Холодно

Холодно. Холод сковывает тело, подчиняя себе все движения, и даже мысли о том, чтобы пошевелить хотя бы пальцем, кажется, двигаются слишком медленно, чтобы эта команда могла дойти от мозга, не замёрзнув на середине пути. Где-то в уголке сознания притаилась боль, но холод и её загоняет всё глубже, обволакивает облаком морозного пара и не даёт пошевелиться, не позволяет вырасти и заполнить собой всё. Пожалуй, Арно был бы даже благодарен за это холоду, если бы ледяное оцепенение не сковало все чувства так же, как сковывало всё остальное. Временами холод ненадолго отступает, и тогда чувства возвращаются, а вместе с ними возвращается память – отвратительная чёрная дыра, в которую страшно упасть, и в которую невозможно не провалиться. Там, в удушающей воронке воспоминаний, боль сперва вспыхивает ярко, до искр в глазах, а потом исчезает совсем, но стоять так, не чувствуя боли, ещё страшнее… Призраки-воспоминания мелькают перед глазами, цепляются за руки, врываются ладонями в грудь, норовя обхватить цепкими когтистыми пальцами сердце и тянуть, тянуть его куда-то, пока боль, страшнее физической, не заставит упасть обратно – туда, где царит холод. Но даже эти воспоминания – не самое страшное… Самое страшное – находиться внутри своего тела и смотреть своими глазами на свои же поступки, зная теперь гораздо больше, чем тогда, но не имея возможности ничего изменить… Холодно. *** В помещении арсенала царит полумрак, но даже того света, что есть, достаточно, чтобы рассмотреть спокойное, почти равнодушное лицо Придда. И только где-то в глубине светлых глаз притаилось недоумение: “Что мне хотелось бы знать, так это причину нашего поединка”. Это ведь можно понять, если вглядеться. Но Арно не вглядывается. – Господа, вы уверены, что не желаете помириться? Вот сейчас, сейчас можно всё исправить, только скажи, скажи, что ошибся… – Лично я уверен! – собственный голос заставляет вздрогнуть. Окружающий мир расплывается перед глазами. Холодно. *** – Это же Савиньяк! – Живой ещё… – А полковник?.. *** Солнце освещает тренировочную площадку. Генерал Ариго улыбается, а Йоганн и Норберт переглядываются, когда Райнштайнер произносит: – А потом мы будем есть телятину, а виконт Сэ – свою шляпу с любой из имеющихся у меня подлив. Пауза. Достаточно длинная пауза, чтобы выразить своё согласие, чтобы сказать, что готов слопать эту несчастную шляпу прямо сейчас и безо всякого соуса, но… Но этот, прошлый Арно так явно не считает, упрямо вскидывая голову и готовясь возразить. Придд не даёт: – Условия пари можно трактовать и так, что я не только должен принять участие в сражении, но и остаться до конца года подданным Талига. У шляпы виконта Сэ ещё есть время. Почему он в тот раз воспринял это, как насмешку? Почему он раньше не понял, что за этими словами? Валентину вовсе не нужна была эта номинальная победа, он хотел, чтобы Арно не шляпу съел, а на самом деле изменил своё мнение. Холодно. Как же холодно. *** …Прикажите вскипятить побольше воды… …бинты принесите… …нет, в ране застрял осколок, надо резать… *** – Вы помните, что в Двадцатилетнюю переходили на “ты” не только после брудершафта, но и по окончании серьёзного сражения? – Не помню, но почему бы и нет? Неожиданно крепкое рукопожатие ненадолго вытаскивает из холодного кокона, но Валентин тут же исчезает, и рука хватает пустоту. Холодно. Снова холодно. *** …слишком много крови… …врача, позовите врача! …я сделал всё, что мог… *** Кан – умница, не боится ни выстрелов, ни запаха крови вокруг. Арно весело салютует шпагой приближающемуся дриксу, прежде чем направить оружие против него. Один противник, другой, третий… Незаметно для себя он оказывается чуть ли не в самой гуще битвы, увлечённый сражением. Невдалеке вслед за одним из многочисленных выстрелов раздаётся лошадиных хрип – под кем-то застрелили коня. Виконт оглядывается и бросается туда, потому что рядом с мёртвым скакуном медленно, слишком медленно