Цена жизни

      Это было как минимум странно. Всего лишь два дня назад он стоял с ними в одном ряду, отдавая честь командованию ― был одним из них, а теперь стал злейшим врагом, которому никогда не получить прощения. Но он всё же постарается это изменить.       Бертольд Фубар, бывший рядовой разведотряда, а ныне предатель-титан, медленно, но уверенно шёл по тёмному коридору в сопровождении недружелюбно настроенного конвоя. Оно и понятно, ведь не каждый день выясняется, что один из подающих надежды новобранцев является Колоссальным Титаном. В глазах мужчин ненависть, но нападать они не торопились. То ли дело в испытываемом страхе перед загадочным врагом, который набрался наглости и заявился прямо в главный штаб разведки, то ли в отсутствии приказа.       Сам же Бертольд олицетворял собой эталон невозмутимости. Взгляд самого замкнутого кадета из сто четвертого отряда сейчас был подобен ледяной корке, сквозь которую не суждено пробиться ни одному лучику света надежды. Парень просто шёл навстречу своей судьбе, которую сам для себя выбрал.       «Давай же, ради друзей! ― повторял предатель сам себе от самых ворот крепости. ― Ты должен это сделать, чтобы они жили».       Шаг, ещё один. Тело тяжелело с каждой секундой, ноги немели, хотелось остановиться, но молодой воин все равно шёл вперед, продолжая как мантру повторять эти две короткие фразы. Так становилось легче выстроить психологический щит, чтобы не сойти с ума.       И вот перед Бертольдом появилась тяжёлая дубовая дверь, за которой, он точно знал, находятся люди, что не упустят возможности полоснуть по его шее стальным клинком. Уж слишком много боли и зла, хоть и нежеланного, принёс им подросток, чтобы простить такой поступок.       «А может, я зря пришел? ― мелькнуло в его голове. ― Райнер вряд ли проживет здесь и несколько дней, а Анни они всё равно не отпустят. Дурак! Нужно было оставаться в том лесу и выхаживать этого идиота! Если бы он не начал болтать, ничего бы не случилось».       Фубар прикусил язык и тяжко вздохнул. Друга уже могло не быть в живых, а он тут порочит его добрую память. Та стая, посланная Эреном, чуть не прикончила их обоих, и даже Имир, вовремя пришедшая на помощь, мало что смогла сделать. Четыре сломанных ребра, чуть не проткнувшие легкие, откушенная ступня левой ноги и вырванная из плеча правая рука ― вот сжатый перечень повреждений, которые получил Бертольд. Бронированный же Титан просто превратился в кусок обглоданного мяса, вырванный прямо из шеи своего гигантского тела. Из целых конечностей у добродушного Райнера осталась только часть плеча, переходящего в жалкий обрубок левой руки, а кости были сплошь переломаны.       Берт до сих пор не мог отделаться от этой жуткой картины: бледный, как только что выпавший снег, Браун на руках у Имир-титана. Окровавленный, поверженный, сломленный. Из глаз воина текли горькие слезы, ведь на большее он был теперь не способен ― позвоночник лазутчика оказался перебитым в двух местах.       ― Заходи, тварь! Чего стал?! ― зло гаркнул конвоир и устрашающе лязгнул лезвием клинка для убийства титанов, стараясь показать серьезные свои намерения.       И этот незамысловатый жест заставил пробудиться совсем другого, непривычного Бертольда. Боль моментально перевоплотилась в ярость и наполнила его душу до краев, заставив не совсем адекватный огонек жажды крови засиять в глазах. Но он так же быстро потух, когда подросток осознал, что прижимает опытного воина к стене, как тряпичную куклу, а трое других в ужасе отошли на несколько шагов.       ― Трусы, ― тяжело дыша, бросил титан, смахнул выступивший на висках пот и небрежно толкнул плечом дверь. Нервы начали сдавать слишком рано, а впереди ещё были трудные переговоры.       Незваного гостя уже давно ждали. В тёмном помещении подземелья, переоборудованного под удобный бункер, в тусклом свете немногочисленных свечей собрались некоторые бойцы Крыльев Свободы. Израненные, уставшие, но не сломленные. В каждом из этих силуэтов Берт видел воплощение силы и решимости с примесью ненависти, и от этого становилось только хуже.       