Грозовой перевал

Живописная холмистая местность была окружена полями, залитыми золотистым сиянием полуденного солнца, которое окрасило луга в теплые тона. Две девчушки бегали по мокрой траве и собирали полевые цветы для венков. — Анастасия, пойдем к нам в гости? Чаю выпьем вдвоем, — спросила темноволосая девушка у своей подруги. — Лизавета, у меня сегодня батюшка рано возвращается, поэтому я должна быть дома рано. Он собирается сообщить какую-то новость, — с грустью протянула блондинка. Дома девушек были по соседству: они росли вместе. Два огромных особняка, окруженные прекрасным полем и заповедным лесом, располагались на противоположных холмах. Родители двух девочек были богаты, а их родословные шли из старинных династий — они значились в данной местности знатными представителями аристократии. У обеих было прекрасное образование, в которое входило чтение классической литературы, изучение нескольких иностранных языков, обучение игре на музыкальных инструментах. Они были утонченными красавицами с модным французским салонным воспитанием. Родители не учли лишь одного: запретной любви, которая расцвела, когда девушки всю свою юность были вместе, а семьи дружили, предоставляя им возможность видеть друг друга каждый день, и именно эта связь между ними в один момент как гром среди ясного небо пробудила переворот чувств в юных сердцах. Эти чувства проснулись, когда им было по пятнадцать. Неправильные. Запретные. Недоступные. Одинокие сердца соединились в одно на берегу реки, что была близ их поместьев. — Мне нужно кое в чем признаться тебе… Я даже не знаю, как о таком сообщить… Даже думать об этом стыдно, — осмелившись, начала признание княжна Елизавета. — Не томи, прошу тебя, очень любопытно, что у тебя за признание ко мне, — игриво проговорила в ответ Анастасия. — Я влюблена в тебя… Словно мужчина… Я понимаю, что церковь такое не одобряет, но в себе держать столь огромную любовь, которая разрывает мое сердце, я больше не могла, — протянула как на духу свою тайну темноволосая, аккуратно дотронувшись до ледяных рук напротив. — Признаться честно, это взаимно. Матушка говорила мне, что такие связи греховны, но со своими чувствами я ничего не могу поделать, — произнесла блондинка и, взяв в ответ неимоверно теплую руку девушки, потянулась наощупь губами к тонким костяшкам пальцев. В тот день был их первый поцелуй. Тягучий, медленный, нежный и пропитанный любовью, которая убивала две души. Осознание неправильности положения врезалось в подсознание, каждый раз напоминая о невозможном будущем, но внутренний жар девичьих тел охватывал и притуплял здравый рассудок. Их чуть не застали. София, гувернантка княжны Елизаветы, шла за своей госпожой для того, чтобы позвать на обед. — Елизавета Андреевна, ваш батюшка послал меня за вами. Вам велено проследовать на семейный обед. — Иди, София, я сейчас приду, — холодно отозвалась темноволосая. Девушка перевела взгляд на блондинку и прошептала, стараясь спрятать алеющие щеки. — Нас чуть не заметили. Стоит быть аккуратнее. Завтра в полдень я хочу погулять с тобой в саду. — Mon amour, мне нужно уехать на две недели с Papa к родственникам. Зато обещаю тебе, когда мы приедем, то привезем новых лошадей и сможем прокатиться вместе, — извиняющимся тоном проговорила в ответ светловолосая девушка. Ответом на речь послужил кивок, после которого княжна Елизавета удалилась к родственникам. Неделя без любимой светловолосой девушки прошла столь стремительно и отчужденно. Будни окрасились в серый цвет. Глаза с пронзительным взглядом и шелковые пряди светлых волос каждую ночь преследовали девушку во снах. «Я не могу встречать рассветы, зная, что ты далеко от меня. Я изнемогаю, проживая