Я знала каждый закоулок, каждую дверь и каждый коридор в месте, где я родилась и выросла. В большом поместье, в котором трудно найти даже пустой угол. Я пыталась выходить наружу, но, учитывая каким крахом это заканчивалось для меня, я решила больше так не делать. Сидеть в запертом поместье, да требовать чтоб отец из своих плаваний привозил мне побольше книг, чернил и бумаги. Мои сестры иногда зазывали меня хотя бы выйти за покупками в местные лавочки, но куда бы я не пошла люди делали мне комплименты, шли за нами хвостом, кидали свои пальто, если я встречала на своем пути лужу и "невзначай" проводили своими пальцами по мне, закусывая губы. Все смотрели на меня, все хотели дотронуться до меня, даже не спрашивая разрешения. Это выматывает. Это пугает. Это унизительно. Однажды отец нанял мужчину (все женщины отказались), который должен был быть моим личным профессором (даже ходить в университет оказалось проблематичным, как можно понять). Мужчина уверял, что его ничто подобное не могло поколебать, но в итоге он вертелся на кресле, до боли в руках сжимал учебники; краснел, будто он тяжело болел; капельки пота заполняли его лоб, глаза бегали по всей комнате, стараясь смотреть на что угодно кроме меня, а выходящее из его рта сложно было назвать речью. В один момент мне надоело: я накричала на него и заставила посмотреть мне в глаза. Была бы у него воля, он бы выпрыгнул из моего окна, но вместо этого, как ошпаренный, вскочил со стула и выбежал из нашего дома, сверкая пятками.
Я даже и не подумала чем мое проявление ярости могло обернутся, в тот момент мои чувства занимали лишь горечь и обида. Но через какое-то время сестры рассказали мне, что среди горожан начали ползти слухи. О моем божественном происхождении. Конечно же. Будто бы сама Афродита Прекрасная жила где-то глубоко во мне, но даже человеческая кожа не может скрыть красоту истинной Богини. Я рассмеялась. Они сказали мне, что об этом разглагольствовал тот самый блудный профессор на площади, на счастье религиозных зевак. Чувство беспокойства в воздухе было более явно, чем мое собственное, набирающее обороты, сердцебиение. По началу, сестры гладили мне волосы и обещали, что "этого сумасшедшего" никто не станет слушать. По началу, запирать окна нам было незачем. А затем люди стали приносить еду, вещи, монеты и свечи к нашему порогу. И с человеческой глупостью, да самоуверенностью прогрессировал также и мой тремор.
— Это переходит все границы.. — Возмутилась я, перебирая очередные монеты, обнаруженные тем утром.
— Но это так прикольно! — Сома кружилась по комнате, обнимая большое количество цветов, что присылали мне. Вся комната была в них. Но ярче и шире её улыбки ты бы не нашел. Я была рада, что у нее была причина наконец улыбнуться.
— Ты же понимаешь, что эта ситуация может быть опасна для наших жизней? — Включилась Муала, рассматривающая корзинки поклонников.
— Почему?! — Сома не могла угомонится.
— ..Ты серьезно спрашиваешь? — Старшая сестра, слегка раздраженная и прекрасно знающая ответ на этот вопрос, подняла голос
— Му.. — Я обратила свой взор на нее. Я понимаю, что она, по своему, играла роль строгой матери, которой у нас никогда не было, но видеть как она издеваться над Сомой мне не хотелось. Комната затихла, — Попытайся отдать людям их подарки. Если имени или адреса нет - отдай куда-нибудь.
Сома, готовая что-то сказать, уж было распахнула рот.
— Ладно, ладно, цветы мы оставим. — С усмешкой произнесла я.
— Спасибо.. — Сдержанно улыбнулась младшенькая, возвращаясь к любованию.
— Но, ты же понимаешь, что людям нужно в подобное верить? — Тихо шепнула Муала. В ответ я лишь тяжело вздохнула. Времена тяжелые. Кто-то умирает от недостатка еды. Кто-то сходит с ума, уходя жить в лес. Кто-то садится на поезд и его больше никогда не видят. Нам ужасно повезло уродиться с отцом, который отхватил куш, а не работу. Он сам построил это уютное поместье и заставил его картинами, книжками, садиками и самое главное столами, на которых всегда была еда, сколько себя помню. Большинству людей это чуждо и поэтому им нужна вера, что Боги среди них и присматривают за ними. Но, Боги, почему я?
