Заметки о Толкине-2

      Вообще, конечно, библейские мотивы содержит весь мир Толкина — поскольку он повествует о борьбе Бога (Эру) и дьявола (Мелькора-Моргота), а также о своеобразном «грехопадении» не только человечества, но и части эльфов (Падение нолдор). В целом Толкин не терпел топорного аллегоризма — однако, тем не менее, некоторые персонажи и сюжетные элементы отсылают к Библии практически прямым текстом. О некоторых из них я уже писал в других своих статьях[1], а об остальных (из числа тех, что пришли мне в голову на момент написания данной заметки и, возможно, после) я напишу уже здесь.       1) Идеальная дружба: история Давида и Ионафана и её аналоги у Толкина.       В Ветхом Завете присутствует история, повествующая об идеальной, ничем не омрачённой дружбе Давида и Ионафана. Даже несмотря на то, что Давид, будущий царь Израиля, враждует с израильским царём Саулом, отцом Ионафана, он оплакивает их гибель в битве с филистимлянами — особенно гибель Ионафана, своего лучшего друга:       «Без крови раненых, без тука сильных лук Ионафана не возвращался назад, и меч Саула не возвращался даром. Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились и в смерти своей; быстрее орлов, сильнее львов они были <…> Как пали сильные на брани! Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня» (2 Цар. 1:22–23, 25-26). Примечательно, что в этом плаче Ионафан описывается Давидом как прославленный лучник.       Ионафана напоминает эльф Белег — тоже прославленный лучник (его эпитет — Куталион, «Могучий Лук», в других текстах Толкина он именуется «Белег Лучник», а сам он, как сказано в «Детях Хурина», «величайший из следопытов тех времен»), лучший друг Турина (в «Детях Хурина» он охарактеризован как «самый верный из друзей» и сказано, что Турин был ему дороже «превыше прочих»), случайно им убитый при освобождении из орочьего плена. Подобно тому, как Давид оплакивает Ионафана, Турин у Толкина оплакивает Белега, погибшего от его руки: «Там сложил Турин песнь о Белеге, и назвал ее «Лаэр Ку Белег», «Песнь о Могучем Луке», и запел ее во весь голос, не задумываясь об опасности» («Дети Хурина») — ср. с плачем Давида по Ионафану, носящим название «Песни Лука». После случайного убийства Белега «скорбь оставила неизгладимый отпечаток на лице Турина, и вовеки не утихло его горе» («Дети Хурина»). Турин, обычно нетерпимый к критике в свой адрес, неожиданно терпеливо принимает упреки Белега: «Дивлюсь я, друг, что счел ты нужным возвращаться к такому невеже. От тебя приму я все, что угодно, даже укор» («Дети Хурина»).       Дружбу Ионафана и Давида также можно сравнить с дружбой Маэдроса и Фингона. Отец Маэдроса Феанор и отец Фингона Финголфин оспаривают друг у друга королевскую власть над нолдор. О Маэдросе сказано, что он «некогда был другом Фингона — до того, как лживые наветы Моргота разделили их» («Сильмариллион»). Позднее в разговоре с Феанором в Лосгаре он вспоминает о Фингоне, когда заходит речь о несостоявшейся переправе сторонников Финголфина: «Какие корабли и каких гребцов отправишь ты назад, и кого доставят они сюда в первую очередь? Уж верно, Фингона отважного?» («Сильмариллион»). Маэдрос оказывается единственным из сыновей Феанора, кто осуждает его решение сжечь корабли, бросив сторонников Финголфина в Хелкараксэ: «И Маэдрос был единственным, кто остался в стороне, когда Феанор приказал поджечь белоснежные ладьи телери» («Сильмариллион»).       Маэдрос не стремится к власти и после того, как Фингон спасает его из Ангбанда, передаёт корону Финголфину: «Маэдрос просил простить ему предательство в Арамане, и отказался от своих притязаний на королевскую власть над всеми нолдор» («Сильмариллион»). Ионафан в Библии также описан как герой, чуждый властолюбию (даже спасающий Давида от нескольких покушений на его жизнь со стороны Саула) — дружба для него была важнее власти; так, он говорит Давиду уже после его разрыва с Саулом «не бойся, ибо не найдет тебя рука отца моего Саула, и ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе» (2 Цар. 23:17).       