каждый божий день без родных касаний и неловких, но столь желанных поцелуев, осыпающих тело, без трепетно произнесенного «душа моя» и горячих рук, которые ты так любишь класть на мою талию, будто бы там им и место», — размышляла Елизавета о томившем ее чувстве одиночества перед раскрытым окном в своей спальне. Анастасия вернулась задумчивой, но, завидев вдалеке свою возлюбленную, побежала навстречу сломя голову, насколько позволяло ей длинное платье. Прилетев в теплые объятия, она, наконец, прошептала столь родное: «Душа моя, я скучала». На обещанной прогулке на лошадях девушки забрели в огромный сад с дендрарием и, держась за руки, присели на зеленую траву. В тишине, нарушаемой лишь шелестом легкого ветерка, решительно не находя, что им говорить, они смотрели друг другу в глаза и, неловко столкнувшись, они слились в сладком нежном поцелуе, разъединившись лишь тогда, когда в легких закончился воздух. Язык светловолосой прошелся по губе девушки, сталкиваясь в неистовом поцелуе. Во взрослом. Спустя полгода подобных тайных встреч светловолосая княжна решила пробраться ночью в комнату Елизаветы. — Душа моя, здравствуй, — тоном заговорщика произнесла девушка. — Как же ты смогла войти сюда? — хмуря бровки домиком, в непонимании пролепетала Лизавета. — София впустила. А гувернантка знала о порочной связи между юными особами, но женщина любила госпожу Елизавету как родную дочь. Она вырастила ее а, рассказав родителям правду, она бы предала свою маленькую княжну. Несмелыми шагами блондинка подошла к ложе своей возлюбленной, а темноволосая же, набравшись смелости, потянула Анастасию на кровать. Поцелуи стали откровеннее, а руки настырнее. — Можно я доставлю тебе удовольствие? — Да-да… — запыхавшимся от взбудораженного восприятия голосом, протянула темноволосая. Руки блондинки прошлись по кружевному пеньюару, развязывая края шелка. Маленькими поцелуями Анастасия прошлась по лебединой шее, приближаясь к ключицам. Но возратившись к уху, прошептала трепетное: — Я люблю тебя. Сердце Елизаветы пропустило удар от столь приятного и щемящего признания, и тут же она задохнулась в громогласном стоне. Анастасия проложила дорожку поцелуев от ключиц до красивой груди, устланной родинками. Она поцеловала мягко и размазано, обводя губами сосок и втягивая аккуратно, словно боясь навредить. Темноволосая же начала издавать вздохи, подобно загнанному зверю, который попал в ловушку из собственных чувств. Блондинка уже добралась до нижнего белья девушки, стягивая его неторопливо, и, кротко прикасаясь губами, оставляла дорожку следов на длинных ножках своей возлюбленной. Поцеловав внутреннюю сторону бедра, языком поднялась к лобку, заставляя свою возлюбленную издать тихий стон. Анастасия, пробуя на вкус солоноватую жидкость из истекающего смазкой лона, вывела восьмерку. Из груди Лизаветы вырывались томные полувздохи от нарастающего возбуждения, а бледная рука потянулась к шелковистым волосам блондинки, зарываясь в них. Кареглазая, поднимая взгляд на свою возлюбленную, всматривалась в лицо Лизаветы, дав себе секунду на любование, чтобы запечатлеть девушку, сделав едва заметный набросок в памяти. Они были настолько близки, что постепенно сливались воедино: припухшие губы от поцелуев, возбужденные соски и закатанные веки в наслаждении. Порочная невинность первой любви. Анастасия вновь припала к промежности и, ведя языком по клитору, довела хрупкое тело темноволосой до конвульсий. Чувствуя, как внутри возлюбленной все начало вздрагивать, девушка услышала последний нежный стон Лизаветы. Девушки стали укладываться лишь на рассвете, заснув в объятиях друг друга. По утру темноволосая застала лишь холодную вторую половину