Вот три трофея, которые дал нам космос, бесконечность вовне: ненужный героизм, дешевая комедия, бессмысленная смерть. Курт Воннегут
Рэдрик Шухарт 41 год. Сталкер. А как муравью с богом разговаривать? Здравствуй бог! Я тупое насекомое, но я очень хочу попросить тебя... Сделай что-нибудь! Чтоб все стало хорошо и правильно... Да, хоть правильно, на худой конец. Пи-пи-пи да пи-пи-пи. Я не в курсах, что такое хорошо, и, особенно, как это, когда правильно, но ты же Бог, ты догадаешься, да? Сначала черно было. Ни жара, ни озноба, ничего такого. Просто черно, словно ты вылез из подвала ровнехонько под полуденное солнце. «Домолился муравьишко» - обреченно подумал Рэдрик, - «вот тебе счастье, вот тебе: «милый мой, хороший, догадайся сам» . Жри - не обляпайся...» А потом начало прояснятся. Сначала серая муть, а потом громадное, словно туманом подернутое, жерло... Нет, вроде, не жерло, а помещение какое-то. Рэдрик ощутил себя, не полностью, но все-таки ощутил: ноги, руки, пузо, на которое словно слон наступил. Тренированное сознание заработало во всю силу, лепя из разрозненных обрывков, кривую-косую, но, определенно целую, картину. «Твою бога душу!» - он крякнул, кашлянул и попытался сплюнуть. Так это ж гараж! Дальше картинка начала в бешеном ритме выстраиваться сама собой. Но мозг не успевал за ней, копошился где-то в хвосте. - Что? Что там? – Встревоженный голос, тихий, как будто робкий. Рэдрик Шухарт уже забыл звук этого голоса, но узнал сразу. «Ах ты ж! Вот так... Дела!» - мысли были похожи на пьяную в умат компанию детей, которые пытаются выяснить кому идти каяться к мамочке первым, - «Твою ж... Да нет!» - Так, - раскатисто протянул Рэдрик, чтобы дать себе временную фору, - так... Стоим, тихо... Он лежал на дне колоши, свесив башку, и больше всего ему хотелось резко обернуться, подскочить и заорать что-нибудь... Яростое и бессвязное, счастливое и злое... «Так вот оно что! Так вот оно как работает!» Но надо было соображать быстро, нет, надо было соображать еще быстрее. «Пустышка. Полная. Мы вниз, а там... Сейчас надо...» Чуйка работала безупречно, как обычно на порядок лучше мозга. Рэдрик приподнялся, сел и огляделся. Все на месте. Точно как и было. Тендер дерганный, жопой елозит так, что калоша раскачивается. Все такой же. Не разъелся, не постарел. Туда–сюда башкой крутит, видно, что испугался. И Кирилл. - Кирилл, - проговорил Рэдрик Шухарт, чувствуя, как подкатывает к горлу, мешает дышать беспощадное и сладкое, - Кирилл. - Что делаем? – тихо переспросил тот. Глаза спокойные, тревогу прячет. Сильный, молодой... Все, точно как и было. - Сейчас мы с Тендером спустимся, - в голос вернулась чеканная уверенность, - ты следи за нами, если что никуда не двигайся, пока не скажу. - Я с тобой пойду, - Кирилл тоже не пальцем деланный, просто так его не отодвинешь. Всегда умел на своем настоять, - Тендер за водителя. - У нас договор какой был? – Рэдрик подался вперед, сощурил злые глаза, - в Зоне, что я скажу – то закон. Забыл? Кирилл не хотел отступать, но пришлось... Шухарт не стал на него смотреть: сердце и так бесилось и ныло. Не хватало еще увидеть боль и досаду Кирилла. «Я совсем его забыл. А вон он какой...» - отвернувшись, подумал Рэдрик, - «Теперь все точно будет хорошо и правильно. Светлый он, такой светлый, что внутри все ноет! Вот выберемся отсюда, и...» - Шевели задницей, - скомандовал он Тендеру. Вылезли из калоши и пошли. Все точно, как под копирку. И ведьмин