***
— Нет, ну ты совсем уже мозги пропил, придурок, — Осёл впихивает Пса в свою квартиру, слегка толкая в плечо и отпуская крепко сжимаемую до этого в кулаке ткань футболки. — Я бы завтра был в порядке, — вяло отбивается Робби. Он почти не пьян, но голова болит. Он знает, если бы он успел проглотить немного кислоты в клубе, сейчас было бы уже хорошо, и никакой боли, только мягкий туман в голове. С Ослом он встретился случайно, а тот разорался и потащил домой... Ну прямо строгая мать. — А если бы не был, а? У тебя руки и так трясутся, как у больного, ты когда-нибудь допрыгаешься с этим... Я че без гитариста должен исполнять? Или может мы вообще с Петухом вдвоем будем, отличная, блять, группа... — Кота же ты не тащишь насильно домой... — Я просто его за хвост не поймал, где я его искать сейчас должен? Прыгает там с кем-нибудь, блядский ловелас... Ловелас-пидорас. — Может позвонить ему? — Ну позвони, умник. — Я не могу, я вроде как поссорился с ним... Брэд прорычал что-то грубое. В комнате на разложенном диване в одежде лежал Петух. Когда Пёс вошел, тот только молча поднял руку, приветствуя его. — А с ним что? — Меня жена выгнала из дома, — меланхолично ответил Мартин. — Чёрт... А че так? Тот только отмахнулся. — А как мне набухаться хочется представляешь? Но я не пил ни капли. Вот и ты не ной, собака, — тем же ровным беззлобным голосом проговорил он. Пёс заметил, что рядом с Петухом на кровати стояла наполненная пепельница. Тот снова затянулся и бросил туда очередной окурок. — Вот именно, — поддакнул Осёл, — у тебя же даже причины нет. Это у тебя обычное нежелание нормально жить в реальном мире... Как там умное слово, Март? — Умное слово... Эскапизм что ли? — Петух пустым взглядом смотрел в потолок. — Вот оно. — Ладно, алкоголь, — вздохнул Мартин, — а наркотики - это совершенно лишнее, Робби. Пёс равнодушно пожал плечами. — У вас очень хорошо получается играть роль двух папаш. Так может жена - это совершенно лишнее, Мартин? — Ебало завали, Робби, — тем же ровным голосом ответил Петух. Брэд ушел на кухню. Пёс последовал за ним, налил воды из-под крана и жадно отпил. — Так что у него с женой? — вполголоса спросил он у Осла. — Да выяснилось, что ей не особо нравится, что он музыкант, и она бы хотела, чтобы у него была нормальная профессия. — Так она вроде за него выходила, когда он уже был музыкантом?.. — В том-то и дело, блять. На пятом году брака для нее стало сюрпризом, что он хочет им быть всю жизнь, а она-то надеялась, что повзрослеет и перебесится, и будет в банке работать... — Пиздец. — Ещё оказывается, она уверена, что раз он вертится в такой сфере, то обязательно ебется со всеми подряд и скоро начнет пускать по вене... Брэд повысил голос, раздражаясь. — Хотите обсудить мои отношения, идите сюда и обсудите со мной, — отозвался из-за стены Мартин. Осёл и Пёс виновато переглянулись и вернулись в комнату. Завалились на разложенный диван по обе стороны от Петуха. — Надо пожрать че-нибудь, — проговорил Брэд. — Может пиццу заказать?.. — Охуенно, Робби, посиделки как в пятом классе. Может ещё в приставку поиграем? — Я бы реально поиграл, — Мартин бросил в Осла пустую пачку из-под сигарет. Тот похлопал по карманам и вытащил свою. Мартин посмотрел на нее долгим взглядом и сказал: — Я даже сейчас не в таком отчаянии, чтобы курить это. — Да ладно тебе. — Ну уж нет. Оставь это дерьмо себе. Осёл пожал плечами и взял сигарету в зубы. Робби поморщился и закрыл глаза. Даже курить не хотелось. Он только сейчас ощутил озноб, заметил собственные сжавшиеся от холода плечи. Он закутался в валявшуюся на подлокотнике дивана кожанную куртку Мартина. Она пахла