Первым на глаза попался Жан. Молодой солдат стоял, прислонившись спиной к стене, и даже не взглянул в сторону вошедшего. Время от времени он закусывал губу, то ли борясь с желанием напасть на предателя, то ли пытаясь скрыть приступы боли от недавнего ранения. Лишь поблескивающая сталь в его руках помогала определить истинное намерение разведчика.       Чуть поодаль на простеньком диванчике расположилась неразлучная троица: Микаса, Армин и Эрен. Юный тактик так и застыл над какой-то картой, ничем не выдавая, что боковым зрением всё-таки наблюдает за парламентером. Фубар даже напрягся от такого отношения к себе и мысленно пообещал держать себя в руках и не идти на поводу у этого слабого физически, но чертовски хитрого мальчишки: память о недавнем трюке с заговариванием зубов была слишком свежа.       Захотелось тут же напасть и отомстить за собственную глупость, но настороженный взгляд Микасы, хладнокровной телохранительницы своих друзей, заставил передумать. Эту невозмутимую девушку Колоссальный Титан считал чуть ли не такой же опасной, как Анни. Бертольд прекрасно осознавал, что стоит ему проявить хоть капельку неуважения к здесь присутствующим или, что будет крайне глупо, агрессию ― и он никогда больше не покинет эту комнату.       «Эта кошка не даст мне и слова сказать, если подумает, что я снова пришел за Эреном», ― напомнил себе парень и продолжил осмотр.       Следующим был именно Эрен. Всегда по-детски задумчивый или раздражительно-пафосный, сейчас Йегер пронзал бывшего друга невозмутимым взглядом, как будто видел впервые. Ни злости, ни пренебрежения ― всего лишь равнодушие, от которого хотелось впасть в отчаяние.       «Достойно Координаты», ― горько усмехнувшись, Берт всё-таки сделал шаг вперед, но был тут же остановлен тонким лезвием у своего горла.       ― Не так быстро, ― когда-то жизнерадостный женский голос сейчас было не узнать, как и его обладательницу. Фубару пришлось изловчиться, чтобы скосить глаза, не показав признаков злобы, и получше рассмотреть майора Зоэ. Увиденное заставило непроизвольно вздрогнуть.       Всего два дня назад Ханджи можно было назвать миловидной, даже привлекательной женщиной, которая, возможно, была несколько шумной, но тем самым заставляла солдат почувствовать, что значит жизнь ― она олицетворяла собой солнце в это безжалостной стране тьмы и смерти. Теперь же от той увлечённой исследовательницы не осталось и следа. Всё лицо, шея и руки, которые крепко сжимали стальной клинок, были замотаны во множество тряпок, заменяющих бинты, а в глазах горела лишь одна эмоция ― желание расчленить недруга.       «Ожоги от моего пара? Так они не заживут, а от этой грязи станут гнить», ― затаив дыхание, подумал гость. На секунду ему показалось, что женщина сейчас совершит задуманное и проведет лезвием по его горлу, но это не испугало. Совсем наоборот ― стало как-то спокойно и легко на душе, прямо как птице, выпущенной из клетки. Но, к сожалению, смерть для бывшего разведчика превратилась в слишком большую роскошь.       ― Приложите тёртый картофель или морковь, ― как-то само собой вырвалось у Фубара, от чего все присутствующие насторожились ещё больше, а Зоэ отпрянула в сторону, уставившись на советчика во все глаза. Радовало только то, что прекрасный взгляд из-за встречи с чем-то новым засиял, как прежде. ― А ещё поможет мазь из календулы, ― немного увереннее продолжил титан и попытался выдавить натянутую улыбку. ― Должно пройти через несколько дней. Я дрался не в полную силу… Извините.       ― Не извиняем! ― а вот этот бесстрастный голос действительно заставил Бертольда задрожать. Прямо из тьмы, а точнее, из затемнённого угла, на него начал надвигаться невысокий человек. Угрожающе так приближаться, с хорошо обозначенной позицией к дальнейшему действию, подкреплённой пугающей усмешкой.       Даже новобранцы, которые сейчас были ни в чем не виноваты, занервничали ― уж слишком непривычным казался теперь сильнейший воин человечества. Чуть прихрамывая, он медленно приближался к застывшей в нерешительности жертве, а тихий щелчок замка двери как бы намекнул, что предателю уже нет пути назад.       ― Смелее, ― шепнул себе Бертольд и всё же нашел силы посмотреть капралу в глаза. О, как же это было тяжело! Холод сковал разум запутавшегося парня, а сердце, которое до этого билось пугающе медленно, начало отбивать ритм чечётки. Захотелось провалиться сквозь этот каменный пол, забиться в какой-нибудь неприметный уголок и тут же скончаться, пусть даже в страшных муках.       ― Что ты там бормочешь, мразь? ― холодно спросил Ривай, вкладывая в эту короткую фразу всю ненависть, что бушевала в его израненной душе. Но выдержка и жёсткое уличное воспитание взяли верх: мужчина отринул эмоции и вновь прислушался к голосу разума, который без устали твердил, что рядовой Бертольд Фубар вернулся не просто так.       ― Я пришел… ― титан не выдержал и отвел взгляд. Перед внутренним взором пролетели эпизоды из жизни. Счастливые и драматичные, улыбки и смех, смерти и кровавые битвы ― но почему-то все они обратились в образы окровавленного Райнера и корчащейся от боли Анни. И это послужило настоящим толчком к прыжку в бездну.       ― Я пришел, чтобы предложить сделку, ― скороговоркой отрапортовал предатель, подавив дрожь в голосе. ― Моя жизнь в обмен на безопасность Райнера и освобождение Анни.       ― Да как ты смеешь? Из-за тебя столько наших полегло! ― Жан, не выдержав, попытался атаковать Берта, но тут же был остановлен обессилевшим, но до сих пор хранящим стальные нотки голосом.       ― Это всё, что ты можешь предложить? ― казалось, сами стены спросили это у гостя, но Бертольд точно знал, чувствовал, что вопрошающий не ждет ответа. Невидимый собеседник просто старался сохранить крупицы ускользающей от него жизни и сделать их полезными для окружающих ― сыграть нелегкую роль предводителя до конца. И это заставляло опального солдата ещё больше уважать бывшего командира.       ― Не совсем, ― Бертольд произнес заветное слово слишком быстро, но это не смутило командора Смита. ― Я могу вылечить ваши раны.       ― Подойди, ― короткий приказ без тени надежды, как и полагается истинному предводителю.       Смит не юлил и не издевался над смутившимся врагом, быть может, потому, что чувствовал: он уже не жилец. Да, ему всё ещё подчинялись, с ним продолжали советоваться, хотя эта фальшивая игра уже порядком поднадоела. Мужчине было больно видеть своих подчиненных, нет, самых близких людей, такими. Разведчики, прошедшие с ним испытание кровью и смертью, бессовестно шептались по углам о плачевном положении дел, а перед ним глупо улыбались. Даже Ривай старался быть не такой язвой, каким был на самом деле, и это действовало на нервы. Хотелось подняться с этой чертовой кровати и хорошенько врезать подлецу, но даже продумывание этой нехитрой фантазии отнимало львиную долю сил.       По-настоящему главу разведки занимала лишь боль. Настойчивая, тягучая и уже такая привычная, она полностью завладела вниманием умирающего, становясь незабываемой прелюдией к бесславной кончине. Эрвина постоянно мучил подступающий холод, а в глазах время от времени темнело ― раненый просто терял сознание, не слышал отчаянных криков друзей и не видел слезы на глазах младших подопечных. Правда, он ощущал их душой, ведь, когда мужчина возвращался этот мир, лавина невыветрившейся обречённости накрывала его с головой.       Может, поэтому мудрый Эрвин и позволил Бертольду приблизиться к своему смертному одру ― хотелось ощутить тот бесстрастный, ненавидящий взгляд, которым так часто одаривали его горожане и начальство, вновь почувствовать себя живым…       Но план тринадцатого командора провалился. Фубар не показал ни капли пренебрежения или другой негативной эмоции: просто остановился напротив импровизированного ложа из мягких матрасов и нескольких одеял и несколько минут пронизывал взглядом. Вокруг было темно, ведь свечи унесли прочь по просьбе Смита, но командор сердцем чувствовал, как морщится от внезапной боли титан. Боли не физической, а моральной, ведь ещё один достойный человек пополнил его похоронный список.       ― Я всего лишь возьму вас за руку. Не причиню вреда, обещаю, ― ничего не объясняя, Берт опустился на одно колено и нерешительно потянулся к левой ладони. Не отказался он от своей затеи и тогда, когда почувствовал острый кинжал, приставленный к задней стороне шеи ― Ривай и остальные были начеку.       От нежного, практически невесомого прикосновения Эрвин недовольно дернул щекой. Не хватало ещё, чтобы какой-то сопляк посмел его жалеть! Сочувствие со стороны предателя ― вот уж точно падать дальше некуда!       Мужчина уже хотел было отдать приказ подчинённым и из последних сил резко отдёрнуть уцелевшую руку, как взглянул на Фубара и не смог произнести ни слова. Предводитель словно утонул в его глаза, увидел всю его скрытую боль и беспокойство.       «Он всего лишь пешка, которой приказали сделать ход в определённое время. Запутавшийся ребенок, который боится всего», ― на мгновение Смит позволил себе слабину, над которой раньше бы посмеялся. Быть может, всё дело в усиливающемся ознобе, так напоминающем прикосновение старухи Смерти.       ― Оставьте нас, ― холодно произнес Эрвин и поспешил придать себе наиболее величественный вид, чтобы ни у кого не возникло мысли, будто он выжил из ума.       ― Как скажешь, ― Ривай как всегда принял решение первым и тем самым разрушил воцарившуюся напряжённую тишину. ― Но если что, мы рядом.       Слово «рядом» было произнесено особенно твердо, чтобы показать незваному недругу боевой настрой. Капрал и оставшаяся команда не остановятся ни перед чем, тем более, если с Эрвином что-нибудь случится. Жизнь стала для последних разведчиков бесценной мелочью, с которой не грех было расстаться ради мести.       Скрыв разочарование из-за приказа командора, отряд быстро покинул тёмное помещение, оставив двух обречённых бойцов наедине.       ― Почему? ― вырвалось у Бертольда, как только дверь плотно закрылась. ― Почему вы так легко мне доверились?       ― Потому что ты всё ещё сомневаешься, ― растягивая слова, отозвался Смит. ― И мне уже нечего терять. Я умираю и хочу провести последние часы, не видя жалости в глазах друзей.       Он хотел сказать ещё что-то, но громкий кашель, вырвавшийся из его легких, не дал ему закончить. Фубар вначале безучастно наблюдал за этим нехитрым действом, но потом его рука сама потянулась к небольшой емкости с водой, в которой плавал чистый платок. Когда кашель отступил, парень стал протирать лоб и контур губ Эрвина, на которых почему-то появились капли крови. Он работал аккуратно и очень бережно, чтобы не пролить ни одной лишней капли на лицо бывшего предводителя, и, закончив, поднес покрасневший лоскут к носу. Берт, как ищейка, втягивал воздух ноздрями и с каждой секундой становился всё мрачнее и мрачнее.       ― Как вы до сих пор это выдерживали? ― тихим, немного дрожащим голосом спросил брюнет. ― У вас же заражение крови. Это адская боль…       ― Как ты узнал? ― справившись с собой, задал вопрос Эрвин. Ему было неприятно, что кто-то так легко разгадал его безупречную игру. ― По запаху?       ― Да, ― кивнул бывший разведчик и сел на пол по левую руку от собеседника. ― Меня этому учили…       И вновь молчание, наблюдение за свечами и ощущение быстро испаряющейся со лба воды. Бертольд не решался продолжить разговор, а Смит никак не мог отвлечься от странных размышлений. Почему-то только сейчас, стоя одной ногой в могиле, он задумался о людях, живущих вне стен, тех, которые по каким-то причинам не желали, чтобы горожане из Розы и Сины также были свободными.       «А ведь они такие же пешки, как и весь мой разведкорпус. Так же смеются вместе и плачут, когда хоронят друзей. Жаль, что я никогда их не увижу», ― мысли перескакивали с одной на другую, а перед глазами потемнело ― погасла последняя свеча. Правда, её заменил голос новой надежды.       ― Я помогу вам, и вы узнаете всё, что знаю я. Только прошу: сохраните жизнь Райнеру и Анни. Они не заслужили такого конца… Они не трусы. Это была последняя фраза, которую услышал Эрвин Смит от Бертольда Фубара.

