bondage

Чанёль проклинает себя за отсутствие привычки стучаться в двери, когда находит Минсока в его комнате связанным по рукам и ногам, с заткнутым какой-то тряпкой ртом. Растрёпанные рыжеватые волосы закрывают половину лица, он кажется испуганным, а ещё он возбуждён — это видно по натянувшейся ткани джинсов. Всё это выглядит очень странно, и Чанёль тоже испытывает что-то смутно похожее на смесь страха и стыда. Он хочет спросить что-то вроде "кто это сделал?" и "как ты?", но не может выдавить из себя ни слова, только таращится на Минсока широко распахнутыми глазами. Минсок торопливо выплёвывает кляп, мокрый от слюны, и пытается стянуть верёвки с рук, но что-то не получается, он дёргается упрямо, а потом замирает резко, глядя Чанёлю в ответ. Лицо у него абсолютно красное, по-своему милое и даже смешное, только Чанёлю сейчас не до смеха. Минсок утыкается носом в подушку и тихонько хнычет — Чанёль видит, как трясутся и вздрагивают под широкой футболкой его худые плечи, — а потом подымает голову и смотрит на Чанёля совершенно сухими глазами. — Развяжи мои руки, пожалуйста. Чанёль нервничает, но слушается: подходит ближе, усаживается на край кровати и дрожащими руками тянется к верёвкам. Он осторожно дотрагивается до запястий Минсока — того колотит страшно — и возится с верёвкой бесконечно долгую минуту: всё выходит как-то совсем хреново. С ног Минсок верёвку сдёргивает уже сам — одним, совершенно привычным движением. Садится на кровати, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом; на Чанёля не смотрит и молчит. Атмосфера в комнате становится слишком тяжёлой, и Чанёль опускает голову, разглядывая складки на бежевой простыне. Он понимает, что увидел что-то такое, чего ему видеть не стоило. С другой стороны, могло быть хуже, если бы кто-то другой увидел это. Он ведь не самый худший вариант? Он смотрит на Минсока — на его худые коленки, острые локти и выпирающие лопатки — и что-то в груди тревожно шевелится. Минсок говорит, не поднимая лица на Чанёля, и голос его звучит совсем тихо и ломко. — Раньше я делал это дома в своей комнате. У меня на двери не было замка, поэтому в любой момент кто-нибудь мог войти. Это было…остро. Всегда напряжение, — Минсок тихо посмеивается и хватается за голову, ероша волосы на затылке. — Это немного неловко говорить. Только таких признаний Чанёлю не хватало. Он не хочет этого знать. Он не хочет знать, что его хён любит такие вещи. Серьёзно, зачем он это ему рассказывает. Чанёль всё равно не поймёт, как это так и зачем. — Хён, я могу тебе помочь? Я могу тебя связать? — Чанёль даже не осознаёт, что говорит, просто слова вырываются изо рта. Кажется, он заикается. Минсок вскидывает взгляд и смотрит удивлённо. — Это плохая идея. Он хмурится и как-то странно кривит губы. Наверное, решил, что Чанёль это из жалости или, наоборот, поиздеваться хочет, только тот и сам не знает, какого хрена ляпнул это и что теперь делать. Не его это дела, чего он лезет в них вообще. Но чувствует он совершенно другое. И пугается страшно. Он хочет связать Минсока. Хочет, чтобы Минсок был зависимым от него, Чанёля. Кажется, он говорит это вслух, потому что выражение лица у Минсока просто непередаваемое — шок, стыд и ещё. Чанёль хочет сделать вид, что ничего не видел и свалить отсюда куда подальше. Минсок ничего не говорит — просто вытягивает ноги и бросает Чанёлю верёвку. И это просто вместо тысячи слов. У Чанёля снова дрожат руки. Минсок указывает, как правильно завязать верёвку у него на ногах, и говорит, что точно так же он должен сделать и с руками, хотя в принципе может вязать, как хочет, правда, если вдруг решит бросить Минсока вот так, то сам он уже не высвободится и будет очень неловко перед ребятами. Чанёль аккуратно обматывает верёвку вокруг худых бледных лодыжек, затягивает, смотрит на Минсока вопросительно: не слишком ли туго? — но тот только кивает, мол, продолжай. Это невероятно интимно. Минсок напряжён до предела, но постепенно расслабляется, прикрывает глаза, позволяя делать с собой, что угодно. Это просто безумие, и Чанёль едва не задыхается от странного чувства — смеси нелепой нежности и желания быть как можно бережней. Он связывает руки Минсока за спиной — тот начинает дышать тяжело и отрывисто — подбирает тряпку, которая на самом деле оказывается обычным носовым платком, и проталкивает в рот Минсоку, который мычит что-то и глухо постанывает. Чанёль думает, что это есть сносит крышу, когда прижимается к спине Минсока, обнимает за талию и касается губами его шеи. Минсок горячий и тоненький, а Чанёль чувствует себя огромным чудищем — собственные ладони кажутся слишком массивными, когда он сжимает пальцы у Минсока на подбородке, словно в любой момент может просто сжать пальцы сильнее и раздавить тонкие косточки. — Нас могут поймать, хён, — шепчет Чанёль в покрасневшее минсоково ухо, и тот всхлипывает совсем тонко и жалобно, стискивает зубы и, задрожав всем телом, кончает. Чанёль ласково гладит его по спине и тяжело выдыхает в макушку. Щёки горят, а в штанах до противного мокро и липко. Он тянет за конец верёвки, освобождая запястья Минсока — и тот поворачивает голову, улыбается неловко и смотрит на Чанёля с искренней благодарностью. Чанёль чувствует себя идиотом, но улыбается тоже и смущённо утыкается Минсоку в плечо.