Чёрное пламя

— Ты опросил местных жителей? Серпико вздохнул и тут же закашлялся. Командор нахмурилась серьезнее обычного. Да и его прищур, наверно, выглядел куда заметнее: едкая пелена дыма была просто невыносима для чувствительных глаз. К тому же, кому охота смотреть на очередной наполовину спаленный городок? Надоедает. Везде почти всё одинаково. У смерти одна образина. Правда, поговаривали, ныне покойный барон знатно отличился: любил, чтобы ему подавали на ужин жаркое из самого нежного мяса — детского. — Нескольких, госпожа. — И как? — она явно переживала, что отряд выйдет на след слишком поздно. Сам Серпико уже порядком устал переживать: в конце-то концов, возмездие, может, и преследует каждого, но мало кого настигает. Он вообще бы решил, что они идут по пятам фантома, если бы не совпадения в описаниях случайных свидетелей, когда таковых удавалось отыскать: мрачный великан, весь в черном, с огроменным мечом — таким, что впору самому Белиалу. Серпико не хотелось ее снова расстраивать, но пришлось: — Безрезультатно. Всего-то слово, а госпожа уже глядела на него так, будто бы он и есть злокозненный поджигатель. Поджигатель ее надежд поскорее поймать Черного Мечника. Не рассказывать же ей городские страшилки о правителе-людоеде или о том, что Вивер обнаружил в замке клетку с задохнувшимися детьми? Кошмары ведь замучают. — Значит, найди еще людей! — короткий приказ и ведро раздражения на его голову. — Прошу тебя, Серпико. Вот честно, лучше бы она по-настоящему на него разозлилась. — Простите меня за бесцеремонное вмешательство, леди Фарнеза, — к ним присоединился усатый Азан. — Но благородный Серпико и пятеро наших славных рыцарей уже сделали все возможное. Усач выглядел крайне понуро и, судя по удвоившимся морщинам на лбу, был расстроен так же, как и госпожа. Серпико сбился со счета — столько раз старый вояка в порыве великодушия нарушал негласное правило: никогда не перебивать юного командора Железных Цепей и не перечить ей. Фарнеза Вандимион, как и все ее родичи, не терпела покушений на свой авторитет. — Меня не волнует возможное. Сделайте невозможное! — Видите ли, командoр, в этом несчастном городке мертвых больше, чем живых. Первых уже не спросишь, а вторые так напуганы, что даже боятся хоронить тела погибших, — с искренней печалью пробасил Азан. Видя, что Фарнеза пристыженно поджала губы, старик продолжил свою речь: — Все, что нам осталось, — это помочь пострадавшим с погребением и пожарами на севере. С вашего позволения, я пока займусь этим и пошлю сэра Ривера в альбионскую ставку ордена за подмогой. — Да, конечно, — виновато согласилась Фарнеза, избегая взглядом Азана. Серпико показалось, что она наконец обратила внимание на развороченный обугленный пейзаж, и в этой безотрадной картине Фарнезе приоткрылось что-то еще, помимо собственного провала. Наверное, мимолетная метаморфоза ему все же почудилась — его отвлекли от дальнейших наблюдений за госпожой. — Сколько лет уже живу, а все никак не привыкну. Когда-нибудь я не выдержу и умру от того, что мое сердце лопнет, переполнившись видом человеческих страданий. А вы, сэр Серпико? По вашему мнению, разве судьба не безжалостна к этим людям? — Я считаю, что глупо впадать в зависимость от того, что едва ли способно испытывать жалость, — это было тщетной попыткой избежать липких сетей теологической полемики. — С одной стороны, вы рассуждаете разумно. Но как противостоять злому року? Посмотрите вокруг, повсюду словно пронесся смерч. — Не смерч, — голос Фарнезы оборвал их спор. — А черное пламя... оно пожрало невинных. — О чем вы? — озадаченно прокряхтел Азан, а Серпико дернул поводья и приблизился к Фарнезе: у той задрожали руки в приступе знакомой ему экзальтации. — Черное пламя, которое мы очистим священным огнем. Нам потребуется лишь выяснить, в какую именно сторону оно направилось, — проговорила командор с неожиданно восторженной интонацией, и оба ее подчиненных нервно переглянулись. — Госпожа? — Серпико, мы переночуем тут под какой-нибудь крышей на окраине. А завтра отправимся в путь. — Хорошо, госпожа. *** Ночной холод пробился к его ногам сквозь шерсть и дрему. У Серпико вовсе не было желания подниматься со скрипучего стула и ворошить кочергой такие же полусонные угли. В противоположном углу маленькой комнаты, за ширмой, по-прежнему оплывала свеча. Весь вечер Фарнеза скрипела пером, лихорадочно строча один-единственный доклад. Только завершит — сразу скомкает, хотя Серпико бы не советовал растрачивать бумагу до ближайшего монастыря в Квире. Однако своеобразный ритуал порчи умиротворял. Уж лучше загубленное имущество, чем "молитвы" Фарнезы. За ширмой угадывался коленопреклоненный силуэт. Внезапно тень резко переменила очертания, и Серпико напрочь позабыл про сон. Вскочив, он откинул преграду и незамедлительно получил удар хлыстом, ему не предназначенный. — Зачем истязать себя, госпожа? — Серпико не спешил убирать ладони с ее обнаженной спины. Она вздрогнула, но не отступила ни на шаг. — Кто-то должен быть наказан. Что ни сочиняй в отчете, на самом деле это я упустила Черного Мечника. Я несу ответственность перед Богом, Церковью и совестью. — Бог простит, Церковь выдаст индульгенцию. А вашей совести я предлагаю наказать покорного слугу. — Его давно перестали пугать раскаты ее истерик. Страшно было только то, что она могла навредить самой себе. — Мне не удалось вовремя собрать сведения и подсказать вам, где искать нашу напасть. Фарнеза развернулась, молча освободившись от чужого прикосновения. Сжав в одной руке хлыст, а другой захватив его покрасневшее запястье, она увлекла Серпико на середину комнаты, к камину, и заставила усесться рядом с собой на половик. — Что ж... Чур не подсматривать, — шепот госпожи влился в его правое ухо. Для гарантии его веки запечатали легкими поцелуями. Другой бы на его месте напрягся, но Серпико, наоборот, расслабился. Главное, что она пощадила себя, а с ним пусть творит что угодно. Фарнеза отодвинулась, чтобы потом снова оказаться к Серпико вплотную, касаясь коленями. Он ждал обжигающую боль, но вместо этого по щекам пару раз черкнули теплыми пальчиками. Ветерок ее заливистого смеха потревожил волоски на его виске. — Такой забавный! Серпико распахнул глаза и непонимающе уставился на коварную улыбку госпожи. Чувствуя подвох, он дотронулся до скулы и смазал с кожи полоску сажи . — Сначала я хотела намалевать тебе заросли благочестивого Азана, раз ты такой сердобольный. Но ты никакой не Азан, ты Серпико, хитрец Серпико, поэтому тебе полагаются лисьи усики! — Фарнеза склонила голову ему на плечо, зевая. — Ммм, тебе — усики, мне — Черное пламя. Ты свое уже получил, а за моим мы отправимся с первыми лучами солнца.