кровати. И снова они были вынуждены прятаться от самых близких. Девушки вновь гуляли по саду, спускаясь к реке. Летний день обдавал лучами красивые аристократичные лица двух девушек, а пение птиц заставляло сердца трепетать в наслаждении и единении с природой. София расстелила шерстяной плед на берегу, разложив различные фрукты и ягоды по тарелочкам. — Ты можешь идти обратно в дом, София, — сказала Елизавета своей гувернантке. — Если я вам понадоблюсь, вы только позовите. Ответом послужил кивок молодой княжны. Девушки уселись на плед, прячась от летнего солнца в тени большего дуба. Анастасия, замерев от трепета близости, наблюдала, как темноволосая потянула свою изящную фарфоровую ручку к клубнике, а затем поднесла спелую ягоду к ее сухим губам. Они обсуждали все на свете, наслаждаясь компанией друг друга под тихие волны реки. Блондинка устроилась головой на коленях своей любви, а та в ответ начала прядь за прядью перебирать длинные шелковистые волосы цвета заходящих солнечных лучей, нежно целуя бледное личико. — Не хочешь искупаться? Вода, наверное, теплейшая, — прошептала Лизавета, утыкаясь в любимую шею. — Я не против. Раздевшись до свободных платьев и подъюбников, девушки зашли в воду и успели проплыть несколько медленных кругов, пока не начали брызгаться, веселясь. — Mon amour, прекрати, — смеясь вскрикнула блондинка. Елизавета, подплыв ближе к возлюбленной, обрывисто поцеловала, чувствуя, что блондинка улыбалась. Пройдясь языком по ряду зубов, оттягивая и прикусывая нижнюю губу, юная княжна прошептала: — Я тебя тоже люблю. Она вернула своеобразное признание своей любви, благодаря чему девичье сердце Анастасии пропустило кульбит от ощущения близости и от заветных слов, которых она очень ждала. Темноволосая поцеловала шею, а зубами оттянула ушную мочку, слушая тихие стоны. Рукой она пробралась под подъюбник и наскоро оттянула нижнее белье, боясь, что их заметят. Пройдясь пальцами по влажной промежности, которая намокла то ли от воды, то ли от возбуждения Лизавета осторожно раздвинула половые губы, протолкнувшись одной фалангой на пробу так, что услышала тихие стоны на ухо. Набирая скорость и входя резче, девушка аккуратно добавила второй палец. Доходя до конца, она развела пальцы внутри на манер ножниц, а второй рукой провела по платью, трогая сосок через ткань и чувствуя огромное возбуждение у возлюбленной. Резко толкаясь и давя на переднюю стенку, темноволосая большим пальцем нашла клитор, который начала усердно стимулировать, желая доставить удовольствие. От ласки глаза у блондинки закатились, послышался немой стон. Выйдя из воды и слегка обсушившись на солнышке, девушки под руки шли к домам, чувствуя себя самыми счастливыми на свете. Так и жили они около двух лет, но один разговор Анастасии с отцом изменил все. Узнав новость, разбившую ее сердце, девушка, не раздумывая, побежала к своей любимой — Душа моя, мой отец желает сосватать меня. Все кончено. Это конец! — прерывисто протараторила девушка, вытирая слезы краем рукава. — И за кого же? Когда? — Елизавета взволновано посмотрела на грустное лицо напротив, ища в глазах хоть толику благоразумия и надежды. — Граф Полонский — мой жених. Богатый помещик. Неужели отец готов выдать меня замуж?! Я его даже не знаю! — судорожно кричала блондинка. — Не терзай сердце и душу, милая. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Но придумать ничего не вышло. Свадьба состоялась буквально за считанные недели. Этот брак был выгоден для семьи Медведевой, ведь у графа было много средств, которые должны были помочь семье девушки, погрязшей в долгах, расширить зону влияния бизнеса и увеличить продажи животных. — Александр Федорович, также известный как граф Полонский, к вашим услугам, — противно ухмыляясь, выдавил юноша, целуя руку своей нынешней жены. Девушка старалась скрыть брезгливость, но тщетно: в глазах читалась бессильная досада. Жаль, что секрет, скрываемый графом, удалось обнаружить только после свадьбы. Он был болен чахоткой. Ему срочно нужна была свадьба: он понимал, что не протянет долго, поэтому хотел поскорее зачать потомство. Но граф не подумал о том, что может заразить свою жену. А зря. Анастасия тяжело заболела: состояние быстро ухудшалось, началась тяжелая интоксикация. Девушка буквально слегла от болей. Каждый вдох приносил нестерпимую боль, она харкала кровью, была повышенная температура и обильное потоотделение. Елизавета же, узнав о болезни возлюбленной, поспешила навестить ее. — Милая моя, я пришла. Я рядом. Этот ирод заразил тебя страшной болезнью, но я буду всегда с тобой, — шептала Елизавета блондинке, прикованной к кровати в одинокой и холодной комнате, в которой тускло горели свечи. — Уходи, ты можешь заразиться. Прошу, убей меня, ведь из-за тебя я уже мертва. Эта свадьба погубила нашу любовь, и смысла больше нет для этой жизни! — Закашливаясь, произнесла Анастасия, тут же отхаркивая противную мокроту с кровью в шелковый платочек с кружевными краями. — Мне все равно на болезнь! Я не страшусь умереть. И я никогда не притронусь к тебе и не причиню вреда, — целуя в лоб шепчет темноволосая. Девушки проводили все оставшееся время вместе. Читали, рисовали, Лизавета даже играла на скрипке для своей возлюбленной их любимую сонату. Они каждую секунду держались за руки, боясь, если отпустят, то потеряют друг друга навсегда. Елизавета вновь и вновь нежно целовала свою любимую в лоб перед сном, надеясь, что этот день не станет последним. Месяц мучалась блондинка, пока не испустила дух, шепча заветное и прощальное «люблю тебя» для Лизаветы. Елизавета была убита горем. Смысла жить больше не существовало. Она не ела, не пила и не вставала с постели. Девушка не заразилась столь страшной болезнью, но ей думалось, что лучше бы ее одолел недуг, ведь жить без возлюбленной своей — хуже смерти. Родители молодой княжны тоже не понимали, в чем дело, и лишь одна София сочувствующе вздыхала, выходя из комнаты своей подопечной. У могилы же девушка истошно кричала о том, что раз Анастасия говорила, что Лизавета убила ее, то пусть же дух покойной никогда не покинет тело и разум убийцы; пусть он всегда будет рядом с Елизаветой и ни на миг не оставит ее забредшую душу. Девушка медленно начинала сходить с ума в тоске: похудела, осунулась, перестала выходить в свет. И с каждым днем становилось хуже. Уговоры поесть не помогали, а предложения выйти погулять были отвергнуты. Каждый день Лизавета проводила на могиле возлюбленной, писала ей письма, как живой. В своем горе она не замечала никого, и вскоре отчаялась на безумный поступок — хотела еще раз взглянуть хотя бы глазком на свою любовь. Она раскопала могилу и, завидев кости, истошно закричала, задыхаясь в истерике. Елизавета хотела лечь в гроб вместе с костями. Заметив данную картину, гувернантка София пришла в ужас и поспешила оттащить свою княжну, шепча успокаивающие слова. Долго мучаться девушка не смогла. Ежедневные приступы вновь и вновь накатывали, и не в силах держать себя в руках девушка решила оборвать свою жизнь. На ум пришел холм. Холм, с которого выходила река и с которого виднелись скалы, способные убить последние мысли и чувства темноволосой. Любовь сгубила их двоих. Стоя на краю скалы, на обрыве, который разделял их, губы прошептали заветное: — Прости меня, душа моя. Из чего бы ни были сотворены наши души, ее душа и моя — одно. «Грозовой перевал» Эмили Бронте.