Черный, черный, еще чернее...

      «Черный, черный, еще чернее...»       Короткий обрывок песни, воспоминание из полузабытого сна — но огромное тело вздрагивает от кончика носа до безвольно лежащей вилки хвоста, и тускло-золотистый дракон еще туже сворачивается вокруг пестрой кучи яиц, греющихся на теплом песке. Она не чувствует тепла. Она не слышит своих детей — своих долгожданных, любимых крошек, хотя до вылупления осталось всего несколько дней, и подросшие малыши уже ворочаются в тесных скорлупках, тянутся друг к другу мыслями в поисках поддержки и утешения... Она могла бы помочь им. Она всегда это делала. Лежала рядом, охраняя и оберегая, погружая в свою любовь и восхищение такими прекрасными, разноцветными, блестящими яйцами!..       Она могла бы.       Но Мориты больше нет, а вместе с ней целый мир стал черным.       Черный, черный, еще чернее...       Морита.       «Не она... не она!» — новорожденный золотой дракончик вертелся по площадке, сверкая оранжевыми глазами и волоча за собой еще влажные крылышки, на которые уже налипло немало песка. Ее обступали какие-то белые фигурки, чьи-то руки пытались удержать жалобно пищащее создание, но, несмотря на нежный возраст, юная королева оказывала завидное сопротивление, негодующе толкая назойливых кандидаток и оглашая площадку возмущенным криком. Ее мать, все еще находившаяся здесь, рядом с осколками яиц, которые так долго оберегала, успокаивающе заворчала, и этот голос подхватил целый драконий хор... но даже знакомый умиротворенный звук, который маленькая Орлита обожала слушать, еще сидя в скорлупе, не принес ей облегчения — ведь ей нужны были не утешения, ей была нужна она, она!..       Она.       ...Ее буквально вытолкнули на Площадку Рождений, да так резко, что она невольно сбила с ног какого-то мальчика — тот плакал навзрыд, стоя у разбитого буровато-коричневого яйца. Наверное, склонившись над осколками своей несбывшейся мечты, одиннадцатилетний малыш и впрямь думал, что целый мир рухнул... но вот на него, размахивая руками, неловко рухнула длинноногая девица с кое-как заплетенными золотистыми волосами — и горе отошло на второй план, сменившись испуганным ревом, с которым неудачливый кандидат бросился к трибунам, где его уже наверняка дожидались родные. Извинения, увы, пришлось кричать в спину, даже не надеясь, что ее услышат... а еще через мгновение неприятный случай и вовсе вылетел у девушки из головы, потому как трудно думать о чем-то другом, если в живот тебе, словно таран, врезается чья-то совсем не легонькая голова!       «Где ты была? Где ты была? Я так ждала! Я так долго тебя ждала!» — внезапно, без спросу и предупреждения ворвался в ее голову тонкий, капризный голосок, а не успела Морита приподняться, как вновь была уложена на спину нависшей над ней маленькой королевой... Маленькой, ха! Да она была с хорошего бычка размером, и бодалась ничуть не хуже!       «Почему тебя не было? — не обращая внимание на ее непотребные мысли, требовательно вопрошали огромные глаза, в которых плескалась вся радуга эмоций — от обиды и негодования до всепоглощающего, всепожирающего обожания, — Я была одна, совсем одна, а тебя не было! Почему ты не пришла раньше?!»       «Прости... прости меня, пожалуйста, Орлита... ох! Ты ведь Орлита, да?»       «А кем мне еще быть? — на этот раз удар был слабее, и юная королева чуть потеснилась, давая своей всаднице подняться на ноги, — Я прощаю тебя, Морита. Морита, моя Морита, как же долго!..»       ...тебя нет рядом.       Приходит кто-то другой. Кто-то... знакомый. Зовет. Пытается сочувствовать. Пытается поддержать. Но без толку, без толку — их не существует. Их больше нет. Они остались там, в радостно-солнечном мире, где жива была Морита. Где единственным, о чем стоило беспокоиться — это о собственной драгоценной кладке, и чтобы никакая другая королева и близко не подошла к ее сокровищам, не попыталась забрать ее ненаглядные яйца!.. Словно вспоминая, Орлита чуть слышно зарычала, но, прежде чем кто-то успел ее услышать, она снова затихла, накрывшись широкими крыльями, больше похожими на пустые мешки из шершавой кожи, и сознание ее вновь уплыло в далекое прошлое — ибо одним лишь прошлым она и могла удержать себя от попыток забыть о материнском долге и, едва приподнявшись над землей, исчезнуть навсегда. Провалиться в бездну, в забвение, где не бывает боли и отчаяния. Навеки уйти в безмолвный Промежуток.       