Взаимоотношения Фингона и Маэдроса складываются схожим образом — после гибели Финголфина Фингон становится Верховным Королём, однако Маэдрос, его лучший друг, де-факто является вождём и главнокомандующим союза, собранного им для решающей схватки с Морготом: «Однако Моргот уничтожил бы своих недругов одного за одним: необходимо было объединиться вновь, составить новый союз и собраться на общий совет. И Маэдрос начал осуществлять свои планы, мечтая привести эльдар к победе: так создан был Союз Маэдроса» («Сильмариллион»).       Если прежде, перед Дагор Браголлах, принцы нолдор так и не смогли договориться о совместном выступлении против Ангбанда[2], то теперь Фингон и Маэдрос вместе повели на войну не только силы оставшихся королевств нолдор (кроме Нарготронда) и их вассалов-эдайн, но также гномов Белегоста и халадин; под их знамена встал даже Тургон, невзлюбивший феанорингов после трагической гибели его жены Эленвэ при переходе через Хелкараксэ, а также отряд добровольцев из Дориата под командованием Белега и Маблунга. И если бы не измена истерлингов, Союз Маэдроса мог бы победить.       Правда, в случае Фингона и Маэдроса лучником является именно Фингон, а не Маэдрос. Лук он берёт, отправляясь на миссию по освобождению Маэдроса: «Маэдрос же, терпя невыносимые страдания без проблеска надежды, взмолился, чтобы Фингон застрелил его из лука; и Фингон вложил стрелу в тетиву и согнул лук» («Сильмариллион»). Как военачальник своего отца Финголфина Фингон командовал конными лучниками: «Тогда выехал против него на коне Фингон, правитель Хитлума, с отрядом верховых лучников, и всадники на быстрых скакунах окружили дракона тесным кольцом» («Сильмариллион»). Кроме того, если в истории Давида и Ионафана Давид пережил друга, то в истории Маэдроса и Фингона, наоборот, Фингон погиб раньше, в то время как Маэдрос пережил страшный разгром в Нирнаэт Арноэдиад.       Как и дружба Давида и Ионафана в Библии (или дружба Белега и Турина у того же Толкина), дружба Фингона и Маэдроса имеет трагический финал — Фингон погибает в Нирнаэт Арноэдиад, где нолдор и их союзники терпят полное поражение, а Маэдрос и его братья в ходе войн с Морготом утрачивают свои владения и становятся изгоями. Трагическую судьбу рода Феанора, о которой говорит ещё Мандос («Обездоленными станете вы навсегда» — «Сильмариллион») — утратившего сперва верховную власть в пользу рода Финголфина, а затем и собственные владения — также можно сопоставить с трагической судьбой рода Саула, утратившего после гибели самого Саула власть над Израилем в пользу Давида и практически полностью истреблённого.       Феанор также отчасти схож как персонаж с библейским Саулом, первым царем ветхозаветного Израиля — не менее трагической фигурой, тоже пострадавшей вследствие конфликта с высшими силами. Саул в Библии описывается как прекраснейший и сильнейший из израильтян (он был «молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа» — 1 Цар. 9:2), исходно пользующийся милостью Бога (его возводит на царство сам пророк Самуил), однако затем впадающий в немилость к нему, после чего Саул начинает страдать от происков злых сил: «от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа» (1 Цар. 16:14), а пророк Самуил предрекает ему утрату царской власти: «Тогда сказал Самуил: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему» (1 Цар. 15:28). Интересно, что (хотя это вряд ли намеренное совпадение), как и у Феанора, у Саула было семеро сыновей.       2) Лютиэн и Юдифь.       