Дайте ей глаза

Смотри вниз с разломанного неба, Следи за городскими огнями. Мой мир в одну милю высотой, Лучшее место этой ночью Хавок улыбается, глядя на людей, которые в настоящее время были для нее семьей. Она не помнит других, тех, которые были раньше. Которые находились рядом, заботились о ней, защищали, были ближе, чем кто-либо еще. Любили ее, быть может. Она думает об этом не так часто, наверное, потому, что понимает, что всё равно ничего не изменится, если она будет ломать свою голову, напрягая воспаленный мозг и теряясь в неизвестности и в том чувстве, когда кажется, что вот-вот о чем-то вспомнишь. Нет, не вспоминается. Хавок не знает, как оказалась в этом доме. Не понимает, зачем она нужна там, где не может сделать что-то полезное, не может помочь (даже убить, если это было бы нужным кому-то). Она мучима кошмарами, тёмными и болезненными, задыхаясь каждый раз при пробуждении, всматриваясь в черное пространство посреди ночи. Она не помнит даже своих снов. Лучше бы у нее забрали голос. Тогда бы она не кричала, когда очередное сновидение с легким признаком сумасшествия вонзалось в ее сознание. Но она научилась переносить всё молча. Даже если при этом приходилось зажимать рот собственной рукой в попытке приглушить тот вопль, издаваемый ночью в ее комнате. Она спит отдельно. Она не хочет, чтобы кто-то стал невольным свидетелем ее кошмаров. И ее медленного безумия. Она живет, постепенно свыкаясь с мыслью, что всё будет не так, как было прежде. Что больше ей не придется делать то, что ей никогда не нравилось, что было отвратительным по сути ее представлений и остатков моральных принципов. Она и хочет, и не хочет этого. И только когда понимает, что ей в жизни не вспомнить, что было до этого рубежа, до этой определенной точки ее нелегкого (и, быть может, даже нечестного) пути, то принимает еще одно решение. Она уходит от тех, кто стал для нее семьей, пусть и временной (как обычно, впрочем). Кто дал ей призрачное ощущение того, что она не одна, и что ее жизнь не проходит бесцельно. Хавок уверена в своем выборе; она списывает это на свое нежелание причинять кому-то неудобство. На самом деле она испытывает странное желание подобраться ближе к источнику Зла. Или она считает злом себя саму. Приземляться на холодные черные плиты. Сделай короткую передышку. Дыхание сбилось От хаоса и беспорядка Хавок садится в постели, когда дверь ее комнаты, где она живет одна, резко распахивается в темноте, и блондин грубо заговаривает с ней. Она знала, что подобное когда-нибудь произойдет. На ее лице отражается не удивление и – не страх, нет, – не немой вопрос, когда она встречается взглядом с голубыми глазами контрактора. Она лишь немного разочарована. И она устала. Она думала, что они придут гораздо раньше. Куда идут все эти люди? Почему я никогда не любил? Мужчина, женщина и кукла везут ее в аэропорт. Они собираются обследовать ее? Ей всё равно, и она лишь пожимает плечами и спокойно ждет очередного вопроса. Неужели они думают, что она может им помочь? Хавок устало откидывает голову на спинку сиденья в самолете и прикрывает глаза. Во рту сухо, и ей хочется пить. Но она не скажет ничего своему молчаливому спутнику. Ей пришлось много пить в своей недолгой жизни. И не всегда – воду. Дай мне свои глаза на одну только секунду. Дай мне свои глаза, чтобы я смог увидеть Всё, что я упустил. Дай мне свою любовь к человечеству Она выбирается из чемодана, куда блондин положил ее, и садится на заднее сиденье голубого автомобиля. В салоне чувствуется легкий ментоловый аромат. Хавок кутается в одеяло, накинутое на ее плечи, и смотрит в окно, видя там не мелькающие дома и улицы, а свое отражение. Дай мне свои руки для разбитого сердца, Те, что далеко и вне моей досягаемости. Дай мне свое сердце, когда-то забытое. Дай мне свои глаза, чтобы я смог увидеть Она смотрит вверх. Напряжение в воздухе растет. Ее сопровождающие немного нервничают, особенно девушка, сидящая на переднем сиденье. Хавок считает нужным сказать о том, о чем, быть может, они только догадываются. "Это он ... Это Черный Жнец". Она не ощущает абсолютно ничего. Она знает. Она смотрит, как блондин выходит из машины и начинает драться с ним. Следующая вещь, которую она помнит, это дымовая шашка, брошенная в машину. И всё темнеет. Выйдя на улицу, Вижу девушку, и наши глаза встречаются. Она делает всё возможное, чтобы улыбнуться мне, Чтобы скрыть то, чего не видно. Темнота. И голоса … Голоса, так напоминающие ей о тех, других, что были раньше. Которые были с ней рядом достаточно долго. Которые исчезли. Она не помнит, при каких обстоятельствах. Она лишь уверена, что в этом