После боя

Цукишима красив, этого никто отрицать не станет. Не так элегантно, аристократично прекрасен как Бьякуя, но все же. У него ухоженные темные волосы, явно стриженные в парикмахерской, темные глаза, типично восточного разреза, длинные ресницы, бледная фарфоровая кожа и...большой рот. Нет, не лягушачий, отрезать язык лгуну, который посмеет назвать его некрасивым или жабьим. Просто тонкие бледные губы немного непропорциональные на узком лице, но такие…пошлые. Когда Цукишима облизывается, от нервов ли, или просто по привычке, Кучики отвлекается от красот природы, от заботы о младшей сестренке, да что там, даже бой теряет свою первоначальную ценность, уступая в мозгу место сотням неприличных мыслей. Раздвинуть бы эти губы пальцами и…дальше думать благородному главе клана не следует и ловушка, поставленная оппонентом, помогает отвлечься. Но надолго ли? Возможно и так. Обладатель самого сокровенного фетиша капитана шестого отряда оказывается действительно силен, вот только с противником ему не повезло. Многие капитаны полегли бы ещё после первого его удара, но этому человечку стоило бы позаимствовать немного удачи у своего подчинённого, немного интеллекта Айзена и его силы, наконец, стали бы соответствовать самомнению. Не более. Гордость Бьякуи ему никогда не будет по зубам, как не старайся. Хотя Цукишима смог вывести холеного аристократа из его стального равновесия, а это уже дорогого стоит. - Стой!.. – все силы израненного тела уходят на то, чтобы не потерять связь с реальностью. И лишь одна мысль бьется в абсолютно пустом сознании: «Задержать! Задержать как можно дольше! Какой ценой? Не важно, только дать Кууго больше времени». Сомнений по поводу остальных шинигами почему-то не возникает, хоть один два да победили соперников, а значит нельзя дать этому монстру уйти. – Я же видел, как ты смотрел на меня. Что, понравился? Неужели один из капитанов хваленного Сейретея по мальчикам? Сухой смешок прокатился по крыше невнятной постройки, заставив Бьякую замереть. Нет, не потому что слова побежденного его задели, не потому что ему вдруг стало не наплевать на дельнейшую его судьбу – просто неожиданно явилась мысль, что способ выбраться из этого пространства он не знает. Крушить все подряд в надежде, что это сработает не в правилах Кучики, а в существование лазеек верится с трудом. - Хочешь проверить? – выдает он совершенно нехарактерную для себя фразу, но не слишком-то об этом задумывается. Сейчас, когда бой успешно завершен, взгляд снова непроизвольно скользит по лицу Цукишимы. По идеальным дугам бровей, по бессильно прикрытым векам, ресницам, отбрасывающим тени на бледные скулы, по линии аккуратного носа, идеально прямого, с красивыми «резными» ноздрями и завершает свое путешествие на губах изогнутых в усмешке. Не такой как в самом начале: самодовольной, источающей уверенность в себе и собственных силах, не такой как во время боя: чуть напряженной, но все ещё безумно насмешливой. Сейчас полуулыбка наполнена горечью поражения и обреченностью ведомого на казнь. - А может и хочу, - выдыхает парень совсем тихо, неуверенно. – Удовлетворите последнее желание умирающего? – и нет насмешки в едва различимых словах, нет неразделимого с этим человеком сарказма, только надежда. Бьякуя прикидывает время окончания боев своих товарищей, и тут же обрывает себя: такой мысли благородный аристократ не должен даже допускать, не то что развивать. Но хочется безумно, а когда вот так бесстыдно предлагают, желание мешается с отвращением, ставя низшую из существующих потребностей на первое место. Пока капитан шестого отряда застывает в нерешительности, Цукишима, напрягая все чудом оставшиеся в организме силы, переворачивается на спину, не сводя заинтересованного взгляда с капитана. - Ну же, господин шинигами! – в голосе почти исчезают нотки отчаяния, приходит такой не свойственный смертельно раненому азарт. – Или не стоит? Печально. Кучики не ведется на «слабо», но не может противиться соблазнительному движению ЭТИХ губ. Долгожданный поцелуй мешается со стоном наслаждения путника, неделями плутавшего в пустыне и вдруг добравшегося до живительной влаги. Хочется всего и сразу, ведь есть столько способов заняться непотребствами, есть столько мест, куда обязательно нужно дотянуться, что нужно огладить, облизнуть, прикусить. Всё-таки этот человек умеет достигать своих целей: общество душ, Куросаки Ичиго, Рукия – да гори оно синим пламенем! - Таки стоит? – задыхаясь от непередаваемых ощущений, усмехается Цукишима за секунду до того как его снова затыкают. На этот раз грубо пальцами зажимая рот. Да и есть ли место нежности в этом сумасшедшем танце страсти? Совесть Кучики потеряла сознание от наглости своего хозяина, разум валялся где-то рядом, животные инстинкты, похоть – так по-человечески, так позорно, но жутко приятно. Наслаждение от прикосновения обветренных губ к ладони, от влажного от крови тела, буквально пропитавшегося запахом смерти, от преодоления секундного, неубедительного сопротивления плоти. Приятно, когда не заморачиваясь избавлением от одежды, два тела обтираются друг о друга с таким рвением, будто желают преодолеть границы телесной оболочки. Приятно, когда не нужно задумываться о чести, благородстве и других не менее «важных» вещах, просто ощутить свободу в том диком первобытном облике. Приятно, когда «подчинитель» мечется, стараясь уменьшить боль, но лишь заставляет раны кровоточить сильнее. Приятно, чувствовать жаркую тесноту чужого тела, взятого почти насильно. Цукишима болезненно скулит и жмурится, стараясь свести колени, между которых удобно устроился недавний противник. Уже не до великих целей, не до самопожертвования, да даже Гинджи в такой момент - просто набор букв. Только бы это все скорее закончилось. Рваные толчки, нарастающий темп возвратно-поступательных движений, горячее дыхание над ухом, пальцы, бездумно касающиеся губ. Всё это совсем не правильно, но Бьякуя впервые наслаждается своими ошибками. Он не будет жалеть об этом - он решил не жалеть, закрепляя свое грехопадение глубоким поцелуем. Что может быть постыднее отступления после победы, белого флага после безоговорочной капитуляции врага? Только насмешливая ухмылка на искусанных губах, вымученная от усталости, но отвратительно искренняя. - Ещё увидимся, господин шинигами, ещё увидимся…