Тот самый, в котором исчезла она, забрав с собою драконье сердце и заполнив дыру в груди зловещей чернотой.       Черный, черный, еще чернее...       Морита!       Внезапный порыв холодного ветра заставил Орлиту слегка перевалиться с крыла на крыло, но тренировки, проведенные над морями Исты, в причудливом сплетении сухих и влажных потоков воздуха, пошли на пользу молодой королеве — чуть погодя она уже выправила полет, при этом ни на пол-ладони не потеряв высоты и удержавшись точно в строю с остальными золотыми драконами. Холта, старшая королева Вейра, чуть повернула голову, присматривая за своей подопечной, и Орлита тут же почувствовала ее мягкую мысль:       «Будь осторожна. Над горами ветры переменчивы».       «Буду», — несколько недовольно откликнулась королева — она не любила, если ее уличали в неловкости, а Морита невольно добавила себе под нос, что некоторые старые перечницы до седых волос считают своих подчиненных неразумной молодежью! Орлита поддержала ее низким гудением, хотя и сдобренным изрядной долей симпатии — старая королева была ей по душе, чтобы нелестно отзываться о ней даже в мыслях, после чего добавила, что, не будь это Падение таким ленивым, никто бы и не заметил ее промашку.       «Ну и хорошо», — Морита поправила висящий за спиной бак огнемета, что уже начал изрядно натирать ей плечи. В Исте им не приходилось так много летать — большая часть Нитей тонула в море, к вящей радости рыб, или падала на бесплодные пустоши, где небесным паразитам нечем было поживиться, однако Морита не жаловалась, стремясь доказать, что и южные королевы ничем не уступают драконам старейшего на Перне Вейра! Вот только, увы, поводов для этого оставалось не так много — верхние Крылья уже рассеивались и по одному, по два пропадали из виду, возвращаясь в родной Вейр, а средние еще гонялись за последними клубками Нитей, но уже далеко не с таким пылом, как раньше. Драконы и люди устали за два часа беспрерывного лета и прыжков через Промежуток, да и скопившаяся в желудке зола огненного камня наверняка доставляла крылатым защитникам планеты изрядные неудобства, так что в какой-то миг Морита даже порадовалась, что ее золотая Орлита избавлена от этого сомнительного удовольствия и может рассчитывать на свою всадницу и на объемистый бак огнемета, а не на собственный второй желудок.       «Холта говорит, что стоит опуститься пониже и помочь наземным отрядам», — сообщила Орлита, за миг до того, как темно-золотая королева чуть присборила перепонку крыльев и длинной спиралью повела свое Крыло к земле, внимательно приглядываясь к раскинувшимся внизу полям, садам и пастбищам, на которых уже начали появляться первые группы холдеров с огнеметами. Кто-то поднимал голову и, размахивая руками, приветствовал королев, но остальные вели себя далеко не так оптимистично и не отрывали взгляда от земли, цепочкой проходя по своим владениям. Такая ответственность не могла не радовать — в той же Исте ее порой изрядно не хватало! — однако Морита (про себя, конечно) считала ее несколько излишней — как будто хотя бы одна Нить смогла бы ускользнуть от безжалостного пламени драконов! Впрочем, традиции есть традиции, и они рождаются не на пустом месте, поэтому девушка в очередной раз поправила огнемет и покорно отправила Орлиту следом за остальными королевами, надеясь лишь на то, что все закончится быстро. Кажется, Падение оттеснило их дальше к югу, и сейчас они летали почти над самым Руатом, хотя до главных дверей Холда еще оставалось несколько миль... или несколько мгновений, если сидишь на загривке у дракона. Оценив количество высланных отрядов, Лери, всадница Холты, велела королевам рассыпаться по разным направлениям, чтобы покрыть как можно большую площадь за меньший срок. Кажется, старая Госпожа тоже не была в восторге от перспективы тратить время после Падения на рассматривание созревающей пшеницы, однако держала свои соображения при себе, и Морите осталось лишь мысленно похлопать самообладанию этой женщины, что и во время приступов ревматизма умудрялась вести себя столь же достойно и невозмутимо, как и на любой Встрече в Холдах.       «Ничего», — заметила Орлита, разглядывая раскинувшийся внизу фруктовый сад, словно засыпанный снегом, хотя тонкий аромат, разливающийся в застывшем воздухе, с головой выдавал цветущие яблони. Даже золотая королева, всегда относившаяся к приятным, с точки зрения человека, запахам довольно скептически, залюбовалась прекрасной картиной опадающих цветов, будто и не ведающих ни о каких Нитях! А ведь единственного касания их было бы достаточно, чтобы превратить всю эту красоту в выжженную пустыню, на которой еще долго, очень долго не вырастет ничего живого...       «Мы не дадим», — спокойно ответила на невысказанную мысль Орлита, взмахом крыла заставив несколько деревьев пустить по ветру целую пригоршню белых лепестков, тут же поднявшихся вверх, выше пролетающего дракона, навстречу пылающему солнцу, невольно заставив и всадницу, и ее королеву проводить их взглядом...       ...А потому, верно, они и увидели то, что пропустили боевые Крылья!       «Нити!» — вскрикнула Морита, и ее дракон, не нуждаясь в разъяснениях, тут же сменила направление и, хлеща крыльями, ринулась навстречу врагу. Огромный клубок, видимо, успевший продержаться в верхних слоях атмосферы до окончания основного Падения, теперь несся к земле склизким серебристым комком, то и дело рассыпающим вокруг смертоносные «семена». Естественно, заметили его не только Орлита и Морита, но выскочивший из Промежутка коричневый, обдавший врага довольно слабым (все-таки конец Падения!) языком пламени, лишь сорвал с его поверхности клок серой пыли, тогда как основное ядро не пострадало, и дракону пришлось опять прыгнуть в Промежуток, чтобы не оказаться на пути этого чудовища! Наверняка он передал нужные координаты кому-то из своего Крыла, но Морита искренне сомневалась, что даже несколько уставших драконов, которые, вдобавок, все еще не избавились от золы огненного камня и вряд ли могли быстро восполнить запас газа, смогут тут помочь!       «Холта сообщила, что они на подходе», — Орлита издала какой-то странный звук — то ли зевнула, то ли кашлянула, ее глаза пылали красным и оранжевым.       — Они не успеют вовремя! — крикнула ее всадница, указывая на раскинувшиеся внизу сады, над которыми мелькали несколько драконов, уничтожавших отдельные клочья Нитей. Ситуация становилась плачевной — с каждым ударом сердца смертоносный враг приближался к земле, и если только они не успеют спалить его дотла, все эти чудесные деревья, плоды трудов не одного поколения руатанцев, в единый миг превратятся в...       «Мы не позволим!» — в голос воскликнули всадница и ее королева, после чего, издав боевой клич, помчались наперехват. Они очень рисковали, и обе понимали этого — удар подобного скопления в мгновение ока прожжет и драконью шкуру, и тонкую человеческую кожу, после чего можно будет считать везением, если Нити сожрут их быстро, а не оставят мучиться от ран до конца своих дней — но еще больше, чем за свою безопасность, Морита боялась не успеть и не выполнить свой долг, долг каждого дракона и всадника Перна!.. Кажется, она еще подумала, что Лери будет в ярости, а старый Л’мал наверняка устроит ей знатную выволочку... но — потом.       Когда Падение уже действительно подойдет к концу.       «Давай, Орлита!» — приказала всадница, посылая королеву в Промежуток, после чего мир на мгновение потемнел.       «Черный...»       ...