Небольшая история об одном Джентльмене

      В этом небольшом рассказе я хочу поведать тебе об одном человеке, который когда-то весьма заинтересовал меня своей нетривиальной историей любви. Начну пожалуй с малого: мы будем называть его Джентльмен, ибо имя его обыденно более чем полностью и ничего о своем владельце, к нашему глубочайшему сожалению, не скажет. Работал тот благородный муж медиком в скорой помощи. Где он сейчас, и что с ним не имею ни малейшего понятия. В свое время нас двоих разлучила судьба.       В жизни его было не так уж много приятного, если быть с вами честным. Работа в скорой помощи - дело весьма нелегкое, как вы, конечно, понимаете. Ночные смены словно пытались выжать из Джентльмена душу, а неадекватные пациенты (которые попадались, кстати, довольно часто) разделывали всё терпение и спокойствие, что у него было, на тонкие лоскутки. По истечении рабочего времени наш герой приходил домой с таким видом, словно несколько молодых ланей на нем танцевали чечетку. Закинув в себя очередную порцию сомнительных полуфабрикатов (иногда даже не потрудившись довести до готовности) он падал на кровать и спал спокойно: без снов. Лишь пустые воскресные вечера, проводимые в компании бутылочки пива, за просмотром какого-нибудь фильма, приносили ему хоть каплю умиротворения и довольства. Рутина, словно какой-нибудь сказочный спрут, опутывала липкими, склизкими щупальцами и всё стремительней и стремительней утягивала на дно. И чем ближе было это самое дно, тем сложнее становилось избавиться от власти исполинского моллюска и всплыть к поверхности за спасительным глотком воздуха.       Но, как это часто бывает в таких ситуациях, его спасла любовь. Зародившись в его грудной клетке робким воробушком, чувство воспаряло до неприличия высоко. Если бы эта любовь была материальной, то от силы ее плавились бы горы! И вот жизнь нашего героя наконец начала меняться к лучшему. Израненное тоской по уходящему в небытие времени сердце ожило и, стряхнув пыль с запустелых сосудов, забилось, согревая Джентльмена своим теплом. За человеком влюбленным всегда интересно наблюдать. Из усталого врача среднего возраста с темными кругами под глазами, он превратился в полного сил, совсем свеженького молодого человека. По отделению нашему порхал как колибри, вечно что-то делал, придумывал, творил... ТВОРИЛ! Творчество всегда было той областью, где он, как часто выражался Джентльмен, "был вне компетенции". Все скромные попытки завести хобби оканчивались крахом, едва начавшись, и мужчине приходилась дальше влачить свое скромное существование. Порою он сетовал за чашкой гадкого безвкусного кофе из автомата, что не способен даже вообразить отмазку на работе. Это было весьма печально. Но вдруг он искал себя не в том? И все эти бесплодные попытки попробовать силы в рисовании, писательстве, спорте, вязании, вышивании крестиком были на самом деле заранее обречены на провал? Старенький советский фотоаппарат, доставшийся от дедушки, знал ответ. Что-что, а фото он делал невероятно вдохновенно! Тратил всю пленку буквально за неделю, а потом часами не выходил из ванной, проявляя кадры вручную. Новоприобретенная любовь, открывшая Джентльмену мир, явно читалась в его работах. Больше половины фото-карточек запечатлели облик дорогой его сердцу Леди. Их он складывал в коробку от дорогих конфет и, укутав сувенирным платком, купленным в каком-то магазинчике Оренбурга, бережно прятал в тумбу.       