встаёт слишком молодой полковник с лиловым платком на шее. Скорее, скорее, только бы успеть! А вокруг больше нет никого их своих, зато дриксов – хоть отбавляй, и вся певучая радость битвы забыта, теперь они только мешаются, не дают пройти… Холодно. Слишком холодно. *** …состояние тяжёлое, но шансы есть… …если к утру не очнётся… …ты слышишь меня? Держись, давай, ты выкарабкаешься… *** Воспоминания исчезают как-то резко, все сразу, а вот холод никуда не делся, только стал ещё пронзительней. Арно оглядывается: позади него длинная извилистая дорога, покрытая толстой коркой льда. Это он там только что прошёл? Впереди – подвесной мост, он выглядит не особо надёжным, но зато за ним – обыкновенная земля, густо поросшая мхом. Виднеются какие-то деревья, цветущий кустарник, и солнце светит так ярко, что кажется очень странным, почему его света не хватает и на ту сторону, где находится виконт. Но это и не важно сейчас, важно – поскорее перейти туда и согреться, потому что если постоять тут ещё немного – ноги наверняка примёрзнут ко льду намертво. Внимательно глядя, куда ступает, теньент осторожно делает первый шаг. Мост шатается, но держит, и Савиньяк крепко цепляется на верёвки, служащие перилами, ускоряя шаг. Главное – смотреть под ноги, наступать точно на доски… Ещё один шаг, и он упирается в неожиданное препятствие. Поднять голову… – Валентин?! Что ты здесь делаешь? – Забавно, то же самое я хотел спросить у тебя. – Я… Иду на ту сторону. Там тепло, – вовсе не об этом надо говорить… Хотя кто его знает, о чём принято беседовать в столь странной обстановке? – Тебе нечего там делать, – рука Придда упирается в грудь в предупреждающем жесте: ни шагу дальше, теньент. – Я… Собирался тебе сказать… Арно столько всего собирался сказать, но сейчас слова, так охотно рождавшиеся, пока он бродил по собственным воспоминаниям, почему-то не идут на ум. Он встряхивается и решительно поднимает голову, встречаясь с прямым и серьёзным взглядом полковника. – Я хотел извиниться. – Я знаю. Я тебя услышал. – Как?! – Иногда ты очень громко думаешь. Уходи. Что значит “уходи”? Ведь он же извинился, разве нет? Всё же должно было измениться… Хотя бы теперь… – Ты злишься? Всё равно злишься? – впрочем, винить Спрута он не мог. Сам виноват. – Вовсе не… – Валентин почему-то медлит, глядя куда-то сквозь виконта. – Да, я злюсь. Так сильно злюсь, что не желаю видеть тебя здесь ещё по меньшей мере лет шестьдесят, так что уходи. Сейчас же! Внутри закипает злость пополам с горечью. Но злость – это хорошо, это хотя бы не так холодно. Арно резко выпрямляется, намереваясь идти напролом, но его мягко толкают назад, и через мгновение он вдруг оказывается на своей, холодной стороне. Мост опасно раскачивается, а Валентин смотрит очень печально, произнося: – Пожалуйста, уходи. Поверь мне хотя бы теперь: у тебя очень мало времени, чтобы вернуться. Почему-то холод перестаёт быть таким пронизывающим. Лёд под ногами медленно тает, когда Арно кивает и разворачивается. Путь назад должен быть очень долгим, но неожиданно заканчивается почти сразу… *** – Мэтр Лизоб, он очнулся! Арно растерянно хлопает глазами, пытаясь понять, кто очнулся, и тут же соображает, что это, должно быть, он сам. Шевелиться больно, тело будто онемело, но теньент всё равно поворачивает голову и видит перед собой одного из не слишком тяжело раненых офицеров, помогающих лекарю. Тот выглядит усталым и отчего-то радостно улыбается. – Ну, скажу я вам, живучая же вы порода! Чуть не с того света вернулись, говорят, после такого ни пуля, ни шпага не страшны уже. Точно, его же ранили тогда, в битве! Когда он увидел… – Скажите, полковник Придд тоже был ранен? Чего же он молчит и смотрит так странно? Не знает? – Полковник Придд был убит в бою. Его тело нашли неподалёку от вас. Убит. Ладонь рефлекторно сжимается, сгребая одеяло. Он не успел… – Что с вами? Позвать врача? – Нет, благодарю вас, я в порядке. Просто очень холодно.