и снова заиграл ослепительным, ярким пламенем, когда, едва обретя заново способность двигаться, Морита нажала на спуск огнемета. Должно быть, в этот миг у наблюдавших за ними людей и драконов поистине сердца остановились — молодая королева, что замерла прямо на пути несущегося ей в лицо клубка Нитей! — но сама Морита, удивительное дело, даже не думала о своей возможной гибели. Она лишь смотрела на своего извечного врага, в борьбе с которым провела всю свою жизнь, на его жадные серебристые пальцы, норовящие вцепиться в раскинувшийся под ними беззащитный Перн — и понимала, что не могла поступить иначе.       «Драконы рождены, чтобы, не жалея жизней, защищать этот мир, — уже позже, стоя перед беснующимся Предводителем, спокойно скажет она, — Так кем же станет все наше племя, если лишить нас права исполнять свой долг?..»       Конечно, она его не переубедила. Л’мал был слишком старым и упрямым, как и Клиннит, его ворчливый дракон, что еще с пол-Оборота при каждом удобном случае начинал поучать Орлиту, точно несмышленыша-птенца, покуда Холта на него не прикрикнула. Да, старшая королева тоже была недовольна рискованным маневром младшей, но, по крайней мере, ей хватало ума благодарить судьбу уже за то, что враг был остановлен до того, как достиг земли и уничтожил прекрасные сады Руата! Что касается самой Мориты, то она ничуть не жалела о своей безрассудности, и всякий раз повторяла, что они всего-то исполнили обязанность, возложенную на Вейры с начала времен, и не ей, а Л’малу и его всадникам должно быть стыдно, что «выскочка из Исты» опередила их на этом поле!       — Мы с тобой — дракон и всадник, любовь моя, — ласково говорила она, почесывая Орлите надбровья и заставляя последнюю всем своим огромным телом дрожать от нескрываемого удовольствия, — Этого уже не изменить, и пусть хоть все бронзовые Перна перебесятся от злости — мы будем действовать так, как пристало Крылатым. Правда же?..       «Разумеется», — мысли были сонными и довольными, а раздвоенный кончик хвоста так и плясал над землей, пока огромная золотая королева, прикрыв глаза прозрачными внутренними веками, нежно смотрела на свою наездницу. Морита, Морита, чудесная Морита! Отважная и непреклонная, сильная и упорная, в их паре она всегда была толикой безумия, бесшабашности, бесстрашия, и хотя многие завистники поговаривали, что такие качества лучше подошли бы всаднику зеленого дракона, сама девушка лишь смеялась в ответ — звонко и заливисто, будто тем самым бросая вызов целому Перну!..       Морита, Морита...       ...ты ушла — и твой смех затих. Исчезли звуки, краски, чувства — кроме безбрежной черноты и бесконечной печали. Никто другой не в силах тебя заменить — Орлита даже не понимает, кто эти люди или драконы, и каждый вздох — боль, каждый взгляд — напоминание, каждый новый день — всего лишь выстраданная отсрочка, необходимая, требуемая, ненавистная до глубины души! Она не живет, просто существует между прошлым и грядущим забвением, как цветок с обрезанными листьями, как человек с парализованным телом — каждый раз заставляет себя вбирать легкими воздух, и каждую ночь проваливается в пустоту, про себя надеясь, что это погружение будет последним.       И каждую ночь, неизбывно, неизбежно просыпается от кошмара. Одного и того же повторяющегося сна, яркой вспышки, в которой сгорела ее прежняя жизнь и началось нынешнее существование — как дракон с опаленными крыльями, это видение проносится в ее разуме, и крик эхом отражается от каменных стен вейра, погруженного в ночной мрак — черный, черный...       ...еще чернее...       МОРИТА!       