Так продолжалось несколько месяцев. Это все съедало меня изнутри. Кажется, что именно тогда я заметила как начала меняться Муала, а если конкретней.. Односложные ответы, избегающий взгляд, она все чаще стала проводить время в городе, но выудить из нее новости по поводу обстановки было еще сложнее. Я начала чаще плакать. И я не знаю что нашло на меня, но в каком-то странном порыве отчаяния из-за отсутствия какого-либо контакта с потусторонним миром - я решилась ступить на порог своего университета в первый раз за время, счет которому даже вести не хотелось. Я решила прийти позже других, когда в коридорах царила тишина, а обычные горожане не успели проснуться, чтоб увидеть, скользящую по стенам зданий, тень. Тихо проскользнув в аудиторию - слава богу все взгляды были устремлены на профессора - я села на заднее место, стараясь незаметно достать книги. Не смотря на мои усилия скрыть большую часть лица капюшоном, профессор потерял дар речи лишь встретившись со мной взглядом и после этого, кажется, ни разу не моргнул, притягивая, конечно, все внимание ко мне. Даже вспоминать стыдно.
— М-мисс Психея? — Смущенно выпалил он и уже абсолютно каждая голова обернулась на меня. Все ахали, охали. Глаза студентов загорелись чем-то, что я даже не могу описать. Темная, но странная смесь вожделения, ненависти и почтения. Все сидели в гробовой тишине, пока один мальчишка, выглядящий слишком молодо для такого места, не кинулся мне в ноги, молясь:
— О, Афродита, О, Богиня, прошу Вас! Пощадите меня, да выслушайте просьбу мою! Вылечите мать мою от хвори, я умоляю Вас со всем уважением и подношения мои Вам будут щедрее всех, что Вы когда-либо видели! Молю Вас, Поднебесная! — Под конец молитвы его глаза заполнились горькими слезами и он со всей силой вцепился ногтями в мои лодыжки.
Мое сердце готово было вырваться из груди, сейчас ситуация стала еще хуже. О чем я только думала? Абсолютная дура. Я потеряла дар речи, но попыталась вырвать ноги из его мертвой хватки, что оставила лишь болезненные, явно багровые полосы шрамов на моей черной коже, в качестве напоминания. И внезапно на меня нахлынула волна ревущих девушек и парней, просящих меня вернуть или вылечить кого-то из их семьи, дать больше денег, еды. Они, хватая меня за то, до чего только могут дотянуться, кричали имя Прекрасной в такой агонии, что казалось, будто эту какофонию звуков можно услышать и на Олимпе, и в самой глубине Тартара. Она все еще иногда преследует меня по ночам. Не стоит говорить, что когда я доползла до дома, то мое платье было разорвано, полное мокрых следов от слез и ран, волосы торчали во все стороны, колготки были порваны, а одна туфля отсутствовала. Я никогда не чувствовала себя настолько ничтожной и беспомощной. Все тело ломило и болело, как и мое сердце от всех этих историй, которые мне удалось услышать. Теперь даже смотреть на богатство моего дома было противно, зная, что люди умирают в подвалах, под мостами, а может и в простой помойке, немощные и всеми забытые. К горлу подступает ком, а глаза предательски щиплет. Еле поднимая ноги, я поднималась по винтовой лестнице к своей комнате. Несколько раз я ударялась об стены потому что слезы мешали мне видеть. Я не понимала почему я, непримечательная смертная, теперь должна нести ношу бессмертных, всемогущих сущностей, которые были здесь до начала времен, при этом не ломаясь. Каждая боль порождала больше отчаяния.
В поместье было тихо, отца не было уже несколько месяцев, сестры веселились в городе, но скорее всего уже услышали весь случившийся балаган, если сами не стали свидетелями, а я припала к открытому окну, поднимая взор к Небу, ища ответа или поддержки. Но там лишь собирались немые грозовые тучи, окутавшие весь, все еще издевательски светлый, город. Трудно объяснить, если ты никогда подобного не видел. Слезы, не сдержавшись катились по моему лицу, я до боли сжала губы. Я пристально вглядывалась наверх, заставляя глаза болеть, и тихо вопрошала: «Зачем? Почему я? За что Вы так со мной? За что Вы так с НИМИ?». И в момент моей мысли через меня будто прошла молния. Не сильная, будто булавкой уколола палец, но достаточно глубоко, чтоб достать до самого сердца. На мгновение я заприметила чьи-то фигуры в небе. кажется.. Две женщины и мужчина, но как только я моргнула - они пропали. А мальчика из университета, кстати, задавили.
