Have I got a soft touch

Купер не приезжал уже так давно, что Блейн почти отвык от него. И теперь, когда рука брата беззаботно ложится на плечо, он чувствует себя атлантом, держащим неподъемный небосвод. Ему неуютно под этой теплой тяжестью, Блейн растерян и смущен. Чем реже Купер приезжает, тем чаще касается брата, не выпускает из рук, словно Блейн – большая кукла, с которой можно поиграть, а потом забросить в угол без надобности. К смущению и растерянности прибавляется злость. Я хочу быть ближе к тебе, братишка, говорит Купер и притягивает Блейна к себе, сжимает в удушающем крепком объятии. Его слова совпадают с жестами, но не с поступками. Блейн не верит ни единому слову, все происходящее зудит в затылке раздражением, резонирует между нервными окончаниями. Да, Блейн определенно бесится, звенит натянутой до предела струной – еще секунда и он просто не выдержит, лопнет, сорвется, – когда Купер в очередной раз обнимает, но не смотрит в глаза. Он хочет сказать: не трогай меня, почему тебе все время необходимо ко мне прикасаться, убери руки, денься куда-нибудь из моей жизни, стань вновь просто смутно знакомым контактом в телефонной книге. Слова набухают во рту комьями сухой ваты, Блейн уже почти готов произнести их вслух, но для этого нужно выпутаться из горячих рук, стряхнуть чужую ладонь, которая жжет прикосновением там, где глухо и беспомощно бьется сердце, а он не может, никогда не мог. Невысказанное в который раз осыпается горьким пеплом на языке. Блейн сглатывает густую слюну и снова позволяет себе стать куклой. Ты – моя солнечная батарейка, Блейни, вдруг говорит Купер, хотя Блейн не задавал никаких вопросов. Но, может быть, из них вышли не такие плохие братья, как всегда казалось. Может быть, слова просто не для них. И внезапно все обнуляется, с ударами пульса уходят и злость, и смущение, и растерянность; прошлое становится незначительным, утрачивается первоначальный смысл. И становится чуточку страшно – как перед прыжком с большой высоты. Купер невесомо целует Блейна в висок, дышит горячо, клеймит губами лоб, и во всем этом чувствуется какая-то страшная обреченность. Блейн никак не может понять, что именно между ними сейчас происходит: то ли он что-то потерял, то ли приобрел; невидимая струна внутри все-таки обрывается, оставляя рубцы на тонкокожей душе. Блейн хочет сделать шаг назад, уступить страху. Нет, на самом деле ты не хочешь, говорит Купер. На самом деле тебе это нравится. Нравится, соглашается Блейн, несмело касаясь подрагивающими пальцами сухих обветренных губ. На большой высоте разреженный воздух.