И безумный вопль прорывается сквозь легкие, превращая их в кровавые клочья, и возносится до небес, чтобы само солнце рухнуло на эту землю и спалило ее дотла!.. — но светило продолжает висеть над далеким горизонтом, заливая землю бесчувственными, холодными лучами, в которых не осталось и толики тепла, а безутешная королева плачет, и плачет, извиваясь от горя, царапая себя когтями и раз за разом оглашая Вейр криком безысходной тоски. Все ее тело, каждая частичка, молит бросить этот мир и исчезнуть в небытие — ибо как может кто-то жить, если половина тебя уже растворилась в Промежутке?! — но яйца, ее любимые, ее ненавистные яйца невидимыми цепями приковывают мать к горячему песку Площадки Рождений, и могучий золотой дракон, существо, которому нет равных на всем Перне, бессильно откидывается назад, бьет хвостом и полосует воздух ударами бесполезных крыльев — крыльев, что не сумели уберечь ее всадницу! — пока силы не оставляют ее, и она не затихает между сном и явью, в плену собственной памяти, в путах древних, как мир, обязательств... Изуродованное существо, половина себя, которой уже не суждено обрести целостность и познать вкус жизни, укрывшееся, как в скорлупе, в собственном изувеченном разуме, куда нет дороги смертному, куда не пробиться ни одной чужой мысли. Это место, где царствует отчаяние, где погас последний луч надежды, и никому не дано соприкоснуться с этой болью, измерить ее глубину или хотя бы вообразить масштабы черного чудовища, что пожрало целый мир...       За исключением разве что...       ...Лери.       Она сидит рядом, как и долгие, ужасающе долгие дни и ночи до этого — маленькая Лери, похожая на один из тех самых белых лепестков, которому требуется лишь легкий порыв ветра, чтобы умчаться в небытие. Она сидит тут, неподвижная и безмолвная, а не пытается, подобно другим, поддержать ласковым словом — ведь им не нужны слова, чтобы понять друг друга, и в затянутых мутной пленкой глазах бывшей Госпожи Орлита без труда может разглядеть отражение собственных горестных мыслей. Лери ждет. Она могла бы уйти, как только узнала о гибели Холты. Просто умереть, как умирают люди, и заставить все мучащие ее чувства исчезнуть без следа, она могла бы прекратить эту пытку! — но она осталась здесь, чтобы ждать. И чтобы уже совсем скоро в последний раз забраться на спину дракона и отправиться в полет без заданных ориентиров — умереть точно так же, как и ее возлюбленная королева. Она знает, что должна дожить до этого момента, и покорно глотает бульон, что приносят ей, как больной, чтобы покормить с ложечки, а, глядя на нее, Орлита тоже понимает, что должна дышать дальше. Скорлупа яиц совсем твердая, Рождение близко, а вместе с ним — освобождение от утомительного ошейника жизни и благословенная мгла Промежутка. Они уйдут вместе, едва лишь почувствуют, что время пришло, и золотые крылья в последний раз сомнут притихший воздух Вейра, и старое тело Госпожи распластается в знакомой ложбинке между двумя высокими гребнями, пока одряхлевшая всего за несколько дней королева будет тяжело подниматься вверх, как по каменным ступеням — все выше и выше, в бескрайнее, бесконечное небо.       Они дождутся. Они должны дождаться этого...       «Орлита?»       «Да?»       «Нет, ничего, — и всадница, улыбнувшись, ласково треплет своего дракона по гладкой шее, пока собравшиеся внизу холдеры чуть ли не обнимаются, стоя у кучки серого пепла — всего, что осталось от Нитей после знакомства с драконьим „гостеприимством“ Перна, — Ты молодец. Я горжусь тобой».       «Мы сделали это вместе, — дипломатично замечает королева, хотя видно, что похвала ей по нутру, — Вот только Клиннит опять будет ругаться...»       «Пусть, — Морита улыбается, и в мыслях ее нет и следа тревоги, — Меньше всего мне сейчас хочется переживать о том, что скажет наш Предводитель! — после чего, вздохнув, добавляет, — Бой окончен, Орлита. Полетели домой».       «Ты забыла про ориентиры».       «Орлита!»       «Я просто уточняю...»       «День, когда я не смогу найти дорогу в собственный Вейр, станет самым печальным днем во всей истории Перна!» — всадница негодующе фыркает, после чего в ее памяти всплывают Звездные Камни и знакомая чаша Форта, а Орлита, довольная, что сумела поддразнить свою наездницу, растворяется в воздухе.       В темноте. В пустоте. И снова в ушах звучит эта мелодия... короткий обрывок песни, воспоминание из полузабытого сна:       «Черный, черный, еще чернее...»

Конец.