Месяцы пролетели абсолютно незаметно. Зима сгинула, как и весна. Разочарования и страх терзали меня с рассвета до заката и, казалось, лишь засыпая с мокрым пятном на подушке я была свободна. Я никогда не была прилежной прихожанкой какого-либо храма, но мы с отцом все-таки поставили Морфею и его отцу жертвенник. Но даже несмотря на все его старания усладить мое нахождение в его царстве, которые я по-настоящему все еще ценю, я была пуста. Я пыталась занять свои мысли и руки учебой, но это сложно когда для тебя важно лишь то, что происходит под моими окнами. Корзинки, наполняясь все обильнее, продолжали приходить, уменьшая между собой интервал времени. За день на моем пороге могло быть двадцать таких, забитых до краев последними вещами бедняков. Те, что мы отдавали, возвращались, набитые побольше. Некоторые появлялись наутро у моего окна... Я забила его и поставила несколько новых замков.
Небо продолжало с разной периодичностью наполняться тучами и трепетно молчать, будто выжидая. Небеса не плакали, они злились на меня. Все-таки наблюдали за мной. Пристально. Также я заметила как с приходом недоброжелательной погоды изменилась Сома. Она стала вести себя как дикая кошка: проводила все свое время в садах нашего дома и убегала как только замечала меня. Как-то раз она даже укусила меня за руку, когда я хотела дотронуться до "её" цветов. Шрам номер два. Я не узнавала собственную сестру. Муала не говорила со мной об этом, а если разговор и начался - она защищала её, всеми способами, которые знала. Это было каким-то бредом. Старшей никогда не хотелось вставать на сторону своей "глупой" сестры, которая даже читать научилась с трудом, но почему-то именно в ситуации, где была непосредственная вина Сомы, она готова была положить свою голову на отсечение за нее. И, наверное, это покажется странным, но их глаза тоже как-то странно изменились.. Словно отражали новый цвет, вне зависимости от освещения. Нежно розовый. Я предлагала посетить офтальмолога, но в ответ получала предложение посетить психиатра. Я действительно могла себе что-то напридумывать. Изоляция плохо влияет на сознание людей.. Учёба. Я собиралась серьезно продолжить свое обучение, ведь свой ум я ценила всегда, а потерять его мне было страшней, чем потерять рассудок. Вот так в один обычный день, пока я сидела у забитого окна, разбирая собственную библиотеку на старые записи лекций и новые научные выписки, что привез отец из дальних земель, в дверь сдержанно постучали.
– Войдите! – Забвенно крикнула я. Дверь, тихо заскрипев, открылась и внутрь проскользнула Муала, стараясь делать ни звука.
– Психея.. – Ее тон звучал как сталь, но я перебила её.
– Ты даже не угадаешь что папа мне привез! По этим учебникам я могу сама учиться, они буквально для этого и создавались! У нас о таком даже не думают. –
– Психея. – Она повторила громче.
– Но даже там их количество ограничено. А этот новый сборник научных публикаций, по слухам, был написан учениками Асклепия и напечатан самим Хироном, являясь самым обширным сборником самых точных исследований на сегодняшний день! Понимаешь как нам повезло?! Я уже успела разобрать парочку и это поразительно!
– ПСИХЕЯ! – Выкрикнула она и я быстро замолкла. Её глаза были полны непривычной тревоги и сожаления, а волнение в голосе она старалась безуспешно скрыть, – Я покажу тебе кое-что и постарайся оставаться спокойной, ладно? –
Я отложила вещи, села свесив ноги с окна и уставилась на неё.
– Хорошо.. – Тихо ответила я. Она кивнула.
– И так.. – Она прижала сжатую руку к груди. Муала медленным шагом стала подходить ко мне. Присев на колени, она заглянула мне в глаза, спрашивая готова ли я. Я кивнула. Она вложила в мою руку что-то маленькое... Монета?