студень отсвечивает, и вон она пустышка эта проклятая... - Так, не кипишуй. Стой! - Рэдрик огляделся привычно. Все вспомнил. И Паутину проклятую тоже. Вот она. Померцала с секунду и словно затаилась. «Сейчас все иначе будет, все по-другому» - такая внутри уверенность и радость полыхнула, что Шухарт аж задохнулся. Присел на корточки, взялся за край пустышки. И тут Тендер, идиот, прежде приказа, кинулся хвататься за другой конец... Оказалось второй раз ничуть не проще. Арчибальда было мучительно жалко, а с Тендером совсем хреново вышло. Вляпался в чертову паутину всем, чем мог. Рэдрик только рот успел открыть, да так и захлопнул. Теперь все. Если иначе нельзя, значит все правильно. Только стервозное сердце не унималось – бешено металось, колотясь о ребра, и мерзкую мысль: «Стервятник ты, Рэдрик Шухарт, как есть стервятник» Не удавалось отогнать. А так всё... Всё правильно. Раз другого выхода нет. «Ничего... Буду с этим жить» - подумал Рэдрик, старательно не глядя на Тендера, - «И не с таким жил... Я Кирилла угробил и ничего... А тут... Зато Кирилл живой теперь, живой! И все будет правильно!» Дотащили пустышку, установили на дно калоши. Кирилл молчал, сидел, сгорбившись, как будто его побили. «Ничего, обидки все забудутся» - успокоил сам себя Шухарт, - «Это Зона, сынок, это она сука. Здесь обижаться не на кого!» - Давай самый малый вперед. Будем выбираться! -Эх, а не так все и страшно, а? – восторженно зачирикал Тендер, - я-то думал, там ад, а нет! Страшно – не спорю, но ведь смогли! Сам от себя в восторге. Как же, как взрослый по Зоне пешочком прошелся. Рэдрик сам не понял, за что ненавидит сейчас так сильно и болезненно этого человека. И кто только пустил этакую несуразицу в институт? Ничего в Тендере хорошего нет. Мелкий, серенький, нелепый - совсем не интересный человечишко. Таких тысячи землю поганят. Жрут, гадят, детей таких же рожают. А зачем они? Да не зачем! Как плесень... Тысячи и тысячи плесневых грибов. А Кирилл он только один такой. Один. И Зона его вернула... Так разве ради такого счастья нельзя? Он заводил и заводил себя, совершенно теряя всякий контроль. Вот уже, при взгляде на восторженного Тендера, мелькнула мысль: «Правильно я сделал... Так и надо было!» И так легко стало, что хоть пой! И тут знаменитая чуйка Рэдрика Шухарта впервые дала сбой. Ощущая, как плющит тело неимоверной тяжестью, как хрустят, крошась, кости, как проклятая, невесть откуда взявшаяся в чистом месте, комариная плешь убивает разом всех, Рэдрик сообразил... Понял. Точнее мысль просто резким ударом проткнула умирающий мозг... - Пожалуйста... - просипел он, - ну пожалуйста... Как нашкодивший ребенок у сурового отца, попытался вымолить прощения. Сначала было черно. И не просто черно, а как будто темень была из камня. Плотная, глухая, не пробиваемая. - Ну, пожалуйста... - Эй, что там? Ты в порядке? Кирилл. «Я не знаю кто ты и что ты, но... Спасибо тебе, господи!» Он снова лежал на животе и пялился, невидящими глазами в утробу старого гаража. - Сегодня все отменяется, - не мытьем, так катаньем тебя, вот как! Редрик поднялся: онемевшее тело словно до сих пор чувствовало кошмарное давление гравитации. - В каком смысле? – Кирилл смотрел насторожено и постепенно мрачнел. - В таком, - прочистив горло, сурово отчеканил Шухарт, - сегодня все отменяется. Поворачивай калошу. - Объясни... - Ты договор помнишь? Пока мы в Зоне, что я скажу - то и делать. Без разговоров. Разворачивай, Кирилл, не