли секунду, но за эту секунду Цезарь испытал все возможные и невозможные чувства. Это мимолётное прикосновение губ к губам едва ли можно назвать настоящим поцелуем, но для Цезаря это было нечто невероятное. Ещё никогда он не испытывал ничего подобного. Пусть он перецеловал добрую половину девушек Рима и Венеции, но ни одна из них не сравнится с Джозефом. Ведь его губы были слаще самого сладкого мёда. И как же хотелось прикоснуться к ним вновь и выпить этот пьянящий нектар до последней капли. Может, это и называют любовью? Может, этот недопоцелуй так хорош лишь по той причине, что это именно Джозеф? Но прикоснуться к этим сладким губам вновь Цезарю было не суждено. Стоило ему только подумать о том, чтобы снова поцеловать Джозефа, тот тут же пошевелился во сне. Лишь одно единственное едва заметное движение, но Цезарю показалось, что его жизнь окончена. Сейчас Джозеф проснётся и их и без того хрупкая дружба рассыплется на тысячу мелких осколков. «Ну и зачем я это сделал? Разве стоил этот чёртов поцелуй сломанной дружбы?» — паника захватила Цезаря с головой. Сердце бешено стучало в груди, так и норовя взорваться. Ему хотелось повернуть время вспять и заставить себя из прошлого одуматься и сдержать свои греховные желания. Но ещё больше хотелось остановить миг поцелуя на целую вечность. Вот только вопреки страху Цезаря, Джозеф так и не проснулся. «Он правда ничего не заметил? Или просто делает вид?» — но паника никуда не делась. Наоборот, она накатила с новой силой. Невозможно дышать, невозможно думать, невозможно испытывать что-то кроме боли. Каждая клеточка тела Цезаря будто билась в агонии, а водоворот тревожных мыслей в голове только усиливал эту агонию. Правильный ритм дыхания несмотря на все тренировки Цезаря оказался забыт. И вместо спокойных вдохов и выдохов из его груди вырывались сдавленные хрипы. Цезарь задыхался от паники. Задыхался от собственной беспомощности. Но вновь его панику смог утихомирить хамон. Как и тогда, несколько лет назад, Цезарь почувствовал лёгкое прикосновение к своей груди (к своему сердцу) и приятное тепло хамона, растекающегося по всему его телу. Только в этот раз это был не хамон Лизы Лизы, а хамон Джоджо. — Кошмар? Цезарь не хотел отвечать. Он просто не знал, как ответить. Он просто не мог подобрать правильных слов. — Не волнуйся, теперь всё хорошо. Ты живой, я тоже. А остальное и не важно, — голос Джозефа и правда успокаивал, но что-то всё равно не давало Цезарю покоя. — Или… Ты волнуешься о завтрашнем дне? — Конечно, волнуюсь, — наконец, Цезарь нашёл в себе силы ответить. — Только дурак бы не волновался перед такой важной битвой. — Но мы же справимся, — улыбнулся Джоджо. И эта искренняя улыбка разбивала Цезарю сердца. Ведь не достоин он этой улыбки. — Так что не накручивай себя и спи давай.