Мои глаза округлились, а тишина вокруг оглушила. Это была драхма.. Отчеканенная золотая монета Богов. На одной стороне Гора Олимп, а на другой было моё лицо.. Моё сердце забилось, а воздух исчез из груди. На монете, которую может сделать лишь сам Господин Гефест в недрах Аида, отчеканили мое лицо. Боги знали обо мне. В глазах потемнело и горечь знакомо потекла по щекам. Сила исчезла из тела, но мои руки звонко швырнули монету о дверь, а потом беспомощно закрыли ненавистное лицо. Муала быстро прижала меня к себе, гладя по голове и шепча слова поддержки, но её речь отзывалась лишь звоном в моей голове. Слух вернулся, когда через дверь вошла Сома.
– Что такое происходит? – Воодушевленно спросила она.
– Сома! – Спохватилась Муала, – Уходи, пожалуйста, с тобой потом поговорим.
Глаза Сомы перевелись на пол и она застыла, будто не живая. Она долго не могла вымолвить ничего и комнату заполнила лишь моя истерика и отголоски всхлипов.
– Это что, шутка какая-то? – Я еле разобрала ее слова, но в тоне явно слышался страх и.. злоба. Муала кинулась к ней и схватила за руки.
– Не выходи из себя, дура! Всего одна монета!
– Всего одна монета? ВСЕГО ОДНА МОНЕТА!? – Она закричала, отпихнула Муалу, и резко, с удивительной быстротой, оказалась рядом со мной.
Сестра потянула меня за волосы, чуть ли не вырывая их, и я упала с окна на ковёр комнаты. Её руки вцепились мне в шею, перекрывая доступ к кислороду, заодно оставляя новые царапины. Она была удивительно сильной для своей хрупкой фигуры. По всему моему телу проносились барабаны боли. Я не сопротивлялась. Сил уже на это не было. Она кусала, царапала и била. Я слышала крик Муалы в стороне и рычание Сомы над моим ухом. В глазах все двоилось и замедлилось. Она же была мне сестрой. Моя маленькая Сома. Я почти заглянула в Царство Аида, пока Муала не кинула в Сому шкатулку и она не упала рядом. Из её виска струилась кровь, но и я была не лучше. Она несколько раз сильно ударила мою голову о ножку кровати и рана осталась такая же, так что можно сказать, что мы квиты. Наконец я вздохнула. Старшая ринулась ко мне, оттаскивая от Сомы. Муала, словно напуганная мать, начала отчаянно рыдать и прижимать меня к себе. Я ее никогда такой не видела, но я была слишком слаба для какой-то реакции. Ее можно понять. Весь её мир рушился у неё на глазах. У нас больше не осталось надежды на нормальную жизнь. Меня боготворили, сестра, вместе с Богами, ненавидела меня, отец не знал как помочь и не было никого, кто мог бы это прекратить. Морфей принял меня в объятья, даруя щедрые сновиденья: я преподаю, меня и мои научные работы уважают, а Хирон приводит меня в пример, у меня заботящийся мужчина, ценящий мои работы, а также радующиеся своей жизнью дети. Мой отец не может смотреть на меня без гордости, а мои сестры любят меня.
Той же ночью я решила пойти на отчаянный, возможно глупый, шаг. Сновидения сладки, пока не просыпаешься. Терять мне было нечего, а ум всегда можно развить. Всегда было интересно что за интересный Оракул живет в наших землях и сводит царей с ума. Когда я очнулась ночь была еще молода. Сестры остались со мной в комнате. Сома тихо сопела на полу, накрытая одеялом и окруженная разноцветными цветами (почему-то их сладкий запах был ужасно сильным), будто утром ничего и не было, и она все также была моей любимой маленькой сестренкой, но зеркальные повязки на наших лбах не давали забыть. Муала лежала рядом со мной, но спиной, съежившись, и было похоже, что она долго плакала прежде чем заснуть. Такая эмоциональность ей не присуща. И это меня немного пугало. Я опустила босые ноги на удивительно теплый пол, украшенный засохшей и не очень кровью, и, стараясь не скрипеть, прошла до зеркала и шкафа. Всё тело ныло, болело и умоляло вернуться в постель. Я лишь вздохнула. На мне было лишь моё домашнее белое платье, приличное, но скорее ночнушка, чем полноценный предмет одежды. Волосы были в беспорядке после сна и убитый вид дополняли бинты и пластыри. Сома точно постаралась, чтобы сделать меня менее прекрасной, но все же Муала позаботилась о нас обеих. Они не заслужили такой жизни.. Я их не узнаю..