Те холодные зимние вечера, проведенные за чашкой горячего чая у него на кухне, сильно сблизили нас. На работе всё было непривычно тихо, и наша бригада каталась по городу гораздо реже, чем обычно. Спокойствие, умиротворенность и украшенные около плитки каплями жира пожелтевшие от времени обои. Это время четко врезалось мне в память. Сидели, гоняли чаи до рассвета... Мы много с ним говорили... О жизни, работе, бесконечной метели за окном, иногда даже о его любимой. О ней он говорил первое время неохотно. Бывает, вырвется фраза, и Джентльмен мигом замолкал, уставившись на меня чуть виноватым и растерянным взглядом. Я не настаивал. Это его любовь, его дело, его право молчать о ней. К тому же, он сам с каждым последующим разом наших полуфилософких встреч раскрепощался настолько, что рассказывал о ней многим большим, чем прежде. Глаза его загорались счастливыми огням, и он говорил... говорил так, как не способен ни один оратор, искренно, вдохновенно, словно оцелованный музой. Такого за всю свою жизнь я не встречал никогда. Этот Джентльмен настолько был увлечен своим чувством, что было отчетливо ясно: ради нее он действительно готов на настоящий подвиг. Самоотверженный, наивный, влюбленный. Это даже как-то глупо... а может быть, просто слишком дерзко для меня.       До некоторого времени о его даме я знал только по рассказам. Но однажды мне жутко повезло застать Джентльмена в минуты особо деликатных настроений. Мужчина был в легком смятении от моего внезапного появления (видимо, не успел прибрать предмет своих занятий), но всё же впустил меня, даже не смотря на то, что сам он был бел, как бумага. Я разулся, повесил пальто и шарф на крючок в коридоре и с торжествующей улыбкой продемонстрировал своему другу изящную коробочку. То был китайский красный чай, о котором мы часто говорили последнее время. Опробовать это чудо нам обоим пока что не удавалось. Я надеялся, что этим вечером покупка будет опробована. На ковре в зале веером раскинулись фотографии. В них я мигом опознал его работы, но самое интересное было в том, что вторую половину мне никогда не доводилось видеть. Спросив разрешения (на что он мне лишь кивнул, продолжая следить за мной испуганным взглядом) я начал рассматривать их более подробно. Пронзительная белизна на фоне звенящей тоски. Это было завораживающе прекрасно, в образе фотографа-сюрреалиста я его еще не видел. С восторженными похвалами и кучей вопросов я набросился на Джентльмена. Тот нервно переминался с ноги на ногу, почему-то не разделяя моего восторга, покусывал сухие губы. А после ответил: "Это Она". Я растерялся. Мой разум не мог понять, что такое действительно возможно. Но видимо сама старушка судьба решила пошутить над этим бедным малым. Джентльмен не шутил и ни капли не привирал в своих рассказах. Это я выдумал невесть что. Вообразил темноволосую красавицу с фарфоровой кожей, такую, что грех самому не влюбиться... а вот оно как всё на самом деле. Осознание этого заставило меня впасть в ярость. Я кричал о невозможности такого союза, размахивал руками в пылу страстей, а потом вдруг затихал, пытался доказать ему свою правоту, упрашивал, предлагал устроить встречу с какой-нибудь красавицей. Джентльмен не вмешивался, ждал, когда буря сойдет на нет. Наконец я выдохся и в мрачном молчании сел на диван рядом с ним. Так мы и просидели некоторое время в звенящей тишине, в такой же звенящей тишине ушли на кухню пить новый чай. Чай отогрел теплом человеческие сердца, и вот на кухне вновь идет спокойная непринужденная беседа. Первое, что мы сделали прежде, чем разлить чай по кружкам, это извинились: я за то, что наговорил плохого, он просто за то, что не способен выкинуть Леди из головы. После этого случая Джентльмен больше не говорил о Леди с прежней охотой, но всегда отвечал на мои вопросы о ней. Этот день многое изменил во мне.       Спустя несколько лет так случилось, что мне пришлось переехать в другой город. С тех пор мы больше не виделись. Нити постепенно истончались под весом рутины, пока не оборвались вовсе. Иногда тень прошлого накрывает меня своим крылом, и я завариваю у себя на кухне тот самый сорт чая, который мы с Джентльменом пили в тот злополучный вечер. Аромат "Сладкого Османского" ворошит былое, и в голове вновь возникает образ с той самой фотографии - Леди, которую так любил джентльмен: одинокая бережно побеленная стена посреди леса. И что же он в ней нашел?