Тайное

Сквало крался, как крыса. Он время от времени опасливо оглядывался, косился на тени, стекающие по стенам, и предвкушение молоточками колотилось в его висках, бурлило в крови. Предвкушение, залитое адреналином, подгоняло Сквало, стукая его по темечку. Будто бы стеклянным стаканом. Сквало представлял, открывая дверь, что будет похож на домохозяйку, пытающуюся найти у мужа чужие бабские трусики – представлял, как будет искать чёртовы занзасовы иксы, перерывая всё подряд. И каково же было его удивление (разочарование), когда он увидел пистолеты на столе. Они тупо валялись, один ближе к краю, другой дальше, а кобура вот-вот, казалось Сквало, должна была свалиться на пол. Вот так просто и небрежно. «Для этого блядского ублюдка нет ничего святого!», - подумал Сквало. «Для него совсем ничего не имеет значения». Сквало знал, что Занзас не поднимется сюда – ни разу не поднимался во время приёмов. Сквало знал, что если тупого мусора внизу соберётся больше, чем способен выдержать трезвый Занзас, тот просто напьётся. Так, что вряд ли будет в состоянии идти самостоятельно. Поэтому, поймав каплю пота, стекающую по ямке над губами, Сквало медленно подошёл к столу. Он обхаживал чёртовы пистолеты, как барышню – ходил туда-сюда, пытался рассмотреть с разных ракурсов. Они были похожи на Занзаса: равнодушно смотрели чёрными дулами, чуть поблёскивая в темноте, и грёбаные красные иксы по бокам смотрелись также вычурно и броско (совершенно глупо, но чертовски важно), как перья босса. - Не смотрите так, суки! Сквало подошёл, рассматривая пистолеты ближе, хоть и видел их чёртову кучу раз. Металл блестел тускло и как-то загадочно – мол, давай, патлатый, удиви меня. В голове вещал Занзас. Сквало фыркнул, думая, что эта гнида его никогда в покое не оставит, и взял один пистолет в руку. Он был холодным – прямо как Занзас – и выглядел настолько же опасным и непредсказуемым. И Сквало понятия не имел, что за муть у него внутри. Пахло порохом и оружейным маслом. «Надо же, этот мудак ухаживает за ними» Сквало нюхал пистолет, глубоко втягивая воздух. Настолько глубоко, что лёгкие начинало покалывать. Он скользил по нему носом и представлял, что от Занзаса пахнет также. Он никогда не был к Занзасу настолько близко, чтобы почувствовать его настоящий запах, и искренне недоумевал, почему. За столько-то лет. Пальцы любовно оглаживали бугристые рёбра пистолета, обводили дуло, проходясь по самому краю. Сквало знал, что Занзас наощупь такой же твёрдый и холодный, и оттого ещё более жадно трогал. Он трогал везде, не пропускал ни миллиметра – дорвался наконец-таки – и представлял, что трогает Занзаса. Что Занзас позволяет. «Мало того, что пидор, так ещё и с глюками», - вместо второго пистолета на столе сидел Занзас. Он подпирал рукой подбородок и смотрел насмешливо, колко. - Иди к чёрту, мудак. Выметайся из моей башки. Во второй руке Занзас держал стакан, примеривался – кинуть или не кинуть, и отпивал маленькими глотками. Сквало совершенно не обращал на него внимания: «он не настоящий, не настоящий, не настоящий». Крылья его носа елозили по чуть стёртому металлу, а губы скользили по иксам – по их выступам, перекрещиваниям. Сквало вспоминал, насколько сильно Занзас сжимает пистолеты во время боя, и мечтал, мечтал, мечтал – представлял – что его чёртов босс сжимает также. Вцепляется в его плечи, кисти, бёдра, будто бы не может без этого жить. Будто бы его жизнь зависит от этих прикосновений. Сквало смотрел на пистолет оценивающе и прикидывал в голове, что с ним случится, если Занзас, тот, который сейчас сидел внизу и нещадно нажирался (Сквало не сомневался), узнает. Он думал, что сам с собой сделает утром, когда его отпустит – а, может, раньше. «Нетрезвый мозг более честный, чем трезвый…» - Заткнись, уёбок! Сквало думал о том, что почти никогда так не нажирался. И что начинать не стоило. Кабинет Занзаса едва-едва покачивался – было слишком темно – и Сквало стоял относительно ровно. Одной рукой опираясь на стол, второй он у самого лица держал пистолет - и говорил почему-то тоже с ним. Кажется, он хотел сказать ещё что-то донельзя язвительное, но… - Я