нет ее, Хавок, вины. Она хочет спать, спать и не видеть снов. Этот человек прав лишь для нее; Черный костюм и ярко-красный галстук. Слишком стыдно рассказать жене. Он без работы, Он выигрывает время Она открывает глаза и видит, что привязана к стулу. Она видит Хэя. Хэй ... Она помнит его. Помнит настолько хорошо, что может сказать, какое у него лицо, когда он сердится или когда он слегка расслаблен. Она различает мелкие морщинки вокруг его глаз и маленькую складку на лбу. Он озадачен и чем-то обеспокоен. Он нетерпелив и иногда дает волю эмоциям. Но только это не делает его хуже как контрактора. Может, в этом его сила. А, может, он и не контрактор вовсе. Куда идут все эти люди? Почему я никогда не любил? Он хватает ее за руки, спрашивая о Пэй. Она не знает ничего, да только он ей не верит. Он причиняет ей боль. Он ломает ей пальцы. Она не плачет, не умоляет его и только кричит. Она ждет. На двенадцатой минуте некого подобия допроса Хэй бьет ее наотмашь, отчего она падает на пол вместе со стулом. Видимо, Хэй понимает, что она и вправду ни при чем. Или даже если знает что-то, то всё равно не скажет. Наверное, ему хочется ее убить. Я был здесь миллион раз. Миллионы глаз. Просто иди мимо меня. Клянусь, я никогда не думал, что я был настолько неправ Он продолжает. Пока она не сдастся. Он готовит пищу и кормит ее. Даже когда ей вдруг становится смешно, он смотрит на нее, не отрываясь. Если бы Хавок не считала себя сумасшедшей, она бы решила, что в ней он видит Пэй. Значит, он совсем не изменился. И мне нужен еще один твой взгляд. Дай мне второй шанс, Чтобы понять, как ты видишь людей в их одиночестве Он набрасывает на ее плечи одеяло и уводит ее к чертовым Вратам Ада. Нет, нет … Пожалуйста, нет. Хотя краешком сознания, бьющегося бешеным импульсом в висках, Хавок осознает, что хочет этого – увидеть (хотя бы со стороны) то место, где когда-то она могла совершать те ужасные вещи, из-за которых теперь ей не спится по ночам. Но не ощутить того, что было тогда, раньше. Небо над головой – тёмное-тёмное, воздух словно застыл, и она не чувствует ветра, который касается ее кожи. Она ни за что не пришла бы сюда сама и не посмотрела бы туда, откуда ей пришлось выбираться когда-то (очень давно, конечно, ведь именно это говорит ей ее сознание). Хэй не принуждал ее против воли, но заставил взглянуть правде в лицо и не отводить взгляда. И Хавок не отводит и смотрит вдаль какое-то время, пока ее не начинает трясти. Она распахивает глаза широко-широко, уставившись взглядом на раскинувшееся перед ней пространство, хватается руками за проволоку, сжимая пальцами, отчего на коже остаются заметные следы. Полузабытое чувство некой силы, ощущения сверхвозможности наполняет Хавок помимо ее воли, и она боится, что всё повторится по второму кругу. Дай мне свои глаза на одну только секунду. Дай мне свои глаза, чтобы я смог увидеть Всё, что я упустил. Дай мне свою любовь к человечеству Она падает на колени и прижимает к себе руку со сломанными пальцами. Она плачет. Она совсем не хотела, чтобы было именно так и никак иначе. Она лишь думала, что сможет помочь, быть может, последний раз в своей жизни. И осознавая, что кошмар воплотился в реальность, чувствует, как сломанные пальцы больше не болят. Дай мне свои руки для разбитого сердца, Те, что далеко и вне моей досягаемости. Дай мне свое сердце, когда-то забытое. Дай мне свои глаза, чтобы я смог увидеть … Хэй говорит с ней успокаивающе, поднимает и уводит подальше от Врат. Хавок не хочет принимать происходящее, не хочет убегать и не верит заверениям Хэя, что на расстоянии от Зоны ее способности пропадут снова. Но блондин догоняет их. Он уже близко. Дай мне глаза! Господи, дай же мне их! Всё, что я не увидел. Дай мне руки Для разбитого сердца, Протяни мне свои руки. Господи, дай мне глаза! Она падает, чувствуя, как ледяные копья пронзают ее грудь и как кровь струится по телу. Она падает и тут же ощущает, как руки Хэя подхватывают ее, не давая коснуться мокрого асфальта. Вернувшаяся сила притупляет боль (и она сама довольно терпелива), и Хавок находит в себе силы поднять руку и коснуться его лица. Наверное, так он смотрел бы на раненую и обессилевшую Пэй (хотя Хавок и сама не верит в то, что думает). Или на ту, что, дав надежду, забрала ее снова. Она сожалеет лишь о том, что не смогла ему помочь. Хотя, может, здесь больше разочарования, чем видимой неизбежности. Агатовые глаза глядят в ее душу, пронзая словно кинжалом. Хавок улыбнулась бы, если бы это всегда давалось ей легче, чем обычно. Хэй никогда еще не выглядел таким растерянным. Она хорошо это помнит. Лучше бы у нее забрали жалость.