***

Всё следующее утро было максимально неловким. Пусть Джозеф и вёл себя так, будто и правда не почувствовал того поцелуя, будто и правда не догадался об истинных чувствах Цезаря, но Цеппели всё никак не мог успокоиться. Ведь где гарантия, что Джоджо не притворяется? Где гарантия, что Джозеф не ненавидит Цезаря? Где гарантия, что их дружба всё ещё не разрушена? Но не только из-за этой неловкости утро было тревожным. Наконец-то пришёл день, когда Цезарь сможет отомстить людям из колонн за смерть отца. Карс прячется совсем рядом. Так близко, что на языке уже чувствуется вкус победы. Стоило лишь войти в его логово, сразиться с ним и победить. Пусть месяц назад победа над сверхсуществами, стоящими на вершине эволюции, казалась нереальной, но теперь у человечества есть шанс на спасение. Оба, и Джозеф и Цезарь, стали гораздо сильнее, а это значит, что они точно смогут победить. Цезарь уверен в этом на все сто процентов. Тем более они в более выгодном положении. Сейчас был почти полдень, а это значит, что люди из колонн сейчас слабее всего. К тому же у них явно численное преимущество. Даже если кроме Карса в отеле прячется и Вам, воинов хамона четверо. Все шансы в пользу людей. Вот только почему Джозеф считает иначе? Слово за слово началась ссора. Цезарь не знал, почему он так злится, но ничего поделать со своим гневом он не мог. Он просто не мог поверить в то, что Джоджо не понимает его (или не хочет понимать?). Слово за слово началась драка. Цезарь и опомниться не успел, как стал наносить удар за ударом. Гнев затуманил его рассудок, заставил забыть обо всем кроме собственной ярости. И осознал произошедшее он только тогда, когда Лиза Лиза и Мессина оттащили их с Джозефом друг от друга. А если бы их тут не было? Остановился бы тогда Цезарь? Или они с Джозефом бы просто поубивали друг друга в порыве злости? — Я запрещаю идти одному, это приказ, — вдруг сказала Лиза Лиза. Смысл её слов едва ли дошёл до Цезаря. Но когда он осознал, что именно сказала его наставница, ярость закипела с новой силой. — При всём уважении, я не могу подчиниться. Я одолею людей из колонн, чего бы мне это не стоило. Даже если это последнее, что я сделаю. И никто не сможет остановить меня. Даже вы. Не дожидаясь ответа, Цезарь спрыгнул с балкона и направился к злополучному отелю.

***

Сейчас, оглядываясь назад, Цезарь понимает, насколько глупой была эта ссора. Обычно это он называл Джозефа несерьёзным ребёнком, но тогда именно Цеппели поступил по-детски. Поддался собственному гневу и совсем потерял голову. Вот и поплатился за это сполна. Поплатился собственной жизнью. За свои двадцать лет Цезарь совершил много ошибок, слишком много. Настолько много, что их и не сосчитать. Но может, хотя бы в последний миг своей жизни Цезарь сможет сделать хоть что-то правильное. Может, хотя бы его последний хамон не будет напрасным и сможет помочь Джозефу одолеть проклятых людей из колонн. Сил едва хватало на то, чтобы просто встать, но Цезарь каким-то чудом смог добраться до Вама. — Прекрати. Ты не в том состоянии, чтобы сражаться. Сам Вам тоже выглядел побитым и израненным. В его громадном теле тут и там зияли дыры, а крови он потерял не меньше, чем Цезарь. Казалось бы, вот он шанс наконец-то его одолеть. Вот только Вам явно в более выгодном положении, ведь в отличие от Цезаря он всё ещё может стоять. Каждое движение отдавалось болью. Руки и ноги были такими тяжёлыми, будто они весят не меньше тонны, дыхание давным-давно сбилось, а сознание то и дело пыталось покинуть Цезаря. Но он не сдавался и продолжал упрямо наносить удар за ударом. Но эти отчаянные атаки для Вама были не больше чем назойливые мухи. Он мог отмахнуться от них в любой момент. И прикончить Цезаря так легко, будто он и правда лишь крошечное насекомое. Но Цезарь атаковал не ради этого. С такими ранами ему и правда не победить. Но всё-таки кое-что сможет сделать даже он. Его хамона хватит ещё на один приём. И этот приём Цезарь собрался использовать, чтобы забрать кольцо с антидотом для Джоджо. «Этого мало, чертовски мало. Но пусть это тебе поможет, Джоджо. Хотя бы немного. Ведь большего сделать я уже не смогу», — подумал Цезарь, сжимая это кольцо в дрожащих руках, будто это самое ценное, что вообще может существовать. И для Цезаря это и правда самая важная вещь в мире, ведь от неё зависит жизнь Джозефа. Жалких остатков хамона хватило лишь на создание одного-единственного кровавого пузыря. И этот алый пузырь с банданой Цезаря и кольцом станет последним подарком для Джозефа. Последним, что Цеппели совершит в этой жизни. — Прими этот хамон, Джоджо! — из последних сил закричал Цезарь, прежде чем замолчать навсегда, так и не узнав, получил ли Джозеф его последний дар. Но пусть ответа он и не услышал, Цезарь уверен, что его жертва была не напрасна.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.