Ветхозаветная книга Иудифи рассказывает историю явившейся в ассирийский стан иудейки Юдифь, расправившейся с угрожавшим её родине ассирийским военачальником Олоферном, воспользовавшись тем, что его снедала похоть по отношению к ней: «И, вынув голову из мешка, показала ее и сказала им: вот голова Олоферна, вождя Ассирийского войска, и вот занавес его, за которым он лежал от опьянения, — и Господь поразил его рукою женщины. Жив Господь, сохранивший меня в пути, которым я шла! ибо лице мое прельстило Олоферна на погибель его, но он не сделал со мною скверного и постыдного греха» (Иудифь 13:15–16).       Её соплеменники прославляют Юдифь за её мужество: «А Озия сказал ей: благословенна ты, дочь, Всевышним Богом более всех жен на земле, и благословен Господь Бог, создавший небеса и землю и наставивший тебя на поражение головы начальника наших врагов; ибо надежда твоя не отступит от сердца людей, помнящих силу Божию, до века» (Иудифь 13:18).       Ср. с характеристикой Лютиэн у Толкина: «Главное из преданий «Сильмариллиона», и притом наиболее полно разработанное — это «Повесть о Берене и эльфийской деве Лутиэн». Здесь, помимо всего прочего, мы впервые встречаемся со следующим мотивом (в «Хоббитах» он станет доминирующим): великие события мировой истории, «колёсики мира», зачастую вращают не владыки и правители, и даже не боги, но те, кто вроде бы безвестен и слаб, — благодаря тайной жизни творения и той составляющей части, неведомой никому из мудрых, кроме Единого, которую привносят в Драму Дети Господни. Никто иной как Берен, изгой из рода смертных, добивается успеха (с помощью Лутиэн, всего лишь слабой девы, пусть даже эльфийки королевского рода) там, где потерпели неудачу все армии и воины: он проникает в твердыню Врага и добывает один из Сильмарилли Железной Короны» (Письмо 131).       Или с пассажем из «Устроения Средиземья»: «Лутиэн же решилась на страшнейшее и храбрейшее из деяний, на которое отваживались когда-либо жены из народа эльфов; и считается, что не уступает сей подвиг поединку Финголфина, а возможно, что и превзошел бы его, не будь Лутиэн наполовину — божественного происхождения <…> И обманула она Моргота, в то время как сам он в сердце своем замышлял гнусное зло; и танцевала она перед ним, и погрузила весь двор его в сон, и пела она перед ним, и бросила ему в лицо магическое одеяние, сотканное ею в Дориате, и наложила на него оковы неодолимого сна — и что за песня способна воспеть то чудесное деяние».       В христианской традиции Олоферн, поверженный Юдифь часто рассматривался как символ похоти и дьявола, а Юдифь соотносилась с Богородицей (Эльвинг, внучка Лютиэн, сыграла важную роль в миссии своего мужа, Эарендиля, убедившего Валар выступить на решающую войну против Моргота): «Юдифь была излюбленным образом также и в европейской живописи. В средневековом христианстве история об обезглавливании Олоферна трактовалась как символизирующая торжество Девы над дьяволом и как победа чистоты и смирения над похотью и гордыней»[3].       Любопытный нюанс: «Собака, символ преданности, часто сопровождает Юдифь» — ср. с Хуаном, невероятно преданным Лютиэн: «волкодав Хуан обладал благородным сердцем; любовь к Лутиэн проснулась в нем в первый же час их встречи <…> пес смирил свою гордость и позволил Лутиэн ехать на нем верхом, точно на коне: вот так же орки порою разъезжают на огромных волках» («Сильмариллион»).       В истории Юдифь прямо сказано, что ей в её подвиге помог Бог. Возможно, намек на помощь свыше (от Валар или даже Эру) присутствует и в истории Лютиэн — см. «Лэ о Лэйтиан», где в момент появления Берена и Лютиэн в тронном зале Моргота (где тот устраивает очередное торжественное пиршество) происходит разительная перемена — приближённые Моргота и он сам испытывают внезапные сомнение и страх, ощущая некую угрозу, связанную с враждебными им высшими силами:

Смех с голосами затихли в одну

Напряженную медленно тут тишину.

Сомнения тьма и бесформенный страх

Были теперь в их ужасных горах,

Все возрастая, в сердцах они тут

Услышали трубы, что громко поют

О забытых богах.

      В контексте соотнесения «Лютиэн-Юдифь» можно вспомнить ещё и рассуждение Толкина об образе эльфов в древнеанглийской литературной традиции: «слово «elf» мы бы, наверное, ассоциировали только с ревматизмом, зубной болью и ночными кошмарами, если бы не эпитет aelfsciene, «по-эльфийски прекрасная», употребляемый по отношению к Саре и Юдифь» (Письмо 236).       3) Убийца Дракона.       Как известно, в христианстве символом дьявола часто является змей или дракон — см. христианскую интерпретацию известного пассажа из Книги Бытия, обращенного от имени Бога к змею-искусителю («и вражду положу между тобою [змеем] и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» — Быт. 3:15) или образ ключевого дьявола в Откровении Иоанна Богослова: «великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную» (Откр. 12:9).       Как я уже отмечал в одной из предыдущих заметок, драконы у Толкина наделены многими чертами, свойственными самому Морготу — патологическое пристрастие к (чужим) сокровищам, гипнотический / подавляющий взгляд, способность манипулировать людьми посредством чар «драконьей речи», искусной демагогии. Тот же Глаурунг в истории детей Хурина выступает как, по сути, «Моргот на минималках», искусно подталкивающий сперва Турина, а затем и Ниэнор к гибели.       Самые знаменитые герои-драконоборцы Толкина — безусловно, Турин и Эарендиль. Характерно, что убитые ими драконы — не простые; Глаурунг, убитый Турином, в «Сильмариллионе» именуется «Отцом Драконов» и является самым могучим из бескрылых драконов, а Анкалагон Чёрный, повержённый Эарендилем, назван «величайшим из драконов крылатого воинства». То есть они оба — сильнейшие в своём роде. Победитель «дракона» (дьявола) в христианской традиции — Христос. Таким образом, герои-драконоборцы Первой Эпохи отчасти сопоставимы с Христом.       С Эарендилем это совсем очевидно — даже пророчество о его рождении отсылает к пророчеству Валаама, которое в христианстве толкуется как пророчество о Христе — дед Эарендиля и отец Туора Хуор, вождь народа Хадора, говорит королю Гондолина Тургону, отцу жены Туора Идриль, что «от тебя и меня родится и взойдет над миром новая звезда» («Сильмариллион»), ср. с пророчеством Валаама: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числа 24:17). Подобно тому, как в христианской традиции благодаря самопожертвованию Христа уверовавшая в него часть человечества избавилась от власти дьявола в посмертии, у Толкина Эарендиль убедил Валар (и тех эльфов, что остались вместе с ними в Валиноре) простить нолдор и прийти на помощь им и остальным народам Белерианда, освободив их из-под власти Моргота[4].       Эарендиль — знаменитый мореход, а для обозначения церкви у Толкина в квэнья используется то же слово, что и для обозначения корабля[5]. Имя Эарендиля отсылает к Христу — тот говорит о себе: «Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя» (Откр. 22:16). Эарендиль блондин — также, как и Христос в Книге Откровения: «глава Его и волосы белы, как белая во́лна, как снег» (Откр. 1:14). Второе имя Эарендиля, Ардамир, означает «драгоценный камень» в контексте сравнения с драгоценным камнем Христа в староанглийской литературе (те же истоки, по-видимому, также у образа Аркенстоуна из «Хоббита»)[6].       Убийство Эарендилем Анкалагона (имеющее символический характер, поскольку оно происходит в предрассветный миг и символизирует победу света над тьмой), после которого гибнет большинство других драконов, приводит к падению Тангородрима как своеобразного символа могущества Моргота, за которым следует полное его поражение, разрушение царства Моргота как своего рода ада на земле: «Перед самым рассветом Эарендиль сразил Анкалагона Черного, величайшего из драконов крылатого воинства, и сбросил его с небес; и пал он на твердыни Тангородрима, и сокрушил их своею тяжестью. И вот встало солнце, и воинство Валар одержало победу, и почти все драконы были уничтожены; подземелья Моргота были взломаны и разрушены, и могучая рать Валар спустилась в земные глубины» («Сильмариллион»).       Мессианские коннотации образа Турина гораздо менее очевидны — и судьба его откровенно плачевна, и к высшим силам (тем же Валар) он относится без особого почтения. С другой стороны, уже в «Книге Утраченных Сказаний» он, будучи человеком, после смерти становится обитателем царства богов и противником «Мелько и его драконов» (снова мотив драконоборчества — и драконы в качестве ближайших приспешников Моргота в Последней Битве!) в Дагор Дагорат. Подробнее об определенных мессианских чертах образа Турина (и Сигурда Вёльсунга, его прототипа) в творчестве Толкина можно почитать в статье Морикара «Надежда Манвэ»[7].       Интересно, что в посвящённом Христу произведении Джона Мильтона «Возвращенный Рай» (повлиявшем на Толкина) своеобразным прообразом Христа парадоксальным образом оказывается никто иной, как античный герой Эдип, разгадавший загадку Сфинкса, избавивший Фивы от произвола чудовища и, подобно Турину, тщетно стремившийся победить изначально тяготеющий над ним и его родом рок (Эдип — другой прототип Турина, который характеризуется в письме 131 как «унаследовавший ряд черт Сигурда Вельсунга, Эдипа и финского Куллерво»):