какими-то дорогими духами. Петух, если уж на то пошло, был большим интеллигентом. Брэдли внимательно посмотрел на него. Пёс отвернулся. Он перевел взгляд на собственные руки с ободранным черным лаком на ногтях. Кольцо. Серебрянный крупный перстень в виде черепа — его Робби подарил Ланс, вернее просто отдал, потому что ему он был велик. Но Брэд всё же заговорил с ним. — Хуево, да? Я же говорю – завязывай с этим. — Не лезь не в свое дело, Брэд. — Это моё дело, ясно? Ты нам нужен. Ты лучший гитарист из всех, кого я слышал. Я не хочу смотреть, как ты смываешь свой талант в унитаз. Я не пойму, ты чего добиваешься? Сторчаться хочешь к тридцати годам? — Да оставь ты его, — меланхолично проговорил Мартин. — Это совершенно бесполезно. — Ты вообще на чьей стороне, а? — Я на своей собственной стороне. И моя сторона вот именно сейчас очень хорошо понимает Робби. Временами мне кажется, что мы ничего не добьемся, и когда я думаю о своей одинокой нищей старости, мне тоже хочется сторчаться к тридцати годам. Сейчас один из таких моментов. Возможно, завтра взойдет солнце, и мне будет лучше, и я снова во что-то поверю... И было бы неплохо, если это бы случилось, потому что завтра нам надо хорошо сыграть и всё такое... — Марти, — вздохнул Брэд и похлопал его по колену. — Прости.***
— Не буду я губы красить, я что тебе баба? — Ну сухие же, дай гигиеничкой... Марти, держи его! Завязывалась потасовка, Мартин держал вырывающегося Брэда сзади за руки, Ланс тянулся к нему с гигиенической помадой, чуть ли не вставая на цыпочки, чтобы дотянуться. Брэд орал на них обоих, и, вырываясь, размахивал гривой мелкокудрявых блондинистых волос. Робби чувствовал тошноту и отвращение ко всему, что в принципе происходило в мире. Запахи, звуки, свет — всё обрушивалось на него встократ ярче и сильнее, потому что он был трезв, и его начинало ломать. Даже мысль о том, чтобы покурить, вызывала в нем приступ тошноты. Если бы можно было сейчас проглотить пару таблеток... Но перед выступлением было нельзя. Даже на Ланса, в целом, было плевать, настолько все заслонила пелена начинающейся ломки. Сначала он почувствовал запах дорого одеколона, приличных сигарет и геля для волос, и только потом понял, что Мартин наклонился к нему и положил руку на плечо. Рука увесистая и теплая, и только потом — вопрос: — Боб! Боб, ты меня слышишь? Ты как себя чувствуешь? Робби фокусирует на нем взгляд. Почему-то он цепляется глазами за воротник его рубашки. Рубашки у Мартина всегда отглаженные, он среди них самый интеллигентный. Переводит взгляд на лицо. Обеспокоенное выражение, а над ним красный ирокез, слегка влажный и поблескивающий. В гримерке удушливо пахнет лаком для волос. — Нормально, — отмахивается он. — Башка болит? — сочувственно спрашивает он. — Может таблетку тебе дать? Дать, да не такую, которую ты предлагаешь, — думает, но не произносит Робби. — Н-не надо, Март, всё нормально. — Возьми кофе. Мартин оставляет в его руках теплый картонный стаканчик с крышкой. Робби без желания отпивает. Это черный кофе. На удивление, становится чуть лучше. Он будто выходит из оцепенения, отпивая в сущности совершенно дрянной кофе без сахара. Ланс укладывает феном волосы, стоит спиной к нему, а лицо видно в зеркале. Красивое смуглое итальянское лицо с чувственными губами, обрамленное изящно уложенными волнами волос. — Робби, ты свой ошейник тут забыл, — хохотнул из другого угла комнатки Брэд. Кожанный чокер прилетел, ударился Псу в грудь, и глухо упал на колени. Ланс поймал его взгляд в зеркале и подмигнул. Робби отвел взгляд. Отбросил чокер на диван рядом с собой. Кофе кончился, и он медленно смял стаканчик в руке.