***

      Спокойствие и тишина ― первое, что ощутил уставший мужчина после пробуждения. Как же замечательно просыпаться в собственной постели после очередной сложной вылазки, оставляя ночные кошмары в царстве снов. А в том, что это был лишь сон, не было никаких сомнений.       Эрвин поправил растрепавшиеся волосы и сделал несколько плавных жестов правой рукой.       «Как хорошо, что это всего лишь сон», ― вздохнул мужчина и счастливо улыбнулся. Перспектива остаться инвалидом или умереть от заражения крови ему совсем не нравилась. Но его улыбке было суждено померкнуть так же внезапно, как и появиться.       ― Шрам, ― не веря, выдохнул Эрвин, безрезультатно пытаясь отыскать тонкую белую полоску на ладони ― сувенир из кадетского корпуса, оставленный очередной чисткой картошки. ― Так это был не сон…       Оставалось только прикрыть глаза и немного помолчать, чтобы просто не сойти с ума. Но от собственной памяти никуда не деться.       Эрвин вспомнил, как Бертольд сбивчиво рассказывал ему о своей Родине, стараясь отвлечься от подготовки к опасной операции. Кажется, парень плакал, но всё равно монотонно продолжал говорить об ужасной войне, экспериментах и людях-титанах, подвластных чужой воле. Он говорил, не переставая, о каких-то Координатах, титанах-воинах и лекарях, коим сам являлся, пока не погрузил собеседника в своеобразный транс.       Как потом докладывали Смиту Ривай и взволнованная, полностью восстановившаяся Ханджи, Берт совершил невозможное: каким-то образом с помощью катетера, соединившего его собственные вены и вены его пациентов, он «забрал боль и их раны себе».       ― А почему он не расскажет об этом сам? ― отозвался тринадцатый командор, тем самым остужая пыл штатной исследовательницы ― Ханджи с упоением старалась поймать его за выросшую руку и взять пробы.       ― Потому что рядовой Фубар умер, ― спокойно ответил капрал, заставляя Эрвина вздрогнуть. ― Имир вернулась к нам и сообщила, что Райнер скончался от ран в лесу. Фубар, наверное, услышал её…       «Нет, он почувствовал это намного раньше и не смог справиться с утратой», ― подумал командор, жестом показывая, что хочет остаться один. Подсознание мужчины само отыскало в памяти образ парня, который ценой собственной жизни дал человечеству в стенах надежду.       Обессилевший, потерявший много крови и правую руку, которая стала гнить заживо, несчастный плакал от боли и осознания того, что остался один, но все равно не позволял эмоциям взять вверх над разумом. С каждой каплей крови мальчик отдавал частичку себя выздоравливающему командиру, уже не прося ничего взамен, делая последний подарок в своей жизни.       Подарок ему, Эрвину - человеку, которому суждено было стать титаном.