Я заглянула в шкаф. Для побега под покровом ночи мне точно должна была понадобиться темная мантия, которая первое время спасала меня во время похода в университет. Под нее я надела темно-зеленое платье с рукавами (оно единственное было достаточно темным, крепким и, самое главное, закрытым) и кожаные сапоги, не особо элегантно, зато не подведут. Также в дело пошли кожаные перчатки, коричневая шапка с козырьком, украшенная шестерёнками, которую я однажды приобрела как сувенир у одного ярого поклонника Гефеста, и разные мелочи: нож, мешочек монет и драхм, мини-аптечка и несколько подарков для Оракула (все-таки щедрые дары людей пригодились). Тихими шагами я спустилась по винтовой лестнице. Я быстро написала записку, чтобы никто меня не искал, и положила ее на один из многочисленных столов кухни. И пришлось столкнуться с самым сложным. Входная дверь. Меня тревожило чувство, что свой дом я долго больше не увижу. Все в моем теле, кроме руки, трясущейся от тремора, остановило свою работу, но я все-таки нашла в себе силу повернуть ручку и отворить дверь, которая вечность была мне запретным плодом. Я вышла на порог и впервые, за невозможно долгое время, на меня подул приятный летний ветер. Я вдохнула полной грудью и мурашки возбуждения побежали по коже, а чрезмерная эмоциональность вызывала слезы. "Я еще увижусь с ними", говорила я себе, пока с неба мне улыбалась Луна. Почему-то мои мысли успокоились и на секунду мне показалось, что мои действия не так уж и безрассудны. Я следовала за ней с задернутой головой по дорогам, которых будто никогда и не было, а сомнения снова набирали обороты в моей голове. Шаг за шагом. "Иди" за "возвращайся". Ноги сами несли меня под руководством Селены.
Пройдя и покидая пустынный спящий город, кружа в аллее одиноких, высоких деревьев, пока мои ноги не начали ныть от боли, я нашла большое здание, чем-то напоминающее храмы Богов, но.. Он был каменным, потерявшим всякую красоту, которую имел при постройке (кажется, миллионы лет назад). Повсюду рос мох, сорняки и свисала грязная зелень, он даже немного был погребен в землю, если мои глаза меня не обманывали. Я слышала, что Оракул запретила людям реставрировать его. Я нерешительно подошла и отворила тяжёлую дверь. Лягушки и жабы квакали мне вслед, любопытно наблюдая. Внутри был лишь большой зал, который выглядел намного лучше входа, без дверей, но с занавешенными окнами. В конце зала, посередине у стены была статуя женщины из серебра, которое больше не сияло. Даже статуя Оракула не казалась обитаемой в этом месте. Она была лысой и на лбу у Неё был месяц, перевёрнутый как улыбка, похожий на клеймо. Она казалась загадочной и странной, но, в то же время, красивой. Она была полностью нагой и украшенной разными рисунками. Овальное лицо, большие губы, аккуратная, миниатюрная грудь и будто бы с меня ростом, один в один по миллиметру. Я не могла определить сколько Ей лет, но ребёнком Она точно не была. Я не знала чего должна ожидать, но, трепеща, осмелилась прикоснуться к Её лицу и на моих пальцах осталась позолота. Меня охватила паника. Кажется, Она слушает. Я быстро достала подарки, что приготовила для Нее, разложила вокруг статуи и встала на одно колено.
– Ам.. Здравствуйте? – Позвала я, надеясь на ответ. Мой голос был настолько громким по сравнению с обстановкой, что мое тело непроизвольно дрогнуло. В ответ лишь свистел ветер, – Я хотела бы.. узнать.. будет ли кто-нибудь по настоящему любить меня.. – Мой голос начал дрожать, – Когда-нибудь..
