Монмут энд Пойнс Лтд.

– Ах, королева, ... вопросы крови – самые сложные вопросы в мире! ... Я ничуть не погрешу, если, говоря об этом, упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. (М.Булгаковв, "Мастер и Маргарита") Дождливые воскресные дни как нельзя лучше подходят для того, чтобы смотреть старое доброе кино в обществе хороших друзей. Чтобы, например, взять из стопки диск со светящимся мечом на обложке и вставить его в щель проигрывателя. Потом прилечь на жесткую подушку старого дивана – а может, на мохнатую песью спину или на чьи-нибудь коленки, это уж как приведется. И смотреть, как плывут в космическую даль по экрану телевизора слова: «Однажды, в одной далекой галактике…» - Пам-пам-пам, пам-парам, пам-парам! – мурлыкает Хэл, устроившись головой на Недовых коленях и дирижируя полупустой пивной баночкой. Нед пиво не пьет и петь не может - у него болит горло, шея замотана шерстяным вязаным шарфом. На другом конце дивана, вне досягаемости Хэловых пяток сидит Пэт Феникс, помешивая в чашке какое-то горячее душистое варево. - На! – протягивает она чашку Неду. – Маленькими глоточками пей. - Экстракт яичников летучей мыши? – хихикает Хэл. - Будешь вертеться – я разолью прямо тебе на нос! – шипит и хрипит Нед, у которого нет голоса, но способность к жестким мерам воздействия никуда не делась. - Всего лишь отвар трав с медом и пряностями, - миролюбиво произносит Пэт. - Шшш! На экране разворачивается космическая борьба, Нед думает, что режиссеры и сценаристы ничего особо свежего не придумали – хоть речь и идет о каком-то далеком будущем, но это всего лишь антураж для вполне обыкновенных вещей, происходивших и происходящих до сих пор во вполне будничных декорациях. - Как, должно быть, страшно обнаружить, что твой отец… - произносит вдруг Хэл. Потом спохватывается, виновато глядя на Неда. - Какая разница? – задумчиво спрашивает Пэт. Нед пьет отвар – маленькими глоточками, как ему было сказано, и согласно кивает. Ему точно нет разницы, был ли его отец англичанином, валлийцем или самим Паком-с-холмов. Нед живет здесь и сейчас, все долги крови, рода и предков втайне от Хэла считает предрассудками. Какая разница, кто твой отец – важно лишь, кто ты сам. - Какая разница, кто твой отец, - произносит Нед вслух – голос вернулся, отвар Пэт помог! Хэл вздрагивает – ему-то есть разница, и очень даже. Если бы его отец был не Генри Болингброк, не король Англии – кем мог бы быть сам Хэл? Даже если бы совершил все то же самое, что совершал в качестве принца Уэльского и затем законного короля? Всего лишь узурпатором. Да и не дал бы Господь ему ни побед над Уэльсом, ни побед над Францией, не уберег бы от коварства заговорщиков, и… Сама мысль об этом так ужасна, что Хэла передергивает. И Нед все же расплескивает отвар прямо ему на лицо. - Свинтус, - бормочет Нед. – Теперь сам отстирывай белую футболку от рыжих пятен! "Отец", "отец" – а футболки как всегда Недова забота. - Побегу застираю! – подхватывается Хэл так стремительно, что едва не сбрасывает с дивана мисс Феникс и наступает на хвост Фальстафу, который устроился возле дивана. Благодушный сенбернар взвизгивает и укоризненным взором провожает устремившегося в сторону ванной Хэла. Впрочем, в качестве компенсации ему достается полбаночки Гиннеса. Сквозь шум воды и шварканье намыленной ткани о ткань до Хэла доносятся звуки боя из фильма, визжание лазерных пушек и грохот взрывов. Сквозь эту какофонию едва слышны голоса Пэт и Неда – вернее, голос Неда только угадывается. Дьявол бы побрал мой длинный язык, обругал себя Хэл – ясное дело, теперь Нед будет переживать и думать о своем отце. Нед ведь только прикидывается, что ему все равно, прикидывается перед ним, Хэлом. А ему не может быть все равно – такое ни одному человеку не может быть безразлично, убеждает себя Хэл. И замирает с мокрой футболкой в руках, услышав на фоне воцарившейся в фильме тишины ясный голос Пэт: - Знал бы он, кто ЕГО отец!.. Это… силы небесные – это она о нем! О нем, о Хэле, о Гарри, мать его, Английском! Вода с тихим журчанием льется в раковину, что-то там, в гостиной, говорит Нед, Пэт смеется – а Хэл так и застыл, и из зеркала ванной на него смотрит несчастная бледная физиономия с расширившимися от ужаса и горя глазами. Пэт – ведьма, ведьма от слова «ведать», недаром она когда-то подбросила Хэлу живой заменитель его ненаглядного Пойнса. И закрутилось все вот это не в последнюю очередь благодаря Пэт. Ведьмы слов на ветер не бросают – если уж сказала, значит… значит… О, Господи! Как во сне, Хэл закрывает воду, отжимает футболку, вешает на сушилку и преувеличенно медленно и тщательно расправляет. Потом снова смотрит на себя в зеркало, несколько раз растягивая губы в улыбке и хмуря лоб – будто возвращая подвижность мышцам лица. Эти двое сейчас не должны ничего заподозрить… *** В дни душевного непокоя Хэл любил приходить в публичную библиотеку. Он набирал книг – первых, которые приходили в голову, - усаживался в уголочке у окна и включал круглую лампу в матовом абажуре. Он то нырял с головой в сонмище букв, ища за простыми словами потаенный смысл, то поднимал глаза от страницы и просто сидел, не думая ни о чем, разглядывая других посетителей и пытаясь угадать, какие книги и зачем они читают. С двумя болтливыми девчонками этого, впрочем, угадывать особо не пришлось. Они говорили так громко, что пожилая служительница несколько раз делала им замечание, что, впрочем, помогало ненадолго. Прислушавшись, Хэл уловил имя – «Томас Кларенс». Вот не было печали, привел Господь студентов-историков! Он собирался уже отнести книги и убраться по добру, по здорову, однако что-то не давало, и Хэл продолжал напряженно прислушиваться к болтовне. «- Эпикфейл вышел у этого жадины», - трещала одна из студенток. – «Собрался прибрать дядюшкино наследство, женился на тетке, а в итоге остался с носом». «- Да вся эта семейка, ланкастерско-бофорская – настоящее змеиное гнездо», - безапелляционно заявила вторая. Хэл даже губу прикусил от обиды и собрался уже было встать и предметно доказать болтухам, что все было вовсе не так, а если даже и так – не им о том судить. «- Генрих все это семейство как-то внезапно облагородил – непонятно, в кого и уродился», - продолжала девушка. «- Может, в кого-то бессмертного, который должен когда-то проснуться?» - хихикнула первая. Слова застряли у Хэла в горле. Историки… историки, мать их за ногу! Исторических книг, а в особенности книг по английской истории, он отчего-то избегал – в отличие от Неда, который читал монографии, а то и плохие исторические романы запоем, а потом в лицах разыгрывал сценки, и приятели громко хохотали над ляпами авторов. Но уж тут-то Неду не признаешься, и уж это-то с ним Хэл ни за что не стал бы обсуждать. В ушах у него шумело, он едва собрался с силами и отнес книги. Провожаемый обеспокоенным взглядом служительницы (она была напугана его мертвенно-бледным лицом и подумывала, не позвонить ли в «скорую» - не ровен час, сердечный приступ. Жалко молодого парнишку!) Хэл поплелся домой. Темные улицы приветливо подмигивали ему огнем магазинов и неоновыми рекламными вспышками, но