тебя выебу. Занзас-пистолет почти кокетливо – кокетливо, блядь! – болтнул ногой в воздухе. «Мусор», - стакан пустел и наполнялся самостоятельно. «У тебя кишка тонка». - Да хрена с два!.. Сквало насупился, решительно пытаясь снять с себя брюки. Пряжка нихрена не расстёгивалась, как и молния – Сквало фыркал и хмурился. Перед глазами плавали предметы обстановки, на которых вроде как сидел-стоял Занзас, и с каждой минутой Сквало всё меньше понимал, где сейчас находится настоящий. В ушах звенело, а в висках билась мысль о том, что его тупо взяли на слабо. Взял на слабо собственный глюк. У Сквало тряслись руки и от представления того, как он сейчас выебет себя занзасовым пистолетом, член становился, будто каменный. Сквало развернулся спиной к столу Занзаса, к той глючной суке, которая на нём сидела. Ему хотелось заорать: «Смотри, подавись!», - но рот не открывался. Губы Сквало были сжаты в тонкую полоску, а зубы стиснуты. Желваки перекатывались от напряжения, когда он водрузился коленями на кресло, одной рукой сжимая пистолет, а вторую, скудно послюнявив, завёл за спину. Было жутко неудобно: Сквало елозил коленями по креслу, упирался ими в подлокотники и пытался раздвинуть ноги шире. Ягодицы – твёрдые, упругие – были неудобно оттопырены, а дырка – настолько узкой, что Сквало никак не мог протолкнуть хотя бы один палец. Ему мерещились скрипы и шорохи, и кабинет всё же начал кружиться – хотелось сблевануть. Член упирался в спинку кресла, и Сквало прошибало током, когда он представлял, сколько времени Занзас касался её. Спиной, руками, затылком – наверняка чем-то ещё. Смазка стекала по члену вниз, к яйцам, и от этого по спине ползли мурашки. Сквало вспоминал, где у Занзаса в кабинете лежат салфетки, проталкивая палец внутрь. Было туго, колко и жарко. И мышцы сопротивлялись так сильно, что пальцем Сквало чувствовал каждую складочку кожи вокруг, каждый бугорок. Он толкал палец за пальцем – очко горело всё больше и больше, почти что сухие пальцы неприятно тёрлись о чувствительные внутренние стенки, – оттопыривая их внутри и стискивая край спинки. Пахло Занзасом – отовсюду. Пистолет входил в едва растянутую дырку туго, а вспотевшая ладонь то и дело соскальзывала с рукоятки. Сквало трясло. Слишком ощутимо – настолько, что рёбра пистолета чуть не оцарапывали его нутро. Было страшно, о, чертовски страшно. Он как наяву представлял себе лицо Занзаса, если тот его увидит. Если тот совершенно случайно окажется здесь – в своём собственном кабинете. И от этого член болезненно дёргался, становясь ещё твёрже. Член Сквало был зажат между его животом и спинкой кресла, и, Господи, это так походило на дрочку, что он просто не мог не представить Занзаса. Голые колени липли к кожаной обивке кресла, и вместо них Сквало пытался представить бёдра Занзаса. Казалось, что второй пистолет ржёт над его оттопыренной задницей, над пистолетом, входящим туда всё глубже и глубже. Сквало стискивал зубы и стонал, стонал, стонал. И в голове его был только лишь Занзас – горячий, твёрдый и… глубокий. Мадонна, как же это было глубоко и хорошо. Сквало представлял, как растрахает свою простату, представлял, как она распухнет внутри и будет пульсировать – как пульсировал бы член Занзаса. И кончил он сразу после того, как твёрдое разогревшееся дуло коснулось её – сжатой, напряжённой. Наверное, Сквало просто сматерился. Или неосознанно прошептал имя Занзаса. Или просто вцепился губами-зубами в обивку на краю спинки – как вцеплялся бы в шею Занзаса, в его губы. Он всё ещё пытался вспомнить, где в этом чёртовом кабинете могут быть салфетки – а в его голове Занзас обкончал ему всю задницу и говорил о том, что он, Сквало, похотливая шлюха. И, в общем-то, сейчас с этим было сложно не согласиться. Сквало думал о том, что сейчас ему придётся здесь всё оттирать, что надо где-то найти тряпку, но ноги не слушались, и единственное, чего сейчас хотелось – просто упасть и уснуть; надо было одеться, и душ тоже надо было принять, и, желательно, спуститься бы обратно в холл. И когда Сквало повернулся, чтобы одеться, со стороны двери раздалось насмешливое: «Браво», - и хлопки.