Он разносился эхом, также как бешеное биение сердца, но это было все. Ничего. Будто я говорила со стенкой. Я тяжело вздохнула. По телу пробежали мурашки и я вновь почувствовала себя одинокой. Момент осознания ударил меня ножом в сердце. Ноги стали ватными и я совсем упала на грязный пол, не заботясь о платье. Горе, с которым я, как казалось раньше, научилась справляться, вернулось с большей силой. Отчаянный крик вырвался из груди, будто крысы разрывали ее изнутри. Головная боль усиливалась с каждым гортанным всхлипом. Казалось, жабы, которых я видела ранее, приблизились к храму Оракула, просто чтобы насладиться картиной. Я была совершенно одна и разве кто-то мог это изменить? Свист ветра стал ещё громче и начал давить на уши.
Что-то ущипнуло меня за ногу и вернуло обратно в реальность. В панике я отбежала от статуи и начала рыскать глазами по полу, надеясь на какого-нибудь ядовитого паука или скорпиона. Но это был болотного цвета туман, почти дым, появившийся из ниоткуда. Явно, такое ничего хорошего не сулило и от паники я кинулась к дверям, но они оказались запертыми. Туман стал обвивать мою ногу и взбираться вверх. Я пыталась отогнать его руками, но это было бессмысленно, как если бы я пыталась резать воду. В отчаянии я все ещё билась о двери спиной, боком, свободной ногой, но туман поднимался намного быстрее, чем я могла предполагать. Когда он приблизился к моим ноздрям я неохотно вдохнула и почувствовала мешанину из запахов, сменяющий один другой: цветы, огонь, таблетки, краски, свежее мясо. В глаза ударил яркий свет и, казалось, я то-ли отключилась и сильно ударилась о холодный пол, то-ли добровольно легла на него и уснула.
Если я не скажу, что моё видение было фантасмагоричным, то солгу. Вокруг меня полыхал жёлтый, который ослеплял и тек оранжевый, который обжигал. И весь хаос запахов, который я описала ранее, повторился с большей силой. Цветы, пожар, таблетки, краски, свежее мясо. Из моего носа потёк огонь.
Ох, ты красавица с юга Земли
Я услышала тысячу голосов одного тона и мои уши обожгло.
Ты доползла сюда без страха мольбы
Я не могла понять настрой. Она была зла? Она сожалела? Удивлялась?
Ты желаешь ответ - я отвечу тебе
Она явилась предо мной. Такая же ногая и красивая. Её кожа была бледной, но она сверкала, будто действительно была покрыта позолотой, клеймо месяца было оранжевого цвета, радужка сверкала, вместе с рисунками на теле, таким же, но глаза были черны. Я почувствовала как земля уходит из под моих ног, а в лицо бьет ветер. Весь воздух вышел из моих лёгких и когда я почти разбилась я взмыла вверх. Она сидела в облаках и со смешанными чувствами смотрела на меня. Она прикоснулась к моему лицу и мое сердце разорвалось, а у нее на пальце осталась сажа. Я чувствовала как кровь в груди льётся по всем органам. Адская боль. Я снова начала падать.
Ты найдешь любовь в горькой судьбе
В этот раз я упала. Кол пронзил моё уже мёртвое сердце. В этот раз она стояла снизу и легонько прошлась взглядом по моим бокам, но чувствовалось, будто она выжигает их и вбивает гвозди. Несколько моих слез упало ей на лицо. Беспомощность и агония. Я пропиталась этими чувствами как губка. Она стащила меня с него и в груди осталась зияющая дыра.
Но будет ли также прекрасна она?
Уважит ли то, что ты хочешь сполна?
По моим коленям, прямо из под платья потекла кровь, багровая ужасная кровь, без намека на прекращение. Живот болел и рвался на куски.
Бойся его. Всех Богов он страшней
Сражал на колени Он бесстрашных мужей
Аид, Ахиллес и Орфей, Аполлон
Их умами главенствует Он
Я упала на колени. Во мне проносилось все и ничего одновременно. Вся человеческая и Божеская история просачивалась сквозь нежную кожную ткань моего тела. Тысячи, почти миллионы голосов завладели моей головой. Они разговаривали то со мной, то друг с другом разбивая мой череп на куски как несчастную чашку. Я чувствовала будто весь мир живёт во мне и питается мной изнутри. Жаль, что в реальности, в глухом лесу, куда не ступала ни ножка нимфы, ни копыто сатира, был слышен лишь мой пронзительный крик, заставивший певчих птиц бежать, а воронов танцевать хороводы над крышей заброшенного храма, принадлежащего сводящему с ума Оракулу Дельфийскому.