сейчас он ничего не замечал. Слова Пэт, а потом и подслушанная невзначай болтовня девчонок-студенток - Хэлу казалось, что его мысли сунули, словно белье, в барабан стиральной машины, и крутят, крутят, моют, полощут и отжимают на высоких оборотах со звуком взлетающего самолета. Мысли становились выстиранными – и совершенно измятыми и искореженными. Не стирайте мысли в стиральной машине! Перед входом в свой дом Хэл глубоко вдохнул, с шумом выдохнул. Так нельзя, надо хоть перед самим собой признаться – бессмертный, который должен проснуться, не может быть никем иным как только Оуайном Глиндуром. Героем Уэльса и Хэловой головной болью в течение многих лет. И если строго следовать фактом, в этом нет ничего совсем уж невероятного. Мама была валлийкой по крови, была весела, любила охотиться… Хэл мысленно встал на колени перед матушкой за все те думки, которые крутились у него в голове. Если отца, Генриха Четвертого, он любил только потому, что так велел долг, то мать он любил любовью безусловной и сильной. Если быть честным перед собой, думал Хэл, медленно поднимаясь по лестнице, он принял бы любой выбор матушки – просто потому что это был ее выбор. И если уж быть совсем честным – предпочел бы иметь другого отца, буде он венчан с его матушкой или буде их союз освящен… как-то по-другому. Хэл сам испугался этой пришедшей внезапно мысли – как мог быть освящен их союз с Глиндуром? Что, валлийскими жрецами, которых старикан пригрел у себя под крылышком под конец войны? Хэл вытер внезапно навернувшиеся на глаза слезы и решительно открыл дверь своей квартиры. - Привет. Ты как? – стараясь говорить беспечно, бросил он сидящему в кресле Неду. Тот все еще не очухался от своей простуды, хотя ему уже было гораздо лучше. - Порядок, - Нед говорил тихо, оберегая горло, но хрип из его голоса уже ушел. – Ты сегодня рано. Есть будешь? - А что есть поесть? Ортоланы? Рябчики? Олений бок? – попытался Хэл выдать их дежурную шутку. - Пирог, принесла хозяйка, - ответил Нед, внимательно следя за приятелем. Пирог от Грейс Коупленд, их квартирной хозяйки, был самой хорошей новостью за сегодняшний день. Устроившись на диване с тарелкой пирога и чашкой горячего чая, Хэл продолжал автоматически откусывать и прихлебывать, не слыша, что говорил ему Нед. -…Да что с тобой такое? – донесся до него, наконец, громкий голос, мгновенно перешедший в хрип. - Ты что орешь? – напустился он на Неда, радуясь поводу сорвать злость. – Давно без голоса сидел, соскучился? Ну-ка, марш под плед, сейчас принесу чаю, будешь пить и молчать как отшельник! Пораженный его резкостью, Нед мгновенно сник. Получив кружку горячего чаю, в которую Хэл щедро плеснул бренди и добавил меда, Нед устроился под пледом и сделал вид, что всецело занят своим напитком. - Нед, а вот представь, - наигранно беспечным тоном спросил вдруг Хэл, - вот просто представь – если бы я не был принцем, а потом королем… - Ну и не был бы… - брякнул Нед, забыв, что ему должно молчать, как отшельнику. - Ну а кто бы воевал с Уэльсом… с Францией? Нет, не так – а вот если бы я воевал с Уэльсом и с Францией, не будучи принцем и королем? - Ну и воевал бы, - все так же бездумно бросил Нед. В голову Хэла это никак не укладывалось, но отчего-то ему стало легче. Утро вечера мудренее, подумал Хэл, устраиваясь на своем месте, подле уже тихо посапывающего Неда, и просовывая ему руку под голову. Утро вечера мудренее. Завтра он возьмет машину, скажет Неду, что… Ну, что-нибудь да скажет. И до вечера, если повезет, обернется – дорога сухая. Он должен поехать в Харлех.