доводи до греха! Так разозлился, что в висках зазвенело. Удобный аппарат – весь путь назад след в след повторял. Калоша медленно плыла в обратную сторону. Все молчали. Кирилл сгорбился у пульта, ни на кого не смотрел. Очень расстроился. «Ничего. Зато живой... Все живые!» - подумал Рэдрик, но облегчении не испытал. Тревога, как была с первой секунды, так никуда не делась, разве только усилилась, приближаясь к пику. «Не паниковать. Все идет по плану... Не может же...» Он не успел додумать. Слабенький, едва ощутимый ветерок справа... - Ах ты ж... - заорал так, что сам от себя оглох, - влево бери! Влево! Но Кирилл не успел. Никто бы не успел. Откуда она взялась там снова, эта чертова плешь? Не отпускала Зона. Ты, говорила, меня с кем–то попутал, Рыжий. Я тебе не Санта, чтоб за хорошее поведение тебе счастье в носок складывать. «Я понял... Понял тебя...» Ко всему человек привыкает, но к адской боли перемалываемого заживо тела – никак не получалось.***
«Я понял...» - когда чернота сменилась ярким солнечным светом и Рэдрик уже был готов. Внутри чужой какой-то, холодной и спокойной мыслью маячило «Выхода нет. Нет выхода». Ну почему же нет? Всегда найдется, если хорошо подумать. - Мы сейчас с Кириллом спустимся, - Рэдрик слышал свой голос словно издалека, через ватное одеяло, намотанное на голову, - Ты, Тендер, за водилу. Стоишь на месте, даже если земля под тобой загорится - стоишь, терпишь. Понял? Двигаешься только по приказу. Струсишь – с того света достану. Ясно? И пошли. Кирилл двигался шаг в шаг за Шухартом, и Рэдрик как будто слышал, как колотится его сердце, как кровь шуршит в сосудах, как тревогу перекрывает радость. Все они ученые такие... В ад пойдут, трясясь от восторга, потому что там НОВОЕ. Неизведанное. Он понял, что ничего, кроме отчаянной, почти болезненной и совсем неуместной нежности не чувствует. От нее, от этой нежности, все внутри как будто очистилось. Вонь ушла, гниль всякая. Отчаянье и тоска. Все разом, как будто мощной струей вымыло из внутренностей. - Погоди, - сказал Рэдрик, остановившись,- блох ловить с такой скоростью будешь. Кирилл встал как вкопанный. - Видишь что-нибудь? - Вроде все чисто? Нет? «Что, один я вижу эту чертову паутину?» - совершенно равнодушно подумал Рэдрик и шагнул через пустышку. - Давай, берись с той стороны, - скомандовал он, и улыбнулся, - раз-два, взяли... Ни треска, ничего. Разве что сердце разок сбилось с ритма. «Потому что я знаю, что она там.» И все. Кирилл весь сиял: довольный, заведенный по самое некуда. Уже видно, что весь в своих научных гипотезах, но старается держать лицо, хоть и ежу ясно, что внутри всего лихорадит. Рэдрик на обратном пути по сторонам не смотрел, все на него. Как будто никого другого в мире не было. Каждую черточку, каждую линию запоминал и впитывал. А дальше суета – дезинфекция, то да сё. Все разбежались кто куда. Рэдрик стянул костюм, выпил, как следует, и пошел в душевую. Мысли были самые нелепые. Как умирать изволите, господин Шухарт? В трусах, али в полной экипировке? Страшно не было, но умирать сильно не хотелось. «А вдруг пронесет?» - думал Рэдрик, сидя на лавке в предбаннике. Грязный весь, липкий от пота. Вонючий, как старая помойка. Надо было бы помыться, но если Кирилл голым смотрелся наверняка хорошо, то более нелепого зрелища, чем Редрик без штанов, придумать было сложно. «Нет, я все таки помоюсь, идите вы все...» - он стянул с себя куртку, рубаху... Попытался