Так Искуситель, многажды отпор

Встречая, был тольми гордыни полн,

Что приступ длил, доколь позорно пал

Оттуда, где стоял и чаял зрить

Паденье Победителя. Так Сфинкс,

Когда Эдип загадку разрешил,

Повергся в пропасть с Исменийских круч.

Так в ужасе, в смятенье рухнул Враг.

      То, что Турин (как и Эдип), в отличие от Христа, даже несмотря на одержанную им победу над Глаурунгом трагически гибнет в результате козней своих врагов и собственных ошибок, в свою очередь, отражает религиозно-пессимистическое мироощущение Толкина, выраженное им по поводу сюжета «Властелина Колец»: «Однако приходится посмотреть в лицо правде: в конечном счете в этом мире воплощённые создания силе Зла до конца сопротивляться не способны, какими бы «хорошими» они ни были; а Сочинитель Повествования — не один из нас» (Письмо 181). Что, однако, для самого Толкина не умаляет образ Турина как великого героя, который в финале мировой истории сыграет важную роль в окончательной победе над Морготом, уничтожив его навсегда и отомстив за всё то зло, что он причинил человечеству — не случайно Турин носит имя «Победитель Судьбы». [1] https://ficbook.net/readfic/11046910 https://ficbook.net/readfic/12923482 [2] «И вот Финголфин, правитель Севера и Верховный король нолдор, видя, что народ его умножился в числе и обрел немалую мощь и что союзные эльфам люди многочисленны и отважны, вновь задумался о штурме Ангбанда <…> Но цветущие земли, где раскинулись обширные владения эльдар, радовали глаз, и большинство нолдор довольны были положением дел и полагали, что так будет всегда; и не спешили начинать штурм, который, верно, отнимет много жизней, что бы ни ждало нолдор, победа или поражение. Потому не склонны были эльфы прислушиваться к советам Финголфина, а сыновья Феанора в ту пору — менее всего. Из всех нолдорских владык короля поддержали только Ангрод и Аэгнор: они жили в том краю, откуда виден был Тангородрим, и постоянно ощущали нависшую угрозу. Так замыслы Финголфина ни к чему не привели» («Сильмариллион»). [3] https://eleven.co.il/bible/heroes-and-characters/15155/ [4] Причем применительно к финалу Войны Гнева это выглядит буквально как освобождение из преисподней: «Так покончено было с властью Ангбанда на Севере, и пало царство зла; и из глубинных темниц вышли неисчислимые толпы рабов, не чаявших уже увидеть свет дня» («Сильмариллион»). [5] https://vk.com/wall-6516_1485995 [6] https://aclerkofoxford.blogspot.com/2014/12/the-words-linger-christ-arkenstone-and.html https://aclerkofoxford.blogspot.com/2013/12/the-anglo-saxon-o-antiphons-o-oriens-o.html [7] https://ficbook.net/readfic/9799598