сам себе через плечо заглянуть, чуть шею не вывернул. Хоть бы что. Зараза! «Ты главное успей, успей пожалуйста!» Помедлил чутка, и взялся за ремень штанов. - Эй, сталкер! – чуть не в ухо, - от благодарного человечества тебе памятник нерукотворный и два оклада сверху. Веселый, глаза горят. Рэдрик не хотел, а разулыбался в ответ. Потому что опять нахлынуло, захлестнуло по самую маковку мощное и чистое чувство. «Живой ведь! Живой и жить ему теперь сто лет!» Даже глаза защипало. Чуть слезу не пустил. - Так, - Рэдрик поднялся, и властно так, без всяких церемоний приказал, - раздевайся. - В смысле? – оторопело захлопал глазами Кирилл,- зачем? - Мыться надо. Наукой воняет. Давай поживей, я тебя осмотреть должен. Ну что жмешься, как будто я девка. Чего я там не видел, а? Шальная, дурацкая идея. Прямо скажем, совсем не нормальная. Но кто запретит перед смертью-то? Хоть разок, хоть одним глазком? Пусть все эти прилизанные сволочи, хоть лопнут от возмущения. А смертнику нет дела, до их правил и приличий. Осмотрел. С пристрастием. Кирилл смешно так смущался, пытался выдержать равнодушную морду лица, но куда там – зарделся как девица. Хотя явно и сам не понимал, что в этом такого. Ну, рассматривает тебя голого мужик, и что? - Отлично, - вынес свой вердикт Рэдрик, и легонько шлепнул Кирилла по ягодице. Можно было и без этого, но как удержаться? - Красавец просто! - Ну ты... - возмутился было Кирилл, но не выдержал – рассмеялся, - дикий человек ты, Рэдрик Шухарт! И хлоп, в кабинке спрятался. - Слушай, - заговорил Рэдрик прижавшись лбом к матовому стеклу, - я тебя хочу попросить кое о чем, хорошо? - Все что хочешь! – отозвался все еще смущенно и весело Кирилл. - Если что со мной случится… Вода зашумела и тут же затихла. Кирилл высунулся мокрый, встревоженный. - Что такое? - Нет, я к слову, - Рэдрик заулыбался, махнул рукой,- так, на случай если что... - Нет, ты мне мозг не засоряй, что там «если что» у тебя случилось? – вылез полностью, забыл про смущение и прочее. Рэдрик на секунду опять засмотрелся. Как дурак ведь! Но внутри все, аж свело. Так что нельзя было не смотреть. - Не важно, слушай. Если что со мной случится, - встряхнулся, заговорил четко, без ужимок, - ты, пожалуйста, найди мою девчонку. Ее Гута зовут, в «Боржче» спроси, тебе подскажут. Сделаешь? Кирилл кивнул и хотел было опять завести песню про «Ой что, ой кто, ой куды бечь!?», но Редрик его за плечи взял, крепко стиснул пальцы и уставившись прямо в глаза, продолжил, тоном, исключающим всякие вопросы: - Ты можешь, я знаю. Сделай так чтобы она в Европу уехала. Вот прямо завтра. Она беременная, пусть там родит. Не бросай ее, договорились? Сделаешь? Молодец! Ухмыльнулся, притянул Кирилла к себе, и, смачно так, совершенно без предупреждения, поцеловал прямо в губы. И, что странно, даже прямо скажем, невероятно, пришел слабый, еле ощутимый ответ. Кирилл Панов, великий человек, ученый и все такое – целоваться не умел категорически - Такие дела, - как ни в чем не бывало, сказал Редрик, хотя сердце кажется застряло в горле, - я на тебя надеюсь. - Ред... - Давай мойся, потом поговорим! И пошел в предбанник. «Грязным – ладно, в морге отмоют, но без штанов умирать как-то глупо...» - подумал Рэдрик Шухарт. Застегнул ремень и сел на скамейку, прислонившись спиной к стене.***
Кирилл Панов 41 год. Профессор. Почетный член Академии Наук. Геофизик. Вот я и вернулся. Через столько лет… Но мне надо было сюда вернуться. Есть одно дело... Ладно, позже. Город теперь не узнать. Тебе бы Хармонт не понравился. Хотя откуда мне знать? Я толком не успел понять твои вкусы. В любом случае теперь здесь чисто. В Зону больше никто не ходит, только машины... Хотя, думаю, это бы тебя разозлило. Представляю себе тот шквал возмущения: «Машины? Да что они могут те машины! Зоне нужен особый подход.» Я не знаю, что там еще осталось, возможно, уже ничего. Но все еще изучают. Копают и вывозят. Все равно. У меня давно другие интересы. Как бы тебе попроще объяснить? Видишь ли, в какой-то момент, я понял, до чего нелепо, ничего не зная по-хорошему о своем доме, рвать жилы, изучая чужой. Это как, созерцая звезды, сломать спину, свалившись в яму под ногами. Возможно, дело в чем-то еще более простом… Но ты бы это слушать не стал, я уверен. С Гутой все замечательно. Ты ведь знал, как все выйдет, верно? Ты знал, что найду тебя в предбаннике, что все сделаю, как ты сказал. Только, наверное, ты не смог предусмотреть, что мне будет так больно. Что, когда до меня дойдет, что ты умер, я потеряю не часть души, а всю и разом. Я не рыдал, если тебе интересно. Не смог. Гута вот очень убивалась. Все слезы мира выплакала о тебе. И мои тоже. А я, видишь ли... Работал и работал. Потому что ничего, кроме пустоты у меня внутри не осталось. А работа вакуум очень неплохо заполняет. Так... Я все о себе! А между тем, это самая не интересная часть. Опустим. С Гутой все замечательно. Я быстро ее устроил в Париже, у одного знакомого ученого, стенографисткой. Она хоть и сопротивлялась, но как узнала, что это ты так хотел, сразу стихла. Нунан за ней увязался, ты извини, я ничего не мог с ним поделать. Он хоть и крайне рациональный человек, хомо-бизнес, так сказать, но тут вдруг как с ума сошел. Влюбленный мужчина такого склада, это как сверхмощная буровая установка. В общем, она его долго отгоняла, а потом вышла за него замуж. И я бы не стал ее винить. Так что теперь у нее устроенная жизнь. Все просто замечательно. Есть такой город Лион, вот там у них свой большой дом. С колоннами и садом. Роскошный дом, честно говоря. Я там бываю иногда, потому, что Гута упросила меня быть крестным ее дочки. Я ведь атеист по убеждениям, понимаешь? А она меня в церковь потащила…Но ведь это твоя дочь. Какие, к черту, убеждения? Так что, я весь свой атеизм отодвинул подальше, и теперь у меня есть крестница. Мария. Гута назвала ее в честь твоей матери. Она уверена, что ты бы так и сделал. Не исключено. Замечательная девушка. Учится на медицинском. У нее талант настоящий. Если б я был и в самом деле верующим, сказал бы: дар божий. Самых тяжелых на ноги ставит, а ведь всего лишь студентка второго курса. Не знаю, откуда в ней это, но есть подозрение, что «дети сталкеров» - это не только жуткая сказка для впечатлительных девиц. Но в Марии нет ничего страшного, а ровно наоборот. В общем, все хорошо, Редрик. Все правильно. Кстати... Мне позвонил мой старинный приятель. Тендера помнишь? Так вот он теперь в институте всем заправляет. Представь себе, нашли они тот самый «золотой шар». Или как вы его называли в своей компании? Завтра пойду, взгляну на него. По старой памяти. Я естественно не верю в байки про исполнения желаний. Я разумный человек. Но все равно внутри оживает что-то первобытное, крепко застрявший атавизм, который не дает мне покоя. Так что, только тебе скажу: У меня есть одно желание. И завтра я его загадаю. А там... Будь что будет.